— Молодец! — крикнул в интерком Рошфор. — Отлично! — Он нацелил свои детекторы на поиски лодки, которая должна была быть достаточно близко, чтобы послать снаряд.
— Запеленговано! Цель установлена!
„Звезда-охотница“ устремилась вперед. „Айза“ мерцала среди созвездий.
— Дай мне немного времени, чтобы вернуться в ряд, Абдуллах, — сказал Рошфор.
— Похоже, он о нас знает, — с каменным спокойствием откликнулся голос Хелу. — Все зависит от того, попытается он уйти или приблизиться к…
— Он ищет укрытия! — Честно говоря, подумал Рошфор, я бы тоже его искал, когда тяжелый крейсер выплевывает лодки. Храбр тот капитан, который рискует подойти поближе. — Мы можем задержать его примерно через десять минут, если допустить, что корабль находится в стадии наивысшего ускорения. Но я не думаю, чтобы кто-нибудь смог нам помочь, а если мы будем ждать, он удерет.
— Мы не будем ждать, — решил Рошфор.
Он вновь стал внимательно следить за показаниями приборов, связался с командным пунктом и получил „добро“. Хорошо бы, мимоходом подумалось ему, чтобы у его пота не было запаха такой кислятины. Однако страха он не испытывал. Его пульс был частым, но ровным. Никогда Рошфор не видел звезды с такой отчетливостью и остротой. Было приятно сознавать, что он обладает той смелостью, которую развивает психотренинг Академии.
— Если победите, направляйтесь к… — последовал ряд номеров, усвоенных машиной, — и действуйте благоразумно. Мы обнаружили легкий боевой корабль. Попытаемся нейтрализовать его защиту! Удачи! „Ганимед“ с нами.
Голос умолк.
Лодка неслась все быстрее с каждой секундой, пока баллистический счетчик не указал на деселерацию.
Рошфор отдал необходимые указания.
В голове его пронесся отрывок из лекции-инструктажа: „Штурманы, оружейники, весь персонал должны принимать решения. Машины проверяют большую часть этих решений, устанавливают курсы, направляют и вводят в действие оружие, делая это быстрее и точнее, чем человек. Машины, компьютеры сознательного уровня могут тоже быть настроены таким образом, чтобы решать поставленные перед ними задачи. Так было и в прошлом. Но в то время, как их логические способности не могут быть выше человеческих, им всегда присуще отсутствие некоей способности к общению, — назовите это интуицией, или внутренним зрением, или как вам будет угодно. Далее, они были слишком дорогими для того, чтобы использовать их во время войны в нужном количестве. Вы, джентльмены, являетесь разностороннейшими компьютерами, имеющими причину сражаться и выжить! Компьютеры вашего сорта могут с успехом развиваться и, не считая программирования, производиться в течение девяти месяцев в неподражаемых лабораториях“.
Рошфор вспомнил, как шепнул своему товарищу, что не смеяться над бородатой остротой — нельзя, это порицается.
— Направление! — сказал Хелу.
Появились энергетические лучи. Куча летящих потоков, которые прокладывали световую трассу.
Часть коснулась „Звезды-охотницы“.
Автомат лодки изменил их направление раньше, чем те успели проникнуть в тонкую обшивку. Толчок! Внутреннее поле не могло полностью компенсировать внезапно увеличившуюся акселерацию. Рошфора так вдавило в кресло, что хрустнул скафандр.
Прошло! Вернулось нормальное давление. Они были живы. Даже надобности в заплате, похоже, не было. Если их и задело, то дырка была достаточно маленькой для самозаживления.
А впереди — видимый невооруженным глазом враг!
Руками и голосом Рошфор приказал лодке двигаться прямо к этому яркому силуэту. Он рос чудовищно быстро. Два луча отделились от него.
Рошфор не изменил направления. Он надеялся на то, что Ва Чау сможет сфокусироваться на противнике и нанести удар раньше, чем они получат серьезное повреждение.
Вспышка! Еще вспышка! Попали!
Итрианин подошел настолько близко, что люди смогли различить изображенный на нем знак: колесо, спицы которого были цветочными лепестками. „Значит, правда, что они ставят персональные знаки на небольшие суда, подобно тому, как мы даем своим неофициальные имена. Интересно, что означает этот знак?“
Ему говорили, что некоторые из скоростных судов несут на борту круглые заряды. Но твердые предметы, оказывающиеся на вашем пути, не слишком опасны, если только ускорение не превращается в десятки КПС.
Судно выпустило торпеду. Ва Чау почти сразу же сбил ее. „Звезда-охотница“ вздрогнула.
Взрыв был таким близким, что клубы газов застлали экран земного корабля.
Обломки достигли и ее брони, и она загудела. Потом „Звезда-охотница“ прошла мимо, одна в чистом пространстве. Ее противник превратился в облако, которое редело, пока не стало совсем невидимым. Все вещественное, что от него осталось, должно было распасться на метеориты, которые в секунды исчезли из виду.
— Извините мою восторженность, — слабым голосом сказал Рошфор. — Но это было здорово!
— Последний взрыв был совсем близко, — сказал Хелу. — Нужно, чтобы нас осмотрели, когда вернемся.
— Да! Но пока что мы свое дело закончили. — Рошфор велел лодке изменить направление. — Парни, вы вели себя достойно.
Они еще не добрались до места событий, когда было передано радостное сообщение о том, что отряд лодок и мелких судов уничтожил боевой корабль противника.
Объемы пространства, по мере ведения боевых действий, медленно вступали во взаимодействие и приближались друг к другу.
В кратчайшее время корабли выстроились в определенном порядке. Они образовали не только защитный барьер, но и сеть, препятствующую проникновению водородных бомб.
Эскадрилья из небольших судов могла путешествовать некоторое время отдельно. Если два главных соединения флотилии оказывались друг от друга на расстоянии сотен километров, считалось, что это близко.
Тем не менее, временный коммуникационный указатель опустился до нуля, смертельные стычки сделались более частыми.
Теперь без труда можно было определить, какой оппонент вступил в игру и где. Стало возможным изобретать всевозможные ходы и вести за собой противника.
Как заметил в отчете Саракоглу:
„Если бы каждая итрианская система обороны была столь уке сложна, сколь у Лауры, нам мог бы понадобиться для борьбы с ней весь имперский флот. Здесь они удерживают приблизительно половину моих кораблей, что представляет собой шестую часть того, что мы собирались бросить на весь Доминион. Конечно, это не означает, что действительные силы находятся в подобной пропорции. По нашим стандартам, их слабое место — тяжелые суда. Но их миноносцы, а еще в большей степени корветы и торпедные лодки действуют удивительно эффектно. Я очень рад, что ни одно другое солнце, кроме Кветлана, и отдаленно не может сравниться с Лаурой!
Тем не менее, наши успехи удовлетворительны! Если не использовать (данные вы получите позже) специальный технический язык, то можно сказать вот что: около половины того, что от них осталось, отступило на Авалон: Мы намерены преследовать их там, уничтожить, и тогда планета окажется в нашей власти.
Остальная часть их флота рассыпалась и ушла в космос. Вне всякого сомнения, они намереваются рассыпаться по необитаемым планетам, лунам, астероидным системам, где у них могут быть базы, и оттуда совершать партизанские вылазки. Такая ситуация несет в себе больше мелких беспокойств, чем реальной угрозы, и когда планета будет оккупирована, правительство само их отзовет. Возможно, более крупные суда, обладающие способностью к гипердрайву, будут искать где-то подкрепления. Но теперь это не так уж важно.
Я не преуменьшаю способностей этих людей: они сражаются умело и доблестно. Может быть, они собираются использовать планетную защиту в соединении с теми кораблями, которые движутся сейчас домой. Бог да отговорит их от этого, и не столько во имя нас, сколько во имя их собственных жен и детей. Бог да поможет их лидерам понять, почему они должны как можно скорей капитулировать, прежде чем мы нанесем им решительный удар!“
Полудиск Авалона, сверкающий сапфиром, кружил среди звезд — такой маленький и такой близкий. Моргана двигалась вокруг темной стороны.
Ферун вспомнил ночные полеты под ней в обществе Марр и прошептал:
— О, луна восторга моего, луна, не знающая ущерба…
— Что? — спросил Дэннель Холм, чье изображение виднелось на экране.
— Ничего… Я просто отвлекся. — Ферун перевел дыхание. — Мы переживаем тяжелые времена. Они движутся слишком быстро. Я хочу убедиться в том, что у тебя нет серьезных возражений против плана битвы.
Лазерному лучу понадобилось несколько секунд на то, чтобы пропутешествовать между флагманом и штаб-квартирой.
Ферун вернулся к своим переживаниям.
— Как будто я не говорил! — проворчал Холм. — Ты подвел „Адову скалу“ слишком близко. Прекрасная цель!
— Я тебе говорил, — ответил Ферун: — Ее командные способности нам больше не нужны. „Я хотел бы умереть, настолько ужасны наши потери!“ — подумал он и продолжил: — Нам не нужна ее огневая способность, нам не нужно привлекать ею внимание врага. Вот почему я не хотел отправлять ее на Кветлан. Там она превратилась бы еще в одну мишень. Здесь же она является центром нашей позиции. Если дела пойдут лучше, то она выживет. Я знаю, исход игры не гарантирован, но „Адова скала“ со своими компьютерами — это лучшее, что у меня есть. И именно на ней я и мой штаб можем начать разработку плана, о котором тебе известно. Спорить об этом сейчас бесполезно.
Молчание.
Моргана высоко поднялась над Авалоном, когда корабль двинулся.
— Ладно… — Холм споткнулся на полуслове. Он похудел до такой степени, что его скулы торчали, как каменные гряды среди пустыни. — Я верю.
— Дядя, рапорт о неопознанном объекте, — сказал помощник Феруна.
— Уже? — Первый Марчварден Авалона повернулся к экрану. — Слышал, Дэннель Холм? Прекрасных крыльев навсегда!
Он отключил прибор прежде, чем человек успел ответить.
— А теперь, — сказал он помощнику, — я хочу, чтобы орбита этого корабля была вычислена повторно! Составить план возможного передвижения землян в свете той информации, которую мы имеем, и соответственно связать их с нами!