Призыв парламента постоять за свободы подданных выглядел более убедительно, чем возражения короля, утверждавшего, что он и есть их поборник, поскольку все хорошо помнили введенные им многочисленные ограничения этих свобод, и они широко обсуждались, а ограничения, введенные парламентом, касались только меньшинства. То же самое было справедливо в отношении уверений короля, что он стоит за истинную протестантскую религию. Какой бы ни была его личная вера, за последние двенадцать с лишним лет Карл показал, что отдает предпочтение папистам перед пуританами, и, делая это, бросал на англиканскую церковь подозрение в глазах большого числа своих подданных. Именно на этом основании огромная часть искренних протестантов сделала свой выбор, когда дело дошло до войны. «Когда я приложил свою руку к делу Господа, – писал солдат-протестант, – то сделал это не сгоряча. У меня было много дней и ночей, чтобы искать Бога и понять, где мой путь». Благочестивые сыны англиканской церкви, которые молились с не меньшим жаром, получили другой ответ и присоединились к кавалерам.
Однако активное участие в войне по-прежнему было уделом меньшинства. Даже те, кто с большим пылом принял сторону короля или парламента, ждали, что все ограничится одной короткой кампанией. Большая часть населения по всей стране все еще надеялась, что буря минует раньше, чем им придется решать, на чьей они стороне.
И король, и парламент рассчитывали на короткую войну, единственное испытание боем, которое не оставит побежденному дальнейших шансов. Цель короля состояла в том, чтобы уничтожить армию Эссекса и войти в столицу если не победителем, то, по меньшей мере, неоспоримым хозяином. Как только он докажет свое превосходство на поле боя, ему будет несложно заставить молчать Пима и его хунту (возможно, негодяи облегчат ему задачу, бежав из страны), добиться от парламента самороспуска и заново начать свое царствование с новым парламентом, который этот урок заставит быть более сговорчивым, чем его предшественник.
Цель парламента была даже проще. Ему нужно было разбить армию короля, привезти его назад в Вестминстер в целости, сохранности и с должными почестями (но не свободой) и там добиться от него ратификации двух требований: парламентского контроля над военными силами королевства и над назначением королевских советников.
Король был искренен, утверждая, что желает защитить парламент и свободы своего народа. Парламентские лидеры были столь же искренни, настаивая на своем уважении к королю. Но значение таких слов, как «защита», «свободы» и «уважение», стороны понимали по-разному. Король хотел покончить с этим конкретным парламентом, но не желал уничтожения парламента как института. Лидеры парламента были готовы уважать его как личность, но не те прерогативы, которые он требовал. Каждая из сторон исполнилась решимости сделать другую зависимой и, значит, безвредной для себя. И обе были убеждены, что через несколько недель – самое большее месяцев – Бог благословит правое дело.
К середине октября король начал поход на Лондон. Когда он проезжал по улицам Бриджнорта, люди радостно встречали его и над городом звучал приветственный колокольный звон. Рекруты продолжали прибывать. «Дорогая мама, – писал чеширский паренек, извиняясь за то, что убежал с армией, – мне было очень тяжело расставаться с тобой, но я подумал, что лучше поступить так, чем прощаться, как положено. Меня сильнее мучили бы угрызения совести, но это никак не изменило бы моего решения». В Уолверхемптоне последние валлийские рекруты влились в армию короля, у которого теперь насчитывалось более 13 тысяч человек. Солдаты пребывали в добром расположении духа и были более-менее дисциплинированны, но плохо вооружены. Склады местной милиции не покрывали их нужды. У пехоты не хватало мечей, у кавалерии защитного снаряжения и стрелкового оружия. Кроме того, у них не было палаток и было слишком мало грузовых повозок. В Кенилворте король назначил сэра Роберта Хита лордом – главным судьей, поскольку осторожный Бремстон, сказавшись больным, отказался ехать с королем и вести дело по обвинению графа Эссекса в измене.
Тем временем войска парламента выступили из Вустера в Уорик, чтобы перехватить королевскую армию. Из-за нехватки тягловых лошадей Эссекс к вечеру 22 октября дошел только до маленького торгового городка Кинетон, расположенного в нескольких милях южнее Уорика, а значительная часть его артиллерии отстала еще на день. В ту ночь король остановился в Саутеме, а Руперт с передовым отрядом – в Уормлейтоне, где его заметил отряд парламентской кавалерии, когда он добывал фураж. Эссекс, которому наверняка доложили о местонахождении Руперта, не стал ему мешать, возможно полагая, что при дневном свете он сможет более точно оценить королевские силы и направление их движения. На следующее утро, когда он шел в церковь, разведчики доложили, что крупные силы королевской армии обнаружены в трех милях к югу на склоне доминирующего на местности Эджхиллского холма, а также между ним и главной дорогой на Бенбери, Оксфорд и Лондон. Ночью сообразительный Руперт отправил королю сообщение и в темноте быстрым маршем занял со своей кавалерией вершину холма, где теперь ждал, когда подойдет пехота.
С Эджхиллского холма открывается один из самых красивых видов в Англии: обширные зеленые пастбища и плодородные поля, простирающиеся в сторону долины Эйвон. Но в то ясное холодное октябрьское утро офицеров короля больше волновало, чтобы их пехота заняла нужную позицию, а также передвижения Эссекса, чем роскошный пейзаж, освещенный осенним солнцем. Вершина холма давала прекрасный обзор лежащей внизу равнины, но склон был слишком крутым для действий кавалерии. В результате Эссекс беспрепятственно двинул своих людей занимать позицию для боя, и Руперт, видя, что противник намерен драться, стал спускать свою кавалерию с вершины холма на более пологие склоны. Позиция кавалеров была выгоднее, и Эссекс с беспокойством обнаружил, что вопреки тому, в чем его убеждали, у него нет существенного перевеса в численности. Армии были почти равны: у Эссекса около 2000 кавалерии и 11 000 пехоты, у роялистов около 3000 кавалерии и драгун и около 9000 пехотинцев.
Однако у Эссекса имелось дополнительное преимущество: он мог положиться на доверие и подчинение своих офицеров. Его войска были едины, и, хотя Эссекса нельзя назвать гением, он был спокойным, решительным и компетентным. Он вывел свои войска на позицию, так что правый фланг его кавалерии стоял на границе деревушки Редвей и был в некоторой степени защищен тропой и изгородями, поднимавшимися от деревни вверх по склону холма. В центре разместилась пехота с теми орудиями, которые успели добраться до места. И только левый фланг оставался полностью открытым для врага.
Роялисты занимали более сильную позицию, но последние два дня они шли по суровой местности, где с трудом находили еду и укрытие на ночь. Люди были голодны, а настроение командиров приближалось к точке кипения. Линдси, соблюдая интересы пехоты, советовал идти по долинам между многочисленных деревень, но возобладало мнение Руперта, и наступление пошло по открытой местности на большей высоте, где открывался хороший обзор для кавалерии и она могла двигаться легче. В быстром захвате Эджхиллского холма и при составлении плана сражения снова возобладало мнение Руперта. В результате Линдси запретил ему отдавать приказы пехоте во время боя. Руперт, ставивший военную целесообразность выше светского такта, возразил, что нельзя планировать сражение по частям, и настаивал, чтобы в дальнейшем копейщики и мушкетеры перемежались друг с другом по шведскому образцу. Недовольство Линдси перешло в ярость. Прямо перед войсками он швырнул на землю свой жезл и заявил, что если он «не годится командовать армией, то готов умереть полковником во главе своего полка». В таких неблагоприятных обстоятельствах место командующего пехотой занял сэр Джейкоб Эстли, опытный знающий солдат, который в свое время был наставником Руперта и знал, как с ним поладить.
На этом ссоры закончились, и они завершили планирование сражения. Руперт с четырьмя полками кавалерии и лейб-гвардией должен был стоять на правом фланге, Уилмот с пятью конными полками – на левом, пехота – в центре. Штандарт короля, который нес сэр Эдмунд Верней, реял над головами его одетых в красные мундиры пеших лейб-гвардейцев. Конная лейб-гвардия под началом кузена короля и брата герцога Ричмонда, лорда Бернарда Стюарта получила разрешение присоединиться к принцу Руперту.
Король в черном бархатном плаще, подбитом горностаем, проехал вдоль фронта со словами ободрения. Еще раньше в своей палатке он произнес краткую речь, обращаясь к офицерам. «Ваш король – это ваша цель, ваша стрела и ваш командир, – сказал он. – Возвращайтесь живыми или мертвыми, ваш король пребудет с вами и навсегда сохранит этот день, это место и это поле в своей благодарной памяти».
Руперт тоже обратился к своим войскам, но говорил не о политике, а о тактике. Он понимал, что его недостаточно хорошо обученная кавалерия, у которой слишком мало стрелкового оружия, должна добиться максимального результата в ходе первого удара, и потому велел своим людям держаться как можно ближе друг к другу и не открывать огонь, пока они не сблизятся с врагом.
Пока обе армии занимали позиции, наступил вечер, и Эссекс, надеясь захватить инициативу и внести определенный беспорядок в строй королевских войск, открыл из пушки огонь. В ответ на это король собственной рукой поджег фитиль, и пушки роялистов дали залп. Сэр Джейкоб Эстли прошептал короткую молитву: «О, Господи, ты знаешь, как я буду занят сегодня. И если я забуду тебя, то ты не забудь меня». Руперт не стал больше ждать, и Эссекс внезапно увидел слева кавалерию роялистов, летящую вниз по склону, чтобы обрушиться на его колеблющийся фронт. Люди Руперта неслись косым углом, сметая не только кавалерию парламента, стоявшую во фланге, но и ближайшую к ней часть пехоты. Люди парламента не устояли и бросились бежать, «а конница врага гналась за ними по пятам и была между ними». Убегая, они пробивались через свой собственный резерв, располагавшийся сзади, и, хотя Дензил Холлес отважно «встал прямо у них на пути» и попытался задержать бегущих, остановить удалось лишь несколько человек. Остальные позорным образом разбежались, спасаясь от преследовавших их всадников Руперта. Несколько человек оторвались от преследования и, сделав большой крюк по дороге на Лондон, донесли известие о поражении парламента до Аксбриджа. Большая часть бежала в Кинетон, где была добита роялистами. В миле от этого города Джон Хэмпден со своим полком, сопровождавший отставшую часть артиллерии, встретился с испуганными б