Полковник Мэсси в Глостершире пытался переманить клобменов на свою сторону в борьбе против кавалеров Херефорда, которых он изображал их истинными угнетателями. Но хотя на какое-то время этому обладавшему даром убеждения командиру удалось заручиться их поддержкой для своих целей, подобные маневры не могли нейтрализовать опасность надолго. Единственным решением было введение действенной дисциплины в войсках, что дало бы возмущенным, но далеко не сломленным людям гарантии безопасности от разнузданного воровства и возможность собирать свой урожай, доить своих коров, пасти скот, стричь овец и с разумной прибылью продавать на рынке зерно, сыр, мясо, шерсть и шкуры.
Возможно, планируемая парламентом Армия нового образца с новыми принципами формирования и дисциплины представлялась ему решением этой проблемы. У короля никакого решения не было. Дисциплина в его армии неуклонно снижалась, все больше отдаляясь от того идеала, который он определил изначально, и даже самые опытные командиры не могли сохранить ее, когда не хватало денег, а провизия и места для постоя не отвечали их требованиям. К тому же многих высших офицеров возмущало любое ограничение их власти, удовольствий и прибыли.
В Вестминстере обе партии и обе нации, пресвитерианцы и индепенденты, шотландцы и англичане сознавали абсолютную необходимость эффективной работы по созданию новой организации армии. У них уже была общенациональная структура в виде комитетов местного дворянства, занимавшихся сбором взносов, определенных для каждого графства. Члены парламента всегда заботились, чтобы донести беспокойство и желания палаты общин до округов и графств, которые они представляли, и в то же время их друзья на местах точно так же стремились донести до них местные проблемы и недовольства. Принятый в феврале 1645 г. «Ордонанс об улучшении обеспечения и содержания армии» укрепил систему, которая уже существовала и нуждалась лишь в более решительном использовании.
У короля не было структуры, с которой можно было бы работать. Он тоже назначал комитеты графств, но меры их контроля со стороны центра были бессистемными и неработоспособными. Парламент, который он созывал в Оксфорде и который теперь в ходе своей второй сессии стал повсеместно презираемым органом, работал крайне неэффективно, и у его членов действительно возникали трудности при попытке сообщить в свои графства и округа, что они обсуждали и какие приняли решения. Королевский совет, который и в мирное время не годился для решения задачи поддержания контакта с региональными властями страны, во время войны стал еще менее пригодным для этого. Парламент в Вестминстере, действовавший теперь преимущественно через Комитет Обоих королевств, решал задачи управления страной и ведения войны при помощи ордонансов, контролировавших гражданскую, экономическую и дипломатическую жизнь нации. Почти случайно они изобрели новую форму правительства – Кабинет, тесно связанный с палатой общин и опирающийся на распределенных по стране исполнителей в лице местных властей и который последующие поколения адаптировали и развили, но фундаментально не изменили.
Король с момента начала войны отказался от решения задач управления. И он, и его главные советники, и его генералы, стараясь успешно вести войну, почти не предпринимали попыток решать административные проблемы, от которых в долгосрочной перспективе зависел успех. Руперт разделял широко распространенное среди советников короля заблуждение, полагая, что решение сводится к назначению «правильных» людей. Это кое-что значило, но решение было поверхностным, поскольку, кроме этого, необходима была куда более глубокая и всесторонняя централизация и координация. Роялисты никогда не пытались этого добиться и даже не видели в этом необходимости. Нехватка политической проницательности, подтолкнувшая короля к развязыванию войны, отражалась и на том, как он ее вел. Карл, как и большинство его советников, никогда не сознавал, что эффективность любой политической теории зависит от того, насколько умело она может быть интегрирована в практику управления. Он проиграл войну, как проиграл мир, потому что никогда до конца не понимал то, что однажды сказал один из его секретарей: «Здесь нужно нечто большее, чем просто приказать это сделать». Для короля то, чего он желал, что приказал сделать, означало, что это сделано. Но в том, чтобы преодолеть разрыв между тем, что приказано, и тем, что сделано, как раз и состоит искусство управления. Этим искусством Карл, король по милости Божией и Божественному праву, никогда не владел и даже никогда не видел необходимости владеть им.
В Вестминстере работа велась на прочном фундаменте. Там присутствовала организация. Оставалось только поставить наверху нужного человека. Новый главнокомандующий Ферфакс не принадлежал к интепендентам, но, как разумный профессиональный военный, не собирался вести войну без Кромвеля на посту командующего кавалерией и других толковых офицеров независимо от их веры. Представленный им список армейских назначений без труда прошел утверждение палатой общин. Лорды возражали против 40 из названных имен и попытались исключить их. Но неизменный друг интепендентов лорд Сей был начеку. Когда он объявил, что является доверенным представителем лорда Малгрейва и использует его голос, чтобы поддержать список, голоса разделились поровну. Граф Эссекс взял слово и заявил, что является доверенным лицом своего сводного брата лорда Кланрикарда. Но эта попытка была тщетной, поскольку лорд Кланрикард был католиком, жившим в Ирландии, и это лишало его права голоса. Вспомнил ли Эссекс в этот миг поражения то время четыре года назад, когда он и некоторые из его коллег с радостью услышали крики толпы: «Нет лордам папистам!», и это обеспечило им большинство, отправившее на смерть Страффорда?
Спустя несколько дней палата общин наделила Ферфакса полномочиями на продолжение войны. Консервативные лорды возражали, поскольку, в отличие от тех полномочий, которыми они ранее наделяли графа Эссекса, новые не содержат параграфа об обеспечении безопасности королевской персоны. Как они считали – и совершенно справедливо, – это упущение меняло характер войны. Больше не делалось вида, что борьба ведется за лучшее обеспечение безопасности и чести государя. Теперь ничто не защищало его от угрозы насильственного свержения. И снова большинством в один голос возражения умеренных лордов были отклонены, и полномочия приняты в том виде, который предлагала палата общин.
В январе лорды отклонили закон, согласно которому ни один член парламента (любой из палат) не имел права занимать офицерскую должность в армии и на флоте. С тех пор их заставили признать несостоятельность их позиции, поскольку ни одна армия не может быть организована должным образом, если у ее офицеров есть возможность сослаться на привилегию парламента, когда с них спрашивают отчет об их действиях. Теперь этот опасный билль с небольшими правками снова представили им на обсуждение. Но у них уже не осталось сил бороться. 2 апреля, на следующий день после оглашения нового списка армейских назначений, Эссекс и Манчестер подали в отставку. 3 апреля лорды проголосовали за этот неугодный им закон, а 4 апреля он получил в прессе название, под которым и стал известен в истории, – «Ордонанс о самоотречении». Единственной неизбежной потерей, вызвавшей сожаление парламентариев, стал адмирал граф Уорик. Попав в ту же ловушку, что и Эссекс с Манчестером, он передал свои полномочия Уильяму Баттену и обратил всю энергию, с которой командовал флотом, на более сомнительную задачу искоренения колдовства в восточных графствах.
Кромвель вел активные военные действия, и его определенно нельзя было снять сразу, особенно с учетом того, что Ферфакс решительно настроился сохранить его. Его оставили в армии сначала временно, а затем постоянно и через несколько недель сделали генералом кавалерии.
Насущную проблему представляла ситуация с войсками Эссекса и Манчестера, особенно с артиллерией. Смогут ли они без возражений принять изменения в командовании и серьезную реорганизацию, которой будут подвергнуты? Количество полков предполагалось уменьшить почти в два раза, что неизбежно повлекло бы нежелательные для многих перемены, потерю лица и, возможно, денег. Но недавние беспорядки и нехватка продовольствия были такими, что надежда на большую определенность вполне могла перевесить для большинства офицеров потерю должности и власти.
В субботу 5 апреля 1645 г. всеми уважаемый командир лондонской милиции Филип Скиппон, который теперь стал генерал-майором в подчинении у Ферфакса, провел в Рединге смотр пехоты. «Джентльмены и солдаты», – начал он и затем сообщил им об изменениях в командовании и планах по реорганизации армии, после чего они смогут быть уверены в должном обеспечении продовольствием и обмундированием и регулярной оплате. В то же время новая армия под угрозой смерти должна была полностью прекратить грабежи. В подтверждение доброй воли парламента им предлагалось немедленно получить деньги за 14 дней, сапоги и одежду. Все до единого согласились заново записаться в армию с новым устроением. На Пасху 6 апреля в Сент-Олбансе Ферфакс обратился к кавалерии, частично старой, частично набранной заново, и это обращение имело такой же успех. Армия нового образца становилась реальностью.
Этой армии было суждено выиграть войну. Месяцы, когда она создавалась, сопровождались тайными и открытыми ссорами, хитроумными маневрами в палате общин и спорами в Комитете Обоих королевств. В то время, когда велись бесплодные переговоры с королем, одна половина парламентариев шпионила за другой, а пресвитерианцы в Аксбридже пытались перехитрить индепендентов, точно так же как интепенденты пытались перехитрить пресвитерианцев в Вестминстере. Но, несмотря на углубляющийся среди оппонентов короля раскол между шотландцами и англичанами, пресвитерианцами и интепендентами, они не сомневались, что победа близится.
Сабран заметил эту агрессивную уверенность и, будучи внимательным наблюдателем, понял, что она вполне обоснованна. Парламентариям, которые контролировали Лондон и море и имели большие по численности и лучше организованные вооруженные силы, действительно должно было очень не повезти, чтобы они проиграл войну. Недовольство в Лондоне и волнения в войсках были поверхностными проблемами, способными всего лишь подкреплять неистребимый оптимизм Карла, но не дававшими ему реальных оснований для надежд на лучшее.