С учетом сказанного выше неудивительно, что на военном совете в Уэлбеке он настаивал на походе в Шотландию. Однако после прибытия посланца от Монтроза король едва ли мог решиться идти на север. По пути этот посланец был схвачен, и какое-то время его держали в плену, но теперь он с запозданием мог рассказать им пугающую правду. В Лоуленде хозяевами были ковенантеры. Монтроз отступил к северу от Стерлинга и не мог сделать ничего существенного, пока король не пришлет ему по меньшей мере полк кавалерии. В таких обстоятельствах король не мог лично предпринять столь рискованный шаг, но Дигби, которого, к его большому удивлению (как он утверждал позднее), поддержал Мармадьюк Ленгдейл и который получил одобрение солдат (во всяком случае, так он говорил), согласился вести Северную кавалерию на соединение с Монтрозом. «Через полчаса (клянусь Богом), даже не думая прежде ни о чем подобном, я ушел с заседания совета» – такова версия Дигби, хотя не вызывает больших сомнений, что требование Ленгдейла передать командование Дигби, а также уверения в радости солдат по этому поводу, были заранее согласованы с королем, чтобы придать этому несколько необычному назначению видимость ответа на спонтанное требование армии. На время этой экспедиции король дал Дигби полномочия генерал-лейтенанта, командующего всеми силами к северу от Трента. Это было первое важное назначение, сделанное после падения Руперта, и, когда Карл вернулся в Ньюарк, находившиеся там недовольные солдаты не могли не узнать, что теперь человеку, ответственному за его падение, доверили значительную часть его полномочий.
К тому времени Руперт и Мориц в сопровождении около 100 всадников добрались до замка Бельвуар. Они отбили одно нападение врага, но большую часть пути ехали либо по объездным дорогам, избегая его, либо по тем местам, которые Руперт помнил с того времени, когда мальчиком охотился там восемь лет назад. Первоначальная готовность принца подчиниться позднее, когда король не захотел выслушать его объяснений, уступила место горькому ощущению несправедливости. В Лондоне, в Париже, в Нидерландах и по всей Англии клеветническое обвинение, что он взял деньги за сдачу Бристоля, повторялось и обрастало подробностями. Говорили, что они с Леггом планировали сдать Оксфорд и даже что они с Морицем потворствовали в феврале взятию Шрусбери. Друзья, возмущенные этими наветами, сплотились вокруг него и приходили в ярость от разбазаривания оставшихся военных ресурсов короля теперь, когда исчезла любая видимость профессионального руководства. Воодушевленный своими друзьями и пренебрегая приказом короля о своем аресте, принц вместе с братом, горсткой офицеров и собственным кавалерийским отрядом отправился в путь, чтобы предстать перед своими обвинителями и потребовать расследования сдачи Бристоля.
Карл воспринял его поведение иначе. Он решил, что мятежный племянник намерен под угрозой меча заставить его заключить мир с парламентом, и направил ему приказ немедленно возвращаться в Оксфорд, если он прибыл говорить о переговорах. Руперт не подчинился приказу и 16 октября уже на подъезде к Ньюарку, когда-то месту своего самого грандиозного триумфа, был со всеми почестями встречен губернатором сэром Ричардом Уиллисом и недавно получившим титул лордом Джерардом. Оба действовали вопреки желаниям короля.
Въехав в город, Руперт «без каких-либо обычных церемоний сразу прошел к королю и сказал его величеству, что он прибыл, чтобы дать отчет о сдаче Бристоля». Король ничего не ответил и направился на ужин, во время которого он говорил с Морицем, но не сказал ни слова Руперту. На следующий день он согласился с тем, что военному совету следует рассмотреть дело Руперта. Выслушав рассказ племянника о том, что произошло в Бристоле, король сказал, что, по его мнению, хотя принц не проявил недостатка «мужества и преданности нам», тем не менее мог бы удерживать город несколько дольше в ожидании прихода помощи. На это принц Руперт ответил, что на военном совете в Бристоле все согласились, что помощи ждать неоткуда, поскольку никаких намеков на помощь от короля не поступало и что он сдался, чтобы спасти людей, которые «так долго и верно» служили делу короля. На втором слушании военный совет в Ньюарке единогласно признал, что Руперта нельзя обвинить в недостатке храбрости и преданности. Заявление короля, что Бристоль можно было удерживать дольше, совет обошел молчанием.
Таким образом, для Руперта и его друзей вердикт был удовлетворительным, но для короля – неприятным. Его вполне обоснованно волновало нарушение дисциплины гарнизоном Ньюарка и жалобы сельских жителей, и ему нелегко было простить неподчинение Руперта и его друзей. Как когда-то в Южном Уэльсе он убрал лорда Джерарда, чтобы угодить валлийскому дворянству, но попытался (как оказалось, безуспешно) успокоить его, сделав пэром, так и теперь он вознамерился снять Уиллиса, успокоив его назначением на более важную – однако лишь внешне – должность. Ньюарк уже находился под угрозой со стороны приближающегося врага, и Карл планировал незамедлительно отступить в Оксфорд. Перед уходом он решил доверить Ньюарк лорду Белласису, которого здесь хорошо знали и любили, а Уиллиса забрать с собой в Оксфорд в качестве командующего всей своей конной гвардией – должность, которую до своей недавней смерти занимал его молодой кузен лорд Бернард Стюарт.
План не сработал. Каким бы почетным ни был пост, предложенный королем Уиллису, его удаление из Ньюарка неизбежно было истолковано как знак королевского неодобрения, чем он и являлся. В воскресенье 26 октября ближе к вечеру, за несколько часов до того, как король должен был уехать из небезопасного города, оба принца с Уиллисом, Джерардом и дюжиной других офицеров снова вошли в комнату, где он сидел за обедом. Уиллис, нарушая тишину и этикет, сердито заявил, что весь город знает о его смещении с поста губернатора. Он был публично оскорблен и требовал публичных объяснений. «И это потому, что он мой друг», – вмешался Руперт, а Джерард, выказывая обиду, накопленную за недели, прошедшие с момента его снятия с поста в Южном Уэльсе, выкрикнул, что за всем этим стоит Дигби и что Дигби предатель.
Король велел им выйти из комнаты. Еще до вечера ему передали петицию, требовавшую справедливости для сэра Ричарда Уиллиса, подписанную Рупертом, Морицем, Джерардом и двадцатью другими офицерами. Один из подписантов с запоздалой осторожностью высказал надежду, что король не сочтет это действие за мятеж. «Я не стану называть это так, хотя очень похоже», – сказал король.
Не дожидаясь ночи, он объявил Белласиса губернатором. Город гудел. Друзья Руперта барабанным боем созывали людей с оружием, а ведущие кавалерийские офицеры готовились к отходу. На следующее утро мятежная кавалерия во главе с Рупертом заполнила рыночную площадь. Король выехал к ним. Он был спокоен и холоден. И сказал, что все недовольные службой у него могут удалиться в замок Бельвуар и принять необходимые меры для ухода со службы. Он не станет им мешать, но и не уступит.
Больше сказать было нечего. Возражения не были приняты, и ни Руперт, ни кто-либо еще не стал бы использовать как последнее средство силу против короля или тех, кто по-прежнему пользовался его доверием. Пристыженные и почти смирившиеся, они ускакали в Бельвуар. Теперь лучшие из них осознали, что, как бы они ни страдали от несправедливости, их мятеж был чем-то непростительным, чем-то таким, что впоследствии Руперт и другие попытались искупить. К середине дня город утих, но король лишился своих лучших кавалерийских офицеров, и его армия развалилась без надежды на восстановление.
В то время как в Ньюарке происходил финальный поединок характеров между королем и его племянником, разрушивший армию Дигби нашел более простой способ лишиться Северной кавалерии. В Шерборне он неожиданно напал на пехотный полк парламента и довольно проворно взял большую часть полка в плен, завладев их оружием и багажом. Когда вскоре прискакал небольшой кавалерийский отряд, чтобы их спасти, Дигби, по его собственным словам, одержал полную победу и над ним тоже, но из-за несчастного случая все пошло прахом. Пока он преследовал по городу убегавшего врага, люди Ленгдейла, приняв беглецов за своих товарищей, подумали, что они потерпели поражение и обратились в бегство, бросив все плоды своей предшествующей победы. Среди брошенного ими – даже Дигби посчитал это несчастьем – была вся его личная корреспонденция, касавшаяся дел короля.
После этого Дигби и Ленгдейл направились в Ланкашир, но там наткнулись на парламентских новобранцев. Поверив ложному слуху, будто Монтроз собрал войско и находится в Глазго, они пошли в Шотландию и добрались до Дамфриса, где узнали правду и снова повернули назад, планируя провести зиму в труднодоступном регионе Картмел, расположенном между горами и морем, и ждать (как всегда) прихода ирландцев. Но противник нашел их раньше, чем они успели закрепиться там, где планировали. Их солдаты, утратившие веру в своих командиров, дезертировали сотнями, и Дигби с немногочисленными офицерами сел на корабль, идущий на остров Мен. Из этого приятного места, где он с наслаждением воспользовался гостеприимством графа и графини Дерби, Дигби со своим неистребимым юмором отправил королю сообщение с перечислением всех своих злоключений и объявил о намерении продолжить путь в Ирландию, чтобы выяснить, как обстоят дела с обещанной помощью конфедератов.
В Англии история роялистских несчастий продолжилась. В Южном Уэльсе Роуленд Лохарн взял Кармартен, а Томас Морган пробился к Чипстоу, через две недели ворвался в город Монмаут и, подорвав стены, взял крепость. Теперь замок Реглан был открыт для нападения, и маркиз Вустер ничем не мог помочь королю.
Когда Ферфакс принудил к сдаче Тивертон и продолжил свое движение на запад, принц Уэльский со своим Советом отступил в Корнуолл. Единственными важными местами, оставшимся в руках короля, были Оксфорд с несколькими расположенными неподалеку гарнизонами, Ньюарк, Вустер, Херефорд, Эксетер, графство Корнуолл, часть Северного Уэльса и – самое ценное из всех – находившийся в трудном положении город Честер, где (если