— А как вам кажется? Военная фракция в Парламенте не имеет такого большинства, как в Круаче. Некоторые члены охотнее выразят свое мнение голосованием, нежели почтой. Но я видел результаты исследований почты, телефонных звонков и…
— Да, вам удастся протащить свою проклятую резолюцию. Вы получите необходимую вам власть, приостановив функции гражданского правительства, чего и добиваетесь. Мне очень хочется, чтобы вы прочли хотя бы некоторые из писем или просто просмотрели ряд записей. Я никогда не представлял, что может быть столько безумия.
— Борьбу за свой дом вы считаете безумием?
Викери поджал губы.
— Да, когда она обречена на поражение!
— Я бы сказал, что мы уже кое-что выиграли. Мы разгромили огромную земную армаду. Мы пытаемся достичь еще больших результатов на Итри.
— Неужели вы действительно верите в то, что Доминион способен победить Империю? Холм, Империя не пойдет на компромисс! Встаньте на эту точку зрения хотя бы на минуту, если можете. Единственный хранитель мира среди тысяч диких, рассеянных по разным местам народов. Единственный хранитель границ, защищающий их от вторжений варваров и чуждых цивилизаций, имеющих водородное оружие. Она должна поддерживать веру в себя, в свою неуязвимость, иначе с ней все будет кончено.
— Мне до слез жаль Империю, — сказал Дэннель Холм, — но его Величество должен решать свои проблемы не за наш счет. Мы ему так просто не сдадимся! Кроме того, вы же знаете, что земляне не собираются высаживаться на Авалон.
— Им это и не нужно, — ответил Викери. — Если возникнет такая необходимость, они вернутся с новыми силами. А тем временем нам нужно прийти в себя. — Он глубоко вздохнул. — Я считаю, что ваша игра будет стоить чрезвычайно дорого.
— Прошу вас. Во-первых, не игра, а изобретение. Во-вторых, не мое, а наше!
— Но неужели вы не понимаете, что в дальнейшем нам все равно придется заключить мир? Сейчас мы можем добиться великолепных условий. Я уже имел дело с губернатором Саракоглу и знаю, что он проследит за тем, чтобы соглашение было честным. По здравому размышлению, что плохого в том, чтобы войти в состав Империи?
— Ну, начать с того, что мы нарушаем присягу, принесенную нами Итри. Простите, приятель, но, как говорят на Итри, смертельная гордость не позволяет!
— Вы сидите здесь и говорите всякие устаревшие слова, но учтите: ветры перемен все крепчают!
— Насколько я понимаю, и эта фраза достаточно стара, — сказал Холм. — Ферун тоже знал одну старинную фразу и любил ее цитировать. Как она звучит? В их звездный час…
Табита Фалькайн оттолкнулась от пристани. Кливер и мачта заскрипели под ветром.
Светлая открытая лодка закачалась среди белой пены и устремилась вперед.
Выйдя из бухты, она оказалась в открытом море, и понеслась над волнами.
— Мы скользим! — крикнул Филипп Рошфор.
— Конечно, — отозвалась Табита. — Это гидрофойл. Держитесь! — она надела шлем. Лодка качнулась и накренилась на один бок.
— Нет киля? Что же вы используете для горизонтального сопротивления?
Она указала на старинного вида изогнутые доски, что возвышались над каждым поручнем. Вот что? Конструкция итриан! Они знают о путях ветров больше, чем это могут вообразить себе человеческие компьютеры.
Рошфор с восхищением смотрел на море. Оно было великолепно! До самого горизонта перекатывались могучие валы — синие с фиолетовыми и зелеными искорками, пронизанные солнечным светом, увенчанные белыми шапками пены. Они ворчали, вздыхали и брызгались каплями воды, солеными и такими хлесткими, что в тех местах, где они касались тела, выступали красные пятна. Напоенный жизнью, воздух был прохладным, но не холодным. Сбоку на большой скорости они пронеслись, мимо изумрудных высот Сент-Ли.
Но самым великолепным из всего окружающего была Табита, крупная загорелая девушка, которая стояла, дымя трубкой, с похожим на коршуна домашним животным на плече. На ней не было ничего, кроме кильта, развеваемого ветром, ножа и бластера на боку.
— Сколько, вы говорите? — спросил он.
— Около тридцати пяти километров. При такой скорости пара часов. Не стоит возвращаться раньше захода солнца, когда на небе высыпет множество звезд — у нас будет достаточно времени, чтобы хорошенько оглядеться.
— Вы очень добры, — осторожно сказал он.
Она рассмеялась:
— Нет, я рада возможности выбраться оттуда. Особенно потому, что меня очень привлекают эти морские растения. Если верить экологам, местами они могут покрывать поверхность, равную по величине среднему острову. А один рыбак говорил мне, что он видел среди таких зарослей кракена. Надеюсь, мы его увидим. Это редкое зрелище! Они миролюбивые, хотя все равно страшно приближаться к существу такой величины.
— Я имел в виду не только эту экскурсию, — сказал Рошфор. — Вы принимаете меня, военнопленного, в своем доме, как гостя.
Табита пожала плечами.
— Почему бы нет? Мы не боимся глупой болтовни. От нее все равно никакого вреда. — Во взгляде ее была искренность. — Кроме того, я хочу узнать вас!
Внутренне сжавшись, он спросил себя, насколько хорошо.
Она помрачнела.
— И, — сказала она, — я надеюсь, что вы постараетесь понять нас. Вы видели, как Драун убил вашего друга. Это не бессмысленное убийство. К сожалению, он очень несдержан: чуть что — и выхватывает оружие. Но сейчас идет война.
Рошфор попытался улыбнуться:
— Она будет не всегда!
— Меня зовут Табита, Филипп, или Хрилл, когда я говорю на планха. Когда вы вернетесь домой, мне бы хотелось, чтобы вы не думали об итрианах как о чудовищах.
— Вы итрианка? — он поднял брови.
— А кто же еще? Авалон принадлежит Доминиону.
— Так будет совсем недолго, — сказал Рошфор и торопливо добавил: — когда этот день настанет, я сделаю все, чтобы доказать вам, что и мы, земляне, тоже не чудовища!
Он не мог понять, как она может так искренне улыбаться.
— Если подобная мысль доставляет вам радость, то что ж, думайте так. Но боюсь, что для вас здесь мало развлечений. Плавание, ловля рыбы, гребля, прогулки пешком… чтение. Я очень люблю приключения, и у меня много приключенческих книг, некоторые из них доставлены прямо с Земли. Но это, пожалуй, и все. Я единственный человек, имеющий постоянную резиденцию в Сент-Ли, но мои дела и обязанности по Домашней охране заставляют меня подолгу бывать в других местах.
— Я скоро совсем освоюсь здесь, — сказал он.
— Конечно, со временем все образуется, — отозвалась она. — Настоящие итриане не настроены к вам враждебно. Главным образом они смотрят на войну как на что-то стихийное — как на голод, например. Или так же, как на злые обстоятельства, толкающие на жестокость, когда, например, кто-то вынужден кого-то убить ради того, чтобы накормить своих малышей. Не будешь же за это его ненавидеть? Они не станут болтать с вами запросто, но если вы захотите сыграть в шахматы, то найдете несколько желающих.
Табита поправила парус.
— И все же, — сказала она, — авалоняне любого типа не устраивают столько массовых развлечений, сколько, как я слышала, люди Империи. И на экранах вы ничего особенного не найдете, кроме новостей, навевающих сон учебных программ и классических драм, которые, возможно, вам будут совсем не интересны. Так что… когда вам станет очень скучно, скажите мне, и я устрою для вас поездку в такой город, как Грей или Центаури.
— Не думаю, что в этом будет необходимость, — сказал он и мягко добавил: — Табита…
Дальнейшие его слова были искренними:
— Нет, я чувствую себя виноватым, потому что не сожалею, а рад той фантастической удаче, как будто так и должно быть.
— Ха! — усмехнулась она. — Когда-нибудь я подсчитаю, сколько раз вам повезло! Остров, на который вы попали, — необжитый, чистый Старый Авалон, плюс еще населенный экземплярами мерзостных созданий!
— Неужели вооруженный человек должен бояться здешних животных?
— Ну, без сомнения, вы смогли бы подстрелить спатодонта прежде, чем он успел бы на вас наброситься, хотя рептилоида убить нелегко. Но насчет пары ликозауроидов я не высказалась бы так смело, а вот если бы по вашим брюкам побежал каккелак… — Табита сморщилась. — Это все наземные тропические животные. Но еще больше неприятностей могут доставить растения. Вот, например, неподалеку от того места, где вы стояли, я заметила дупло, полное сухих листьев. Только итрианин может вдохнуть их запах и выжить.
— Бр-р-р! — сказал он. — Какой неисправимый романтик дал название этому месту?
— Праправнучка Дэвида Фалькайна, когда он решил, что это — то место, куда нужно идти, — ответила она и голос ее вновь звучал серьезно. — Не говоря уже ни о чем другом, проблема стояла в том, чтобы сохранить местную природу нетронутой. Это как с центаврами, из-за которых в Экватории были введены ограничения, потому что они использовали для своих инструментов камень и кость и может быть через миллионы лет смогли бы стать разумными. И, между прочим, их защита была тем, на чем настаивали итри — охотники-итри, а не пионеры-люди.
Она повела рукой.
— Посмотрите, — сказала она, — это наш мир. И он останется нашим!
«Нет, — подумал он мрачно, — ты ошибаешься, Табита-Хрилл. Мой адмирал намерен нажимать на твоих итриан до тех пор, пока у них не будет иного пути, кроме как сдать все моему Императору!»
Через неделю после сражения земная армада двинулась вперед.
Кайал сознавал, что несмотря на трагическое начало, его компании суждено стать классическим примером главы из учебника.
Действительно, решение, принятое им относительно Авалона, классифицировало ее совершенно однозначно. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы поразить врага, обладая такой силой. Как и было предсказано, ни одна другая колониальная система не обладала силами, которые даже отдаленно можно было бы сравнить с теми, что они обнаружили у Лауры. Обращение с тем, что имелось в наличии, было довольно умелым, но шансов на победу у них не было.
Так что любой мог бы жертвовать жизнями и кораблями и перемалывать своего противника в порошок в течение месяцев. Данные, собранные помощником Кайала, и его собственные выводы говорили о том, что враги именно этого и хотели. Итриане, в свою очередь, будут добиваться отсрочки, посылать свои корабли в набеги на земные, попытаются втянуть в игру третью сторону, такую, как Мерсейз, и постараются сделать войну для Земли такой дорогостоящей, что та вынуждена будет предпочесть мир.