Лондон со страхом ждал со дня на день королевского наступления, но Карл колебался. В конце июля он провел короткую рекогносцировку в Мидлендсе, после чего вернулся в Йоркшир, где обдумывал план захвата лорда Ферфакса и его сына, двух наиболее активных организаторов от оппозиции, прежде чем снова идти на юг. От этого плана король отказался из боязни восстановить против себя молчаливое или нейтральное северное дворянство. В конце концов он назначил своим представителем в северных частях страны графа Камберленда, слабого потомка некогда грозного семейства Клиффорд, и повернул на юг. Объявив графа Эссекса предателем, король начал наступление на Мидлендс. Его войска насчитывали всего несколько сот человек, но он рассчитывал, что его готовы поддержать местные магнаты – граф Нортамптон, сэр Джон Байрон, энергичный Генри Хастингс, а главное – граф Линдси, который обещал оказать серьезную помощь, поставив под ружье своих арендаторов из Ноттингема и Линкольншира. Но соперничающее влияние парламента сделало свое дело, и короля ждал холодный прием. Он надеялся поймать одного из «пяти парламентариев», сэра Артура Хаслерига, который набирал людей в своих лестерширских поместьях и, как говорили, все еще «скрывался где-то там», но Хаслериг, получив предупреждение от друзей, ускользнул от него. Вместо него король схватил в Лестере своего старого недруга, безухого Джона Баствика, пять лет назад приговоренного к позорному столбу за нападение на епископов. Карл хотел сразу же обвинить его в государственной измене, но его разубедили, поскольку были опасения, что местный суд его оправдает.
Теперь он собирался официально поднять королевский штандарт и призвать всех своих лояльных подданных вернуть то, что ему причиталось. Лорд Стрендж убедил его выбрать для этого акта Уоррингтон, город, окруженный владениями феодала-роялиста Стенли. Но Уоррингтон находился слишком далеко от помощи, которую король ожидал получить из Нидерландов от своей жены. Вместо него Карл выбрал Ноттингем, куда можно было добраться из устья Хамбера по судоходной реке Трент, завладеть мостом, важнейшим для всей дорожной сети срединных земель, и дальше, как он думал, выйти на территорию, где его сторонники смогут набрать людей. Ноттингем был городом с населением около 5000 человек, достаточно процветающим, поскольку являлся центром торговли крупным рогатым скотом в долине Трента. Городок беспорядочно карабкался по склонам двух бугристых холмов, на одном из которых возвышались развалины старого замка, и был наполнен отвратительным зловонием от кожевенных мастерских. Но сначала король опрометчиво пошел на Ковентри, намереваясь разгромить осаждавшие его силы парламента. Эти силы представляли собой недисциплинированный сброд, который браконьерствовал, крал церковную утварь, игриво уклонялся от назойливых шлюх и кричал, что они съедят «сборище кавалеров» на ужин. «Настоящие каннибалы», как одобрительно называл их один из офицеров. Отряды короля были более дисциплинированны, но численно намного меньше, и он не позволил им вступить в бой.
22 августа он отошел в Ноттингем и здесь в атмосфере скорее безразличия, чем враждебности провел официальное поднятие королевского штандарта и объявление палаты общин и их солдат предателями. Действо получилось неловким и безрадостным. Стояла тоскливая сырая погода, и король, впав в уныние, изменил текст заявления, которое получилось таким невнятным, что герольд с трудом смог его прочитать. Неделю спустя штандарт спустили. Количество рекрутов, записавшихся в королевские войска, было очень маленьким.
Отсутствие желания вступить в армию короля отчасти объяснялось временем года. Шел сбор урожая, и все сельские жители были заняты на полях. Но отчасти это была и ошибка советников Карла, убедивших его сделать еще одно, последнее мирное предложение – жест, направленный на укрепление его моральных позиций, поскольку никто не сомневался, что оно будет отвергнуто. Карл, который поначалу отказывался и уступил только со слезами, в кои-то веки оказался прав. Его сделанное в последнюю минуту обращение к парламенту было холодно отвергнуто тем, а в Мидлендсе воспринято как признак слабости, что лишило местное дворянство желания присоединяться к нему. Людей не привлекало, чтобы их нахваливали как его истинных сторонников только для того, чтобы неделю спустя бросить на растерзание многочисленным и активным соседям-пуританам, потому что король решил заключить компромиссный мир. В эти первые месяцы войны предательство, совершенное королем в отношении Страффорда, стало сильным аргументом против него.
Были у Карла и другие заботы. Принц Руперт, действуя в манере, давно принятой в военной практике Европы, потребовал от жителей Лестера 2000 фунтов – цену того, чтобы город был избавлен от грабежей. В испуге жители послали ему 500. Король осудил Руперта, но деньги оставил себе. Руперт, который учился быстро, никогда больше не повторял этой ошибки. Но сама история никуда не делась и вызвала гнев состоятельных горожан в отношении короля и его «зловредных» сторонников.
Главной проблемой короля были деньги. Оксфордские колледжи, первыми проявившие свою преданность, отправили ему большую часть своего серебра. Просьба о помощи была адресована всем богатым людям, сочувствовавшим королю. Королева купила за рубежом боеприпасы, но голландские провинции, дружески настроенные к парламенту, препятствовали движению кораблей, которые их везли, а парламентские патрули, контролировавшие восточное побережье, старались не дать им причалить в Ньюкасле или в южной части устья Хамбера. На побережье сложилась катастрофическая ситуация. Бристоль и Плимут объявили, что поддерживают парламент, а Дуврский замок был захвачен его сторонниками, несмотря на все старания друзей короля в городе. Эскадра под командованием капитана Свонли угрожающе обошла вокруг острова Уайт и выгрузила в Каузе пушки и солдат. Непреклонный губернатор Ярмута Варнава Берли вышел на мол со спичками в руках и угрожал, что скорее взорвет замок, чем сдаст его.
На острове Гернси сэр Питер Осборн укрепил свой замок и удерживал его во многом вопреки желанию местных жителей. Франкоговорящие кальвинисты, населявшие острова в Канале[14], в целом не одобряли политику короля и склонялись в сторону парламента. Жители острова Джерси подали в палату общин петицию против своего губернатора-роялиста сэра Филипа Картерета, но он посадил на все значимые посты своих людей и не обращал внимания ни на подателей петиции, ни на парламент.
Тяжелейшим ударом для короля стала потеря Портсмута. Согласно его стратегии, Горинг должен был держать эту важнейшую гавань в готовности принять помощь из Франции. Но план потерпел неудачу. Кардинал Ришелье отказался прислушаться к мольбам королевы о помощи, а Горинг вовсе не предполагал удерживать Портсмут, когда против него был флот и остров Уайт находился в руках врага. Атакованный на суше со стороны Госпорта и Саутси, заблокированный с моря и находившийся под угрозой бунта в самом городе, он сдался, после чего дальнейшее сопротивление капитана Берли на острове Уайт стало невозможным. Сам Горинг, не потерявший присутствия духа, уплыл в Голландию, чтобы помогать королеве.
Теперь по всей стране то тут, то там происходили вооруженные столкновения. В воскресенье 28 августа сэр Джон Байрон и его кавалеры были вытеснены из Брекли силами парламента. Превратив отступление в наступление, они появились в Оксфорде. Горожане попытались закрыть ворота, но вице-канцлер вышел на мост Магдален-Бридж со всем высшим руководством университета и вооруженными студентами, кричавшими «Добро пожаловать, джентльмены!», и Байрон занял Оксфорд. Такого раздора между горожанами и университетом древний город не видел в течение многих лет.
Граф Бедфорд в сопровождении Дензила Холлеса выступил из Дорсета, чтобы изгнать роялистов Хертворда и Холтона из замка Шерборн. Когда замковые орудия открыли огонь, войска парламента – сельские парни, не привыкшие к таким делам, – «шлепнулись на брюхо» и больше не могли пошевелиться. С приходом ночи они начали дезертировать, и Бедфорду пришлось отступить.
9 сентября 1642 г. граф Эссекс, сопровождаемый аплодисментами, покинул Лондон и спустя 24 часа присоединился к силам парламента в Нортамптоне, где обратился к жителям с просьбой о предоставлении довольно большого займа, предназначенного для «завершения этой великой работы». Парламентарии заявили, что у него под началом 15 000 человек, что было явным преувеличением. Его войска были недисциплинированны, не обучены и жадны до грабежей. Предпринимались лишь слабые попытки сформировать из них полки. Командиры и их отряды действовали сами по себе, что создавало страшную неразбериху. Но, по меньшей мере, верховное командование не подвергалось сомнению, и Эссекс обладал абсолютной властью.
На стороне короля, напротив, самая большая неразбериха царила наверху. Верховный главнокомандующий так и не был назначен. Граф Линдси после своей не слишком удачной попытки набрать рекрутов на севере Мидлендса сохранял пост главнокомандующего, но его власть признавала только пехота, состоявшая по большей части из людей, которых он привел с собой. Ему было 60 лет, свою репутацию и рыцарство он заслужил еще юношей при взятии Кадиса в 1597 г., но уже почти двадцать лет он не участвовал ни в каких активных боевых действиях. Принц Руперт, как генерал-лейтенант кавалерии, считался не зависящим от него, да и Гарри Уилмот, как генеральный комиссар, пользовался аналогичной независимостью.
При приближении многократно превосходящих сил Эссекса король отошел к уэльским болотам, где надеялся набрать людей. Теперь все надежды на мир окончательно канули в Лету, но, пятясь назад, Карл послал парламенту еще одно последнее скорбное послание. «Бог и небеса направят вас, – писал он, – и милостью своей отвратят наказание, нависшее над этой нацией, и потому поступайте с нами и нашим потомством так же, как мы желаем сохранения и развития истинной протестантской религии, закона и свободы подданных, справедливых прав парламента и мира в королевстве». Во время похода он провел в Веллингтоне смотр своей маленькой армии и в очередной раз почти в тех же выражениях торжественно заявил об умеренности своих целей и справедливости своей войны.