– Спасибо вам, товарищи! – кричит Лючия. И зал аплодирует.
Официальный повод для приезда моей жены в Ленинград – как «отвлекающий» при операции с Л. Ч. Но у Конторы Пономаренко нет «балластных» миссий без нагрузки – если представился случай, отработать надо на все сто.
Тем более доказать, что советская мода самая передовая в мире. Что ей «какой-то там Диор»?
– Мой кабальеро, понравилось ли тебе? – спрашивает Лючия.
– Красиво! – отвечаю я. – Только за что ты так мини-юбки? Лет через пятьдесят так вообще все женщины поголовно будут в штанах – издали от мужика не отличишь, тьфу! Не «в бою и походе», а в городе, в мирное время. Даже в выходной.
Нева бурлит – четвертый день ветер с залива. Медный Всадник виден – к себе в «Асторию» возвращаясь, велел я здесь остановиться – и ноги хотелось размять, и поговорить. Все ж водитель и охрана в нашу Тайну не посвящены. А что прохладно и дует, так даже лучше – набережная пуста, потенциально опасных личностей нет. А что где-то рядом окажется снайпер, да еще с ночной оптикой – это из области фантастики.
– Во-первых, это безнравственно, – отвечает Лючия, – я хоть и русская коммунистка, но остаюсь и итальянской католичкой. Во-вторых, неудобно: узкая, все равно связывает ноги, ну а широкую и короткую носить невозможно, задирается легко.
И моя красавица озабоченно одергивает у ног платье и полы накидки, подхваченные ветром, – но все равно чулки мелькнули выше колен, ну чем не мини? На мой сторонний мужской взгляд, солнце-клеш на ветру даже эротичнее, непредсказуемостью, в сравнении с постоянством, как на пляже. Причем слышал это и от нескольких наших «воронежцев», в том числе от Вальки Скунса. Любопытно, а девушки это понимают?
– А в-третьих, – Лючия взглянула на меня лукаво, – знаешь, мой кабальеро, я бы все-таки надела «мини», в одном случае… Исключительно наедине с тем, кто мне симпатичен – чтобы показать, что я не против… Но никак не на публику, если только я не (итальянское слово, обозначающее очень неуважаемую женщину). И уж конечно, никогда не выставлю это на сцену! Но я могу сшить такой халатик, в котором буду встречать тебя дома. Ты этого хочешь?
– С перламутровыми пуговицами? – спрашиваю я в ответ.
– Как тебе угодно, мой кабальеро… Что?! Это категорический запрет или сравнение меня с той, из вашего фильма?
Вот только семейного скандала мне не хватает! Если вы думаете, что мы никогда не ссоримся, то ошибаетесь. Но быстро находим общий язык – ведь мы не имеем желания обидеть друг друга! А как легче всего успокоить любимую женщину – обнять и поцеловать! Ну что за мода на эти шляпки, широкие поля здорово мешают.
– Что же до брюк, во-первых, они идут далеко не всем, – продолжает Лючия, – вот представь, если талия низкая, короткие ноги? Или ноги колесом? Или форма не идеал, – тут Лючия рукой описала полукруг ниже пояса, – знаешь, я бы при этом выбрала все же красоту! Мой кабальеро, если в вашем времени женщины взяли себе не свойственную им роль, не захотели быть красивыми ради удобства – значит, было что-то не так. И мы надеемся это исправить.
Она смотрит куда-то вдаль, схватившись за шляпку, – накидку и платье отпустила, ветром треплет, облепляет, парусит за спиной. Образ как у Бегущей По Волнам – совсем не похож на женщину-комиссара в кожанке и красной косынке, какие, наверное, были здесь в семнадцатом, в такую же октябрьскую ночь, во главе отряда революционных рабочих. Однако же одно дело делаем, революцию продолжаем, которую Ильич начал тогда. Чтобы не было никогда эксплуатации, когда какой-нибудь Ходорковский или Ахметов присваивают себе труд многих, «а не будете работать, пошли все вон, найму узбеков», ну а после эти деньги куда хочу туда и дену, яхту куплю, или футбольный клуб, или в казино проиграю. Может быть, у социализма, особенно на закате его, было много плохого, но капитализм это еще хуже!
Ведь то, что мы делали сегодня – не только ради желания сделать наших женщин нарядными: у «инквизиции» не бывает ничего без тайного смысла. Программа-максимум – это отладить «мониторинг» общественного мнения: политические опросы это точно пока не для этого времени, так придумал Пономаренко механизм на чем-то внешне совсем аполитичном, как на женских шмотках, обкатать. Как быстро будут распространяться новые веяния, зависимость от цены, от социальных групп, от иных факторов? Насколько будут слушать «авторитет» – рекламу, фильмы, журналы? И – обработать это численно, тем же самым расчетным методом, которым в Севмаше считали всякие инженерные решения, для кораблей, а у Курчатова – его атомную кухню! Благо что метод универсальный. Ну а программа-минимум – это по сути то же самое, но ужатое до одного понятия, «стиль»!
В той истории мы свой шанс безбожно упустили. Подражая по стилю Америке – не только в одежде, во всем. Не создали свой стиль, даже на благоприятной волне наших побед и успехов, например, после первого спутника и полета Гагарина. А ведь чужой стиль – это как на ринге, «предсигнал», увидеть то, что еще не случилось явно, не сформировалось, лишь намечается! Ох, и результат же вышел из прочтения Пантелеймоном Кондратьичем наших книг по психологической войне и знакомства с социологией и маркетингом двадцать первого века! Нет, товарищи большевики тоже были великими мастерами пропаганды – но слишком у них все на классовую борьбу было завязано. А теперь – ждут мир веселые времена! Если опять по дури в унитаз не спустим.
– Мы изменим историю, – серьезно говорит Лючия, – и мода лишь индикатор. Который легко увидеть – насколько будет различаться она здесь и там? Даже если по вашим фильмам судить.
Цветочек ты мой итальянский, на вид больше на Незнакомку Блока похожа, чем на женщину-комиссара? Так слышал уже от Ани Лазаревой, «пантерочки мы – когда мурчим, клубком свернувшись, когда в горло клыками вцепляемся». А образ – он ведь меняться должен со временем. И мне, если честно, Незнакомка больше нравится, чем комиссарша, по крайней мере касаемо внешнего вида.
И мы посмотрим, на что тут будет похож СССР году в девяносто первом – сейчас мне тридцатник, все шансы, что доживу, если не убьют раньше. Интересно, каков будет «советский стиль» – и не только в одежде?
Историю повернем – иначе ради чего все? И зачем тогда жить?
Москва, квартира на Чистых Прудах
– Петенька, милый, это просто чудо! Спасибо тебе огромное – как я тебя люблю!
Катя с восторгом крутилась перед зеркалом. Пальто-накидка, как у самой Смоленцевой, цветное фото с обложки – и даже красиво, когда не застегнуто, полы разлетаются от движения или на ветру, платье видно – нарядное, шелковое, с пышной юбкой, хоть в Большой театр надеть! А было куплено и еще одно, повседневное – ситцевое, что шила сама, непрочным оказалось, на стул со щербиной сесть, уже нитки цепляются – ну значит, лишь летом надевать, на дачу или на прогулку, да и не по сезону в нем зимой. А «рабочее», тоже облегающий верх, юбка солнце-клеш – из плотной костюмной ткани. И фасон немного другой – застежка по переду до самого низа, как халат, можно под него блузку надеть, или даже тонкий свитер; фактически как легкое пальто или плащ, но выглядит как платье, как раз для каждого дня – материал прочный, темный, немаркий. Девочки в конторе от зависти умрут!
И шляпка, что сейчас Катину голову украшала – тоже как на фото, поля в ширину плеч, и с вуалеткой. Еще две пары туфель (не удалось выбрать, решили взять обе) и осенние полусапожки. Всякие мелочи, что носят под платьем. Сумочка маленькая и сумка побольше, на плечо – на случай, когда после работы забежать в магазин, ведь некрасиво будет с авоськой и такой нарядной? И зонтик модный складной, не длинная палка постылого черного цвета, что руку оттягивает и в автобусе можно забыть, а такой, что как раз в сумку поместится, а раскрытый лишь чуть-чуть меньше, и цвет васильковый, с белой каймой. Ведь придя в РИМ ну никак невозможно не закупиться на все деньги, что с собой были! А до зарплаты – как-нибудь доживем, не капитализм ведь?
– Этот фасон, и шляп, и всего прочего, называют «унесенные ветром», – сказала Людочка, – и ты так каждый день будешь ходить? В автобусе и метро, в магазин, в любую погоду?
Катя улыбнулась – в транспорте, чтобы не путалось, застегнуть можно и спереди, и с боков, а на улице пусть развевается, это даже красиво! Как на обложке, где Лючия Смоленцева рукой шляпку небрежно прихватывает – вот не бегает же она за ней, улетевшей, это и представить нельзя! Ну а мы, если сдует, и пробежаться можем, невелика плата ради красоты!
Людмила, перехватив восторженный взгляд своего Сенечки, нахмурилась и решительно увлекла благоверного в комнату, не забыв прихватить каталог РИМа.
– Ты не возражаешь, Кать, завтра верну?
Катя лишь царственно пожала плечами – ну какой разговор, мы же подруги? И к тому же здоровое соперничество – это стимул для саморазвития. Да и Люде давно пора купить себе «летящее» пальто, чтобы по моде выглядеть, и шляпка у нее старая, колпачком, как мамы наши носили еще перед войной.
Хотя до Лючии Смоленцевой нам обеим как до Луны. Ну так нас телевидение снимать не будет?
– Молодежь! – произнесла Мария Степановна. – Кстати, эти складные зонтики вывертываются легко, намокнетесь вы с ними. Так что старые не выкидывайте, тоже пригодятся.
А Петр Иванович, скромный инженер треста «Моспромпроект», молчал, глядя на жену. Прикидывал остаток финансов, как бы дотянуть до зарплаты. И вспоминал, что Катя сказала ему вчера вечером:
– Петенька, а вдруг завтра снова война? А я так и не похожу нарядной, как мечтала?
Лючия Смоленцева
Пресвятая Мадонна, ты прости меня, что я обращаюсь к тебе вот так, наедине! А не посредством святого отца в храме. Когда я спросила у своего мужа, верит ли он в Бога, то услышала – если Бог есть, то ему важны наши безгрешные дела, а не молитвы. Которые свидетельствуют лишь о принадлежности данного человека к Церкви – но если для нас на войне, беспартийный, совершивший подвиг за Отечество, достоин большего уважения, чем член партии, кто произносил лишь слова, то и Бог должен считать так же, если это высший разум и справедливость. И если Он всевидящий, то услышит твою молитву из любого места, не только из храма.