В отличие от нее, он, сын флотского офицера, получил возможность увидеть всю Лауранскую систему от разрушенного солнцем Элизиума и многочисленных лун Камелота до темного, любимого кометами Утгарда. Говоря о хрупкости голубого мира Фзеации, Крис процитировал строки Гомера, и Табита пришла в восторг, просила прочитать ей еще что-нибудь и спрашивала, что еще написал этот парень. Гомер, и разговор перешел на книги…
Еда была смешанной, составленной из блюд обеих рас: рыба, тушенная в пискоиде и томате, пирог с говядиной и шуа, салат из листьев иластергрейна, груши, кофе, сдобренный белым корнем. Дополнением послужила бутылка вытяжки из дего. В конце обеда Аринниан, начинавший привыкать к самостоятельности Табиты, был шокирован, когда его спутница закурила трубку. — Как насчет того, чтобы заглянуть в „Гнездо“? — предложила она. — Мы могли бы разыскать Драуна. — Компаньон Табиты был ее начальником по охране. В Центауре она была его помощницей. Положение чоса о рангах было одновременно и более сложным, и более гибким, чем у Техников.
— Что ж, хорошо, — ответил Аринниан.
Она наклонила голову.
— Ты, правда, согласен? Я думаю, что ты предпочитаешь итрианский гангут любому месту в этом городе. — Это было единственное заведение, предназначенное специально для орнитоидов, гостями которого они бывали довольно редко.
Аринниан нахмурился.
— Я уверен, что таверна — не самое лучшее место для них, — добавил он поспешно. — Я не гордец, пойми!
— Но все же ты не возражаешь, когда люди подражают итрианам. Ух-ух! На двух крыльях не получается! — Онаг встала. — Давай заглянем в пивнушку „Гнездо“, выпьем с другом, если встретим его, почитаем стихи. А потом — дансинг-клуб, идет?
Аринниан кивнул — несмотря на охватившее его волнение, он был доволен тем, что Табита сегодня в приподнятом настроении. Но поскольку даже с помощью техники невозможно принять участие в итрианских воздушных танцах, он может просто передвигаться по полу в объятиях другой птицы, и это тоже было прекрасно. Но раз эта возможность потеряна для него, то может быть Табита… Ведь в эту необычную ночь она была Табитой, а не Хрилл с небес…
Он слушал болтовню об общении с девушками-птицами, весьма далекими от благоговейного созерцания. Для Аринниана и ему подобных их соратницы-женщины были товарищами, сестрами. Но Табита подчеркивала его и свою человечность.
Они на такси-кэбе отправились в „Гнездо“ — самое высокое в городе здание, которое, к тому же, располагало гравитационной шахтой, потому что многие прибывали сюда не на летательных аппаратах.
Таверна была защищена от дождя стеклянной крышей, сквозь которую на этой высоте звезды безбоязненно могли лить свой свет, не боясь исчезнуть в свете искусственного пламени внизу. Моргана склонялась к западным землям, но все еще серебрила своим светом реку и залив.
На востоке громоздились грозовые тучи, и световые блики выхватывали из темноты их громады. Инсектоиды призрачной дымкой покачивались над каждым столом.
Народу было немного, несколько неясных силуэтов, склоненных над стаканами с напитками, виднелись тут и там, слуга-робот ходил по залу, позвякивая стальным покрытием.
— Скучища, — разочарованно сказала Табита. — Но мы сможем поднять настроение!
Они принялись пробираться между столиками, пока Аринниан не остановился и не воскликнул:
— Хой! Водан, экс-Хирр!
Его соратник по чосу, изумленный, поднял голову. Он выпивал в компании пухленькой особы, которая посмотрела на вновь появившихся недовольным взглядом.
— Хорошего тебе полета, — приветствовал его Аринниан на планха, последующая фраза была вполне подходящей для англика, хотя произнесена была на англике чисто автоматически. — Не ожидал встретить тебя здесь!
— Доброго приземления и тебе, — ответил Водан. — Через несколько часов я должен быть на своем корабле. Мой транспорт отходит от базы на Хэлцнон-айленд. Я отправлюсь пораньше, пока не начался шторм. Неподалеку от дома мы попали в три дьявольские бури подряд.
— Ты готов к битве, охотник, — сказала приветливо Табита.
Это верно, — подумал Аринниан, — он жаждет битвы. Только как же так, почему он не остался с Айат до последней минуты, по крайней мере, он должен был бы совершать полет в свете Луны, размышляя и созерцая… А он предпочел пирушки… — Он прервал себя.
Водан сделал знак своей спутнице.
— Кьенна, — сказал он. Его фамильярность при посторонних была оскорблением, и девушка недовольно и печально качнула крыльями.
Аринниан с удовольствием избежал бы этой компании, но не, мог придумать никакого правдоподобного предлога, давшего бы возможность уйти, никого не обидев. Делать нечего, и он с Табитой опустились на сиденья рядом с Воданом и Кьенной.
Когда подкатился робот, они заказали густое, крепкое нью-африканское пиво.
— Как дуют твои ветры? — спросила Табита, попыхивая трубкой.
— Хорошо. Я желаю этого и тебе! — ответ Водана был точен. Он повернулся к Аринниану, который искусно скрывал свое плохое настроение. — Ты ведь знаешь, что я последние недели был на тренировочных маневрах.
— Да, Айат не раз говорила мне об этом.
— Это было очень интересно. Мой корабль требует хорошей подготовки. Позволь мне рассказать тебе о нем. Один из новых торпедоносителей подобен земным, и это прекрасно! Я горд, что смог увенчать его корпус тремя золотыми звездами!
„Айат“ означает „Три звезды“.
Водан продолжал свой рассказ.
Аринниан посмотрел на Табиту. Она и Кьенна встретились взглядами. Перья последней передали Гамму чувств. Даже он смог прочесть большую часть невысказанных фраз полу-языка.
„Да, моя милочка, рожденная, чтобы ходить, Кьенна — то, что она есть, и кто ты такая, чтобы бросать вот эти свои презрительные взгляды? Чем я еще могу быть, если я, выросшая из детеныша в девушку, поняла, что мой любовный период приходит, как только я подумаю о нем, поняла, что для меня во всей Вселенной нет места, где я буду иметь право на уважение? О, да, да, я слышала об этом раньше, не беспокойся — „специальное лечение“, „советы“ — так вот, слаботелая, к твоему сведению: чосы не часто держат слабых, а я не собираюсь хныкать и просить о помощи. Кьенна пойдет своим путем, и этот путь будет лучшим, чем твой, хотя ты, впрочем, не так уж от меня и отличаешься… не правда ли, человек?“
Табита подалась вперед, похлопала ее по руке, не обращая никакого внимания на когти, улыбнулась, глядя в красноватые глаза, и бросила;
— Хорошей тебе погоды, девушка!
Удивленная Кьенна подалась вперед.
Какое-то мгновение казалось, что сейчас она кинется на девушку, и Аринниан потянулся к рукоятке ножа, но Кьенна обратилась к Водану:
— Нам лучше уйти!
— Еще рано! — итрианин великолепно скрывал свое замешательство. — Только облака могут знать, когда я снова увижу моего брата!
— Нам лучше уйти, — повторила она совсем тихо.
Аринниан почувствовал слабый мускусный запах. За соседним столом другой самец поднял свой хохолок и посмотрел в их направлении.
Аринниан мог представить себе, какие чувства бушевали в груди Водана — не убить, потому что она не вооружена, но оскорбить, бросить вызов, ударить! Но он не дал выплеснуться им наружу — традиция не позволяла этого.
— Мы сами сейчас уйдем — только допьем пиво, — сказал человек. — Рад, что встретил тебя, Водан. Вечного тебе прекрасного ветра!
Облегчение Водана было очевидным.
Он пробормотал несколько вежливых фраз и поднялся наверх вместе с Кьенной.
Аринниан не мог решиться нарушить молчание. Он был благодарен тусклому свету: лицо его жарко пылало. Он старался не смотреть на Табиту.
Наконец та мягко произнесла:
— Бедная потерянная душа!
— Кто, эта ночная пташка? — он сразу же пришел в ярость. — Мне приходилось раньше встречаться с существами ее сорта. Дегенератки, жалкие преступницы! Ее счастье, если Водан не перережет ей горло в каком-нибудь из низкопробных клубов, в который она его потащит. Я знаю, что произошло. Он блуждал одинокий, потерянный, житель гор, который, возможно, никогда не встречался с ей подобными. Она заметила его, проявила свое уменье, угх!
— Ну, а тебе-то какое дело? Я хочу сказать, что он, конечно, твой друг, но я не могу поверить в то, что это существо сумеет вытянуть из него больше обычной платы. — Табита выпустила клуб дыма. — Ты знаешь, — задумчиво проговорила она, — в этом хорошо проявляются особенности итрианской культуры. Она использует только те человеческие идеи, которые не угрожают ей всякими ненормальностями, вроде насильственной смерти. К сожалению, они еще не интересуются вопросами сенсорных изменений, исследований или лечений… Когда-нибудь…
Он едва слышал последнее замечание.
— Водан должен жениться на Айат, — сказал он каким-то изменившимся голосом.
Табита подняла брови.
— О, на той, о которой ты мне говорил? Но не думаешь ли ты, что узнай Айат об этом, она была бы только рада, что он приобрел немного опыта?
— Это неправда! Она слишком чиста! Она…
Аринниан задохнулся. Внезапно он подумал: „Почему бы не рискнуть? Мне сейчас и самому нужно забыться“.
— Это так мало для тебя значит? — выпалил он. — В таком случае, давай сделаем то же самое!
— Хм! — некоторое время она изучала его. Его гнев утих, и он сделал усилие над собой, чтобы не отвести глаз под этим изучающим взглядом.
Наконец она сказала:
— Ты чем-то огорчен, не так ли, Крис? — Усмешка. — Но, во всяком случае, ты подаешь надежды.
— Прости, — он встал. — Я не хотел быть грубым! Я хотел заставить тебя понять, что меня расстроило.
— Я могла бы утешить тебя, назвав твои переживания воображаемыми, — она улыбнулась, и голос ее был более сочувственным, чем сами слова, — но я все же не считаю нужным делать этого. Итак, ответ будет „нет“!
— Этого я и ожидал. Мы, птицы… — он не смог закончить, посмотрел на кружку и сделал большой глоток.
— Что ты хочешь сказать словом „Мы“? — с вызовом бросила она.