Безногий уже умер. Наверное, он умер уже пару часов назад. А его товарищ без руки еще жил, хотя окружающий мир уже не воспринимал, да и жил он за счет того, что пока еще билось его сильное выносливое сердце. Судя по обилию рвотных масс, мужики сильно отравились.
— Может, в больницу? — спросил Бессонов, но сидевший на корточках Васильев отрицательно покачал головой.
— Все, и этот отошел. Бутылки узнаешь?
— Да, это они. С того самого склада возле деревни Сходы. — Васильев обернулся к оперативникам: — Шаров, Олег! Пусть бутылки заберут, осторожно — содержимое сохраните. И на экспертизу. Отправь кого-нибудь из своих, пусть установит личность погибших.
— Уже занимаются, — кивнул подошедший Шаров. — Наши они, я их в лицо помню. Примелькались на базаре. Месяца два назад вернулись комиссованными из госпиталя. А тут никого из родственников, ни угла. Один сторожем пристроился, второй с ним подружился, у него ночевал. Так на одну зарплату, наверное, и жили. Да на пенсию по инвалидности.
— Да, судьба, — вздохнул Васильев и поднялся на ноги. — Воевали, ждали победы, ждали, когда родные места освободят, а она к ним, судьба-то, спиной в полный рост. И как же они этот склад разнюхали? Наверное, рядом он совсем. Молох про здание насосной станции говорил. Вот это она и есть, судя по городской довоенной схеме. Где-то должны быть резервуары под ней, наверняка там и прячут бутылки с вином.
— Слушай, Леша, — Бессонов подошел к напарнику и взял его за локоть. — А мне не нравится такое развитие событий. Делают запасы вина, от него люди мрут. В том образце, что мы привезли тете Глаше в лабораторию, никакой отравы не было. Или она просто не нашла ее из-за мизерного количества материала?
— Давай искать, а потом уж выводы делать будем.
Полтора десятка солдат и несколько офицеров Ровенского управления НКВД начали методично обходить и буквально ощупывать руками развалины в пределах квартала возле разрушенной водонасосной станции. Капитан Бессонов отобрал для этого только тех людей, кто сталкивался с взрывными устройствами и имел опыт разминирования. Он не предполагал, что его подчиненные будут сами разминировать, случись им столкнуться с настоящими минами. Для этого пришлось бы вызывать саперов и ждать пару суток, пока те обследуют нужный участок развалин. Сейчас главное — время.
Им повезло, мин не было. Наверняка националисты сами боялись подорваться, когда бы им пришлось активно пользоваться этим тайным складом. А нашел его все тот же неугомонный Олег Шаров.
— Товарищ капитан, идите сюда! — позвал он, опустившись на колени и сдвинув фуражку на затылок с взмокшего лба.
Бессонов и Васильев присели рядом с ним на корточки. Перед ними, в груде битого кирпича возле окна подвального помещения, виднелся железный щит. Верхняя часть листа была почти идеально подогнана под полукруглый проем окна. Каким чудом Шаров сумел разглядеть в этой куче хлама стальную проволоку, которой были перевязаны куски кирпича и отдельные обломки досок, было непонятно.
— Смотрите, они же держатся все на проволоке, — потрогал кирпичи Васильев. — Если лист отодвинуть, влезть в это окно и закрыть за собой проем щитом, то весь хлам снова прикроет большую часть щита и все снова будет выглядеть как гора мусора. Хитроумно, маскировка идеальная.
— Давайте-ка еще раз внимательно посмотрим, нет ли здесь проволочки, которая тянется к взрывателю фугаса, — нахмурился Бессонов.
— А я предлагаю поискать еще одну лазейку, — подсказал Шаров. — Очень я сомневаюсь, что инвалиды-фронтовики могли двигать всю эту массу битого кирпича. Может быть, это и есть основное окно или люк, который себе подготовили устроители тайника, но те, что лежат там мертвые, явно добирались до вина другим путем.
Снова все разошлись в разные стороны и стали осматривать развалины чуть ли не на четвереньках. Наконец Бессонов нашел то, что и предполагал. Осыпавшаяся часть битого кирпича образовала небольшой лаз, который пьяницы прикрыли старой выломанной когда-то взрывом дверью. Сейчас рисковать не стали и, набросив на дверное полотно петлю, потянули его из-за угла веревкой. Заминировано не было.
Шаров, который был в плечах уже и ростом пониже Бессонова и Васильева, вызвался пролезть вниз первым. Повесив на пуговицу гимнастерки фонарик, он сунулся в лаз вниз головой. Прошуршали камни, что-то с шумом посыпалось, Шаров со стуком спрыгнул на какой-то деревянный ящик и громко позвал:
— Ох, мужики и помучились, пока в первый раз спустились сюда. Вы видите там шнур наверху? Он к корзине привязан. Я думаю, мужики кого-то маленького и не слишком языкастого сюда спускали, и он им заполнял корзину бутылками, они поднимали наверх, брали сколько надо, а остальное возвращали назад. Спускайтесь, здесь уже безопасно. Только еще фонарики возьмите. Темно, как у негра за пазухой.
Когда офицеры спустились вниз и зажгли еще два фонарика, то увидели перед собой не просто груду ящиков с бутылками вина с уже знакомыми этикетками. Они увидели длинный верстак, на котором стояли бутылки с вином. А еще там стояли бутылки со странными растворами, лежали резиновые перчатки, большие шприцы. Васильев не удержался и присвистнул:
— Ничего себе, подвальчик мы откопали. Да тут помимо склада еще кое-что.
Он подошел к верстаку и принялся рассматривать бутылки и оборудование.
— Не трогай ничего, — приказал Бессонов.
— Как приманку оставим? Тогда за этим местом нужно установить хорошее наблюдение. И иметь возможность каждую машину, что тут загрузилась, сопроводить до пункта назначения.
— Посмотрим. А вот образцы этой дряни, которую они тут в бутылки закачивают, надо взять. Сколько, по-твоему, они могут в день отравить бутылок?
— Судя по тому, что тут три пары перчаток, я думаю, работали втроем. И вот эти ящики, что сложены возле стены, наверное, уже отравлены. В принципе, процедура простая. Разводи яд до нужной консистенции и набирай шприц. Потом вводи в бутылку. Им тут работы вразвалочку на несколько дней. Вот и считай, сколько у нас осталось до времени «Ч». Заминировать бы все это к ядреной бабушке.
— Ну, развзрывался! Нам доказательства для суда нужны. Речь идет об осуждении целого движения, преступной организации, которая недалеко ушла от своих хозяев — германских нацистов.
Коваленко поднялся и одернул пиджак. Вместе с Плужником в комнату вошел и подрайонный руководитель ОУН Степаненко, имевший подпольный псевдоним Бригадир, и еще двое старших офицеров организации.
Плужник показал на Стоцкую. Степаненко подошел к ней, внимательно вглядываясь в лицо:
— Вот вы, значит, какая, несгибаемая Алевтина Стоцкая, — проговорил он.
— Откуда столько поэтики? — удивилась женщина.
— Ну, к этому приложил руку наш Василь Коваленко. Он вас расписал так, что вами сразу хочется гордиться и ставить в пример всему украинскому народу. Значит, Семен погиб на ваших глазах.
— Какой Семен? — не поняла Стоцкая и недобро прищурилась. — Тот подонок, которого я придушила в подвале?
— Ну-ну, — поморщился Степаненко и переглянулся с Плужником. — Это был всего лишь связной и, видимо, не очень надежный. Не будем о нем говорить. У вас было полное право ему не доверять и подозревать в измене. Нам еще самим предстоит разобраться с этой историей. А мы в тот день потеряли своего надежного товарища по борьбе — Семена Мосоленко. Он в наших рядах несколько лет, столько всего прошли вместе. И теперь, значит, пал друг от пули комиссаров.
Стоцкая не стала возражать, только обернулась и посмотрела в глаза Коваленко. Тот не отвел взгляда, только моргнул согласно.
— Вы вот что, Алевтина Николаевна. Будем считать, что первую проверку вы прошли. Мосоленко вас в лицо знал, он говорил, что вы с ним встречались еще при немцах, когда вы служили переводчиком в СД.
— Я не разглядела его лица там, в развалинах. На нем была шляпа. А потом нам пришлось уносить ноги. Возможно, мы и были знакомы. Так каким вам видится мое будущее?
— Да, будущее… — Степаненко взял доверительно женщину под руку и повел по комнате. — Вы знаете русский, немецкий, у вас хорошее образование. Мы решили поручить вам пропагандистское направление. Это и разработка листовок, и информирование населения о наших целях и задачах, пропаганда во время и после различного рода акций, направленных против советской власти. Мы посвятим вас в наши первоочередные планы, чтобы вы начали подготовку, так сказать, творческого характера. Вы согласны? Не важно, кто и чем занимается, главное — наша общая борьба за вильну и незалежну Украину. Я распоряжусь, вам подготовят комнату для жилья, покажут рабочее помещение.
Когда руководители ушли, Стоцкая подошла к Коваленко.
— Вы что? Сумасшедший или сволочь? Какого черта вы разыгрываете спектакль с моим участием, не предупредив меня.
— А вы на меня не орите, — прошипел Коваленко. — Это вы тут в почете, героиня… А мне что делать? Я вел вас на встречу, а представителя штаба арестовали прямо на месте. А тут вы еще с вашими нервами. Какого черта вы придушили парня? Он-то в чем виноват? Если бы он был предателем, нас бы всех повязали еще там, в подвале.
— Запомните, Василь Маркович, — глаза Стоцкой стали узкими, как щелочки, и злыми, как у дикой кошки. — Я не терплю темных дел за моей спиной. И необдуманных поступков в мой адрес. Вы хотите меня подставить, чтобы мне не поверили здесь? Так какого черта вы меня сюда привели, зачем вообще подобрали на улице? Я, может быть, уже линию фронта перешла бы. Одним словом, запомните, вы оговорились, вас не так поняли, вы точно не знаете, вам показалось и тому подобное. Но я подтверждать не стану, что этот ваш Мосоленко был убит на моих глазах. Обещаю молчать до поры до времени, если снова не возникнет разговор на эту тему. Сама его поднимать не стану. Забыла я о нем уже, понимаете?
— Да, понимаю, — кивнул Коваленко.
Костя Пономарь лежал на кровати поверх одеяла, прикрыв лицо кепкой. Вчера они опять возили в ящиках вино за город. Сначала доставали его из заброшенных винных погребов возле сгоревшей деревни, потом везли в лес и делали закладку.