— Вы смогли бы снарядить вашего скакуна? — спросила она.
— Теперь, когда я пожил здесь некоторое время, да. Раньше мне приходилось видеть лошадь разве что в зоопарке. — Рошфор вежливо улыбнулся. — А не следует ли нам попросить разрешения?
— Зачем? Люди чоса должны уважать обычаи своих гостей, а во Вратах Бури не принято спрашивать, когда находишься в кругу друзей.
— Теперь мне хочется, чтобы мы действительно ими были.
Айат подняла руку и мягко провела концом крыла по его щеке. Они сели в седла и поскакали рядом по тропе. Морской бриз шелестел листьями. В этом ясном свете они казались серебристыми. Цокали копыта, но сырой воздух не давал подниматься пыли.
— Ты так добра, Айат, — сказал наконец Рошфор несмело. — И многие добры ко мне. Больше, чем того заслуживает военнопленный и, боюсь, больше, чем были бы добры земляне в подобной ситуации.
Айат подыскивала нужные слова. Она часто говорила на англике — и ради практики, и из уважения к собеседнику. Но сейчас ей не удавалось найти нужные слова.
— Война есть война! — это была единственная пришедшая ей на ум фраза.
— Это помогает. Если ты человек, конечно, — сухо ответил он. — И этот Драун…
— О, он не ненавидит тебя… Он всегда такой с врагами. Я чувствую… жалость?… к его жене. Нет, не жалость! Это значило бы, что я думаю о ней, как о стоящей ниже меня, а я считаю ее выносливой.
— Почему она остается с ним?
— Из-за детей, конечно, и, возможно, она не несчастна. У Драуна должны быть хорошие черты, раз он дружит с Хрилл, и все же я буду в браке гораздо счастливее!
— Хрилл… — Рошфор покачал головой. — Боюсь, что я навлек на себя ненависть вашего… э… брата Кристофера Холма.
Айат вздохнула.
— Ясно видно, что он хотел идти туда, куда ты пришел первым. Его рана так велика, что слышно, как капает кровь.
— Ты не ревнуешь? Ведь вы так близки!
— Конечно, я не радуюсь его переживаниям. Но он справится с ними. Кроме того, боюсь, что она могла слишком сильно, его привязать. („Лучше не говорить об этом, девочка“ — подумал он.) — Айат посмотрела на человека. — Мы болтаем о том, что нас не касается. Я хотела расспросить тебя о звездах, которые ты видел, о пространстве, которое пересекал, о том, что значит быть воином там.
— Не знаю, — сказала Табита. — Звучит весьма неопределенно.
— Ты можешь предложить что-то другое? Можешь найти стратегию, которая никому не казалась бы стратегией? Удачен мой план или нет — нам все равно надо менять формы борьбы, — ответил Аринниан. — Но то, что я предлагаю, сулит нам новые возможности. Подумай — у Империи не будет причины для бомбежек, и Авалон будет спасен. — Он посмотрел на Драуна.
Тот рассмеялся.
— Желаю я этого или нет, акх? — сказал он. — Что ж, думаю, любой план прекрасен, если он позволяет лично убивать землян.
— Ты уверен, что они приземлятся там, где нужно? — поинтересовалась Табита.
— Нет, конечно, мы не можем быть уверены, — отрезал Аринниан. — Мы сделаем то, что сможем, чтобы эта территория была их логическим выбором. Среди прочего, мы организуем несколько случаев дезертирства. Земляне не смогут заподозрить, что они спровоцированы нами, потому что уйти от этой планеты будет для них действительно нелегким делом. Ее защита предназначена для того, кто приближается к ней извне.
— Гм… — Табита потерла подбородок. — Если бы я была умным земным офицером и кто-нибудь, заявивший, что он бежал с Авалона, рассказал мне подобную историю, я бы подвергла его гипнопробе.
— Вне всякого сомнения, — Аринниан в знак согласия кивнул головой. — Но детекторы сработают как надо. Мой отец отобрал особых людей, чтобы у землян не возникло и тени сомнения. Я не знаю деталей, и могу только догадываться. У нас действительно есть люди, поддавшиеся панике, или такие, которые хотят сдаться, потому что убеждены в том, что мы поступаем безрассудно. И еще больше таких, которые думают совсем по-иному и которым мы можем полностью доверять.
Предположим на мгновение, что мы убедим президента Викери вызвать потенциального предателя для конфиденциального разговора. Викери объясняет, что сам хотел бы бежать, но действовать открыто для него равносильно политическому самоубийству, поэтому он хочет помочь нескольким особам бежать и передать секретное сообщение землянам. Понимаешь? Я не утверждаю, что это будет сделано именно таким образом, я не знаю, до какой степени мы можем доверять Викери, но, возможно, таких людей мы предоставим моему отцу.
— И подобным же образом надо предусмотреть и боевые действия, которые помогут приблизить мечту к реальности. Прекрасно, прекрасно! — отозвался Драун.
— Именно к этому я и подходил, — сказал Аринниан. — Я хочу собрать лидеров различных домашних охран и скоординировать их действия.
Поднявшись, он принялся расхаживать по комнате. И, не глядя на Табиту, отрывисто сказал:
— В данном случае нам очень помогло бы, если бы нужную информацию принес им один из нас.
Дыхание со свистом прорвалось сквозь ее сжатые зубы. Драун подался вперед, освободив ахатаны и перенеся тяжесть тела на пальцы ног.
— Да, — подтвердил Аринниан. — Речь идет о твоем драгоценном Филиппе Рошфоре. Можешь сказать ему, что я здесь потому, что очень озабочен судьбой Экватории. — Он сообщил детали. — Потом я найду какое-нибудь дело на соседних островах и улечу вместе с Айат. Наша лодка останется здесь, не охраняемой. Ты ведь позволяешь ему свободно бродить по окрестностям, не так ли?
Табита с такой силой сдавила трубку, что треснул черенок. Но она даже не заметила этого.
— Нет, — был ее ответ.
Аринниан почувствовал, что для того, чтобы остановиться и посмотреть на нее, ему не нужно делать над собой усилия.
— Он значит для тебя больше, чем твой мир?
— Бог покарает меня, если я когда-нибудь попытаюсь вот так его использовать, — сказала она.
— Но если Рошфор благородный человек, он не сможет обмануть твое доверие. О чем же тогда тебе беспокоиться?
— Я не собираюсь ронять перед ним свое достоинство, — сказала Хрилл.
— Перед этим-то птичьим пометом? — едко заметил Драун.
Взгляд ее метнулся в его сторону, а рука — к лежавшему на столе ножу.
И Драун отступил:
— Ладно, ладно, — пробормотал он.
Повисло тяжелое молчание. И когда оно, наконец, было нарушено, все почувствовали облегчение.
Кто-то постучал в дверь. Аринниан открыл ее. За дверью стоял Рошфор. За его спиной маячила лошадь и цирраукх. Он тяжело дышал, и сквозь смуглость его кожи проступала бледность.
— Вы вернулись слишком рано, — сказал Аринниан.
— Айат… — начал Рошфор.
— Что? — Аринниан схватил его за плечи. — Где она?
— Не знаю. Мы скакали, разговаривали… Внезапно она вскрикнула! Крис, я никак не могу забыть этот крик! Она сорвалась с седла, взмахнула крыльями и исчезла за вершинами деревьев раньше, чем я успел ее окликнуть. Я… я ждал, но…
Табита подошла к ним. Она хотела оттолкнуть Аринниана, но, заметив, с какой силой его пальцы впились в руку Рошфора, отступила.
— Фил, — тихо сказала она, — дорогой, подумай! Она, должно быть, услышала что-то ужасное! Что это было?
— Не могу понять. — Землянин поморщился от боли в руке, которую все еще сжимал Аринниан. — Она попросила меня описать космический бой, мои впечатления. Я рассказал ей о последнем бое перед нашей высадкой. Помните, я рассказывал вам то же самое.
— Может быть, ты ей рассказал о чем-то, чего не знаю я?
— Кажется, я не говорил тебе о том, как выглядел итрианский корабль, который был сбит своими же, но Айат попросила меня это сделать.
— И что же?
— Я сказал ей. Разве не нужно было?
— И как же он выглядел?
— На гиперболическом изгибе были три золотые звезды.
Аринниан выпустил Рошфора. Кулак его опустился на лицо землянина, тот покачнулся и упал. Аринниан выхватил было нож, но овладел собой. Рошфор, ничего не понимая, сел. Из разбитой губы текла кровь.
Табита опустилась возле него на колени.
— Ты не мог знать, дорогой мой, — сказала девушка. Она сама едва держала себя в руках. — То, о чем ты ей сообщил, было известием о смерти ее возлюбленного!
Ночью поднялся ветер. Поплыли облака, бросая сине-черные тени на плывущую среди них Моргану. Там и здесь лениво поблескивали звезды. В темноте шелестел прибой, и деревья отвечали ему глухим ропотом. Холод заставил людей одеться теплее.
Рошфор и Табита медленно брели среди дюн.
— Где она? — подавленно спросил землянин.
— Ей нужно побыть одной, — ответила она.
— В такую погоду? Она ведь может ухудшиться. Послушай, если бы Холм сразу отправился на поиски, то мы хотя бы знали, где она.
— Они оба могут о себе позаботиться. — Табита поплотнее запахнула плащ — Я не думаю, чтобы Крис нашел ее, если только она сама не захочет вернуться, в чем я сомневаюсь. Просто он должен что-то предпринять. И ему хочется некоторое время побыть от нас вдали. Скорбь Айат заставляет печалиться и Аринниана. Типичная итрианская черта — самому переносить первый прилив горя.
— О, Боже! Я все испортил, да?
Он маячил рядом с ней длинной тенью. Она протянула руку, нащупала его ладонь, и это вернуло ей ощущение близости.
— Еще раз говорю тебе: ты же не мог знать, — ответила Табита. — Во всяком случае хорошо, что она узнала все сейчас. Это лучше, чем быть в неизвестности еще долгие недели и месяцы и так и не узнать, как он погиб. Сейчас же она знает, что он герой и погиб после того, как одержал блистательную победу. — Она колебалась. — Кроме того, не ты же убил его! Это сделали наши же нападающие. Можно сказать, что это сделала сама война. Это было как удар молнии.
— Проклятая война, — сказал он с горечью в голосе. — Разве недостаточно мы еще натворили бед?
Она вспыхнула:
— Твой драгоценный Император мог бы окончить ее в любую минуту.
— Она и окончена, если не считать Авалона. Зачем продолжать все это? Вы заставите их разнести здесь все в щепочки.