– А без метафор?
– Ты литератор, что ли? Занесла же нелегкая! Я буквально: не будет у тебя ни ручек, ни ножек, ни шланга…
Алекс, само сорвалось, честно.
Ладно, я не маленькая.
– …ничего не будет, ясно Зигфрид? А будет один большой кусок железа.
Оператор заметил между домами движение и, не разбираясь, что там такое, поочередно тявкнул всеми тремя пушками. Его поддержали другие танки, и высоченное здание с острым шпилем медленно и страшно сползло к реке.
– Продолжай, – буднично сказал он.
– До встречи, волчонок. Ох, и несладко тебе придется.
Ну, как успехи? Получилось?
Что же он такой слепой?
– А ты был зрячий?
Алекс вежливо, но твердо выпроводила Тихона восвояси, и ее реплики снова стали восприниматься, как нечто постороннее.
– Поначалу я каждого будущего волка лично предупреждала. Вас отслеживали, сбрасывали, я опять с вами связывалась… Потом научилась шептать, так, чтобы чужие не слышали. Ничего не изменилось. Вашу память можно было и не уродовать.
– Оттуда все кажется таким быстрым и ярким. Вместо дней – часы, вместо праздника – война. Некогда притормозить. Это после… но после – другое дело.
Он спохватился, что до сих пор стоит в воде, и поспешно выбрался на сушу, хотя необходимости в этом не было. Рефлексы. В нем еще жило что-то от человека.
– Алекс, признайся, сон – твоя работа? Про Тихий Ветер.
– Он тебя не очень удручил? Это копится, копится… иногда нужно куда-то девать, иначе совсем плохо. Я выбираю того, кто посильнее, и выливаю это на него. Терпимо?
– А что он означает? Что это было?
– Сама не знаю. Может, отношение к действительности?
– Если тебе понадобится еще… ну, вылить. Выливай на меня, не стесняйся. Договорились?
– Спасибо.
Тихон хотел упрекнуть себя в позерстве, но оно того стоило.
Солнце уже преодолело верхнюю точку и теперь незаметно для глаза спускалось к западному краю их рыжей вселенной. До наступления ночи – целые земные сутки. Потом сутки до утра, и еще двое до следующей ночи. Так и будем жить-поживать.
Оба танка неторопливо возвращались в стаю, зачем – они бы не сказали, даже если б крепко задумались. Вроде, принято. Вроде, положено. Кажется, так надо.
– Вы посмотрите на них! Идиллия!
В куче машин не возникло ни одного лишнего движения, но Тихон почувствовал на броне множество внимательных взглядов.
– А не вступить ли вам в брак?
– Ну хватит! – одернула Алекс, и ерничество тут же прекратилось. Ее слушали. Раньше не слушали, а теперь вот начали. Лучше поздно…
– К нам идет сорок четвертый, – сказала она.
Тихон удивился: неужели она всех знает по номерам? Затем понял. Сам он был сорок третий, этот – сорок четвертый. Натуральный ряд чисел бесконечен. Надо же, какой он умный.
– Новый гражданин нового мира, – торжественно произнесла личность, назвавшаяся Танком.
– Сотого надо будет отметить, – предложил Тихон.
– Я помню, как вы с Дионисом отмечали, – сказал кто-то. – Если так, то лучше не надо.
Раздался относительно дружный смех, видимо, та история получила широкую огласку. Земля слухом полнится – это из энциклопедии. Всем все известно. Вот и его уже записали в легенды и, как следствие, объявили сказкой. Сорок четыре оператора, и все – сказочные герои. Ну просто сага какая-то.
Эфир пополнился еще одним сознанием – загнанным, обозленным, растерянным.
– Здравствуй, Генрих, – доброжелательно произнесла Алекс. – Не бесись, самое страшное уже позади. Оставь в покое свой локатор, там только песок. Двигайся от солнца, часов через пять будешь с нами.
– Куда меня?..
– Скит, – терпеливо сказала она. – Наша планета.
– Алекс? Ты женщина?
– Так уж вышло, – усмехнулась она.
– Генрих, где я тебя мог видеть? – спросил Тихон.
– Сто семнадцатый? Ты?! Ладно, ребята, я уже не возражаю. В таком обществе можно и переждать.
– Ждать будем дольше, чем ты думаешь. Так где?
– На Шадане, Тихон, на Шадане. Меня потом замучили, всем хотелось узнать, какой ты.
– Да, на Шадане. Ты был сержант, а представился лейтенантом. Засранец. Напарник против этого не возражал?
– Я его уломал, – сказал Генрих, и Тихон вспомнил, каким образом уговаривал Филиппа сам.
– Ну что ж, оператор. К чему шел, к тому и пришел. Осталось всего четыреста километров.
– И?..
– Здесь друзья, Генрих, – вмешалась Алекс. – Не стой на месте, двигайся. А то затянет.
– Все, что со мной могло случиться дурного, уже случилось.
– Никогда так не говори! – суеверно воскликнула она.
– Значит, еще не все, – в его голосе звучало мрачное любопытство, граничащее со спортивным интересом.
Спустя два часа, раньше, чем Генрих успел появиться на радарах, прибыл еще один. Этот был какой-то тихий, неприметный. Без лишних слов покинул платформу и поплелся к озеру. По дороге два раза спросил, не сбился ли с курса, в ответ ему велели ориентироваться по солнцу – вот и весь разговор.
Через три часа после Генриха он приехал. Это был Зенон. Милый человек, с которым Тихону было так уютно. Маньяк, ради протеста умертвивший половину поселка. Он ничуть не поменялся, был все таким же рассудительным и невозмутимым. Кажется, Зенона не очень-то и заботило, куда он попал, и что с ним будет дальше. Его машина затерялась среди прочих, а сознание плотно вписалось в общий фон. Генрих еще повествовал о своих ратных подвигах, в пылу месил песок, искрил разрядниками, и этим до тошноты выделялся, а Зенон уже стал частью целого.
Вскоре вранье Генриха всем надоело, и танки постепенно переключились на другие линии. Он по инерции выдал пару общеизвестных эпизодов и, убедившись, что никто уже не слушает, умолк.
Внезапно где-то в самой гуще раздались выстрелы. Машины молниеносно развернулись к центру конфликта, но предпринимать что-либо не решились. Бестолково поездив по кругу, все наперебой стали вызывать Алекс.
– Я вам что, чародейка? – раздраженно бросила она. – Кто сцепился?
– Феклиста с Танком.
– А, это в порядке вещей. Растолкайте их, что ли, в стороны. Побьются ведь, идиоты.
– Здесь и такое бывает? – спросил Тихон.
– Всякое. Да нет, это Танк, он все время Феклисту задирает. Недалекий он тип, вот что. Эй, ну растолкайте же их!
Две машины стояли друг напротив друга, угрожающе ревя и постреливая в воздух предупредительными вспышками. Наконец, у одного из операторов не выдержали нервы, и он ломанулся вперед, нарываясь на лобовое столкновение. Второй виртуозно уклонился и обжег ему спину неопасным, но обидным сполохом. Нападавший, взметнув тучу пыли, остановился и медленно, словно собираясь с духом, навел на него бойницы.
– Хватит, кретины! – крикнула Алекс. – Заигрались! Разнимет их кто-нибудь, или нет? Где вы, бойцы, где вы, гордость Конфедерации? Я бы и сама все сделала, но если что – без даль-связи останемся.
Несмотря на ее укоры, встревать никто не торопился. Реальная смерть против мнимой гибели с датчиком на лбу, да еще от залпа какого-то психа, была малопривлекательной. Тихон почувствовал, что первого шага все ждут от него, но решиться было непросто. Суицидальная истерика закончилась, и он худо-бедно начал привыкать к своему новому положению. Дальнейшее существование виделось чрезвычайно тоскливым, но теперь ему было, что терять.
Танк с Феклистой разъехались и вновь заняли исходные позиции. На этот раз они пошли навстречу одновременно – никто не увернулся, никто не затормозил, и две машины слиплись в скрежещущий тандем. Броня, царапаясь, выла, как истязаемая кошка. Из-под траков летели хлесткие струи песка – еще немного, и кто-то из драчунов точно пальнет, благо противник под самым носом, и целиться не нужно.
Продолжать бездействовать Тихон не мог, это становилось неприличным. Заводясь, он грубо оттолкнул какую-то машину – его поняли и не сказали ни слова – и выехал на импровизированную арену. Еще бы узнать, как их расталкивают, а то зажмет самого…
– Не надо, – еле слышно сказал теплый голос. – Я их сделаю. В сторонку, пожалуйста.
Тихон с огромным облегчением подал назад и попытался угадать в толпе машину Зенона. Он относился к нему все с тем же предубеждением, однако был признателен за эту отсрочку. Тихон не сомневался, что у маньяка с дерущимися танками ничего не получится, но уповал на то, что те передумают сами.
Зенон не умел шутить, будучи усатым дядькой с внешностью служащего, не научился и сейчас. Два параллельных голубых ручья обогнули сверху корпуса зрителей и ударили в бодающиеся машины.
От неожиданности волки замерли. В следующую секунду они должны были ответить, но Зенон им такой возможности не дал. Последовал еще один залп, потом еще. Неистовством здесь и не пахло. Зенон точно рассчитывал мощность, и когда стало ясно, что танки больше не двинутся, сразу же прекратил стрельбу.
Волки, устроившиеся вокруг, зачарованно попятились – в центре манежа, на стекленеющем блюде остались два одинаковых огарка.
– Всем видно? Кому не видно, можно подойти ближе, – медленно и жестко проговорила Алекс. – Теперь пусть каждый посмотрит на соседа. Мы что, чем-то отличаемся? Отличаемся, или нет?! Я спросила!
– Нет… Нет…
– А изнутри?
– Нет… Нет… Нет…
– Тогда почему? По какой причине? Что нас заставляет грызть друг другу глотки?
– Да мы-то что, Алекс? Это Танк. А Феклиста – ты же в курсе, кем она была прежде. А мы – ничего.
– Ладно, первый памятник у нас уже есть – Памятник Глупости. Будем надеяться, что других не появится.
– Первому памятнику – салют! – блаженно заорал Генрих и выпустил в небо длинную очередь.
– Салют! Салют! – отозвалось несколько операторов и вверх полетели новые залпы. В веселье приняли участие не все, однако и возражений тоже не возникло. Те, кому это пришлось не по душе, тихо отъехали в сторону.
– Девка была психически неуравновешена, а следовательно, непредсказуема, – равнодушно заметила Алекс. – Дурачок, возомнивший себя идеальным солдатом, напротив, ужасно предсказуем. И бесполезен. Туда им и дорога, – заключила она. – А ты всегда такой?