– Гражданка Чуковская, что вы можете сообщить мне о происшествии в «сотом»?
– А какое происшествие? Убирала, как положено. Лежала какая-то в палате, так я к ней и подходить боялась. Затем она начала орать, я вышла и доложила дежурной. Всё!
Штатский задал еще несколько вопросов. Но Лида держалась роли туповатой и ничего не понимающей особы – насмотрелась в общежитии на таких, вчера приехавших из деревни! Штатский с прищуром взглянул на главврача.
– Я понятия не имел, что она беспартийная! – почти в истерике выкрикнул главврач. – Договаривались, как обычно, кого-нибудь из сознательных на подмену. А прислали…
– Разберемся, – пообещал штатский. – Ну что ж, Николай Иванович, к вам претензий не имеем. А ты, – тут он обернулся к Лиде, – для начала подпишите вот здесь, подписка о неразглашении. И чтоб тебя тут духу не было через пять минут – собирай манатки! В госпитале доложишь, что нам не подошла. И помни, что разглашение – уголовно наказуемо. Свободна!
Лида шла по улице Декабристов. Моросил дождь, но она не замечала. В ее воображении вставали ужасные картины.
Например, регулярная проверка лояльности. Когда дежурный капитан ГБ подключается к твоим мозгам – и от него ничего не укрыть! Все твои личные тайны, маленькие секреты – достояние кровавой гэбни. Которая будет оценивать, что тебе за это положено!
А что положено? Лояльным – бессмертие, а что-то позволившим себе – в доноры, отдать свои тела «более достойным»? Так вот зачем коммунистической власти культ физкультуры и спорта, чтоб было здоровое тело! Для того из партийных товарищей, которого признают заслуживающим, в нем твое место занять!
И ведь при этом – любая оппозиция, не говоря уже о сопротивлении, будет мгновенно выявляться и уничтожаться! То есть большевистский режим обретет стальную устойчивость. При вечном товарище Сталине и прочих вождях!
И не только внутри страны. Господи, а отчего это даже папа римский стал таким другом СССР? А разбитая Германия и не помышляет о мятеже? И даже в США не решаются поставить советское быдло на место?! У них умер прежний президент, Стеттиниус – отчего? А сколько проживет новый? То есть Советы на пути к реальной власти над миром – если уже не захватили? Отчего Макартур, генерал и герой, шагнул в окно – неужели он увидел и понял?
Господи, это даже не диктатура! Даже Гитлер не мог контролировать мысли своих граждан. А Советы, значит, смогут – и любой протест, несогласие против них, даже в мыслях, будет обнаруживаться и караться! Неблагонадежен – и в доноры тел тебя, без всякого суда! Преступление в мыслях – мыслепреступление – будет даже не влечь за собой смерть, а само являться смертью: если ты что-то не так мыслишь, значит, не имеешь и права жить!
Что это – продмаг? В кошельке нашлась четвертная. Бутылку «сучка» пожалуйста![61] Продавщица взглянула с удивлением – Лида была единственной женщиной в очереди, но спорить не стала. Лиде же было плевать, что подумают – она тут же открыла бутылку и приложилась из горла. Теперь не «оседлают»!
Только не сдаваться! Внутри этой страны надежды нет – значит, надо чтобы узнали иностранцы. И объявили наконец войну этой проклятой власти – пока свобода в этом мире еще есть!
Из оперативных донесений
…объект «Вобла», придя на работу в состоянии алкогольного опьянения, в ответ на замечания старшей по смене, ответила нецензурной бранью и высказываниями, которые можно трактовать как антисоветские. Была отстранена от работы с проставлением прогула, лишением премии и предупреждением, что за повторный проступок последует увольнение по статье.
Попыток установления новых контактов, в том числе с иностранцами, не замечено.
И снова Лида Чуковская
Все вокруг под контролем. Власть знает о нас всё! И внушает всем, чтобы ее любили. А те, которые без внушения, а сознательно – самые подлые и опасные!
И среди них те, кого Лида совсем недавно считала самыми близкими людьми, разделяющими ее взгляды, – отец и Анна Андреевна. Не иначе Лазарева в тот раз провела «проникновение», ведь ее слова были так похожи на гипноз – и еще целую сумку продуктов притащила, которые мы съели. Дефицитных, дорогих – с чего бы это? Значит, там было что-то подмешано! Точно, было – если отец и Ахматова сразу стали к большевикам относиться по-другому! А Лида почти не ела – вот что-то удержало дешевую подачку принять! А ведь жили несытно… с трудом тогда удержалась! Страшно представить, что было бы – вот съела копченую колбасу и лосося, выпила бы вино – и стала убежденной коммунисткой!
Только водка спасает. Но хватит ненадолго – двадцать один рубль за бутылку в день при зарплате триста тридцать в месяц. И Зинаида Павловна, змея, сучка – грозит: «Еще раз пьяной на работу придешь, уволю!» А со статусом «принудительно трудоустроенной» – это признание уже не тунеядкой, а саботажницей, то есть 101-й километр, в колхоз Красное Вонючкино загонят, самое дно! А трезвой прийти – в мозги влезут. Что-то слишком легко из дурдома отпустили, разбираться особо не стали – и правильно, зачем следствие учинять, если можно по-тихому и гарантированно в голову проникнуть, и ты уже «за Родину, за Сталина»?
Дочка, Елена, Люшенька… Сейчас учится в Москве, в университете – но всегда понимала мать. Однако и тут проклятая Совдепия, в лице Лазаревой, нанесла подлый удар – такие, как эта тварь, гораздо опаснее тупых палачей! Отец в Москве, Люша в Москве – и Лазарева там же, она в Ленинграде была наездом. Кто еще мог так повлиять на отца, что он категорически отказывается даже письма передавать – «Люшеньку тебе за собой в пропасть утянуть не дам». А впрочем, может, это и к лучшему – с учетом того, что сегодня будет?
Анна Андреевна – хотелось бы верить, что ей правили мозги. А не сама она предала, в твердой памяти и здравом уме. Только что вернулась из поездки на Север, была там в море на подводной лодке, которая топила корабли, несущие нам свободу! Получила за это медаль, и гордилась этим! Да еще собирается стихи о том написать! И даже не стала Лиду слушать, и от предложенной водки отказалась, высокомерно брови подняв. «Милочка, да вы пьяны – вон из моего дома!»
Лазарева говорила – что есть добро: существование населения этой проклятой богом страны, и армия, которая это существование оберегает. Значит, истина в том, что этот народ не должен жить! Пусть сюда сбросят атомные бомбы, оставят выжженную пустыню, чтоб после кто-нибудь заселил эти земли заново – зато мир будет спасен от кошмара копания в мозгах! Что сдохнут такие, как Лазарева – отлично! Отец, Анна Андреевна – простите, но я вам говорила, кто не с нами, тот против нас. Люшенька, дочка – прости. Если есть тот свет, и мы там встретимся – я верю, что ты меня поймешь!
Было страшно. Что в голове уже копаются – и капитан ГБ уже прочел, что она собирается совершить. Тогда ее схватят на улице сразу. Но это все же лучше, чем не делать ничего и подчиняться, подобно барану!
Лида писала, тщательно подбирая слова. На вопросы соседок по комнате отшучивалась – новая повесть! Завтра вечером я вам ее вслух прочту – ну а пока потерпите. Не зная, что «завтра вечером» уже не наступит – по крайней мере, для нее самой. Запечатанный конверт она положила под подушку, чтобы никто не мог незаметно взять, вскрыть и прочесть.
Утром на душе было удивительно спокойно. Как у Жанны д’Арк накануне костра. Затем снова накатил страх – ведь для задуманного нужна ясная голова, пьянчужку и слушать не станут, если даже Анна Андреевна – «вы пьяны, вон из моего дома». И если как раз в эти минуты кто-то проникнет в мысли… но обратной дороги уже нет! Даже если сжечь, уничтожить письмо – при «копании в голове» чекисты узнают о том, что было в конверте. И тогда – та же смерть, но бессмысленная и ничего не предотвращающая.
Нет оружия. Нет знакомых иностранцев. Но не бывает и безвыходных положений! Придя в госпиталь, Лида проникла в кладовую, где среди прочего, как она помнила, стояла бутылка с бензином (как очищающее средство, пятновыводитель). Даже две бутылки – завхоз наш запасливая – это еще лучше! Лида сунула в сумку обе. А дальше был поступок, квалифицирующийся как «самовольный уход с работы», но это такая мелочь в сравнении с тем, что будет сейчас!
Консульство США на Лаврова. Только бы снова милиционер не подошел! За что ему меня хватать – идет женщина, ничего не нарушая. Сердце в груди замирает – вот подойдет, спросит и – «Гражданка, пройдемте, а что у вас в сумке?» Погода мерзкая, прохладно, ветер, дождик моросит – и удача, милиционер в будку зашел, меня не видит! Еще удача – у дверей на карауле американский солдат – красивый мундир, мужественное лицо, не то что наши уроды в форме!
– Я прошу встречи с послом! Или консулом – кто тут самый главный!
Американец быстро сообразил – встал на пути опомнившегося милиционера. Подбегали еще какие-то в штатском, но и из консульства выскочил кто-то, и через мгновение за Лидой захлопнулась дверь. Граница территории США – гэбне сюда ходу нет! Снаружи раздавались крики, шум. Наконец появился американец, явно из начальства. Представился – консул США в Ленинграде. Лида достала конверт.
– Здесь сведения, жизненно важные для судьбы всего мира. Прочтете, поймете. А теперь прощайте.
– Простите, мэм, не угодно ли вам представиться?
Лида усмехнулась. Назвалась и добавила:
– Может быть, я последний свободный человек в этой стране. Хочу такой и остаться. Но знайте – такие, как я, в России были! Для кого западная цивилизация и культура – не пустые слова!
Было бы плохо, если б ее стали останавливать. Но, наверное, такая убежденность (и обреченность) были в ее облике и словах, что американцы не препятствовали Лиде выйти наружу. Где уже ждало не меньше десятка гэбья, в форме и в штатском. Но она не достанется им живой! Подопытным объектом на бесчеловечные эксперименты.
В руке уже сжата тряпка, пропитанная бензином, и коробок спичек. Одно движение, прикрытое полой пальто, – чтобы дождик не погасил и ветер не задул. Вспыхнуло, обожгло руку – успеть бросить вниз, вместе с бутылкой бензина, разбившейся об асфальт!