— Хорошо, — сказал я. — Идемте, поедим и переговорим.
Хороший ход, решил я. Совместная еда накладывает некоторые обязательства, как на Земле, так и в Улаше. Тулитур и его товарищ, Вокзахан, теперь я вспомнил его имя, не поблагодарили, но вошли в корабль и сели за стол в кают-компании. Я решил, что так будет более впечатляюще, чем под навесом, к тому же не так холодно. Я приказал принести бекон и яйца — пищу, которую, как я знал, любили каиниты. Они сразу же перешли к делу.
— Сколько вы хотите продать нам?
— Это зависит от того, что вы хотите купить и что у вас есть в обмен, — я решил соревноваться с ними в любезности.
— Мы не принесли ничего с собой, — объяснил Вокзахан, — потому что не знали, согласитесь ли вы торговать.
— Почему мы не согласимся? — ответил я. — Ведь для этого мы и пришли. Между памп нет споров, не так ли?
Ни один зеленый глаз не моргнул.
— Нет, — произнес Тулитур, — споров нет. Мы хотим купить пистолеты.
— Такое оружие мы не можем продать, — я вынужден был сразу покончить с этим и не хитрить. — Однако мы можем вам предложить ножи и множество других полезных инструментов.
Они помрачнели немного, но спорить не стали. Наоборот, тут же принялись обсуждать условия обмена. Они хотели получить как можно больше и не снижали цены. Но милдиваны желали взять вещи в кредит. Они сказали, что наши товары понадобятся им немедленно, а сбор трав и мехов на обмен потребует времени. Это ставило меня в неприятное положение. С одной стороны, милдиваны всегда действовали честно, и, насколько я могу судить, всегда говорили правду. К тому же я не хотел отказывать им. С другой стороны… но вы все понимаете не хуже меня. Я льщу себе, но я дал им дипломатический ответ. Мы нисколько не сомневаемся в их добрых намерениях, сказал я. Мы всегда знаем, что милдиваны хорошие парни. Но всегда может произойти нечто неожиданное, и мы потеряем огромную сумму. Тулитур хлопнул по столу и фыркнул:
— Следовало ожидать таких опасений. Хорошо, мы оставим наших лугалов, пока не будет собрана плата. Они стоят очень дорого. Но вы будете должны отвезти товары туда, куда мы укажем.
Я решил, что на таких условиях они могут получить половину запрашиваемых товаров.
Пер замолчал и прикусил губу. Гарри наклонился и взял его за руку. Ван Рийн проворчал:
— Да, черт возьми, никто не может предвидеть всего, но всегда следует ожидать худшего. Ты поступил правильно, мальчик. Абдал, еще выпивки, ты считаешь, что мы на Марсе?
Пер вздохнул.
— Мы погрузили товары на гравитележку, — продолжал он. — Мануэль сопровождал ее на вооруженном флиттере — предосторожность не помешает. Но ничего не случилось. Примерно в пятидесяти километрах от лагеря милдиваны попросили наших людей остановиться на берегу реки. Здесь стояли каноэ, около них — несколько других милдиван. Было ясно, что дальше они намеревались перевозить товары самостоятельно, и Мануэль спросил, есть ли у меня какие-нибудь возражения.
— Нет, — ответил я. — Какая разница? Они хотят сохранить в тайне место назначения. Они нам больше не доверяют.
За Мануэлем на экране я видел смотрящего на нас Вокзахана. Наши коммуникаторы и раньше очаровывали посетителей лагеря. Но на этот раз мне показалось, что на его лице промелькнула усмешка. Я был занят обеспечением и размещением лугалов. При них всегда находились один или два охранника. Не то чтобы я ожидал неприятностей. Я слышал, как хозяева сказали им: «Оставайтесь здесь и делайте все, что прикажут земляне, пока мы не вернемся». Тем не менее я беспокоился, так как знал, что в лагере находится целая свора этих домашних собак милдиванов. Они сидели по-звериному. Когда ночью загремели барабаны, они беспокойно задвигались по отведенному им павильону, переговариваясь на языке, о котором в записях Брандера не было никаких сведений. Но на следующее утро они были вполне кроткими. Один из них даже спросил, не могут ли они помочь нам в работе. Я чуть не засмеялся, представив себе лугала среди приборов пятисотсильного трактора, и сказал им, что мы благодарны, но их помощь не нужна: они должны только ждать. Несколько раз на протяжении следующих трех ночей я пытался вступить с ними в беседу, но ничего из этого не вышло. Они отзывались, однако ответы их были бессмысленными.
— Где вы живете? — спрашивал я.
— Там, в лесу, — говорил лугал, глядя на пальцы ног.
— Что за работу вы выполняете дома?
— Ту, что велит мой милдиванин.
Я отступил. Тем не менее они не были глупы. У них были какие-то игры, и они в них играли, используя глиняные фигурки, значение которых я так и не смог разгадать. На рассвете они строились в ряд и пели: странная печальная песня с импровизациями, которая иногда заставляла меня ощущать нервную дрожь. Большую часть времени они спали или сидели, уставившись в пустоту, но изредка по нескольку собирались в кружок, обхватив друг друга руками за плечи, и о чем-то шептались. Ну… я рассказываю слишком долго. На нас напали незадолго до рассвета, на четвертый день.
Позже я узнал, что там было около ста милдиванов и одно небо знает, сколько лугалов. Они сошлись повсюду на этой ужасной территории, называемой Улаш, созванные барабанами… Их разведчики обнаружили наши пикеты, и, пока град стрел обрушивался на эти места, большая часть отряда ворвалась внутрь. Однако не могу сказать вам слишком много. Я был ранен… — Лицо его исказилось. — Что за проклятие! И в первом самостоятельном полете!
— Продолжай, — попросил Гарри, — ты не рассказывал нам подробности.
— Их немного, — Пер вздрогнул. — Первые же крики разбудили меня. Я сунул ноги в сапоги, набросил куртку, шаря руками в поисках оружия. В то же время в полный голос зазвучали сирены. Даже сквозь них я услышал у своего навеса выстрелы из бластеров. Я выскочил наружу. Все было черным кипящим котлом. Сверкали выстрелы из бластеров, гудели сиропы, раздавались крики туземцев. Холод охватил меня. Свет звезд отражался инеем, покрывавшим холмы. Я на мгновение удивился, как много здесь звезд и какие они яркие. Затем Юшенков включил прожекторы на башенке «Марии». Внезапно над нашими головами вспыхнуло солнце, слишком яркое для нас. Каким же оно должно было показаться каинитам? Сине-белая невероятность, я думаю. Они кишели между нашими навесами и машинами, высокие охотники в леопардовых шкурах, приземистые коричневые гномы, топоры, копья, дубинки, луки, кинжалы в их руках. Я видел только одного человека, распростертого на земле, пальцы его сжимали пистолет, а голова являла собой размозженный ужас. Я поднес ко рту командный микрофон — на всякий случай я его всегда ношу у пояса — и принялся отдавать приказы, пробираясь к кораблю. У нас было мощное оружие, но нас было двадцать, нет, девятнадцать или даже меньше против всего Улаша. Наше расположение было предназначено и для обороны. Два человека спали в корабле, остальные — под навесами вокруг него. С полдюжины часовых пробрались на корабль, остальные все еще лишь пытались пробиться к нему. Мы должны были выручить их, да побыстрее. Иначе будет слишком поздно. Я видел, как наши парни показались из своих укрытий у посадочных стабилизаторов. Даже теперь я помню, как бежал Зерковский, не застегнув свою парку, и она болталась вокруг его голых ног. Он никогда не спал в пижаме. Вы заметили, что в самые напряженные моменты обращаешь внимание ка такие подробности? А каиниты начали разбегаться, ошеломленные светом. Они не ожидали того, как и сирен, звук которых ужасен даже для привычных ушей. Несколько их лежали ранеными или убитыми.
Все, что я сам видел, было ревущим, воющим, звенящим потоком. На меня напали сзади. Я упал им под ноги. Они перепрыгнули через меня и оставили меня в тисках лугала. Он лежал на моей груди и старался сжать мое горло руками и зубами. Черт возьми! Это создание было очень сильным. Сантиметр за сантиметром он сжимал мое горло. Вдруг появился другой лугал. Он подобрал дубинку упавшего каинита и ударил меня по подвернувшемуся месту — таким местом оказалась моя нога. И после этого я не чувствовал ничего, кроме боли и ярости, а потом наступила тьма. Дело, конечно, в том, что лугалы-заложники освободились. Я должен был ожидать этого. Даже без особого приказа они не могли оставаться в стороне, когда сражались их хозяева. Но, несомненно, они получили приказ. Тулитур и Вокзахан провели нас. Они получили безвозмездно большую партию товаров и к тому же разместили подкрепление для атакующих в самом нашем лагере. Но даже и в этом случае их план не удался. Они не представляли нашей реальной силы. Да и как они могли ее представить? Мануэль один убил двух напавших на меня лугалов. Для этого ему потребовалось два выстрела. Наши парни образовали кольцо огня, и враги разбежались. Но они сильно повредили нам. Я пришел в себя в лазарете «Королевы Марии». Мануэль сидел рядом со мной, как беспокойный ворон.
— Как дела? — спросил я.
— Вы должны отдыхать, сеньор, — ответил он, — но пусть Бог простит меня, я приказал доктору начинить вас стимуляторами… Нам требуется ваше решение. И немедленно. Несколько человек ранены. Двое мертвы. Трое исчезли. Враги отступили, я думаю, с пленниками.
Он поднял меня на носилки и вынес наружу. Я не испытывал боли, но голова у меня кружилась. Вы знаете, как чувствуешь себя, когда по горло набит наркотиками. Мануэль сказал мне, что кость левой ноги скрепили, но сейчас дело было не в этом… Гувер и Мурамото погибли, Будлис, Ченг и Зерковский исчезли. Лагерь под оранжевым солнцем был неестественно спокоен. Мои люди очистили его, пока я был без сознания. Трупы врагов лежали в ряд. Двадцать три милдиванина — и это число будет преследовать меня до конца жизни — и не знаю сколько лугалов. Вероятно, не меньше сотни. Меня понесли мимо, и я смотрел в их окровавленные лица. Но никого не узнал. Наши пленники были размещены в главном котловане фундамента. Около ста лугалов, но только два милдиванина. Большинство же раненых унесли с собой друзья. С таким количеством конструкций и машин, стоявших вокруг, это не так трудно было сделать. Мануэль объяснил, что остановил нападение заложников парализующими лучами. Это оказалось наилучшим оружием: благодаря ему нельзя заставить лугала сражаться за своего хозяина, даже под угрозой смерти. В углу ямы, глядя на вооруженных людей, стояли два мнлдивани