Мы успели уничтожить почти три сотни врагов, и когда офицеры поняли, что посылать больше некого, сами ринулись в бой. Вот тут-то пришлось отложить огнестрельное оружие в сторону. Потому как эти гады, употребив свои зелья, легко уклонялись от пуль, Тринадцатый и его спецотряд, введя шприцы с ИДЭ, выхватили плазменные клинки и вступили в бой. Сильно понадеявшиеся на свои эликсиры и не ожидавшие от нас подобной прыти, первые бойцы были сметены в считанные секунды.
«На стенах остались лишь контролёры. Уничтожь их», — решил я воспользоваться удачным моментом. Птицы, кружившие над замком, начали молниеносно пикировать и хватать людей, слишком сосредоточенных на битве и потому не сразу заметивших опасность сверху. Поднявшись на достаточную высоту, орлы сбрасывали их на ряды мертвецов.
Это стало переломным моментом в сражении. Чем больше они уничтожали контролёров, тем больше мертвецов замирало, лишившись команд.
Возникла короткая пауза, и я попросил её передать мне мысленный образ происходящего на поле боя. То, что там творилось, было истинным пиршеством для моих глаз. Наши войска перешли в наступление, начав теснить врага со всех сторон. Хотя теперь это больше походило на истребление, чем на войну, ведь враги практически не сопротивлялись.
Вот только от этой победы я ощутил горький привкус. От нашей армии едва осталась треть войска, и это я ещё преувеличиваю — скорее всего, куда меньше. Японцы были уничтожены почти поголовно, как и отряд Камиля. От стражей осталось не более двух десятков, причём они находились в весьма плачевном состоянии. Что касается зверей... Про них я вообще умолчу — там почти никто не выжил. Больше всего осталось формиков, и именно они сейчас занимались истреблением нелюдей. Алекс, кстати, выжил. И сейчас неистово рубил двуногих.
От созерцания меня отвлёк крик боли, а следом отрубленная голова объекта 72 упала к моим ногам. Пока я наблюдал за полем сражения, к нам в спину с донжона вышел отряд из сорока рыцарей в чёрных доспехах, полностью закрывавших их тела. Великаны не менее двух метров ростом с мечами и ростовыми щитами. Все явно находились под воздействием зелий, и... Меня посетила смутная догадка.
«Сканер, активация».
«Внимание! Опасность высокого уровня.
Обнаружен симбионт!
Цель подлежит немедленному уничтожению».
Проверив первых пять, я бросил в пустую рать энергию, и так понятно, что каждый, на кого я активирую сканер, покажет одно и тоже.
— «Всем внимание! — мой голос, усиленный ментальным импульсом, прорезал грохот сражения. — Эти такие же, как я! В бой — только элита Кантемира!»
Фоули, стоявший рядом, лишь усмехнулся, доставая свой клинок. Его глаза вспыхнули алым светом, когда он активировал боевые импланты.
— Фоули готов показать класс? — спросил я, ощущая, как энергия пульсирует по моим венам, наполняя каждую клетку адреналином и силой. Не дожидаясь ответа, я рванул вперёд, используя ускорение. Мои ноги оттолкнулись от земли с такой силой, что я взмыл в воздух, пробежал по вертикальной стене как по полу и оказался у врагов за спиной.
Приземлившись в гущу боя, я превратился в смертоносный вихрь. Мои клинки — меч и шпага — выписывали в воздухе кровавые узоры, оставляя за собой лишь отрубленные конечности и рассечённые тела. Каждый удар был точен, каждое движение — выверено годами тренировок.
В этом бою я не раз мысленно благодарил Хельгу. Сколько бы ударов ни обрушилось на мой доспех — ни один не смог пробить его. Это вводило противников в ярость, а моя ухмылка с каждым поверженным врагом становилась все шире, подливая масла в огонь их бессильной злобы.
Но победа далась дорогой ценой. Мы потеряли половину "Объектов". Какими бы совершенными ни были их тела — опыт реального боя нельзя заменить никакими тренировками в спортзале. Лишь тринадцатый и Фоули остались невредимыми, не получив ни единой царапины — живое доказательство разницы между тренированным воином и просто сильным телом.
— Враги! — внезапно закричал Ловкий, указывая куда-то вправо. Я находился в узком коридоре, ведущем в донжон, и не видел угрозы.
— Артур, иди! — крикнул мне Кантемир. — Убей их главного, а мы прикроем тебе спину!
— Держитесь, — усмехнулся я, — а то вся слава достанется мне одному! Ну а что? Не реветь же мне.
Моя шутка осталась без ответа — в тот же миг на них обрушилась новая волна атакующих. Но это были уже не люди... а нечто худшее. Мутировавшие звери, превосходящие самых страшных тварей, каких я только видел. Их клыки блестели в полумраке, когти рвали воздух, а глаза горели нечеловеческой ненавистью. Получается Капитул сделал свой аналог стражей.
Я рванул вперёд, в самое сердце тьмы, оставив за спиной крики сражающихся товарищей. Мой путь лежал в донжон — к тому, кто стоял за всем этим кошмаром. Убивая набегающих рыцарей, я шёл по скользким от крови ступеням и каждый шаг отдавался в висках нарастающей яростью. Я готов был разорвать его голыми руками, этого подлого кукловода, превратившего живых в марионеток...
Но что ждало меня впереди, превосходило самые страшные ожидания.
***
На большой земле в этот момент шла не менее кровопролитная война. Нелюдей было столько, что в какой-то момент личной гвардии короля Эдварда Х и самому монарху пришлось вступить в бой. Рядом с ним бился Азиз, как и его убийцы, пришедшие поддержать соузников. Были тут и люди из рода Анубис. Алхимики из ордена искателей истины и другие армии королевств, что вступили в союз.
Все понимали, что Адеода, как и её отец, похоже, сошли с ума, раз согласились истребить весь свой народ. И это было так, поскольку конца и края вражеской армии нелюдей не было видно. Почти двое суток проходил саженец, где мёртвым ночь не помеха. Только благодаря немыслимой отваге и духу они смогли одолеть врага. Вот только была эта пиррова победа. От тех, кто стоял на стороне живых, мало что осталось.
Азиз, сидя у трупа сына, от отчаяния не мог сдержаться слёз. Рядом с ним весь в крови и без левой руки стоял Харольд Анубис, потерявший сегодня двух сыновей.
Король Эдвард уже устал оплакивать потери, место скорби занял гнев. Ведь в этом бою погиб не только Фицджеральд, но и многие другие друзья и родичи.
Жертвой немыслимых потерь им удалось добить врага, и вот сейчас они стояли перед замком, в котором укрылись Генрих, Адеола и все остальные. И вроде бы патовая ситуация. Надо готовиться брать замок в осаду, да только ворота вдруг распустились, и из них выбежал небольшой отряд под предводительством сына Генриха Бомани, которого освободили верные ему люди, воспользовавшись суматохой.
Осаждающие войска с воплями вломились внутрь, вырезая всех подряд. Азиз, чьё сердце обливалось кровью потери любимого сына, лично зарезал Адеолу, перерезав ей глотку. Генриха убил Эдвард, пронзив тому сердце и следующим ударом отрубив голову. Так и закончилась их династия. В будущем по требованию монархов из истории вырезывали все упоминания б их роде, чтобы те канули в Лету.
На просторах Большой земли в тот час бушевала война, столь же беспощадная, сколь и кровавая. Полчища нелюдей, словно мрачная туча, обрушились на поля сражений, и вскоре даже личная гвардия короля Эдварда Х вынуждена была вступить в бой. Сам монарх, облачённый в доспехи, отливающие стальной скорбью, рубился плечом к плечу с верными мечниками. Рядом с ним, орудуя клинком с яростью обречённого, бился Азиз — предводитель тех самых тайных убийц, что если брали заказ, то всегда его выполняли. Умелые душегубы, мастера клинков и ножей, верные своей клятве, по просьбе Азиза присоединились к общему войску и сейчас бились из последних сил. Но с каждой секундой их становилось всё меньше и меньше.
Здесь же, среди дыма и воплей, сражались воины рода Анубис, их знамёна, изорванные в клочья, ещё трепетали на ветру. Алхимики из древнего Ордена Искателей Истины, облачённые в лёгкую и не привычную глазу броню, кидали в толпы мертвецво, камни «Солнечного огня» — новые гранаты алхимиков. Способные обратить плоть в пепел. Ко всем к ним присоединились армии прочих королевств, скрепивших союз перед лицом общего врага.
Все понимали: Адеола-мохнатая, как и её отец Генрих, явно лишились разума, согласившись предать род людской. И это было чистой правдой — ибо не было ни конца, ни края этой тьме, что надвигалась на них. Почти двое суток длилась резня, где мёртвые не знали усталости, а ночь не была помехой. Только немыслимая отвага, подкреплённая последними каплями надежды, позволила им устоять.
Но какой ценой?
Победа оказалась пирровой. От тех, кто сражался на стороне живых, остались лишь жалкие осколки былой мощи.
Азиз сидел у тела сына, и его пальцы, запачканные кровью, бессильно сжимали холодную руку павшего. Отчаяние, тяжёлое, как свинец, вырывало из его груди беззвучные рыдания. Рядом, весь в ранах, истекая алыми струями, стоял Харольд Анубис — лишившийся не только левой руки, но и двух сыновей, чьи жизни унесла эта бойня.
Король Эдвард уже изверился в скорби — её место заняла холодная, всепожирающая ярость. Ведь сегодня пал не только Фицджеральд, его верный друг, но и десятки других — родичей, соратников, тех, чьи голоса ещё вчера звучали в королевских чертогах.
Ценой невообразимых жертв враг был повержен. И теперь они стояли у врат замка, за которыми укрылись Генрих, Адеола и их последние приспешники. Казалось, наступила патовая тишина перед новым витком бойни — но вдруг тяжёлые ворота со скрежетом распахнулись.
Из них вырвался малый отряд под предводительством сына Генриха Бомани — того самого, что был освобождён из заточения верными слугами в хаосе битвы, куда угодил благодаря своей сестре.
И тогда осаждающие, с рёвом ярости, ворвались внутрь.
Азиз, чьё сердце разрывалось от горя, нашёл Адеолу и лично перерезал ей горло, дабы её последний вздох стал музыкой его мести. Генрих пал от руки Эдварда — король пронзил его сердце, а затем, одним точным ударом, отделил голову от плеч.
Так пала их династия.