мягко произнес Наставник. – Пусть Блаженненький вынесет из храма образа святых, ковчежец с ликом Спасителя. Вместе с распятиями надо отправить их навстречу Антихристу. Погибнут многие, но горевать не надо: для истинно верующего смерть – блаженство.
А для Леона из Натубы блаженство наступило в тот миг, когда рука Наставника снова опустилась на его макушку. Примиренный и утешенный, он погрузился в сон.
Шагая прочь от фазенды Калумби, Руфино чувствует нежданное облегчение: разорвав клятву верности барону, он испытал прилив новых сил для того, чтобы выполнить задуманное. Пройдя пол-лиги, он останавливается передохнуть в домике крестьян, которые знают его с детства. Хозяева встречают его приветливо, принимают ласково, оставляют ночевать, а на следующее утро дают еды на дорогу. Ни про Журему, ни про то, зачем вернулся он в родные края, не сказано ни слова.
По пути ему то и дело попадаются бредущие в Канудос паломники; почти все просят у него еды, и к вечеру припасы его кончаются. Он ночует в пещере, куда бегал когда-то мальчишкой – вместе со сверстниками жег факелами нетопырей. Утром встречный крестьянин предупреждает его, что полчаса назад видел армейский патруль и что вокруг рыщут люди Наставника. Томимый предчувствием беды, идет Руфино дальше.
В сумерках он оказывается в окрестностях Каракаты – маленького селения, раскинувшего свои домики среди кустарника и кактусов. После изнурительного зноя, в тени увитых лианами мангабейр, дышится легко. Но тут Руфино чувствует, что он не один. Из каатинги по-кошачьи бесшумно выходят какие-то люди: они вооружены карабинами, самострелами, мачете, у каждого – связка колокольчиков и деревянная дудка. Руфино узнает кангасейро из шайки Меченого, с которыми совсем недавно сидел у костра, но самого атамана с ними нет. Раскосый, широкоскулый бандит, который ведет их, неслышно ступая босыми ногами по земле, подносит палец к губам, знаком приказывает Руфино следовать за ним. Руфино стоит в нерешительности, но взгляд кабокло говорит ему, что он должен подчиниться – вреда ему не будет никакого. Он вспоминает о Журеме, и, должно быть, это воспоминание, исказившее черты его лица, выдает вожаку его мысли, тот утвердительно кивает. Среди деревьев и густого кустарника виднеется еще несколько фигур: некоторые с ног до головы укрыты сплетенными из травы накидками. Припав к земле, присев на корточки, тесно прильнув к стволам деревьев, они наблюдают за дорогой, за деревней. Кто-то машет Руфино – «ложись!» Через минуту он слышит топот сапог, шаги, говор.
На тропе показывается патруль – десять солдат в красно-серых мундирах во главе с молоденьким белобрысым сержантом. Впереди идет проводник: Руфино сразу же понимает, что на деле служит он не Живорезу, а мятежникам. Сержант, словно почуяв опасность, настораживается; не снимая пальца со спускового крючка, он перебегает от дерева к дереву. Его люди поступают так же. Только проводник идет по самой середине тропы. Кажется, что затаившиеся рядом с Руфино мятежники исчезли бесследно: на кустах не дрогнет ни один листок.
Отряд подходит к крайнему дому. Двое солдат под прикрытием остальных распахивают дверь, врываются внутрь. Проводник, присевший позади солдат на корточки, начинает медленно пятиться. Через минуту солдаты выходят, знаками показывая сержанту, что дом пуст. Патруль окружает следующий дом, и все начинается сызнова. Однако внезапно в дверях самого высокого дома появляется испуганная простоволосая женщина, а за ней – другая. Солдаты вскидывают карабины, но женщины, приглушенно вскрикнув, объясняют, что бояться нечего. Руфино ошеломлен не меньше, чем в ту минуту, когда Бородатая назвала имя Галилео Галля. Проводник, пользуясь замешательством солдат, скрывается.
Солдаты толпятся возле дома, и Руфино догадывается, что они завели с женщинами разговор. Наконец двое входят, остальные стоят снаружи, держа оружие на изготовку. Проходит немного времени, и первая пара появляется на пороге, непристойными жестами приглашая своих товарищей последовать их примеру. До слуха Руфино доносится смех, возбужденные голоса: весь отряд радостно бросается в дом. Сержант оставляет двоих охранять вход.
Внезапно вся каатинга зашевелилась. Слившиеся с землей мятежники ползком и на четвереньках продвигаются вперед, потом поднимаются на ноги, и Руфино видит, что их тут никак не меньше трех десятков. Он бросается следом и, поравнявшись с вожаком, спрашивает: «Моя жена здесь? С нею карлик, да?» «Наверно, она самая», – отвечает тот. Грохочет залп, и оба часовых, изрешеченные пулями, падают замертво. В доме поднимается суматоха, слышатся крики, топот, беспорядочная стрельба. Вытащив нож – единственное свое оружие, – Руфино бежит вместе с нападающими и видит, как из дверей и из окон выпрыгивают, отстреливаясь, солдаты. Далеко им уйти не удается: пробежав всего несколько шагов, они падают, сраженные стрелой, пулей или ударом ножа. Оступившись, Руфино растягивается на земле, тут же вскакивает, слышит завывание свирелей, видит, как несколько мятежников выталкивают из окна окровавленный и уже обобранный труп. Убитый с глухим стуком валится наземь.
Когда Руфино вбегает в дом, глазам его предстает ужасающее зрелище: мужчины и женщины, облепившие распростертых на полу солдат, добивают их, нанося безжалостные удары камнями, палками и ножами. В двери ломятся новые и новые люди. Непрестанно визжа, четыре или пять женщин в клочья раздирают мундиры на мертвых и умирающих, глумятся над их наготой. Повсюду кровь и трупы. Крышка подпола, где сидели мятежники в ожидании солдат, откинута. Под столом корчится и стонет женщина с рассеченным лбом.
Покуда «избранные» раздевают солдат, сносят в одну кучу их оружие и снаряжение, Руфино, убедившись, что в этой комнате тех, кого он ищет, нет, идет дальше, открывая одну дверь за другой. Комнаты расположены анфиладой: первая пуста, прильнув к замочной скважине, Руфино видит во второй сколоченный из досок топчан. Он пинком отворяет дверь и оказывается перед Журемой. Она цела и невредима; при виде Руфино лицо ее искажается гримасой изумления, она сжимается в комочек. Рядом с Журемой Руфино замечает крошечную трясущуюся фигурку и сразу же узнает Карлика, хоть никогда прежде не видел его. На кровати лежит белобрысый сержант. Двое мятежников продолжают вонзать клинки своих ножей в уже бездыханное тело: при каждом ударе оба рычат, и бьющая струями кровь забрызгивает Руфино. Журема стоит неподвижно, приоткрыв рот: лицо ее по-прежнему искажено, нос заострился, а в глазах – покорность и смертный страх. Руфино слышит, как вошедший в комнату раскосый вожак приказывает своим людям выбросить труп сержанта в окно. Они уходят, унося с собой мундир, винтовку и ранец убитого. Поравнявшись с Руфино, раскосый произносит: «Ну? Она, я ж говорил». Карлик что-то бормочет, но Руфино не понимает ни слова. Он спокойно стоит у притолоки, и лицо его теперь бесстрастно как всегда. Сердце опять бьется ровно, на смену смятению пришло ледяное спокойствие. Журема, не в силах подняться, сидит на полу. В окно видны мятежники – мужчины и женщины, – удаляющиеся по направлению к зарослям.
– Уходят, – заплетающимся языком говорит Карлик, недоуменно переводя взгляд с Руфино на Журему и потом снова на Руфино. – Нам тоже бы надо…
Руфино качает головой.
– Иди, – отвечает он беззлобно. – Она останется тут.
Но Карлик никуда не уходит. Растерянно, робко, нерешительно бродит он по опустевшему, залитому кровью дому, клянет свою судьбу, зовет на помощь Бородатую, крестится, о чем-то молит бога. Руфино, бегло осмотрев дом, притаскивает два соломенных тюфяка в комнату, из которой видна единственная улочка Каракаты. Он не сразу понимает, зачем ему матрасы, но, уложив их на пол, чувствует безмерную усталость: кажется, что все тело одрябло, пропиталось сочащейся из всех пор влагой. Сняв с крюка веревку, он подходит к Журеме: «Иди сюда», и она, не выказывая ни страха, ни любопытства, повинуется. Посадив ее на один из матрасов, Руфино связывает ее по рукам и ногам. «Не убивай ее, не убивай!» – кричит обезумевший от ужаса Карлик. Руфино пожимает плечами и, не глядя в его сторону, приказывает:
– Сиди здесь. Увидишь, идет кто-нибудь, – разбуди.
Сбитый с толку Карлик часто моргает, но потом, сообразив, что от него требуется, кивает и начинает прохаживаться у двери. Руфино закрывает глаза. Перед тем как погрузиться в забытье, он думает о том, почему не убил Журему: потому ли, что хочет продлить ее мучения, или потому, что теперь, когда она в его власти, он ненавидит ее уже не так сильно? Он слышит, как ее тело падает на соседний матрас. Сквозь опущенные ресницы глядит на нее: Журема сильно похудела, в запавших глазах – безучастная покорность, волосы спутаны, одежда в беспорядке. На руке выше локтя кровоточащая царапина.
Он просыпается и резко, точно спасаясь от кошмара, вскидывается и садится на матрасе. Но что ему снилось, он не помнит. Не обращая внимания на Журему, он подходит к Карлику, который все так же маячит у дверей, поглядывая на него с испугом и надеждой. «Можно я пойду с вами?» Руфино кивает. На том и кончается их разговор, и Руфино, покуда в окна еще светят последние закатные лучи, отправляется искать какую-нибудь еду. Потом Карлик спрашивает: «Ты убьешь ее?» Руфино молчит. Он достает из своей котомки траву, съедобные коренья, стебельки, листья и вываливает все это на матрас. Развязывая Журему, он смотрит мимо, а если его взгляд все же случайно падает на нее, кажется, что он не замечает ее присутствия. Карлик, ухватив пригорошню травы, жадно набивает рот. Журема, время от времени потирая затекшие запястья и щиколотки, тоже принимается за еду, отрешенно, механически двигая челюстями. Так сидят они в полном молчании, а на дворе уже стемнело, и громче слышится звон цикад, жужжание москитов. Руфино думает, что такое же зловоние стояло тогда в ловушке, где он провел целую ночь рядом с трупом напоровшегося на кол ягуара. Внезапно раздается голос Журемы:
– Почему ты сразу меня не убил?
Руфино, будто не слышит, смотрит невидящим взглядом прямо перед собой. Но как можно не услышать этот голос, который звучит все громче и отчаяннее?