н видел это впереди, выходя за рамки тех утих понятий, к которым привык. Например, он считал, что множество милдиванов, работая вместе, смогут наиболее полно использовать нерест на реке Мукуньян. Можно будет построить больше крепких каноэ и отправиться на поиски новых охотничьих угодий. Ну и тому подобное. Потом уши его, выражая внимание, начинали двигаться, усы дрожали, он наклонялся вперед и расспрашивал о людях. Из какой страны мы пришли, какая там дичь? Как мы женимся и воспитываем детей? О, он взрывался целым космосом вопросов! Постепенно, по мере расширения словаря, вопросы его становились все более отвлеченными. Мы начали изучать основы психологии каждого и были совершенно поглощены этим занятием. Я был не очень удивлен, узнав, что его культура не имеет религии. Вообще он с трудом понял мой вопрос об этом. У них практикуется колдовство, но они рассматривают его как разновидность технологии. Они не тают анимизма, у них нет аналогов антропоморфизма. Милдиваны очень хорошо знают, что они господствуют над любым растением или животным. Мне кажется также, хотя я в этом не очень уверен, у них есть смутная идея перевоплощения. Но эти вопросы не очень их интересуют, так же как и проблемы происхождения. Жизнь есть то, что существует. Мир — это такой феномен, в котором нужно либо господствовать, либо быть побежденным. Шивару спрашивал меня, почему я задаю вопросы о таких самоочевидных вещах.
Пер покачал головой. Взгляд его скользнул по повязке на ноге.
— Вероятно, в этом была моя первая ошибка.
— Нет, капитан, — мягко сказал Мануэль. — Откуда вы могли знать, что у них нет души?
— Нет ли? — пробормотал Пер.
— Оставим это теологам, — вставил ван Рийн. — Мы платим за то, чтобы они решали эти вопросы. Продолжай, мальчик.
Я видел, как Пер старается ободриться.
— Я попытался объяснить идею Бога, — начал он вновь свой рассказ. — Уверен, что это мне удалось. Шивару выглядел удивленным… и обеспокоенным. Вскоре после этого он ушел. Упоминал ли я, что милдиваны используют барабаны для связи на большое расстояние? Всю ночь я слышал грохот барабанов из долины, далеко на холмах слышался ответный рокот. В течение недели нас никто не навещал. Но Мануэль, бродивший по окрестностям, видел множество следов. За нами все время наблюдали. Вначале я почувствовал облегчение, когда вновь пришел Шивару. Вместе с ним было несколько других туземцев: Ферагхир, Тулитур — не менее значительные, чем он. Они направились прямо ко мне. Я знал об их приближении, так как их заметили наши автоматы, рубившие лес. Мы использовали в строительстве много местных материалов, в том числе и бревна. Обрубали деревья силовым лучом, грузили на грави-тележки и везли на строительство. Воздух был полон гула и грохота, звона и треска, а ветер пронизывал, как луч лазера. В облаке пыли я с трудом различил наш корабль и жилые навесы около него: лучи солнца едва пробивались на площадку. Они подошли ко мне, эти трое высоких охотников, в сопровождении дюжины вооруженных лугалов. Шивару поманил меня.
— Идем, — произнес он. — Тут не место для милдивана.
Я посмотрел ему в глаза, они были непроницаемы, как будто он поставил стеклянную маску между собой и мной. Правду сказать, у меня по коже пробежал озноб. Я был безоружен, мы все были безоружны, за исключением Мануэля — вы знаете новомексиканцев, — и я боялся, что сделаю хуже, если пойду за оружием. Я на языке Улаш приказал Тому Вуллису занять мое место и попросил Мануэля пойти со мной. Если автохтоны вбили себе в голову, что мы хотим причинить им ущерб, вряд ли их успокоит, если я буду при них говорить по-английски — на языке, которого они не понимают. Не было сказано ни слова, пока мы не очутились вдали от пыли и шума, на нашем старом месте у скалы. Сегодня она не казалась теплой.
— Я приветствую вас, — сказал я милдиванам, — и прошу есть и спать с нами. — Это местная форма вежливости для посетителей.
Но я не получил обычного ответа. Тулитур взмахнул копьем, которое он держал, и спросил — не грубо, понимаете, а с каким-то неприятным оттенком в голосе:
— Зачем вы пришли в Улаш?
— Зачем? Но ты знаешь. Торговать.
— Нет, подожди, Тулитур, — прервал Шивару. — Ты не то спрашиваешь. — Он повернулся ко мне. — Кто вас послал? — спросил он.
— И я должен вас спросить, фримены, понимаете ли вы, что такое черный голос? Я не собирался увиливать от ответа. Мы что-то сделали неправильно, но у меня не было ни малейшего представления, что же именно. Ложь или увертки могли улучшить дело, но могли и ухудшить его. Я видел, как солнце блестит на лезвиях топора, и испытывал радость, что со мной Мануэль. Шум лагеря доносился сюда слабо. Либо мы далеко отошли, либо усилился ветер. Я заставил себя смотреть прямо на него.
— Ты знаешь, что мы здесь ради таких же людей, но оставшихся дома, — начал я.
Мускулы под его шерстью напряглись, к тому же… я не очень хорошо понимаю выражение лица туземца. Но губы Ферагхира обнажали его зубы, как будто он встретил врага. Тулитур держал копье наготове. В докладах Брандера сообщалось, что милдиваны никогда не ведут себя так в присутствии друзей. Однако понять Шивару было трудно. Готов поклясться, что он сожалел. О чем?
— Вас послал Бог? — спросил он.
Это дало завершающий штрих к этой сумасшедшей картине. Я засмеялся, хотя на самом деле никакого веселья не ощущал. И в голове у меня звенело. Я понял семантическую трудность. В Улаше используются несколько разновидностей повелительного наклонения. Приказ отца сыну отличается от приказа другому милдивану, побежденному в схватке, и оба они отличаются от распоряжений, отдаваемых лугалу, и так далее, в таком широком масштабе, которого не могли представить наши психолингвисты. Шивару хотел знать, являюсь ли я рабом Бога. Конечно, сейчас было не время рассказывать ему историю религии, к тому же я не очень силен в этом. Я только сказал: нет, мы не рабы Бога. Бог — это символ, в чье существование верят некоторые из нас, но далеко не все. И он определенно не давал мне никаких приказов. Это удивило их. Дыхание со свистом вырывалось сквозь клыки Шивару, гребень на его голове поднялся, хвост хлестал по ногам.
— Тогда кто же послал вас? — почти закричал он. Я мог бы перевести этот вопрос и так: «Кто же ваш владелец?»
Я услышал щелчок, это Мануэль раскрывал кобуру. За спинами милдиванов лугалы приготовили топоры и копья. Можно представить себе, как я тщательно выбирал слова для ответа.
— Мы здесь свободны, — сказал я, — как часть общества. — Или, быть может, слово, которое я употребил, означало «содружество»? Я не мог объяснить особенности нашей экономики. — В нашей стране, — сказал я, — никто не является лугалом. Вы видели, как за нас работают наши машины. Нам вообще не нужны лугалы.
— Ах-х-х! — Ферагхир взмахнул копьем. Мануэль взвел курок.
— Я считаю, что вам лучше уйти, — сказал он туземцам, — прежде чем начнется схватка. Мы не хотим убийства.
Брандер демонстрировал туземцам действие нашего оружия, мы тоже. Никто из каинитов не двигался, как нам показалось, в течение вечности. Волосы на лугалах встали дыбом. Они были готовы броситься на нас и умереть во славу своих хозяев. Но это слово не было произнесено. Три милдивана обменялись взглядами. Шивару проговорил безжизненным голосом:
— Мы должны обсудить это.
Они повернулись и пошли по длинной шуршащей траве, лугалы следовали за ними. Барабаны гремели дни и ночи. Мы между собой долго обсуждали события. В чем дело? Милдиваны были примитивны и необразованны по стандартам здравого смысла, но далеко не глупы. Шивару не был удивлен, что мы отличаемся по виду от жителей Каина. Например, то обстоятельство, что мы живем обществом, а не отдельными семьями, было одной странностью и скорее интриговало, а не шокировало его. И, как я уже говорил вам, хотя обширные объединения не были приняты у милдиванов, время от времени они все же объединялись. В таком случае, что же в нас ему не понравилось? Игорь Юшенков, офицер «Королевы Марии», высказал правдоподобное объяснение. Если они считают нас рабами, значит, наш хозяин должен быть еще могущественнее. Может, они считают, что мы готовим базу для вторжения?
— Но я ясно сказал им, что мы не рабы, — ответил я.
— Не сомневаюсь, но поверили ли они вам?
Можете себе представить, как я ворочался в своем навесе. Должны ли мы собрать свои механизмы, найти другой район и начать все заново? Это означает уничтожение всего, чего мы добились. Изучение нового языка было самой легкой проблемой. Но перемещение мало что дало бы нам. Полеты на флиттере показали, что повсюду на Каине один и тот же образ жизни, как на Земле в палеолитическую эру. Если мы каким-то образом нарушили не просто местное табу, а нечто фундаментальное… Я не знал этого. Сомневаюсь, что Мануэль проводил больше двух часов за ночь в своей постели. Он был слишком занят укреплением системы нашей обороны, тренировкой людей, проверкой постов и бдительности. Но следующий наш контакт был внешне совершенно мирным. На рассвете меня поднял часовой, сообщивший, что появилась группа туземцев. Ночью поднялся туман, затянув влажной серой дымкой весь мир, так что трудно было что-либо различить и в трех шагах. Выйдя, я услышал треск припарковавшегося поблизости трактора — единственный отчетливый звук во всеобщей заглушенности. Тулитур и другой милдиванин стояли в окружении пятидесяти лугалов. Их шерсть была покрыта влагой, а оружие блестело от инея.
— Они двигались ночью, капитан, — заметил Мануэль. — Для лучшей скрытности. Несомненно, за пределами видимости ждут другие.
Он послал со мной взвод охраны. Я в соответствии с ритуалом приветствовал их, как будто ничего не случилось. И вновь не получил никакого ответа. Тулитур только сообщил:
— Мы пришли для торговли. За ваши товары мы дадим нам меха и травы, которые вам так нравятся.
Это было удивительно, тем более что наш торговый пост был построен лишь наполовину. Но я не мог отказаться от того, что, возможно, было оливковой ветвью.