Ну и так далее… Мне кажется, как-то слишком напряженно — для прострации.
Командующий авиацией дальнего действия А. Е. Голованов (стал маршалом авиации в 1944 году, в 40 лет; был любимчиком Сталина. Сталинский сокол отвечал вождю преданностью. В воспоминаниях Голованова[112] тот предстает человечным и по-своему мягким, во что, с учетом всего, что мы знаем о генералиссимусе сегодня, верится как-то с трудом.
Однако два случая из этих воспоминаний я хочу воспроизвести. Они не говорят о Сталине как о человеке прекрасной души. Но они свидетельствуют о его отношении к трусости. И уж читатель пусть сам достроит психологический профиль — мог ли этот человек впасть в прострацию, сидя за тысячи километров от линии фронта за зубчатыми стенами Кремля.
«Сталин был человеком не робкого десятка, — рассказывал Голованов. — Когда я работал у Орджоникидзе, мне довелось присутствовать на испытаниях динамо-реактивного оружия, созданного Курчевским, предшественником создателей знаменитой „катюши“. У Курчевского была пушка, которая могла стрелять с плеча. На испытания приехали члены Политбюро во главе со Сталиным. Первый выстрел был неудачным: снаряд, как бумеранг, полетел на руководство. Все успели упасть на землю. Комиссия потребовала прекратить испытания. Сталин встал, отряхнулся и сказал:
— Давайте еще попробуем.
Второй выстрел был более удачным».
Второй эпизод относится к самому острому моменту войны. Куда хуже 22 июня…
«В октябре 1941 года, в один из самых напряженных дней московской обороны, в Ставке неожиданно раздался телефонный звонок. Сталин не торопясь подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а держал ее на расстоянии — громкость была такая, что находившийся неподалеку человек слышал все.
Звонил корпусной комиссар Степанов, член Военного совета ВВС. Он доложил, что находится в Перхушкове, немного западнее Москвы, в штабе Западного фронта.
— Как там у вас дела? — спросил Сталин.
— Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно его вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.
Воцарилось довольно долгое молчание.
— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? — не повышая голоса, сказал Сталин.
— Сейчас. — И снова молчание.
— А какие лопаты, товарищ Сталин?
— Все равно какие.
— Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.
— Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания. — Он произнес все это спокойно, не повышая голоса, без тени раздражения и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы».
Мерецков Кирилл Афанасьевич
(1897–1968)
Маршал, Герой Советского Союза
Великую Отечественную он закончил в Норвегии, Вторую мировую — в Маньчжурии. Судьба военного: с севера — на юг, с запада на восток. Везде — бои и победы. Поражения тоже случались — ну, так на то она и война. Он начал ее в Испании, военный советник республиканцев «генерал Павлович» — это Мерецков. Героем Советского Союза тоже стал еще до Войны — за прорыв «линии Маннергейма» во время финской кампании. Закончил Войну в звании маршала.
Однако до маршальской звезды Мерецков мог и не дослужиться. Вот как в своих воспоминаниях он описал встречу со Сталиным в сентябре 1941-го:
«Сталин стоял у карты и внимательно вглядывался в нее, затем повернулся в мою сторону, сделал несколько шагов навстречу и сказал:
— Здравствуйте, товарищ Мерецков. Как вы себя чувствуете?
— Здравствуйте, товарищ Сталин. Чувствую себя хорошо. Прошу разъяснить боевое задание».
Интересовался самочувствием вождь не случайно: генерал был доставлен в Ставку прямо из тюремного госпиталя, где приходил в себя после пыток. На второй день войны зам. наркома обороны Мерецков был арестован (надо же было найти виновных), сутками напролет его с пристрастием «допрашивали», а мы неплохо знаем, что это такое — допрос на Лубянке.
Мерецкову инкриминировали мифический заговор военных, он держался твердо и никого не оговорил. Из тюрьмы написал письмо Сталину: «Прошу Вас еще раз поверить мне, пустить на фронт и на любой работе, какую Вы найдете возможным, дать мне, доказать мою преданность Вам и Родине. К войне с немцами я давно готовился, драться с ними хочу… не буду щадить себя до последней капли крови». Убедил. Как убедил и раньше — в 37-м, когда на него дали показания по т. н. «делу Тухачевского». Мерецков бывал в Германии, перенимал опыт, и представить его немецким шпионом не составляло труда. Но он объяснился, был услышан, и его не тронули.
Может, в 41-м снова повезло. А может, тогда вождь уже не мог позволить себе разбрасываться военными талантами. Василевский — о Мерецкове:
«Принимаемый им, как правило, смелый и оригинальный замысел операции всегда предусматривал скрупулезное изучение сил и возможностей врага, строгий расчет и осмотрительность, всестороннее изучение Плюсов и минусов, стремление во что бы то ни стало решить поставленную задачу наверняка и обязательно малой кровью. Этому он учил и этого требовал от своих подчиненных».
Баграмян:
Солдаты любили Мерецкова «за постоянную заботу о людях, за его душевное отношение к ним».
Генерал армии М. Гареев:
«Мерецкова отличала исключительная скромность».
На Волховском фронте, которым он командовал, сражались его жена — врач и сын — офицер-танкист.
Поразительно, но в наши дни находятся историки, которые не разобравшись в смысле его операций, в условиях, в которых они совершались, возводят на маршала всяческие напраслины. Вплоть до обвинений Мерецкова в том, что он был немецким «агентом влияния» (в частности, это проскальзывает у А. Бушкова в книге «Сталин. Ледяной трон» и у Ю. Мухина в «Убийстве Сталина и Берии»). Вот это — сильно… Этакой загогулине, напомню, не поверил даже Сталин
Не уехал Сталин из Москвы и во время паники 16 октября. Вообще, про тот день, точнее, про несколько дней, достоверных сведений крайне мало. Говорят, не работало метро. Говорят, мусорные баки в Москве были завалены красными томиками из ленинских собраний сочинений. Говорят, даже прервалось сообщение Совинформбюро и из динамиков полилось на мотив любимого «Марша авиаторов»: «Und höher und höher und höher» В общем, нацистский вариант этой песни. Идеологическая диверсия? Невероятная накладка?
Были мародеры в переулках. Массовые увольнения на заводах. Беженцы на шоссе Энтузиастов. И слухи, слухи — один другого ужаснее. Страшно.
Москвичи решение об эвакуации наркоматов и иностранных посольств истолковали однозначно: Сталин уехал из Москвы. Постановление ГКО от 19 октября за подписью Сталина о введении осадного положения москвичей сразу отрезвило: «Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Тут же в Москве открылся мюзик-холл и появились плакаты о гастролях Любови Орловой.
Кстати, любопытно. Сталин никуда не уезжал, а вот Ленин — уезжал. Было принято решение о транспортировке его тела в Тюмень. Отчасти забавно — вот так же он бежал из Питера от немцев в 1918-м