Тед Лейн, стоя у окна, развлекался тем, что корчил рожи маленьким лондонцам, пытаясь вызвать у них улыбку.
Позже наше путешествие ненадолго прервалось. Поезд просто остановился среди поля, кажется, где-то возле Альтона. Машинист заглушил локомотив, и рабочие в хаки забегали вдоль вагонов, набрасывая на крыши брезент, который закрыл нам вид из окон.
Лейн коснулся моего плеча.
– Рядом марсианин – кто-то из наблюдателей его заметил и послал сигнал стрелочнику.
– Может быть, там летательная машина, – сказал Грей. – Они вылетают в странные рейды, будто проверяют нашу систему обороны. И разрушают железнодорожные пути, если те попадаются им на глаза. Поэтому мы красим рельсы в защитный цвет – правда, проезжающие составы стирают краску, и ее приходится обновлять. Крыши поездов покрывают такой же краской, а брезент помогает скрыть очертания. Человека это бы не одурачило, но марсианина может провести. И надо стоять на месте. Движущийся поезд…
– А почему мы говорим шепотом? Марсиане могут нас увидеть, но не могут услышать.
Он улыбнулся.
– Естественная реакция. И потом, это вы начали.
Он, конечно, был прав.
Мы стояли еще несколько часов, прежде чем снова тронулись. Никто из нас за это время не заметил летательной машины.
11. Я возвращаюсь в Лондон
Поезд привез нас на юг Лондона, на станцию Клэпхем-Джанкшн.
Солдаты вышли из вагонов, и их место заняли те, кто ехал отдохнуть от службы, – перепачканные, в бесформенной потертой одежде, местами даже с пятнами плесени. Они выглядели изнуренными и замученными. И все же у этих бедолаг с ввалившимися глазами были наготове приветствия для тех, кто шел им на смену.
– Отличная прическа, приятель! Дорого заплатил? Марсиане тебя бесплатно подстригут тепловым лучом!
– Взгляни на этого парня, Фред. Румяный, что твоя малина, и такой же сочный. Уж марсиане тобой займутся, помяни мое слово, – высосут весь сок до последней капли!..
Думаю, солдаты поддевали друг друга еще во времена Цезаря – который, возможно, некогда привел свои легионы на это самое место. Но, пока они обменивались подколками, медсестры и санитары хлопотали возле мужчин и нескольких женщин, чье состояние было куда более плачевным. Я видела раненых на костылях, людей, обмотанных бинтами, как новогодняя елка гирляндами, солдат, которые, по всей видимости, лишились зрения – они выстроились в ряд, и каждый опирался на плечо впереди стоящего. Все они были измученными и потерянными; те, кто мог видеть, щурились на свету. Вновь прибывшим это зрелище не обещало ничего хорошего. А ведь мы были довольно далеко от Кордона.
Под отрывистые команды, напоминавшие крики чаек на побережье, мы протискивались все дальше – в окружении сотен солдат.
Выбравшись со станции, мы присоединились к строю солдат в полном обмундировании и дальше пошли пешком – до Сент-Джонс-хилла, а потом направо, к реке.
Я не была в Лондоне с тех пор, как мы с Элис два года назад сбежали от марсиан, которые надвигались со стороны Аксбриджа. Во мне вновь пробудились журналистские инстинкты, и я старалась все подмечать и анализировать все свои ощущения. И впечатления у меня, как ни странно, были самые положительные.
Сверху я видела голубое небо. Где-то поблизости плескалась вода – это меня несколько удивило. Я также слышала пение птиц и тихие голоса людей, которые шагали со мной в одном строю. Воздух был свежим, разве что иногда к нему примешивался затхлый запах, словно из водостоков. Грязные фасады многих домов были испещрены полосами: после пришествия марсиан трубы больше не дымили, и дождь местами смыл со стен черную копоть, обнажив светлую облицовку. Мне стало интересно, как обстоят дела в парках: должно быть, там сейчас раздолье для птиц и прочей живности. Была среда, самый разгар мая, и я почувствовала прилив абсурдного весеннего оптимизма.
А потом мы вышли к реке – я даже пожалела, что дорога заняла так мало времени. Но привычной набережной я не увидела.
Там, где раньше плескалась вода, – судя по указателям, пролегала Йорк-роуд. Справа от нас был небольшой затопленный парк, а слева – сама река, которая вышла из берегов и вплотную подступила к домам.
На дальнем берегу виднелись силуэты зданий – их фундаменты тоже были затоплены. Там, где булыжная мостовая ныряла под воду, наскоро смастерили причал. Нас ждало несколько весельных лодок; остальные были уже на воде. Офицеры отдали приказы, и мы поплелись к причалу.
Я устроилась на носу лодки, рядом с Греем. Лейн отобрал солдат, которые сели на весла, а какой-то неприветливый тип в непромокаемой кожаной куртке уселся на корме, за руль, и хмуро воззрился на нас.
– Что это за лодка? – шепнула я Грею.
Он пожал плечами.
– Да какая разница? Может быть, даже спасательная шлюпка с одного из тех кораблей, что марсиане потопили за Лондонским мостом… – он замолчал, глядя, как лодка медленно ползет по затопленным улицам, там, где когда-то была набережная. – Здесь самый трудный участок пути, постоянно приходится быть начеку: как-то раз одна лодка напоролась на сломанный фонарь, острый, как осколок кости, и ничего хорошего из этого не вышло.
Мы поравнялись с другими лодками. Весла шлепали по воде, над головой с криками кружили чайки – должно быть, в поиске пищи. Было легко определить, где раньше проходило русло Темзы: я видела опоры мостов, каждый из которых словно разрезали ножницами. Мост Баттерси, мост Альберта, мост Челси… Противоположный берег был затоплен так же, если не сильнее: река, широкая и полноводная, раскинулась далеко на север и восток, захлестнув Челси и Вестминстер. Вода в ней была грязная, пенистая, полная мусора: вокруг плавали деревяшки, обрывки одежды, мертвые птицы и животные. Течение несло искореженные куски корабельной обшивки – жалкие, проржавевшие. И даже на середине реки в нос бил отвратительный запах. Не верилось, что это главная река империи. Наш лоцман вел судно осторожно, глядя то налево, то направо и то и дело останавливая лодку, если подозревал, что мы рискуем на что-нибудь напороться.
Грей внимательно на меня смотрел, словно наблюдая за реакцией.
– Будет о каких диковинах написать в газете, да, мисс Эльфинстон?
– Какие уж тут диковины… Потоп тоже устроили марсиане?
– Не напрямую. Не думаю, впрочем, чтобы марсиане, выходцы из засушливого мира, обладали достаточными познаниями в гидрологии, чтобы намеренно устроить потоп. Нет, все это – следствие халатности: никто сейчас не заботится о стоках, шлюзах и насосных станциях. Так что Темза возвращается в прежние берега и затапливает пруды в Хаммерсмите, Вестминстере, Бермонсди, Гринвиче и на Собачьем острове, – он улыбнулся. – Возвращаются и старые речки – вырываются на свободу из подземных тоннелей, куда мы их загнали. У меня есть приятель, который на спор проплыл по реке Флит, от Сент-Панкраса до Блэкфрайера. Конечно, под землей все так же пострадало, как и на поверхности.
Я задумалась:
– А что с тоннелями метро?
– Там укрывалось невероятно много людей – и невероятно долго. Была целая операция по их спасению.
Столько бед, столько горестей обрушилось на город! Мне стало стыдно, что я все это время была поглощена собой.
Мы осторожно гребли на северо-восток; думаю, мы плыли вдоль затопленной Кингс-роуд, через Челси по направлению к Белгрейвии. Справа между уцелевшими зданиями виднелась широкая спокойная река, слева я заметила бледные фасады музеев Южного Кенсингтона. А впереди возвышались руины нового здания Парламента, отстроенного Марвином, – они торчали из воды, словно скелет какого-то исполинского животного. Мы проплыли мимо Букингемского дворца с расплавленной крышей, обогнули мемориал Виктории, и лоцман уже более уверенно повел нас над затопленным Сент-Джеймс-парком.
Наконец мы добрались до Трафальгарской площади. Вслед за другими лодками мы причалили к ступеням Национальной галереи, поднимавшимся из воды. Специально для этих целей в них вбили железные столбики. Когда я выбралась на крыльцо и отвернулась от воды, меня, несмотря на то что вокруг стояли люди в хаки, на миг захлестнуло чувство, что все нормально, жизнь вошла в привычную колею. Но потом я взглянула на Нортумберленд-авеню – и увидела, как между домами плещется и блестит на солнце вода, на поверхности которой плавал всякий хлам.
Ко мне подошел Грей.
– Пора обедать.
– Как-то поздновато.
– Вы теперь в армии, мисс Эльфинстон, – мы здесь едим тогда, когда кормят. А потом, боюсь, нам придется пройтись.
– Куда?
Я знала, что мой пункт назначения, Кордон, находится на западе. Но Грей указал на восток, в направлении Стрэнд.
– Вон туда, вдоль нового берега. Там довольно сухо за исключением пары улиц. Слово «стрэнд» на древнеанглийском означало «побережье», и это не совпадение: когда-то здесь пролегал берег реки.
– И далеко идти?
– До самого Стрэтфорда.
– До Стрэтфорда? Но он на востоке, а марсиане на западе. Надеюсь, за этим стоит какой-то план.
– В армии всегда есть план. Какой-то.
12. Из Олдвича в Стрэтфорд
Удивительный день продолжался.
Мы шли пешком, но мне было не привыкать, и я радовалась возможности размяться после долгого путешествия по воде и по железной дороге. Наш взвод прошел вдоль Стрэнд, где у меня была возможность увидеть, как война изменила хорошо знакомые места, миновал Олдвич, обогнул Лондонскую стену, дошел до Олдгейта, а затем направился по Уайтчепел-роуд к Степни и Боу. По мере движения разведчики то и дело отбегали в сторону – проверить, целы ли телефоны, установленные теми, кто прошел здесь до нас, и спешно передать донесения. Инженеры подозревали, что марсиане могут засечь наши радиосигналы и таким образом вычислить наше расположение, но отследить телефонные звонки они не могли.
По дороге мы видели мало сожженных зданий, зато нам попадались глубокие воронки, словно от гигантских бомб. Тепловые лучи способны заживо сжечь человека и уничтожить дом, но плотность их энерги