Несмотря на тяжелое, по-видимому, одеяние, селенит шел довольно большими шагами и все время работал рогом. По его походке в ту минуту, когда он проходил вдали мимо нас, было заметно, что он торопится, сердится. Вскоре после того, как мы потеряли его из виду, протяжное мычание лунных коров перешло в короткий резкий визг, сопровождаемый возней. Рев, удаляясь, становился тише и наконец совсем смолк: вероятно, чудовища достигли пастбища.
Мы прислушались. В лунном мире царила тишина. Мы поползли дальше искать наш пропавший шар.
Во второй раз мы увидели лунных коров довольно близко, среди скал. Пологие обрывы густо поросли каким-то растением с зелеными мшистыми клубками: их-то и поедали чудовища. Мы остановились на опушке чащи, наблюдая эти создания и высматривая кругом, нет ли где селенита. Чудовища лежали на пастбище, как огромные жирные паразиты, и жадно пожирали корм. Неуклюжие и неповоротливые, они, казалось, состояли из одного жира, – смитфильдский бык в сравнении с ними был бы образцом проворства. Их искривленные, жующие пасти и закрытые глаза вместе со смачным чавканьем выражали такое животное наслаждение, что еще сильней почувствовалась пустота наших желудков.
– Свиньи! – разозлился Кейвор. – Отвратительные свиньи!
Бросив на чудовищ завистливый взгляд, Кейвор пополз через кусты вправо. Убедившись, что растение совершенно непригодно для человеческого питания, я пополз вслед за ним, грызя сорванный стебель.
Но скоро мы вторично остановились при приближении селенита. На этот раз мы могли лучше рассмотреть его. Верхний покров его был действительно одеждой, а не скорлупой. Одежда у второго селенита была такая же, как и у первого, с той лишь разницей, что у него на затылке торчало что-то похожее на вату. Селенит стоял на выступе скалы, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, как бы охраняя кратер. Мы притаились, боясь привлечь его внимание. Скоро он повернулся и скрылся.
Мы наткнулись на другое стадо мычавших лунных коров, поднимавшихся по скату обрыва; потом мы проходили через место, где раздавались звуки, похожие на стук машин, как будто под почвой работала огромная фабрика. Звуки эти еще доносились до нас, когда мы достигли окраины открытого пространства ярдов двести в диаметре. Если не считать лишаев, кое-где выступавших по краям, поляна была совершенно голая, покрытая желтоватой пылью. Сначала мы боялись пуститься по этой пыльной равнине, но так как она представляла меньше препятствия для ползания, то мы наконец решились спуститься и начали осторожно прокрадываться вдоль ее края.
Подземный шум прекратился, слышался только шорох быстрорастущих растений. Вдруг шум снова возобновился, более резкий и громкий, чем раньше. Стук этот, несомненно, шел откуда-то снизу. Инстинктивно мы плотно прижались к почве, готовые при малейшей опасности прыгнуть в чащу. Каждый удар, казалось, отдавался в нашем теле. Грохот и стук становились все громче и громче, порывистая вибрация усиливалась. Скоро весь лунный мир пришел в какое-то мерное содрогание наподобие пульса.
– Прячьтесь, – шепнул Кейвор, и я повернулся к кустам.
В этот момент раздался оглушительный удар, как будто залп из пушки, и произошло то, что еще и теперь пугает меня во сне. Я повернул голову, чтобы взглянуть на Кейвора, и протянул руку вперед. Рука моя не нащупала ничего. Под ней зияла пропасть.
Моя грудь опиралась на что-то твердое, а подбородок оказался на краю вдруг разверзшейся бездны. Моя рука потянулась в пустоту. Вся эта плоская, круглая равнина оказалась гигантской крышкой, которая двигалась теперь с шахты в сторону, в приготовленную для нее выемку.
Если бы Кейвор не поспешил мне на помощь, я, наверное, так и остался бы висеть на краю пропасти, пока не упал бы вниз. Но Кейвор, к счастью, не растерялся. Он находился немного дальше меня от края, когда крышка начала отодвигаться, и, заметив опасное положение, в котором я очутился, схватил и оттащил меня за ноги. Я отполз от края на четвереньках, привстал, шатаясь, и побежал вслед за Кейвором по звон-кому зыбкому металлическому листу. Крышка быстро сдвигалась, кусты впереди, к которым мы бежали, уносились в сторону. Скоро спина Кейвора исчезла в густой чаще, и пока я карабкался вслед за ним, чудовищная крышка со звоном задвинулась. Долго мы лежали, затаив дыхание, не смея подползти к шахте.
Наконец осторожно мы решились заглянуть вниз с безопасного места. Заросли вокруг нас трещали и колыхались от ветра, дувшего в шахте. Сначала мы не увидели ничего, кроме гладких отвесных скал, уходивших в непроницаемый мрак, но потом разглядели внизу движущиеся туда и сюда огоньки.
Таинственная пропасть так захватила нас, что мы позабыли даже о нашем шаре. Когда глаза наши освоились с темнотой, то мы разглядели крохотные призрачные фигурки, двигавшиеся между тускло светящимися точками. Мы молча смотрели вниз, не находя от изумления слов. Мы не могли понять, что значат эти копавшиеся на дне пропасти создания.
– Что это может быть? – спросил я. – Что это может быть?
– Инженерные работы. Они, очевидно, проводят ночь в этих шахтах, а днем выходят на поверхность.
– Кейвор, может быть, это люди?
– Нет, не люди.
– Не будем рисковать. Нам необходимо найти шар.
Он со вздохом согласился и, осмотревшись, выбрал направление. Мы стали снова пробираться сквозь чащу. Сначала мы ползли довольно быстро, но скоро энергия наша ослабела. Среди красноватых зарослей послышались шум и крики. Мы притаились; звуки долго раздавались поблизости, но мы ничего не увидели. Я шепнул Кейвору, что вряд ли долго продержусь без пищи, губы мои пересохли.
– Кейвор, я больше не могу.
Он обернулся и с ужасом посмотрел на меня.
– Надо потерпеть.
– Меня мучит жажда, – настаивал я, – посмотрите на мои губы.
– Я тоже чувствую жажду.
– Ах, если бы остался хоть кусочек того снега!
– Нет, он растаял весь. Мы перенеслись из арктического пояса в тропический со скоростью одного градуса в минуту…
Я стал сосать свою руку.
– Шар! – сказал Кейвор. – Только в нем наше спасение.
Мы возобновили поиски. Я думал лишь о еде, о прохладительных напитках: особенно хотелось мне выпить пива. Я вспомнил о ящике пива, который остался у меня в погребе в Лимпне. Припомнилась мне также и соседняя кладовая с припасами: холодное мясо, паштет из почек – нежное мясо, почки и жирная подливка. Я даже начал зевать от голода. Мы выбрались на равнину, покрытую коралловыми мясистыми растениями, которые с треском разламывались от прикосновения. Я поглядел на поверхность излома. Растение походило на съедобное. Мне показалось, что и пахнет оно недурно. Я отломил ветку и обнюхал.
– Кейвор! – прохрипел я.
Он взглянул на меня, и лицо его искривилось в улыбке.
– Нельзя, – сказал он.
Я бросил ветку, и мы продолжили пробираться через эти соблазнительные заросли.
– Кейвор, – спросил я, – почему нельзя?
– Яд! – сказал он не оборачиваясь.
Мы поползли дальше. Наконец я не выдержал.
– Я все-таки попробую.
Он жестом хотел остановить меня, но опоздал. Я уже набил себе полный рот. Он присел, наблюдая за выражением моего лица. Его лицо исказилось гримасой.
– Недурно! – сказал я.
– Боже! – воскликнул он.
Он наблюдал, как я жую, на лице его выражалось колебание между желанием и запретом. Наконец он не выдержал и набил себе рот. Несколько минут мы жадно ели. Растение походило на гриб, но ткань его была гораздо рыхлее и при проглатывании согревала горло. Сначала мы испытывали просто удовлетворение от еды, потом кровь у нас начала двигаться быстрее, и мы ощутили зуд на губах и в пальцах. Фантастические мысли ключом забили в нашем мозгу.
– Как тут хорошо, – сказал я, – адски хорошо! Какая прекрасная колония для нашего избыточного населения! Для бедного избыточного населения!
И я сорвал новую порцию.
Я радовался, что на Луне есть такая вкусная пища. Муки голода сменялись теперь беспричинным весельем. Страх и подавленное настроение исчезли. Я смотрел на Луну не как на планету, с которой нужно поскорее убраться, а как на обетованный рай для человечества. Я позабыл о селенитах, о лунных коровах, о проклятой крышке шахты и о пугавших нас звуках. Так подействовали на меня лунные грибы.
Кейвор ответил одобрительно на мое повторенное в третий раз замечание об «избыточном населении». Я почувствовал головокружение, но приписал это действию пищи после долгого голодания.
– Вы сделали великое открытие, Кейвор, – пробормотал я, – вро… вроде картофеля.
– Что? – удивился Кейвор. – Открытие, что Луна вроде картофеля?!
Я посмотрел на него, удивленный хрипотой его голоса и несвязным выговором. Очевидно, он опьянел от грибов. Я возразил, что он заблуждается, полагая, что он открыл Луну: он только добрался до нее.
Я положил руку на его плечо и пытался разъяснить ему это обстоятельство, но мои объяснения оказались слишком мудреными для его мозга. Да и мне было трудно высказать ясно свои мысли. После минутной тщетной попытки понять меня (неужели мои глаза стали такими же рыбьими, как у него?) он пустился разглагольствовать на другую тему.
– Мы, – объявил он торжественно, икая при этом, – продукт нашей пищи и питья.
Он повторил эту фразу, а я стал оспаривать его положение. Вероятно, я немного уклонился в сторону от предмета спора, но Кейвор все равно не слушал меня. Он поднялся, опираясь рукой на мою голову, и стоял, озираясь по сторонам, совсем не боясь лунных обитателей.
Я пытался доказать, что стоять опасно, но не мог привести веских доказательств. Слово «опасно» перепуталось у меня со словом «нескромно» и в конце концов перешло в слово «нахально». Я обращался с речью преимущественно к посторонним, более внимательным слушателям: к коралловидным растениям. Я чувствовал, что необходимо выяснить путаницу с Луной и картофелем, и пустился в пространные рассуждения о важности точного определения в доказательствах. Мое самочувствие было уже не такое приятное, как сначала.