Александр Сергеевич Грибоедов (1795–1829). Государственный исторический музей (1829). Фото гравюры: Михаил Успенский, РИА Новости
В Москве Грибоедов пробыл два дня: прощался с матерью. Потом отправился в Тульскую губернию к сестре. По дороге заехал к давнишнему приятелю, С. Н. Бегичеву. Гостя у Бегичева, был все время чрезвычайно мрачен и наконец сказал: «Прощай, брат Степа, вряд ли мы с тобой более увидимся!» И еще пояснил: «Предчувствую, что живой из Персии не возвращусь… Я знаю персиян. Аллаяр-Хан мой личный враг, он меня уходит!»[126]
Не мог не понимать Грибоедов и еще одного обстоятельства: англичане, еще больше, чем персы, ненавидят его и предпримут все возможное, чтобы сорвать его работу, устроить провокации. Именно он, Грибоедов, юридически вывел Персию из-под английского покровительства. Именно он дал понять персам, что Россия не остановится в достижении своих целей и что она не боится ни персидской армии, ни английских союзников. Правда, в Тегеране русского посланника встретили с огромными почестями. Шах тут же наградил его орденом Льва и Солнца 1-й степени, все члены миссии получили богатые подарки. Грибоедов собирался выезжать из Тегерана в Тавриз, где располагалась русская миссия, но тут случилось непредвиденное.
Некто Мирза-Якуб, армянин, евнух, который прослужил более 15 лет при гареме шаха казначеем, ночью явился к русскому послу. Он сказал, что мечтает вернуться на родину. Грибоедов отвечал, что как министр русского императора он готов оказывать помощь и покровительство не тайно, не ночью, и если Якубу угодно, пусть приходит днем. И тот явился следующим вечером снова. И все же уговорил Грибоедова взять его с собой. Шах был разгневан поведением русского. Якуб в течение многих лет занимал при нем должность главного евнуха, знал все тайны двора, все подковерные интриги персидской политики. Такого человека отпускать было нельзя.
По нескольку раз в день к Грибоедову приходили посланцы шаха, они объясняли, что евнух не просто слуга, что это почти то же самое, что шахская жена. Грибоедов отвечал, что Якуб, на основании заключенного мирного договора, теперь русский подданный. И выдать его посольство права не имеет. А кроме того, Грибоедов, по просьбе того же Якуба, потребовал, чтобы из гарема Аллаяр-хана выдали двух пленных армянок, которые тоже захотели вернуться на родину.
Аллаяр-хан, известный своим коварством, хитростью и ненавистью к России, просил дать ему отсрочку на 5 дней, якобы это время нужно, чтобы все оформить как положено. На самом деле он стал готовить атаку на русскую миссию. Во главе заговора, помимо Аллаяра, встал верховный имам Тегерана Мирза-Месих. Он пустил слух, разнесшийся по всему городу, что Якуб ругает и порочит ислам, а в доме русского посланника силой удерживают женщин и принуждают их к отступничеству от ислама. Грибоедова, надо сказать, предупреждали, что готовится провокация, но он не поверил, что кто-то рискнет напасть на посольство русского императора. 30 января в тегеранской соборной мечети Мирза-Месих произнес пламенную речь, призвав отомстить за поругание ислама. Многотысячная толпа кинулась к дому Грибоедова. Караульные персидские солдаты разбежались, толпа ворвалась во двор, и первый жертвой стал Мирза-Якуб – ему отрезали голову. Казаки из русской охраны отстреливались около часа, но, когда у них кончились патроны, их зарубили. Из книги Василия Потто «Кавказская война»:
«По трупам этих людей убийцы бросились в дом, где было русское посольство. Там вместе с Грибоедовым находились князь Меликов, родственник его жены, второй секретарь посольства Аделунг, медик и несколько человек прислуги. На крыльце убийцы встречены были храбрым грузином Хочетуром. Он некоторое время один держался против целой сотни людей. Но когда у него в руках сломалась сабля, народ буквально растерзал его на части. Приступ принимал все более и более страшный характер: одни из персиян ломились в двери, другие проворно разбирали крышу и сверху стреляли по свите посланника; ранен был в это время и сам Грибоедов, а его молочный брат и двое грузин убиты. Медик посольства обнаружил при этом необыкновенную храбрость и присутствие духа. Видя неизбежность гибели, он вздумал проложить себе дорогу через двор маленькой европейской шпагой. Ему отрубили левую руку, которая упала к ногам его. Он вбежал тогда в ближайшую комнату, оторвал с дверей занавес, обернул им свою страшную рану и выпрыгнул в окно; рассвирепевшая чернь добила его градом камней. Между тем свита посланника, отступая шаг за шагом, укрылась наконец в последней комнате и отчаянно защищалась, все еще не теряя надежды на помощь шахского войска. Смельчаки из нападавших, хотевшие было ворваться в двери, были изрублены. Но вдруг пламя и дым охватили комнату; персияне разобрали крышу и подожгли потолок. Пользуясь смятением осажденных, народ ворвался в комнату, – и началось беспощадное избиение русских. Рядом с Грибоедовым был изрублен казачий урядник, который до последней минуты заслонял его своей грудью. Сам Грибоедов отчаянно защищался шашкой и пал под ударами нескольких кинжалов… Обезображенный труп его вместе с другими был три дня игралищем тегеранской черни и узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетной пулей…»
Понятно, что персидские власти могли остановить бойню. Но не сделали этого. Даже когда потом к месту трагедии пришла сотня солдат, оказалось, что они не вооружены. Резиденция была разграблена, ценные вещи и бумаги растащили. Причем, куда пропали секретные бумаги Грибоедова, установить так и не удалось. Иван Паскевич полагал, что все произошедшее отчасти является результатом внутридворцовых интриг правящей династии. Аллаяр-хан с помощью этого, видимо, хотел вовлечь шаха в новую войну с русскими. Паскевич же писал, что, скорее всего, к нападению причастны англичане:
«При неизвестности всех обстоятельств дела, можно предположить даже, что англичане не вовсе были чужды участия в возмущении черни, хотя, может быть, и не предвидели пагубных последствий его; ибо они неравнодушно смотрели на перевес в Персии русского министерства и на уничтожение собственного их влияния»[127].
Внешне, впрочем, англичане выразили возмущение. Английский посланник Макдональд предложил всем британцам, находящимся в Персии, переодеться в траурную одежду, он предъявил ноту протеста персидскому правительству, говоря, что история народов не представляет подобного ужасного случая, «когда бы миссия дружественной нации погибла среди совершенного мира, и притом в столице самого государя». Сами же персы об англичанах свое мнение уже составили. Один из адъютантов Аббаса-Мирзы во время персидского посольства в Россию рассказал русским такую притчу: «Однажды чертова жена со своим ребенком сидела неподалеку от дороги в кустах. Вдруг показался путник с тяжелой ношей на спине и, поравнявшись с тем местом, где сидели черти, споткнулся о камень и упал. Поднимаясь, он с сердцем произнес: “Будь же ты, черт, проклят!“ – “Как люди несправедливы, – сказал чертенок, обращаясь к матери, – мы так далеко от камня, а все же виноваты”. – “Молчи, – отвечала мать, – хотя мы и далеко, но хвост мой спрятан там, под камнем…»
Примерно так было и с Грибоедовым, добавил адъютант. Англичане хотя и находились в Тавризе, где располагались все дипмиссии, но «хвост» их все же был скрыт в русской миссии в Тегеране. То, что англичане получали информацию изнутри русской миссии, сомнений и правда не вызывает. Ворвавшаяся толпа словно знала, где и кого искать. Дальше англичане повели себя крайне странно. Когда, например, тело Грибоедова привезли в Тавриз, никто из английских дипломатов не выехал навстречу. Более того, они настояли, чтобы гроб даже не ввезли в город. Его поставили в маленькой загородной армянской церкви. Ни один англичанин туда не пришел. Единственный выживший после нападения на миссию человек – секретарь посольства Иван Мальцов – писал: «Признаюсь, что я такой низости никогда не предполагал в английском посланнике. Неужели и в том находит он пользу для Ост-Индской компании, чтобы мстить человеку даже после его смерти?»
За смерть Грибоедова полагалось Персию наказать, но Россия воевала с Турцией, к большому неудовольствию англичан, успешно. Хотя и тяжело. Поэтому начать войну с Персией не было возможности. Николай I не хотел «иметь на руках одновременно две войны». Глава МИД вице-канцлер Нессельроде писал Паскевичу, что «серьезное осложнение с Персией может повлечь за собою тяжелые последствия. Следовательно, в наших интересах его избегать». Военный министр Чернышов сообщал, что будет достаточно, если «Вы добьетесь любого удовлетворения… которого может требовать достоинство Империи, и сохраните в то же время мирные отношения с Персией, то, что в настоящий момент в высочайшей степени важно…».
А русская разведка тем временем провела свое расследование трагических событий. В Тавриз под видом купца, покупающего лошадей, был отправлен агент, азербайджанец по национальности, Али-бек, в документах именуемый Али-Юз-Баши. Он добился тайной аудиенции у Аббаса-Мирзы, который правил этой частью страны, и тот сообщил Паскевичу, что лично он против войны с Россией. Но он не смог повлиять на ситуацию в целом.
«…Все сыновья Шаха единодушно действуют против России и самыми сильными внушениями склоняют его к начатию войны; они стараются убедить отца своего, что Рос<сийский> император отнюдь не оставит без отмщения смерть своего посланника и воспользуется первым удобным к тому случаем. Следственно, истинные пользы Державы Персидской состоят в том, чтобы предупредить Россию, объявляя ей войну при нынешнем ее затруднительном для нее положении. Сыновья Шахские присягнули отцу вести войну собственными способами, не истощая казны его. Его Аббас-Мирзу звали они на совет в Тегеран, но он, под благовидным предлогом, уклонился от того, описал Шаху все бедствия, каких Персия ожидать должна от войны с Россиею, уверял его, что не должно опасаться мести Российского императора, ежели Двор Тегеранский будет действовать искренно и отправит в посольство для испрашения прощения, даже брал на себя исходатайствовать оное.