Потеря Бристоля стала тяжелым ударом по стратегии парламента. За ней в течение нескольких недель последовала сдача Пула, Дорчестера, Портленда, Уэймута и Мелкомба. Когда пал самый большой город, «более мелкие гарнизоны поспешили подчиниться королю». Военный флот под командованием графа Уорика уже не мог как следует охранять западные подступы к Англии. Ирландско-дюнкеркские пираты и корнуолльские капитаны успешно проскакивали из портов и с островов вдоль устья Канала, губернаторы Джерси и Гернси были на стороне короля, острова Силли давали приют его кораблям, возникли планы по восстановлению разрушенного замка Ланди (который принадлежал вездесущему финансисту Томасу Бушелю) и превращению острова в очередную базу роялистов. Французское правительство позволяло королевским кораблям пользоваться гаванями на побережье Нормандии и Бретани. Рыбацкие лодки и мелкие торговые суда из портов, принадлежавших парламенту, то и дело подвергались ограблению или уводились пиратами короля. К этому можно добавить, что теперь король контролировал второй по значимости морской порт королевства со всеми его богатствами, снабжением и масштабными торговыми интересами и захватил четыре военных корабля, стоявшие на рейде в Бристоле. Когда в начале войны он потерял свой военный флот, то лишился уважения иностранных государей. После взятия Бристоля и восстановления своей морской силы с ним снова начинали считаться. Карл выбрал момент и выпустил декларацию о своей верности протестантской вере и свободам своих подданных, а также предложил прощение всем, кто был введен в заблуждение его врагами. Эта декларация вместе с прокламацией, выпущенной им месяцем раньше в Оксфорде с осуждением тех, кто остался в Вестминстере и не мог считаться свободным парламентом, должна была подорвать их авторитет и действительно угрожала это сделать.
Пелена злобы окутала Лондон и Вестминстер. Королевские посты на главных дорогах перекрыли поставку в столицу еды и других товаров. На рынке Смитфилд исчез крупный рогатый скот, на Блэкуэл-Холл пропали ткани. Ощущалась нехватка зерна, сыра и овощей. 18 июля вспыхнуло роялистское восстание в Кенте, и всю неделю эстуарий Темзы и сам лондонский порт были под угрозой. Толпы озлобленных вооруженных людей завладели городками Тонбридж и Севеноакс. Они грабили дома богатых сторонников парламента и взяли в плен сэра Гарри Вейна, вышедшего, чтобы их урезонить. Затем они направились к реке, где захватили несколько пушек, стоявших на кораблях парламента. Так в давние времена неуправляемые банды Уота Тайлера и Джека Кейда шли на Лондон. Легенда о них жила, и растерянный город содрогнулся от страха, потому что, хотя говорилось, что это восстание за короля, его истинной целью очень быстро сделался обыкновенный грабеж. «Мы должны грабить только „круглоголовых“», – твердил один добросовестный восставший, на что другой отвечал: «Для нас „круглоголовым “ будет любой, у кого есть что взять».
Когда тревога достигла предела, парламент издал долго и беспокойно обсуждавшийся указ под названием «Ордонанс об акцизах». Постоянные расходы на содержание армии и флота равнялись почти 3,5 миллиона фунтов в год. Чтобы осилить это неподъемное бремя, «Ордонансом об акцизах» вводился налог на покупку вина, сахара, пива, полотна, кожи и других товаров, выбранных на том основании, что, хотя спрос на них был высоким, они не являлись товарами первой необходимости. В дальнейшем, пока шла война, акцизом обложили и эти товары, но поначалу была надежда, что крайних мер удастся избежать.
Сразу после введения акцизов под сильным давлением графа Манчестера и Оливера Кромвеля, действовавших в Восточном Мидлендсе, парламент выпустил еще один ордонанс, преследовавший цель быстро набрать 7000 всадников. Сделать это было самое время, поскольку кавалерия Ферфакса и Уоллера была практически уничтожена, а конница Эссекса деморализована болезнями и нуждой. На фоне катастрофических известий о падении Бристоля Пим еще больше сузил круг тех, кто руководил войной. Комитет безопасности оказался слишком медлительным и склонным к ненужным спорам при принятии решений, и в августе Пим учредил Военный совет, состоящий из более узкой группы парламентариев, единодушно и решительно выступавших за продолжение войны, и нескольких купцов и военных, способных давать практические советы.
Ссоры и зависть разобщали парламент и угрожали парализовать армии. В атмосфере страха и отчаяния последних недель Пим, поначалу присоединившийся к всеобщей критике Эссекса, осознал опасность этого курса. Эссекс, после своих угроз подать в отставку, в начале июля в очередном письме с жалобами указывал спикеру, что считает желательным возобновление переговоров с королем. Это очень сильно воодушевило партию мира в палате лордов во главе с графом Холландом, кузеном Эссекса и сводным братом Уорика. С другой стороны, это стало стимулом и для радикальной партии войны в палате общин, которая под руководством безответственного Гарри Мартена откололась от Пима и провозгласила Уоллера своим единственным героем и спасителем. Когда он прискакал в Лондон с таким щеголеватым видом, будто никогда не терял армию, его встретили аплодисментами. Он заявил, что единственным виновником его поражения является Эссекс, позволивший королевской кавалерии выехать из Оксфорда. На волне ложного энтузиазма палата утвердила решение, что комитет во главе с Гарри Мартеном должен набрать в Лондоне армию для Уоллера, независимую от Эссекса.
В это время уставший сверх всякой меры Эссекс потребовал, чтобы было проведено расследование катастроф на Западе, прежде чем новая армия будет доверена командующему, который уже потерял одну. Он просил, чтобы деньги были отправлены его голодным и терзаемым болезнью войскам. Его солдаты, деморализованные обрушившейся на него критикой, дезертировали, а офицеры его презирали. Почему, спрашивали Эссекс и его друзья, его винят за ошибки других людей? Где были Ферфакс и Кромвель, когда королева со своим обозом беспрепятственно ехала из Йорка в Оксфорд? Как так вышло, что Уоллер со всей своей конницей, пехотой и орудиями был разгромлен горсткой королевских кавалеристов?
Джон Пим почти потерял контроль над ситуацией. Мартен и экстремисты, пугая своих более умеренных коллег по палате общин, невольно подталкивали их к партии мира, которая теперь доминировала в палате лордов. Граф Холланд, этот сбитый с толку придворный политик, неизвестно как оказавшийся на стороне парламента в начале войны, теперь стоял во главе этой группы лордов и обещал им, что их поддержит сам Эссекс. Условия, которые они намеревались предложить, были равносильны капитуляции. Они были готовы вернуть Карлу контроль над вооруженными силами, что являлось самым важным аспектом всего спора между парламентом и королем. Их страх – если не восхищение Карлом – можно было понять. Король повсеместно одерживал победы. Ссора между Эссексом и Уоллером и лихорадочное возвышение Уоллера безнадежно подрывали усилия парламента по стабилизации положения и консолидации своих сил против роялистов. В разгар ссор, неразберихи и взаимных обвинений пришли убийственные известия о падении Бристоля. Нерешительным казалось, что война окончена и смиренная мольба о мире – это лучший способ выхода из катастрофы, в то время как горячие головы зря тратили свою энергию на риторические речи и яростные споры, а рекруты так и не приходили.
В этот отчаянный час Пим не потерял головы и направил палату общин по более разумному и твердому пути. Он понял, что нужно прекратить споры и вернуть уверенность Эссексу. Тогда, благодаря возобновлению и силе их поддержки, Эссекс сам не поддастся паническим настроениям своего кузена Холланда и лордов из партии мира. Кроме того, он ясно видел, что после поражения Ферфакса на Севере союз с Шотландией, к которому он упорно склонял своих коллег, стал настоятельной необходимостью.
Одновременно с ним к такому же выводу пришли и ковенантеры, и в эти бурные дни в Вестминстер из Эдинбурга пришло официальное предложение о заключении союза. После возвращения Лоудуна и Хендерсона из Оксфорда от недружелюбно настроенного короля маркиз Аргайл безошибочно уловил сигналы приближающейся опасности. Граф Антрим, которому опять не повезло, был схвачен шотландским патрулем в Ирландском море, когда возвращался из Йорка от королевы. Из найденных при нем писем и признаний его слуги тюремщики узнали о его плане поднять свой клан – клан ольстерских Макдоннелов – на вторжение в Шотландию. Эти доказательства связи короля с ирландцами переправили в Лондон, где они сыграли свою роль в критические летние дни. Кроме того, они узнали имена шотландских роялистов, причастных к этому заговору, и что Монтроз отказался в нем участвовать.
Тем летом в Шотландии часто ходили слухи о тайных встречах роялистов. Говорилось, что Монтроз провел три дня с Хантли, но так и не смог договориться с ним ни о каких совместных действиях, и после двух неудачных попыток повести роялистов по тому пути, который казался ему правильным, он в ярости удалился. Аргайл, в кои-то веки проявивший неосторожность, поверил в эту историю и отправил ему личное письмо, в котором призвал образумиться. Александер Хендерсон, вернувшийся из Оксфорда без каких-либо иллюзий относительно политики короля, в течение двух часов, прогуливаясь с Монтрозом вдоль реки в Стерлинге, вразумлял его. Он ясно дал понять, что в армии, которую предполагалось набрать для подавления ирландцев и войск «зловредных», а также при необходимости для вторжения в Англию, Монтроз займет очень высокий пост. Монтроз воздержался от ответа, и через несколько дней в Эдинбурге узнали, что он бежал из страны. Известие вызвало ужас, поскольку ему позволили узнать слишком много. Никто не сомневался, что он едет к королю, чтобы передать ему свои опасные знания.
В этой тревожной атмосфере канцлер Лоудун созвал Комитет сословий. Поскольку король запретил созывать парламент, он проконсультировался с опытным и хитрым лордом-адвокатом сэром Томасом Хоупом, который заявил, что в чрезвычайной ситуации для сбора денег (но не для принятия других законов) Комитет сословий можно созвать и без согласия короля. Братья Гамильтон, как обычно пребывавшие в растерянности, просто отказались присутствовать. Но когда Комитет собрался, то, к своему огорчению, обнаружил, что его английские братья, погрязшие в собственных проблемах, не прислали уполномоченных, чтобы совещаться с ним. Теперь настала очередь шотландцев осознать, что они должны действовать с англичанами сообща, пока не станет слишком поздно. Во всей Северной Англии силы короля побеждали, и ст