Лучше всех в той схватке проявили себя Барсик и Алекс. К слову, барс со временем смирился со своим именем, хоть и не без внутреннего сопротивления. В минуты затишья между боями наш шустрый муравьишка не упускал случая поддеть своего лохматого товарища, язвительно напоминая, что имя «Барсик» больше подходит домашнему мурлыке, нежели грозному воину. Обрывки их перепалок иногда долетали и до меня.
— Ну посуди сам, как это звучит, — Алекс, усевшись напротив барса, с притворной серьёзностью давил на самое больное. — «Перед вами — страшный и могучий… Барсик!» Смешно? Ещё как! А вот будь ты, скажем, «Острым Когтём» или «Клыком Погибели» — вот тогда да, дрожь бы по спине пробегала у любого недруга. А так разве что насмешишь до смерти противника, да и то не факт.
В тот же день Барсик подошёл ко мне, нахмурив брови, и потребовал новое имя — звучное, грозное, вселяющее ужас. Я только покачал головой, скрывая улыбку. Да, эти двое порой изводили друг друга, но в бою сражались, будто две половины одного целого, отточенные годами совместных схваток. Из двух десятков люпусов четверых они уложили вдвоём — и даже царапины не получили.
Когда же мы приблизились к знакомым местам, Алекс резко замер, подав сигнал остановиться. Благодаря своей реакции я удержался на спинке, но вот Этьен, ехавший позади, не успел среагировать и грузно шлёпнулся на землю. В последние дни он выглядел подавленным — стоило нам разбить лагерь, как он тут же принимался атаковать каждого с просьбой о спарринге. Со мной естественно не пытался, понимая тщетность, зато с Бородой сражался неистово. Если раньше он брал верх в девяти случаях из десяти, то теперь их силы сравнялись.
Леонард, впрочем, пообещал ему некое снадобье, но нужные травы нам пока не встречались. На расспросы о том, что же он задумал, старый алхимик лишь загадочно отмалчивался: «Увидите. Может, получится, а может, и нет — как приготовлю, так и дам».
Что любопытно, он и сам то и дело вызывал де Меца на поединки. Да и Барсик не отказывался померяться силой с двуногим — особенно после того, как проиграл первую же схватку. С тех пор он не пропускал ни одной тренировки, а всё потому, что рядом неизменно оказывался Алекс, язвительно комментирующий каждый его промах. И надо было видеть, как барс, стиснув зубы, рычал в ответ, явно выходя из себя, но всё равно возвращался — снова и снова.
— Алекс, в чём дело? — Я спрыгнул с блестящего хитинового панциря муравья-носильщика, пальцы непроизвольно сжимая рукоять шпаги. Холодный клинок сверкнул в первых лучах восходящего солнца, рассекая утренний туман.
— Много крови. Очень много. На два часа вперёд, — его усики нервно подрагивали, улавливая малейшие колебания воздуха.
Сейчас, судя по карте, мы находились в окрестностях города Франкфурт-на-Майне. В метрах пятистах от реки Майн. Я попробовал мысленно обратиться к медведю, но ответа не получил. Сделав несколько попыток, бросил это дело. Создавалось ощущение, будто бьюсь головой об стену.
— Так, народ, спешиваемся. Похоже, нас ждёт очередная встреча с контролёром.
Александр послал одного из своих на разведку. Пока мы медленно двигались вперёд, выстроившись колонной, формик сбегал до тех мест и быстро вернулся. Что-то прощебетав старшему. Тот сразу обратился ко мне.
— Артур, там идёт схватка. Причём шестой говорит — сражаются не подконтрольные, а обычные.
— Странно. Ладно, погнали туда. Возможно, у нашего косолапого друга проблемы.
Вновь усевшись, мы устремились к месту схватки. Подошли мы вовремя. Ещё издали я благодаря улучшенному зрению смог разглядеть творящееся там побоище. Такое ощущение, что каждый сражался сам по себе. Потому как какой-либо закономерности я не наблюдал. Ну, например, разделения по видам или ещё чего-то такого. В данную секунду мой знакомый урсус бился со своим сородичем, причём не уступающим ему в размерах, а недалеко от него два люпуса атаковали тигриса. Стая вулпесов атаковали леопардусов, а кабаны, вышедшие из леса при нашем появление направили клыки в нашу сторону. Кто на чьей стороне — не понятно, и кому помогать, а кого убивать — тоже.
К слову. Вот вроде оба мишки выглядят абсолютно одинаково, но почему-то я был уверен, тот, что слева, именно мой старый знакомый, с кем я свёл когда-то знакомство. Кстати, он стал в разы крупнее. Он и тогда вселял в меня страх, а теперь куда больше. Ладно, шучу. Я теперь мало кого боюсь. Если надо и с ними обоими справлюсь. Но это не точно.
— Народ атакуем мишку и всех тех, кто нападёт на нас сам. Других не трогаем. Пока что.
Расстояние, разделявшее нас с полем битвы, мы преодолели в считанные мгновения, намереваясь с ходу вступиться в сечу. Я, Алекс и барс выбрали своей целью урсуса, остальные же пока остались на позициях ожидая моей команды. В тот момент, когда мы приблизились, медведь зарычал, а в голове раздалось: «Не лезьте, он мой».
— А к кому можно лезть? — уточнил я, останавливаясь.
— Люпусов, аперов и вулпесов бейте. Они с ним. Тигрис и леопардусы со мной.
Далее ему стало не до разговоров удар лапы отправил медведя полетать.
Охренеть. То есть на поляне, где идёт сражение, получается, с одной стороны, мишка, тигр и два леопарда, а противостоят им двое изменённых волков, три десятка лис, и парочка кабанов весом под полтонны что бегут к нам. Как-то нечестно получается.
Развернувшись, я разразился серией команд.
— Алекс ты с парнями берёшь на себя вулпесов.
Я ещё не договорил, а они уже устремились в бой.
— Барсик, Этьен, Гард, Леонард, ваши кабаны.
— Фоули, Эйнар помогите тигрису.
— Артур! — голос Альберта, словно стальной клинок, рассёк грохот битвы.
Я мгновенно среагировал:
— Наставник вы со мной, пойдём мишке помогать. Не вывозит наш косолапый.
Мы бросились к эпицентру схватки, где исполинский медведь, наш будущий союзник, только что получил сокрушительный удар в висок. Его массивное тело на миг обмякло — ещё мгновение, и противник добил бы его.
Мой урсус представлял собой жуткое зрелище. Трёхметровый гигант с глазами, налитыми багровым безумием, клыками, достойными боевого кинжала. Его шкура была искажена странными биоморфными наростами, словно над ним проводили кощунственные эксперименты. В нескольких местах плоть отсутствовала полностью, обнажая пульсирующие внутренности. И всё же его противник, столь же чудовищный, явно не уступал в силе. Где так отожрались только?
— Берегись! — Альберт резким толчком отбросил меня в сторону, сам едва увернувшись от смертоносного взмаха лапы.
Лишь потом до меня дошло — это не была моя оплошность. Чудовище использовало какую-то псионическую атаку, либо затуманивая разум, либо нарушая концентрацию. К счастью, способность действовала точечно. Активировав ментальный барьер на полную мощность, я ринулся в бой, осознав, что страшно недооценил противника.
Зверь, не сумев достать меня, молниеносно переключился на Альберта. Но наставник, истинный виртуоз боя, совершил невозможное: стремительный кульбит влево с одновременным метательным движением. Узкий стилет блеснул в воздухе и с жалобным звоном отскочил от бронированной шкуры.
— Целься в глаза и горло! — прокричал он, едва уклоняясь от следующего удара, который снёс прядь его седых волос, но не заставил даже дрогнуть.
— Тогда зачем целились в нос? — парировал я, уже направляя потоки энергии по боевым меридианам, усиливая мускулатуру. С разбега я нанёс сокрушительный удар ногой по морде, что хоть и не причинило серьёзного вреда, но отвлекло чудовище.
Этих драгоценных мгновений хватило нашему союзнику. Очнувшись, он поднялся на задние лапы и всей своей чудовищной массой обрушился на противника, ломая ему хребет с хрустом падающего дерева. В этот миг мой ксифос вонзился в горло твари, а Альбертова шпага, окутанная сапфировым сиянием, пронзила грудь. Последний, предсмертный рык, отчаянный рывок — и мы отлетели, словно щепки.
Но зверю было уже не подняться. С его смертью звери перестали сражаться, перейдя в подчинение нашего мишки, хоть и осталось их не так много. За десять кровавых минут поле боя осталось за нами. Без невосполнимых потерь, но не без ран — особенно пострадал Альберт, лишившийся части скальпа и с множественными переломами рёбер. Лишь высшее зелье «Виты», которое Леонард успел влить в него буквально в последний момент, спасло наставника от неминуемой гибели.
Пока Лео вправлял кости, я осматривал поле боя. Что-то в этом медведе... Какое-то смутно знакомое безумие в глазах. Будто я уже сталкивался с подобными существами. Но где? Когда? Ответа не было — только холодный ветер шелестел в клочьях плоти на изрытой земле, да где-то вдали кричал ларум, словно насмехаясь над человеческой бренностью.
***
Когда последние отголоски битвы стихли, мы отступили к окраинам города, который теперь принадлежал «им». Чудны и непостижимы пути эволюции — некогда дикие звери, обретшие разум, теперь делили между собой бывшие человеческие земли, словно наследники после смерти старого короля.
— Скажи мне, мохнатый философ, — голос мой звучал холоднее зимнего ветра, — ты, вроде как, слыл существом думающим. Какого же «дьявола» вы здесь устроили? На кой вам эти междоусобные склоки? Разве у нас мало внешних врагов?
Медведь, тяжело дыша, зализывал глубокие раны.
— Тебе не понять, — пробурчал он, избегая моего взгляда.
— Что-что? — я всплеснул руками, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. — То есть, по-твоему, я — туповатый двуногий, а — ты — светоч мудрости? Серьёзно?
Он упорно смотрел в сторону. Ещё до начала этого разговора он прекрасно осознал — моё развитие ушло далеко за пределы его понимания. Дело было не в физической силе, не в остроте когтей и уж тем более не в знании человеческих бытовых мелочей. Всё решало «мировосприятие» — способность видеть полотно реальности целиком и принимать решения, выходящие за рамки инстинктов.
— Забыл, да? — продолжал я, чувствуя, как слова жгут горло. — Ты обрёл разум «вчера» по историческим меркам. И теперь, о «мудрейший», объясни мне, недостойному: куда подевалась твоя пресловутая рассудительность? Кто буквально недавно вещал мне о необходимости развития? И ты видишь этот прогресс в войне за клочок земли?