— Мы… наше поколение…
Когда она кивнула, волосы ее блеснули.
— Я знаю, — сказала она серьезно. — Эта нестабильность, смешанность общения, как того требует каккелек, приведут к тому, что они не испытают должного уважения к своим партнерам. Речь идет лишь о мимолетном общении с птицами противоположного пола. Ты же умный мальчик, Крис! Авалоняне не склонны к самоанализу, но ты должен видеть истину! Неужели ты не хочешь иметь жену и детей?
— Конечно, хочу.
— Большая часть хочет этого, я уверена. Многие и раньше имели их, когда им удавалось понять друг друга. Но в этом вопросе нет единства для всех. Мы, птицы, испытываем в этом аспекте меньше давления, чем люди, поэтому обычная статистика ничего не дает. Проблема в наши дни становится тем более острой, чем больше усиливается движение в чосы, нарастая как снежный ком. И в конце концов, Крис, твой жизненный опыт ограничен. Сколько из тысяч ты знаешь настолько хорошо, что можешь описать их жизнь? Естественно, ты тяготеешь к знакомствам с тебе подобными, и особенно потому, что мы, люди, весьма преуспели в обращении со своими душой и телом.
Трубка Табиты потухла. Она набила ее снова и закончила:
— Я вот что тебе скажу: твой случай не является ни таким типичным, каким тебе кажется, ни таким серьезным. Но я искренне желаю, чтобы уход в птицы не заставил других разумных людей терять годы себе во вред.
Гнев вновь овладел им. Какое право она имела говорить с ним как высший с низшим?
— Нет, подожди-ка… — начал он.
Табита отодвинула свой стакан и встала.
— Я возвращаюсь в отель, — сказала она.
Он непонимающе уставился на нее.
— Что?
Она потрепала его по волосам.
— Прости. Но боюсь, что если мы будем продолжать в том же духе, то поссоримся. Я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы хотеть этого. Лучше мы встретимся в другой раз. А теперь я намереваюсь лечь в постель и заказать на экране Центральной библиотеки эту штуку Гомера.
Крис не стал отговаривать Табиту. Возможно, то спокойствие, в котором она пребывала после спора с ним, обидело его.
Пожелав ей доброй ночи весьма прохладным тоном, он направился к ближайшему фону.
Первая женщина, которую он вызвал, была занята. Оборонная промышленность требовала семи часов непрерывной работы, плюс-минус пятнадцать минут, не считая дополнительных часов.
Вторая женщина испуганно сказала, что если ему нужен ее муж, она может его позвать.
Он извинился за то, что набрал неверный номер.
Третья согласилась. Она была, чрезмерно пухлой, беспрерывно болтала и обладала мозгами барриссороида… Но какое это имело значение?
…Он проснулся на рассвете следующего дня. Женщина во сне вспотела, и дыхание ее было насыщено парами поглощенного накануне алкоголя.
Интересно, подумал он, почему так жарко и душно? Что-нибудь не в порядке с кондиционером? Впрочем, было объявлено, что если придется поднять силовые экраны, то утечка энергии потребует закрытия Окружного контроля…
— Силовые экраны!
Аринниан вскочил с кровати. Из-за дождя ничего не было видно, но он разглядел дымку за этой пеленой.
Он бросился вон из комнаты.
Записанный на пленку монотонный голос повторял снова и снова… война объявлена!
Курьер из Итри принес в Грей новости о том, что Земля известила о начале войны.
— Наша основная стратегия проста, — объяснил адмирал Кайал. — Я бы предпочел еще более простую: открытая битва между двумя флотами — победитель забирает все.
— Но итриане вряд ли согласятся на такие условия, — заметил губернатор Саракоглу.
— Конечно. Они же достаточно хорошо организованы. Потом, не в их характере вести прямой бой. Кроме того, они знают, что у них мало шансов выиграть такую битву. Они проигрывают нам в численности. Я думаю, они попытаются удержать узловые пункты, оттуда они будут делать вылазки, набеги, уничтожить те наши небольшие соединения, которые им удастся обнаружить, ослаблять наши коммуникации. Мы не можем прямо отправиться в Доминион, пока в тылу у нас будет существовать подобная опасность. Потому что это может привести к слишком большим потерям. Мы можем оказаться перед лицом настоящей беды, если позволим зажать себя между внешними и внутренними их силами.
— Итак, мы начнем с захвата их ключевых баз.
— Только самых главных. Не стоит беспокоиться о крошечных новых колониях или союзниках, находящихся в глубоком тылу, что держат на своей орбите всего несколько кораблей. — Кайал выключил экран. Засверкали тысячи звезд нужного им района. Они усеяли расстояние в парсеки, являя собой единое пламя света, в котором лишь немногие могли различать отдельные планеты.
Кайал обнаружил, что его способность в этом отношении приносила ему определенную выгоду. Что-то мог делать и компьютер, но его способность в быстрой ориентации оказалась незаменимой.
— Лаура — ближайшая, — сказал он. — Хру и Кхрау находятся дальше, образуя вместе с первой треугольник. Дайте мне их, и я смогу направиться прямо к Кветлану. Это заставило бы итриан стянуть все силы, которыми они располагают, чтобы защитить свой дом. А поскольку к тому времени мой тыл и коммуникации будут в достаточной безопасности, я предприму решающую битву!
— Гм-м-м! — Саракоглу потер массивный подбородок. Звук получился скрипучим: при его занятости он часто забывал как следует побриться. — Вначале нанесем удар Лауре?
— Да, конечно! Не всей армадой. Мы разделимся приблизительно на три равные группы. Две из них медленно двинутся к Хру и Кхрау, но не станут нападать до тех пор, пока не будет ослаблена Лаура. Сил будет достаточно во всех трех системах, но я хочу почувствовать итрианскую тактику — и, к тому же, убедиться в том, что они не готовят нам какой-нибудь неприятный сюрприз, который каким-нибудь образом ухитряются скрывать под перистой оболочкой.
— Это возможно, — согласился с ним Саракоглу. — Как известно, мы о них не слишком высокого мнения. Проблема шпионажа за негуманоидами… Предателей среди итриан найти почти невозможно, а компетентных — совсем исключено.
— Я все же не понимаю, почему мы не можем направить агентов в тот населенный пункт Лауры, где наиболее высоко человеческое население?
— Мы делали это, адмирал, делали! Но поскольку основная жизнь там сосредоточена в маленьких, замкнутых и плохо связанных между собой общинах, они не смогли сообщить ничего, кроме и так очевидных фактов. Вы должны понять, что авалонские люди уже не думают, не говорят и даже не ходят так, как люди Империи. Сойти там за своего — дело непростое. Кроме того, Авалонское адмиралтейство превосходно справляется с делами безопасности. Второй их командующий, парень по имени Холм, кажется, совершил в прежние времена несколько продолжительных поездок по Империи, как официальных, так и неофициальных. Кроме того, Холм с успехом окончил одну из наших академий. И хорошо знает наши методы.
— И насколько я понимаю, благодаря Холму не только лаурианский флот, но и защита планеты были намного усилены за последние несколько лет, — сказал Кайал. — Да, конечно, мы должны заняться этим человеком.
…Этот разговор произошел несколько дней тому назад. В этот день (часы показывали, что он является продолжением бесконечной звездной ночи) земляне приблизились к своему врагу.
Кайал сидел один в центре супердредноута „Валендерей“. Его окружали экраны связи, закладывающая уши тишина и километры металла, машин, оружия, энергии, сквозь которые прошли несколько тысяч живых существ.
Но в этот момент он сознавал присутствие только того, что находилось вне. Видеоэкраны показывали ему это: темнота, драгоценная россыпь звезд и Лаура, крошечная, удаленная на девятнадцать астрономических единиц, золотая и смеющаяся.
Корабли легли в гипердрайв и должны были появиться у Солнца на гравитационном ускорении. Большая их часть летела впереди флагмана. Встречи с противниками можно было ожидать каждую минуту.
Уголки рта Кайала опустились вниз, он был высоким человеком, худощавым, с острым носом, его вдовий хохолок и остроконечная бородка побелели, хотя ему едва ли было шестьдесят. Форма его была настолько скромной, насколько это позволял ему чин.
Он курил безостановочно. Сейчас он отбросил окурок последней сигареты с таким отвращением, как будто это был червяк. „Почему мне так трудно переносить эти последние минуты ожидания? — подумал он;— Потому, наверное, что я буду спокоен; когда мои люди начнут воевать“.
Кайал посмотрел на фотографию своей покойной жены. Она стояла перед их домом, среди высоких деревьев.
Он направился к картине, желая включить ее. Но вместо этого включил проигрыватель.
Зазвучала музыка — пьеса, которую так любили он и его жена, мелодия, давно забытая на Земле, но совершающая триумфальное шествие по другим местам Вселенной — „Нассагалия“ Баха.
Кайал откинулся на спинку стула, закрыл глаза и отдался музыке.
„Долг мужчины в этой жизни, — думал он;— избегать зла, насколько это возможно.“
Сигнал нарушил покой Кайала. На экране появилось изображение его помощника.
— Сэр, мы получили рапорт о начале военных действий из Вангуара квадрат три. Сообщение подтверждено. Никаких подробностей.
— Хорошо, гражданин Файнберг, — сказал Кайал. — Любую важную информацию немедленно передавать мне.
Скоро ее будет так много, что ни один живой мозг не сможет воспринять такое ее количество. Тогда она пойдет фильтроваться сквозь сложный комплекс подчиненных и компьютеров, а он сможет надеяться: то, что дойдет до него, будет не слишком далеко от реальности. Но эти самые ранние сообщения всегда были истинны — словно они доносили и до него отзвук едва начавшейся битвы.
— Есть, сэр! — Экран потух.
Кайал выключил музыку.
— Пока что прощай, — прошептал он ей и встал. В комнате была еще одна его личная вещь — распятие. Он снял с головы фуражку, встал на колени и перекрестился. — Отец, прости нас за то, что мы собираемся делать, — попросил он: — Отец, будь милосердным ко всем, кому суждено умереть. Ко всем!