Такое отношение к ирландским лоялистам было вдвойне жестоко, поскольку парламент продолжал называть прибывавшие оттуда войска «кровавыми бунтовщиками-идолопоклонниками», хотя большую их часть по-прежнему составляли правительственные силы, и 500 человек из них уже дезертировали, чтобы присоединиться к тем, кого считали протестантской стороной в этой войне. Когда капитан Свонли, проходя вдоль побережья Пемброка, захватил транспорт из Дублина, он связал пленных солдат веревками и сбросил их в море. Пока Свонли хвастался уничтожением «ирландских мятежников», Ормонд оплакивал потерю своих людей и с возмущением заявлял, что больше никого не сможет уговорить подняться на борт, если их будут ждать такие опасности.
Руперт, находившийся в Шрусбери, зная о проблеме с ирландским транспортом, планировал идти на Йорк через Ланкашир и по дороге захватить Ливерпуль. Тогда, поскольку северную часть Ирландского канала защищал контролируемый роялистами остров Мен, ее можно было бы безопасно пересекать. Но освобождение Йорка с каждой неделей выглядело все более трудным. 6 мая после двух дней проливного дождя силы Восточной ассоциации под началом Манчестера штурмом взяли цитадель Линкольна и разграбили город. За последний месяц роялисты утратили контроль над Линкольнширом, и Манчестер с 6-тысячной пехотой, 1000 кавалеристов и 12 пушками беспрепятственно шел на север, чтобы присоединиться к осаде Йорка. Теперь, дойдя до Йорка, принцу Руперту пришлось бы иметь дело с тремя армиями: с шотландской, с армией Ферфакса и с армией Манчестера. 16 мая 1644 г. он выступил из Шрусбери с 2-тысячной кавалерией и 6-тысячной пехотой. Затем к нему присоединились силы Байрона из Честера, и теперь у них насчитывалось 14 000 человек. Из всех генералов на театре военных действий с обеих сторон репутация Руперта была самой высокой, как среди друзей, так и среди врагов. «Само его имя уже означает половину победы», – писал один капитан-роялист, и в последние месяцы отовсюду – из Ньюарка, Ланкашира, Йорка и даже из Пемброка – принц наверняка слышал постоянные призывы, в которых звучала уверенность, что «только принц может это сделать». Поэтому неудивительно, что он начал эту северную кампанию с непоколебимой уверенностью в своей способности справиться с задачей, и больше всего его тревожило не то, что его планы могут потерпеть неудачу, а что король в Оксфорде может предпринять какие-нибудь ошибочные действия.
Его опасения оправдались. Поначалу король принял его совет усилить гарнизоны в окружавших Оксфорд городках и держать оборону, но, как только его толковый племянник уехал, он передумал. После нескольких сумбурных заседаний военного совета было решено сделать оксфордскую армию более «проворной» на поле боя за счет ухода из Рединга и Абингтона. Но задолго до того, как они смогли получить выигрыш в результате большей мобильности, враг занял оба города и вынудил королевскую кавалерию полностью оставить Беркшир, после чего Оксфорд с южной стороны оказался не защищенным от нападения.
Эссекс, пораженный таким поведением, при почти дружеском содействии Уоллера быстро двинулся в восточном направлении и к концу мая разместил свою штаб-квартиру в Ислипе, а аванпосты – в Коули и Хедингтоне. Король, желая развеяться и поднять настроение своих друзей, посвятил день охоте в Вудстоке. В то время как он с успехом подстрелил пару жирных зайцев, Уоллер вышел из Абингтона и в Ньюбридже, к юго-западу от Оксфорда, переправил своих людей через Темзу по мосту из лодок и оттуда двинулся на запад. Теперь городу угрожала опасность с трех сторон, и в скором времени силы Уоллера могли перерезать линии коммуникаций между королем и Западом. В таком рискованном положении Карл, вероятно по совету лорда Форта, действовал отважно и изобретательно. Выехав из Оксфорда с большей частью своей кавалерии, он сделал вид, что движется в сторону Абингтона. Чтобы предупредить нападение на свой гарнизон в этом городе, Уоллер отступил назад, оставив свободной дорогу на запад. Король со своим отрядом проскочил через эту брешь и направился сначала в Берфорд, а затем в Вустер. Роялисты надеялись, что Оксфорд выдержит осаду, а они продержатся в полевых условиях до возвращения Руперта.
По пути, в Эвершеме, они услышали, что силы парламента из Глостера неожиданно напали на Тьюксбери и взяли его. В Першоре солдаты короля разрушили мост, но в результате своих неуклюжих поспешных действий потопили часть собственных войск. 7 июня из Вустера король написал Руперту, изящно извиняясь за то, что сделал: «Я признаюсь, что лучше было бы последовать вашему совету… потеря Тьюксбери создает для нас большой риск, хотя мы, несомненно, защитим себя, пока вы будете бить шотландцев, но если вы будете делать это слишком долго, я предвижу крупные неудобства». В то же самое время Дигби в каком-то веселом отчаянии писал: «Эссекс идет на нас одним путем, Уоллер, вероятно, пойдет на нас со стороны Уэльса через Глостер, Мэсси и лорд Денби – через Киддерминстер, и у каждого из них достаточно большие силы… Оксфорду едва ли хватит продовольствия на месяц… все надежды на спасение зависят от своевременного успеха вашего высочества». Герцог Ричмонд лаконично подытожил положение короля: «Нам нужны деньги, люди, руководство, осмотрительность, продовольствие, время и хороший совет».
В то время как король и его советники подвергли риску штаб-квартиру, принц Руперт исполнил первую задачу своей северной кампании. Он ворвался в графство Линкольншир, взял Стокпорт и, не трогая хорошо укрепленный город Манчестер, 28 мая пошел на штурм Болтона, который гордился своей суровой религиозностью и который льстиво называли «северной Женевой». На помощь его гарнизону пришли 1500 человек из окрестных мест. Но не имевший защитных стен город, как бы яростно его ни защищали, не мог устоять против хорошо организованной атаки. Болтону хватило двухчасового боя под постоянным проливным дождем. Кавалеры ворвались на узкие улочки, топча солдат и горожан, и вскоре это «милое благочестивое местечко» превратилось в «совиное гнездо и логово драконов». Командующий ланкаширскими силами Александер Ригби, разгромленный и обращенный в бегство, выдавая себя за роялиста, с криком: «Город наш!» – сумел в общей суматохе вырваться из него. Солдаты победителей, которым в качестве поощрения отдали город на разграбление, воспользовались этой возможностью в полной мере.
Через несколько дней после падения Болтона к Руперту присоединился Джордж Горинг с 5000 всадников, «экипированных не так хорошо, как ожидалось», но имевших при себе стада угнанного скота. Проведя почти год в плену, он вновь обрел свободу в результате обмена и за последний месяц активно участвовал в кавалерийских рейдах на территории Ланкашира. Лорд Дерби, который, возвращаясь с острова Мен, в марте примкнул к Руперту, набрал в своих владениях еще некоторое количество пехотинцев, по большей части необученных и практически безоружных. Ланкаширские пуритане дрогнули перед надвигающейся грозой, и в Престоне напуганные буржуа организовали для принца банкет. «Банкеты – это не для солдат», – ответил Руперт и отправил мэра под арест.
5 июня Руперт вошел в маленький городок Виган. Здесь горожане, которые были роялистами и радовались судьбе своих побежденных пуританских соседей, встретили Руперта цветами и зелеными ветками. В расположенном неподалеку Латом-Хаус его не ждали, но герцогиня Дерби, которая держала обитателей в узде уже больше двух месяцев, прижала победоносного принца к своей пышной груди. Он оставил у нее захваченные в бою знамена и двинулся дальше, чтобы завершить свою работу в Линкольншире взятием Ливерпуля.
Ливерпуль, с его плоским илистым берегом, не смог бы долго обороняться против артиллерии Руперта, но его гарнизон, состоявший из людей, которые проводили свободные часы, «читая Писание, беседуя о добрых вещах и вознося общую молитву», исполнился решимости удерживать город до тех пор, пока они не отправят морем как можно больше оружия и боеприпасов. В течение пяти дней, когда батареи Руперта обстреливали их, расходуя огромное количество пороха, суровый полковник Мур и его люди держались, пока не загрузили содержимое всех своих складов на корабли, стоявшие в гавани. На пятый день корабли с ценным грузом и высшими офицерами отплыли. Руперт вошел в город, но, хотя ему досталось несколько брошенных пушек, весь порох, которым он хотел пополнить свои истощившиеся запасы, исчез.
Тем не менее Руперт исполнил первую часть задуманного: восстановил доминирующее положение роялистов в Ланкашире и захватил порт, обращенный в сторону Ирландии. До сих пор у него не было оснований для недовольства своим продвижением, но самая трудная задача ждала его впереди, и, чтобы обеспечить успех своего похода на Йорк, ему требовалось больше времени, чем он ожидал. Руперт отправил гонцов назад в Оксфорд за порохом и объявил, что намерен полностью подчинить роялистам Ланкашир, чтобы, когда он пойдет на Йорк, оставить за спиной лояльное сплоченное графство. Кроме того, отсрочка давала ему необходимое время привести в более приличную форму оборванных рекрутов лорда Дигби и собрать со всех северных графств разрозненные остатки роялистских войск, тех, которые остались в Камберленде под началом Клаверинга, и тех, которые стояли на границе с Монтрозом. Собрав воедино все эти силы и обеспечив им соответствующую экипировку, Руперт мог уверенно бросить вызов трем армиям, блокировавшим Йорк. В пути его депеша королю встретилась с потоком писем, в которых Карл и его советники рассказывали о своих злоключениях.
Карл склонялся к тому, чтобы обвинить в катастрофическом положении дел Уилмота. Руперта, находившегося далеко в Ланкашире, бесила вся толпа окружавших короля советников. Он знал, что Уилмот ленив и заносчив, и постоянно страдал от бесконечных отказов Гарри Перси на любую его просьбу о поставке экипировки и провизии. Среди гражданских советников он не любил Калпепера и не доверял Дигби. После мрачных слов Ричмонда («Нам нужно продовольствие, время и хороший совет») и трогательной мольбы короля («главная надежда… это Господь и вы») Руперт осознал, что его в любой момент могут отозвать домой. Дигби, писавший по приказу короля, уговаривал его не медлить и уладить дела на севере «одним махом», чтобы поскорее вернуться назад и помочь им на юге.