Война Львов — страница 24 из 32

— Да будет так, — произнёс Орвик и вышел, естественно, наткнувшись на меня. — А тебе, Эрик, — зло бросил он мне, — не стоило бы злоупотреблять спиртным. — И толкнув меня плечом, зашагал прочь и даже спина его выражала крайнюю степень неодобрения.

— Отец и не заметил, что его сын вырос и стал принимать самостоятельные решения.

Я вздрогнул, услышав над ухом голос мистера Мортимера. По своему обыкновению он возник словно ниоткуда за плечом и теперь грустновато улыбался, глядя вслед Орвику.

— На месте короля я бы начал готовиться к войне, — добавил он. — Война львов ещё не окончена.

Глава 6

Время показало, что таинственные мистер Мортимер оказался прав. Всего через несколько дней после того памятного разговора Орвик исчез из Престона. Именно исчез, никто не знал, каким образом он уехал. Вместе с ним столицу, а скорее всего и Страндар, покинул и Корбен Фалстоф — сын опозоренного маршала Эдмунда Фалстофа, презираемый всем дворянством за одно свое происхождение. Его единственным другом был Орвик, плечом к плечу с которым они сражались с адрандцами.

Однако его величество этот факт не насторожил и он продолжал вести обычную жизнь, не смотря на настоятельные советы Алека. Он не желал прерывать её и тратить деньги на мобилизацию армии, предпочитая устраивать всё новые пиры и турниры, которые он любил не меньше чем раньше. Закономерно, что когда на южном побережье Орвикшира высадился десант из Адранды страна оказалась совершенно не готова к войне. Линии фронта организовать не удалось, крепости сдавались прославленному полководцу одна за одной. Дух защитников Страндара оказался окончательно подорван, когда к армии, идущей под стягами с белым львом и возглавляемой — пускай и чисто формально — юным наследником престола Уильямом Наглем, присоединился Филипп герцог Максвелл. Как говорили тогда в Престоне, со дня на день ждущем осады: «Золотой лев встал на колени перед белым».

Понимая, что война проиграна его величество не пожелал более попадать в плен своему бывшему другу и наставнику, предпочтя бежать к своему союзнику Рене Льву. На одном из последних кораблей мы отплыли к фиарийским берегам. Это был коибрийский линкор «Магеляэнш Несокрушимый», с которым опасались связываться даже изящные адрандские корветы. Им с пятью десятком пушек на эскадру практически нечего было противопоставить двадцатипятипушечному линейному кораблю с обшитыми стальными листами бортами, способному одним залпом смести до трёх самых современных адрандских корветов. Так мы оказались при дворе Рене Льва.

Тильон намного уступал Престону в размерах, зато превосходил в древности. Его история восходила ещё к ценнским временам[31], в то время как столица моей родины была возведена уже страннами после ухода энеанских легионов. Мощные стены герцогского дворца были сложены из громадных камней, скреплённых раствором, замешенном на куриных яйцах и, если верить легендам, человеческой крови. Мы въехали под его своды, совершенно непохожие на королевскую свиту, однако приняли нас воистину по-королевски. Герцог Рене Лев вполне соответствовал своему прозвищу. Он был высоким человеком могучего телосложения, более похожий на рыцаря или вождя варваров, громивших Феррару. Он обнял дорого кузэна (все монархи, континентальные или островные, так или иначе приходились друг другу дальними родственниками) и официально пригласил на пир по случаю нашего прибытия. Также он сообщил, что назавтра состоится большой турнир в нашу честь, в котором обязательно должны принять участие все рыцари, прибывшие с острова.

Турниры я не любил и участия в них не принимал. Однако в тот раз — первый и единственный в моей жизни — мне пришлось сделать это. На пиру я не злоупотреблял спиртным и поэтому наутро был вполне готов к бою. Или турниру. Это было красивое, но удивительно скучное зрелище. Трубили трубы, герольды объявляли одного рыцаря за другим, они мчались друг на друга, гремя доспехом — сшибались, один вылетал из седла, а если нет, то всё повторялось снова. И так раз за разом. А потом настала моя очередь.

— Сэр Эрик! — прокричал герольд.

Я забрался в седло милостиво предоставленного мне вороного жеребца, при помощи герцогского пажа, шедшего в комплекте с конём и доспехом, подтянул ремешки салентинки[32], взял у пажа копьё и направил коня к арене для конной схватки. Противником моим был рыцарь со смутно знакомым гербом на табарде. Однако припоминать чей он было некогда.

Мы одновременно, как предписывал кодекс, дали своим коням шпоры, устремившись друг на друга со всё возрастающей скоростью. Мой противник оказался не оригинален, он целил точно в середину щита. Я несколько расслабил левую руку, чтобы смягчить удар, и незаметно отвёл её в сторону. Копьё я держал несколько под углом, готовясь перед самой сшибкой ещё и сгорбиться, так чтобы наконечник приподнял фиарийца, выдернув его из седла. Ирония — очередная — судьбы, но этому приёму меня научил Орвик.

Притуплённый наконечник копья противника процарапал краску на моём щите, мой же, как я и рассчитывал, врезался под нагрудник фиарийцу. Он на мгновение повис в воздухе и с грохотом обрушился на землю. Плотно зашоренный конь даже не заметил потери седока и резвее побежал вперёд.

Потом был второй бой, третий, четвёртый. Всё одно и то же. Мои противники использовали свои финты и трюки, я — свои, везло в итоге, почему-то мне, хотя по сторону турнирного поля становились куда более опытные противники, прошедшие не одну войну. Столь же удачливым оказался и Алек. Судьба свела нас полуфинале турнира.

Мы не соревновались в конном бою со времён Гартанга, тогда неизменно побеждал Алек. Перед этим поединком я трижды проверил латы, подпругу, крепление щита и копьё. Ничто не должно было помешать мне. Выехав на турнирное поле, я сглотнул и взял копьё наизготовку. В этом бою я учёл практически всё, кроме колоссальной силы моего оппонента и некоторых особенностей его телосложения. Из-за этого при ударе моё копьё лишь скользнуло по его щиту, уйдя вверх, его же с такой силой врезалось в мой шлем, что ремешки, удерживавшие его полопались и он слетел с моей головы и, совершив несколько кульбитов, звякнул о землю.

Чистая победа!

Когда последний противник Алека выехал на ристалище, мне показалось, что у меня что-то с глазами. Дело в том, что на табарде его красовался тот смутно знакомый герб, что и у того, кого я сбил в первом же поединке. Приглядевшись, я понял, что это — родовой герб, а вот и личный — приютился в углу плаща, как и положено[33]. На нём красовались преломлённый меч и алая полоса. Отсюда можно сделать вывод, что его предок, скорее всего, отец, погиб в бою у реки, чья вода для этого рыцаря навеки стала красной. Не понравился он мне тогда, совсем не понравился, но сказать об этом Алеку я не успел, они уже начали выезжать на поле.

Я наблюдал за тем, как могучие кони мчаться друг навстречу другу, из под копыт вылетают комья растоптанной за день грязи, копья медленно опускаются, оба готовят какой-то хитрый удар, понимая, что противник — опаснее любого из предыдущих. Удар! Кони продолжают свой бег, оба всадника удержались в сёдлах, оба копья разлетелись в щепу. Поменяв их, Алек и фиариец вновь устремились навстречу. Луч солнца сверкнул на гранях наконечника копья противника Алека, и мне показалось, что он заточен. Удар! Может мне и показалось, но Алек дёрнулся куда сильнее, чем должен бы, он едва не рухнул на землю. В третий раз противники ехали навстречу друг другу куда медленнее, кони обоих устали, да и всадники весь день не на перинах валялись. Удар! Произошло небывалое — Алек промахнулся, но и фиариец не сумел толком попасть в него. Копьё его лишь скользнуло по краю кирасы. Итак, турнир остался без чемпиона[34]. Такое бывало, но редко. Интересно, какое решение примет герцог Фиарийский? Сейчас судьба турнира полностью в его руках.

Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:

— Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтрашней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чемпионом турнира.

Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противников, никто — а, главное, сами рыцари — не удовлетвориться таким исходом.

Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я помог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному турниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освободиться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга — металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя горами разной высоты — личным гербом Алека — основательно пропитался кровью. Так значит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!

— Да, — подтвердил кивком мои мысли он, — оно было заточено и во второй раз я намерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.

— Мне сразу не понравился этот сэр, — буркнул я. — Родовой герб мне о чём-то напомнил.

— Он из рода Диомеля, — заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся вокруг Алека, — командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.

Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нарушать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!

— Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, — произнёс Алек.