На той же неделе призыв парламента о предоставлении ему ссуды серебром и деньгами под восемь процентов был воспринят в Лондоне с интересом и энтузиазмом. Его сторонники собирали войска по всей сельской округе. Пуританское духовенство убеждало молодых мужчин брать в руки оружие во имя Господа, пуританское дворянство запасало порох и продукты и вооружало своих арендаторов. Сэр Томас Найвет, безобидный лоялист из Восточной Англии, встретившись в Вестминстере с лордом Уориком, получил поручение набрать для парламента роту пехотинцев, которое он принял со словами «сейчас не время спорить», а про себя подумал, как бы ему улизнуть к королю от этой роты пехотинцев и всего такого.
Карл осудил и отказался признавать 19 предложений, сформулированных, как он выразился, «подстрекателями к мятежу и врагами моей суверенной власти». Он убедил пэров, которые присоединились к нему в Йорке, подписать протест, в котором заявлялось, что они полностью удовлетворены его мирными намерениями и не видят никаких «действий и никакой подготовки, способных породить подозрения», что у него есть какие-то планы начать войну с парламентом. Довольный таким подтверждением его мирных намерений, король на следующий же день наделил всех лордов-лейтенантов в королевстве полномочиями на проведение военного набора. Это был всеобщий призыв к оружию.
Парламент, столь же уверенный в своих правах, обратился к авторитету Джона Селдена, который высказал мнение, что полномочия на проведение военного набора, предоставленные королем, незаконны. Это заключение было воспринято с уважением, но, когда он высказал мнение, что парламентский «Ордонанс о милиции» также незаконен, его оставили без внимания. Больше Селден не сказал об этом ни слова.
Тысячи маленьких людей, начиная с мировых судей и ниже, на которых держался мирный порядок в стране, не могли надолго откладывать свой выбор. В конечном счете они должны были исполнять приказы либо короля, либо парламента. «На данный момент сделано столько заявлений, что все государственные служащие и офицеры королевства становятся предателями либо одной стороны, либо другой, – писал сэр Томас Найвет, – да и сторонние наблюдатели оказываются не в лучшем положении».
В Йорк хлынули предложения помощи. Сорок пэров согласились оплачивать содержание кавалерии в течение трех месяцев. (Некоторые из них, включая маркиза Гамильтона, впоследствии отказались.) Горячие молодые люди ликовали, а Гарри Уилмот беспечно писал другу, что им будет чем поживиться в богатых поместьях парламентариев, когда они выиграют войну.
Но до завоевания Лондона и этих богатых поместий было еще далеко. Лорд-мэр, до конца сохранивший верность королю, зачитал в Сити его постановление о полномочиях на проведение военного набора и вскоре после этого был отстранен парламентом от должности и заключен в Тауэр.
Теперь по всей стране знатные лорды и дворяне, принадлежавшие к той или другой партии, выбирали выгодные позиции, уговаривали своих арендаторов и соседей или приказывали им и пытались завладеть каким-нибудь складом оружия, который держали для местных рекрутов на случай войны. По поводу полномочий на проведение военного набора случались столкновения, сопровождавшиеся неповиновением, сопротивлением, громкими словами и побоями. В Йоркшире офицеры короля нанесли оскорбления Ферфаксам и их приверженцам. В Глостершире лорда Чандоса, попытавшегося зачитать постановление о военном наборе, выдворили из Сайренсестера, а его красивую карету разбили вдребезги. Энергичный младший сын графа Хантингтона Генри Гастингс оказался более успешен, зачитывая постановление о военном наборе в Лестершире, однако захватить город Лестер с отрядом вновь набранных шахтеров из его фамильных поместий в Дербишире ему не удалось. Члены обеих палат парламента оставили Вестминстер, чтобы работать в интересах парламента в сельской местности. Граф Уорик с одобрением наблюдал за обучением эссекских новобранцев, а в Лондоне конница в количестве 500 человек старалась овладеть военным искусством на Тотхилл-Филдс. В Херефорде дворяне-роялисты собрали местных рекрутов, но не могли придумать, что с ними делать дальше. Один из богатейших людей региона, пуританин сэр Роберт Харли, находился в Вестминстере, но леди Харли укрепила свой замок в Брамптон-Брайане на случай нападения «зловредных» соседей и отправила фамильное серебро в Лондон для нужд парламента, добавив к посылке домашний пирог для своего супруга.
Напуганный пуританином лордом Уиллоуби, мэр Лестера отказался выполнять королевское постановление о военном наборе и арестовал его посланца, но, когда Уиллоуби отвлекся, он ускользнул вместе со своим пленником и присоединился к сторонникам короля в Йорке. В Уорике оружейник Тиббот храбро бросил вызов местному пуританскому магнату, угрюмому лорду Бруку, и не отдал ему оружие, которое джентльмены-роялисты оставили в его мастерской для ремонта.
Король получил предложения помощи из Северного и Южного Уэльса. Сэр Ричард Ллойд с севера пообещал 10 000 человек, а лорд Херберт Реглан, сын невероятно богатого маркиза Вустера, предоставил в его полное распоряжение свое состояние и состояние своего отца. В течение лета он передал Карлу более 100 000 фунтов.
В конце июня граф Ньюкасл, действуя от имени короля, завладел городом, имя которого он носил. Обеспечив себе Ньюкасл-на-Тайне, Карл надеялся получить значительный доход от экспорта угля. Но, не имея военного флота, был бы лишен преимуществ международной торговли и иностранной помощи.
Королю не удалось получить военный флот. Забота, которой он щедро окружил флот в дни своего могущества, не была оценена его подданными, посвятившими себя мореплаванию, поскольку политика, проводимая Карлом за рубежом, противоречила традициям, в которых они были воспитаны. Когда в январе моряки присоединились к демонстрациям против него, то подали петицию, содержавшую примечательную фразу: «Великий корабль – парламент, который несет в себе богатство, равное цене королевства, пугающе пошатнулся и находится в большой опасности. У Рима есть скалы, а у Испании – зыбучие пески, способные проглотить его». Большая часть капитанов и команд королевского флота считала, что он направляет этот корабль-государство на римские скалы и испанские зыбучие пески.
Еще одна практическая неприятность для короля заключалась в том, что основная военно-морская верфь и склады в Чатеме находились в руках парламента. Но он, по меньшей мере, мог создать проблемы своим оппонентам, сняв графа Нортумберленда с поста лорда-адмирала. Этот гордый и способный человек, который был одним из главных советников Карла в период его единоличного правления, тихо и последовательно противостоял ему с того момента, как начал свою работу нынешний парламент. Причины его поведения определить не так просто. С одной стороны, он считал, что Карл его недооценивает, с другой – его прямая, несгибаемая натура неизбежно порождала презрение к обману и уловкам, присущим политике короля. В письме к сэру Джону Бэнксу он выразил свое мнение о парламенте, которое, по-видимому, сложилось у него в период единоличного правления короля: «Мы считаем, что те люди, которые обладают самой большой властью, включая короля, действительно стремятся довести парламент до такого состояния, чтобы он стал всего лишь инструментом для исполнения королевских приказов».
Когда король уехал в Йорк и опасность гражданской войны сделалась очевидной, Нортумберленд без труда уклонился от своих обязанностей, сказавшись больным. Карл хотел, чтобы он назначил своим заместителем роялиста сэра Джона Пеннингтона, но Нортумберленд предпочел назначить графа Уорика. Ситуация оставалась без изменений до конца июня, когда Карл, с большим опозданием поняв, что Нортумберленд его враг, снял его и приказал Пеннингтону принять командование флотом, затем ехать в Даунс и привести флот в Бридлингтонский залив. Парламент приказал Уорику продолжать исполнение своих обязанностей на флоте и предупреждать любые действия, которые попытается предпринять Пеннингтон. Королевского назначенца переиграли с самого начала. Он никогда не был особенно инициативным, и, пока ждал более четких указаний, Уорик 2 июня уже был на месте.
Уорик был энергичным и предприимчивым моряком с елизаветинской ненавистью к испанцам. Когда король заключил с Испанией мир, Уорик организовал свою собственную пиратскую флотилию под флагом герцога Савойского, чтобы охотиться на испанские корабли. Он был одним из основных совладельцев «Провиденс компани» и добровольно тратил свои деньги и энергию, чтобы обеспечить своим соотечественникам долю от богатств Испанской Америки. В то самое лето он велел капитану Уильяму Джексону с тремя кораблями отправиться в пиратский вояж по Карибскому морю. Жестокий и сообразительный с решительным открытым характером, который снискал ему популярность у моряков, Уорик без большого труда обеспечил переход военного флота в распоряжение парламента. Только пять капитанов отказались ему подчиниться. Уорик велел окружить их корабли, после чего трое из пяти сдались. Он дал предупредительные залпы по двум оставшимся, затем с легкостью поднялся к ним на борт и заставил капитанов подчиниться. Карл потерял свой флот, а с ним и оставшуюся репутацию в Европе. Король Великобритании без военно-морского флота при всех возможных дипломатических изменениях был и не король вовсе.
Из всего его огромного флота у короля осталось только несколько небольших кораблей, которые в нужный момент не оказались в Даунсе. «Провиденс» – корабль четвертого класса вместимостью 300 тонн, на котором королева плыла в Европу, – вез королю порох из Голландии. Его начал преследовать и догнал более мощный «Мейфлауэр», оснащенный оружием торговый корабль, служивший парламенту, но капитан «Провиденса» ловко ускользнул от него в устье реки Хамбер, куда «Мейфлауэр» пройти не смог. Здесь на илистом берегу люди короля благополучно выгрузили порох.
«Мейфлауэру» пришлось довольствоваться маленьким двухмачтовым судном, которое он захватил у самого устья. На борту оказался один француз, страдавший от морской болезни. В качестве пленного он был отправлен к сэру Джону Хотэму в Халл, где выяснилось, что он не страдает морской болезнью и никакой не француз, а не кто иной, как лорд Дигби в полном здравии и отличном настроении. Он тайно был у короля в Йорке и теперь своим рассказом о королевских планах и перспективах соблазнил Хотэма согласиться сдать Халл Карлу. Единственное, о чем попросил переменчивый губернатор, – это чтобы король подошел к городу с достаточно большими силами и он смог выдать предательство за достойную сдачу.