— Олешка, слышь, подымайся, внучек.
— Че, деда? — прогнусавил мальчишка лет десяти, норовя снова натянуть на голову лоскутное одеяло, которое с него стягивал дед.
— Олешка, в село скакать надо! Беда у нас, бандиты пришли, много их. Надо предупредить начальство в районе. Поскачи, Олеша, я тебе Огонька выведу.
Упоминание о коне, о том, что на нем можно будет куда-то скакать одному, без деда, разогнало остатки сна. Мальчишка высунул вихрастую голову из-под одеяла, посмотрел на деда, еще не понимая, верить ему или нет. Но дед Михей шутником не слыл, его отмечали, как человека серьезного и рассудительного. Это Олешка много раз слышал от других пасечников.
Протерев глаза и еще раз глянув на деда, мальчонка спустил голые ноги с печи и спрыгнул на лавку.
— Поспешай, Олешка, поспешай, до села скакать десять верст. Ты не по дороге скачи, ты лугом вдоль берега.
— Деда, а че за бандиты? Опять оуновцы, что ли. Про них нам в школе говорили. Ух, лютые они! Деда, а ты один не боишься оставаться, может, со мной поскачешь?
Михей с улыбкой потрепал внука по вихрам. Вот ведь, клоп еще, а дедовское в нем уже просыпается. Такой же рассудительный растет.
— Алексей! — Бессонов спрыгнул с подножки машины и стиснул плечо Васильева. — Бери бойцов и дуй вдоль реки к поселку Ягидна Поляна!
Суета на станции Оржев была сосредоточенная и деловая. Скрепя сердце, командование частями войск НКВД по охране железной дороги выделило Ровенскому УНКВД батальон всего на восемь часов. И то в Москву полетели сообщения по ЗАС-связи с жалобой, что оперативная группа из Главка не в состоянии организовать розыск, терроризирует органы НКВД и милиции, а бандитские налеты тем временем продолжаются.
Бессонов знал, как руководство в Москве отнесется к таким нападкам, ему было абсолютно все равно, кто и что за его спиной говорит. Ситуация накалялась, сейчас требовались быстрые и решительные действия.
Больше всего такие выходки местных командиров выводили из себя Васильева, но после того, как Бессонов пристыдил его при двух девушках-связистках, капитан стал более сдержанным в своих выражениях.
— Что там? — поправляя ремень автомата на плече, удивился Васильев.
— Мальчишка прискакал чуть свет. Его дед прислал. Говорит, видел много вооруженных людей, что под утро проходили мимо его пасеки краем леса.
— Ох ты, где карта? Так, Поляна, Поляна… Вот она, Ягидна Поляна. А подъехать к ней… — Васильев чертыхнулся и стал водить пальцем по карте, которую Бессонов расстелил на капоте «Доджа». — Слушай, так тут же дороги нет! Где мальчонка?
— С ума сошел! Там банда, старик видел, что их много, а ты мальчишку в самое пекло хочешь потащить. Давай сам! А грунтовка проходит вот здесь. Единственная. Больше на машинах никак.
Три «Студебекера» ползли, переваливаясь с бока на бок, то утопая в грязи по самые ступицы, то взбираясь на сухие пригорки. Натужно гудели двигателями, и звук этот раздражал Васильева больше всего. Ему казалось, что он раздается на десятки километров вокруг, и банда, заслышав гул моторов, успевает устроить им засаду в любом удобном месте.
— Так не пойдет! — закричал он, молотя кулаком по крыше кабины. — Посигналь командиру и остановись!
Взводный лейтенант высунулся, придерживая фуражку, глянул на Васильева и снова исчез в кабине. «Студер» выбрался на ровное место и остановился. Васильев лихо выпрыгнул из кузова и побежал к остановившемуся впереди командирскому «Доджу».
— Слушай, Воронин, так нельзя, — выпалил Васильев, подбегая к машине. — Вляпаемся по самые уши.
Командир роты, майор Воронин, статный высокий майор с усиками и длинными бачками, посмотрел на Васильева с усталой обреченностью:
— Ну что тебе опять не так?
— На засаду рискуем нарваться. Нас и видно, и слышно за версту.
— Они что, дурные? — скривился майор. — Рота НКВД едет! Какая засада? Мы же с сотней автоматов и пятью ручниками! Мы из них сито сделаем.
— А если их сотня? Мы же не располагаем сведениями, майор. Слушай, Воронин, дай мне «Додж», а сам с водителем и своими хлопцами пересаживайся в грузовик. Я вперед поеду, разведаю. Если что, вы стрельбу услышите, сориентируетесь в обстановке.
— Ты что, капитан, с ума сошел? — набычился Воронин.
— М-да, мне за сегодня это уже второй раз говорят, — усмехнулся Васильев.
Воронин выпрыгнул из машины:
— Я тебе свою матчасть доверить должен? А с меня потом как с родственника спросят. И три шкуры зампотех спустит.
— А что делать? — попятился перед напором майора Васильев. — Людей же погубим.
— Значит, так, — отмахивая рукой каждую фразу, заговорил Воронин. — Я сажусь за руль, ты на переднее сиденье с автоматом на изготовку. Берем двух автоматчиков из моих самых опытных ребят.
— А мне, значит, назад, в грузовик? — немного даже обрадовался водитель «Доджа».
— А тебе в грузовик, Горемыкин! — отрезал майор.
Васильев ехал на переднем сиденье, держа автомат так, чтобы в любой момент можно было открыть огонь по курсу движения. Двое автоматчиков на задних боковых сиденьях держали боковые и задний сектора. Васильев сдерживал улыбку: ему все же удалось переубедить майора, который оказался не рохлей и не трусом, а самым что ни на есть боевым офицером. Он даже высадил водителя и сам сел за руль, чтобы в меньшей степени рисковать жизнями своих солдат. Ведь не фронт, обидно нести потери.
Когда впереди показались дома пасечников, Васильев предложил остановить машину на опушке леса.
— Вот отсюда они шли туда, — показал капитан рукой, — мимо поселка как раз опушкой. Давай посмотрим, что за следы они оставили и с чем шли.
— А что ты можешь увидеть по следам? Сосчитать, сколько их прошло? — недоверчиво спросил Воронин.
— Пошли, пошли. Заодно выясним, что можно понять по следам, — махнул рукой Васильев и первым двинулся к лесу.
— Долженков, Михеев, — майор решительно выбрался из машины, прихватив свой «ППШ». — Рассредоточиться возле машины, вести наблюдение. Прикрываете наш отход, если мы вступим в бой. Огонь открывать по обстановке. Старший — сержант Долженков.
Васильев даже обернулся, услышав, как грамотно командируется Воронин. Майор догнал его, непонимающе посмотрел в ответ, потом понял и усмехнулся.
— Ты думаешь, я по тылам три года кантовался, зэков охранял да на железной дороге жиры нагуливал? Я, дорогой мой, с 22 июня 41-го года пятился от границы, зубами и ногтями цеплялся за каждый бугорок. После Сталинграда еле напросился в строевую часть, хотели комиссовать или на складское хозяйство поставить.
— Ну-ну, — засмеялся Васильев, — у меня и в мыслях ничего такого не было.
Предаваться воспоминаниям и брататься по причине того, что оба они в прошлом пограничники, времени не было.
С момента прохождения банды прошло минимум три часа. За это время оуновцы могли натворить такого, что Васильев себе бы в жизни не простил, что опоздал и не предотвратил.
От первых же следов, которые он во множестве увидел на рыхлой после дождей земле, на душе стало муторно.
— Что прочитал, следопыт? — тихо спросил Воронин, присев рядом на корточки и глядя настороженно по сторонам.
— Налегке шли и шли быстро. Видишь, след? И вот этот, и вон тот. Разные ноги и по размеру, и по рисунку подошвы, а шаг впечатывается больше носком. Если бы шли медленно, а тем более с грузом, со взрывчаткой, например, или минометы с собой тащили, то след бы больше вдавливался пяткой.
— Окурок, — кивком показал майор и снова огляделся.
— Точно, — Васильев отломил две маленьких сухих палочки и взял ими окурок как пинцетом. — Не докурен, жирный окурочек бросили, не пожалели. Наверное, командир пригрозил нерадивому бойцу. Новички? Вряд ли, новичка за курение во время рейда свои бы осадили. Скорее всего, расслабились, значит, знали, что серьезной преграды впереди нет.
— Интересно мыслишь, капитан, — усмехнулся Воронин и продолжил с уважением в голосе: — Вроде очевидные вещи говоришь, но я вот не додумался до этого. А есть приметы, по которым можно определить, хотя бы примерно, сколько их было?
— Было бы больше открытого грунта, а не болота, тогда можно было бы прикинуть, а так… Но прошло здесь много. Трава после одного-двух человек поднялась бы быстро, а тут — как стадо коров. Боюсь, что несколько десятков. Разверни-ка карту.
Склонившись над планшетом, они рассуждали несколько минут. Пришли к выводу, что днем открыто банда в таком количестве дальше не пойдет. Или пойдет, но глухими участками леса.
— Мимо хутора пасечников они прошли, значит, их надо искать вот здесь, — Васильев показал пальцем на лесной участок северо-западнее поселка. — И родник здесь указан. Родник, он, как магнитом, всех притягивает. Немецкие диверсанты, к примеру, никогда возле родников не останавливаются. Воду наберут и уходят. А неопытные всегда норовят лагерем встать.
— А этих ты за кого считаешь? За опытных или не очень?
— Ты окурок брошенный видел? Вот тебе и ответ. Предлагаю машины оставить здесь, а дальше рысью по их следам. Ты идешь с основной колонной, а я беру твоих Долженкова и Михеева и выступаю авангардом. Извини, тебе командовать ротой в бою, а я опытнее в разведке. И времени у нас уже совсем нет.
Пока Воронин отдавал приказы, пока его бойцы выпрыгивали из машин, Васильев связался по рации с Бессоновым. Доложил обстановку и сообщил о принятом решении. Бессонов помолчал, но потом все же согласился, только велел все время оставаться на связи.
Они шли уже больше часа в заданном Васильевым темпе. «Ребята крепкие, с меня ростом, значит, длина шага такая же, — думал он. — Фронтовой опыт есть, значит, каждого куста пугаться не будут, есть гарантия, что в случае боестолкновения не растеряются, а правильно сориентируются, применяясь к местности».
Когда с кроссового бега они переходили на быстрый шаг, капитан слышал далеко за спиной мерный топот ног. Рота шла за ними на расстоянии двухсот метров.
«Молодец, майор, хорошо ведет. Только бы не запалил ребят, а то сейчас начнись бой, у них и руки трястись будут от усталости, и дыхалка собьется».