— Гермополь взимает с нас непомерную дань. Бедуины и азиаты отбирают добрую половину товаров. Заступишься ли ты за нас, государь?
— Вас грабят захватчики, с которыми мы как раз и боремся!
— А когда победите, грабежа не станет?
— Не станет, ведь мы победим вместе с вами.
Глава каравана широко улыбнулся:
— Мы будем служить тебе верой и правдой. Себя не пожалеем. С грабежом мы согласны сражаться.
Когда фараон во главе небольшого отряда подошел к селению, перепуганные жители попрятались в свои дома с глинобитными стенами. Здесь, как и везде к востоку от Кус, всем заправлял мерзавец-наемник с десятком отъявленных головорезов, мучивших египтян в угоду гиксосам. Они неплохо жили. Большеногий, к примеру, благоденствовал как никогда. Что ни приглянется — бери! Любая недотрога — твоя! Слово поперек — в зуб!
— Господин! — завопил стражник. — На нас напали!
Одурев от пива, Большеногий не сразу сообразил, в чем дело. Случилось невероятное. Конечно, мятежные Кусы близко, и некоторые предупреждали, что бунтовщики могут продвинуться дальше. Он и слушать не хотел. А теперь, поди ж ты, вот они, в его селенье.
Но хоть Большеногий и не верил, что египтяне способны одолеть гиксосов, кое-какие меры он принял заранее. Думаешь, твоя взяла? А вот как тебе это понравится?
— Ты все сделал, как я велел?
— Все исполнил в точности, господин!
Большеногий вышел наружу и оторопел.
Он столкнулся лицом к лицу с плечистым крепким юношей в белой короне, слепящей глаза.
— Прикажи страже сложить оружие, — приказал Камос. — Сопротивляться бесполезно. Нас больше, вы обречены.
— Правителю Фив нечего делать в моем селении, — с наглостью отвечал Большеногий.
— Ты продался гиксосам, предал свою страну. Если не подчинишься нам, не жди пощады!
— Я подчиняюсь только правителю Апопи. Если ты сейчас же не уберешься отсюда, будешь повинен в смерти всех здешних детей! Видишь тот амбар? Их всех заперли там. Мои люди по первому же сигналу перережут им глотки.
— Кем нужно быть, чтоб выдумать такое?
Большеногий самодовольно усмехнулся:
— Гиксосы меня научили! А ты жалкий слабак, коли веришь в силу Маат.
— Одумайся, пока не поздно!
— Я сказал: убирайся! Иначе всех детей порешим.
— Клянусь Амоном, в этом селении умрет лишь один! — с этими словами Камос обернулся к Яхмесу, сыну Абаны.
Запела тетива, стрела вонзилась в левый глаз Большеногого. Глава наемников упал навзничь. Великолепный выстрел!
Лишившись начальника, стражники растерялись. Никто из них не хотел последовать за ним. Они поняли, что фараон шутить не любит, и побросали в страхе мечи и луки.
— Все дети живы и невредимы, государь, — пробормотал подручный Большеногого.
— У вас есть лишь одна возможность искупить вину: сражайтесь с гиксосами! Поклянитесь, что отныне будете преданно служить Египту, и не нарушайте клятвы, иначе страшное чудовище Амт пожрет вас в загробном мире.
Стражники охотно принесли клятву. Они были благодарны Камосу за то, что их не казнили и не подвергли пыткам, и радовались, что нынешний их правитель милосерднее предыдущего.
— Отправляйтесь в соседнее селение и скажите там страже: пусть последует вашему примеру. Часть моих людей пойдет с вами. Всякого, кто откажется присоединиться к нам, ждет та же участь, что и злодея, помыкавшего вами, — сказал фараон Камос.
38
Абидос располагался севернее Дендеры. Главный храм его был посвящен Осирису, царю загробного мира, великому судье. Священный город изобиловал не лавками и мастерскими, а стелами тех, кто стремился стать «правогласным», иными словами — выиграть тяжбу на загробном суде перед лицом богов.
Отряд во главе с царицей Яххотеп устроил привал на почтительном расстоянии от храма. Ничто не нарушало торжественной тишины. Кругом ни души. Казалось, гиксосов ветром сдуло. Египтяне радовались, что могут хоть немного передохнуть после многочисленных стычек и вылазок, — ведь им пришлось освободить все селения от Дендеры до Абидоса, а это немалый труд.
— Похоже, враг бежал, — сообщил Усач. — Пусть воины передохнут, а потом двинемся поскорее к Кусам.
— Гиксосы несут смерть всему живому. Осирис, наоборот, дарует мертвым вечную жизнь, — напомнила Яххотеп. — Мы не можем покинуть Абидос, пока не убедимся, что жилище бога не осквернено, что темный силы отступили. После изгнания захватчиков из Египта храм Осириса будет вновь процветать, богатства его умножатся, появятся новые стелы, многочисленные жрецы и жрицы день и ночь станут славить бога и возродят древние обряды.
Царица говорила с таким жаром, что даже у отчаявшихся появлялась надежда. Счастье казалось не призрачным, а вполне достижимым.
Северный Ветер и Весельчак Младший наслаждались отдыхом наравне с другими бойцами. Ослик с удовольствием жевал чертополох. Пес мирно грыз кость, лежа в тени явора.
На следующий день ближе к полудню отряд приблизился к храму. Плиты у входа поросли травой. Кустарник подобрался к стенам.
— Мне кажется, я слышу голоса, — насторожился вдруг Усач.
— Так и есть, ты не туг на ухо, — согласился Афганец.
На старой дороге, ведущей к храму от купы деревьев, показалась процессия. Жрецы пели заупокойные молитвы. Согласно ежегодному ритуалу, они хоронили Осириса, убитого коварным братом Сетом. Неподдельная скорбь читалась на их лицах, медленной была поступь. Впереди шел высоченный детина. Повязка скрывала его лицо. Замыкали шествие два жреца с булавами, призванные отгонять врагов Осириса, прислужников Сета.
Царица обрадовалась, что древние обычаи соблюдаются, несмотря ни на что.
Она пошла навстречу предводителю процессии. Северный Ветер помчался во весь опор, обогнал ее и лягнул дюжего жреца копытом в грудь. Тот тяжело повалился набок.
Но тотчас поднялся, вне себя от злобы выхватил из складок одежды кинжал и едва не вонзил его ослику между ребер. Если бы не подошел Весельчак Младший и не вцепился зубами ему в руку, Северный Ветер был бы мертв.
Тут подоспели великаны с булавами, пытаясь обрушить на царицу удары сокрушительной силы. К счастью, от первого она увернулась. Однако второй наверняка проломил бы ей череп, не ухвати Афганец злодея за руку, да так, что треснула кость. Его сообщнику тоже досталось: Усач резко ударил головой и сломал ему нос.
Настоящие жрецы повалились царице в ноги:
— Гиксосы вынудили нас устроить тебе западню. Это их воины.
В невиновность жрецов поверили не сразу и допрашивали их не слишком дружелюбно. Выяснилось, что на процессию напали три стражника, решившие погубить Яххотеп во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни. Они запугали храмовых служителей, которые, боясь расправы, не посмели предупредить царицу.
Яххотеп едва не плакала от жалости, обходя разоренное и оскверненное святилище. От прежнего великолепия не осталось и следа. Память о роскоши, царившей здесь в эпоху Среднего царства, изгладилась. Невозможно было смотреть на облупившиеся стены, где некогда было изображено воскрешение Осириса.
Яххотеп направилась к гробницам царей I династии, построенным в пустыне, вдали от полей и пастбищ. Сложенные из необожженного кирпича, они были малы и неказисты, хотя служили домами вечности владыкам, впервые объединившим под своей рукой Верхний и Нижний Египет.
Невежды гиксосы, хотя и не воздавали почестей великим фараонам древности, не тронули могил, погнушавшись их невзрачностью. Ни разрушений, ни мерзости запустения — и все же Яххотеп почувствовала себя одинокой как никогда, опустошенной, изверившейся.
Да, их победы превзошли самые смелые ожидания. Но разве им по силам освободить всю страну? Глядя правде в глаза, следовало признать, что в действительности они не нанесли чудовищу ни малейшего урона. Должно быть, Апопи вовсе не придавал значения их усилиям, раз позволял так долго действовать безнаказанно. Считал, очевидно, что всегда успеет прихлопнуть надоедливую Яххотеп как муху.
Выступить из Кус… Двинуться на север… Смешно! Там их ждет несметное воинство гиксосов, вооруженных гораздо лучше, чем египтяне. Темный владыка не допустит вторжения фараона Камоса в свои владения и начнет сражаться всерьез.
С другой стороны, если не освободить северные номы, не объединить вновь Верхний и Нижний Египет, война будет наверняка проиграна, гиксосы уничтожат всех несогласных, их власть укрепится.
Яххотеп неподвижно стояла в раздумье перед одной из гробниц.
Вдруг она заметила на жертвенном камне у входа небольшой глиняный кувшин для вина. Надпись гласила, что он принесен в дар фараону Аху.
Аха Воитель!
Вот послание от фараонов Раннего царства! Нужно сражаться — иного пути нет. Ради великой цели — объединенного Египта — не жалко пожертвовать жизнью.
Царица вернулась в храм Осириса обновленной. От прежних сомнений не осталось и следа. Фараоны древности передали ей часть своей силы, повелевая объявить войну Аварису. Оставаться в Фивах нельзя.
К Яххотеп приблизился один из служителей храма. Усач и Афганец не спускали с него пристального недоверчивого взгляда.
— Верховный жрец очень стар, царица, но он может многому научить нас. Ему известны все ритуалы древности, он знает, как поддерживать вечную жизнь тех, кого Осирис признал «правогласными». Чтобы гиксосы не уничтожили кладезь бесценной мудрости, мы спрятали верховного жреца в селении, неподалеку отсюда. Не согласишься ли ты, освободительница Египта, отправиться туда и привести его в храм? — спросил он с поклоном.
Усач нахмурился:
— Не ходи, царица! Похоже, это снова ловушка.
— Ловушка? — возмутился служитель. — Ты напрасно подозреваешь нас в измене. Мы хотим лишь торжественно отпраздновать возвращение в храм верховного жреца!
— Не верю ни единому его слову! Он заманивает тебя в сети, царица!
— Я верну жреца в храм, — решила Яххотеп.
— Прикажи, по крайней мере, чтобы служитель шел впереди и прикрывал тебя от возможных выстрелов, — попросил Афганец.