Может, он не совсем уж равнодушен ко мне?
Нет-нет, я знаю, он ко мне безумно привязан. Настолько, что мог бы жениться хоть сию минуту, просто чтобы я больше никуда не делась. Женился бы на своем душевном комфорте, а не на мне. Совсем не то, чего мне хочется. Но вдруг я ошибаюсь? За годы, проведенные рядом с Августом, я крепко вбила себе в голову, что этот огромный сильный мужчина на самом деле тревожен и мнителен, и временами я говорю не столько с ним, сколько с его фобиями и комплексами. Я привыкла думать, что мой великолепный босс на самом деле глубоко несчастное существо, которому некоторые эмоции просто недоступны. Но что, если это было удобно в первую очередь для меня, травмированной неудачным замужеством? Вдруг это я сама так защищалась от своих чувств? Август очень сдержанный, вдобавок его этика диктует поведение, которое мне кажется перегруженным условностями до нелепости. Но иногда я ловлю его взгляд, настолько красноречивый, что… что становится, честно говоря, страшно. Сладко и страшно.
Эндрю Кларк произнес речь. Я не в состоянии была сосредоточиться на ней. Составленная убогим, канцелярским языком – сам он ее писал, что ли? – невыразительная, скучная речь. Первое место в категории «Провальное выступление года». Несмотря на то что до конца года еще почти три месяца, я уверена, шедевр Кларка останется непревзойденным.
Суть речи сводилась к тому, что Август, такой-сякой-разэдакий, разорил Энстона, а потом еще и купил его титульную систему Калипсо. Ну и как дальше жить, спрашивается? Я бы на самом деле спросила, а кто купил остальные четырнадцать систем, и почему этих ловкачей никто не упрекает в желании поживиться и урвать кусочек. Но свое мнение я могу высказать один раз – при голосовании. Боюсь, ко мне еще не привыкли настолько, чтобы воспринимать всерьез как оратора.
Август слушал этот бред, исполненный обвинительной патетики, с легкой мечтательной улыбкой. Не знаю, о чем он думал в тот момент, может, о том, как будут выглядеть его машины в соннском музее, но впечатление создавалось почти пугающее. Сидит большой, сильный человек, глядит на мир ласково, внимает детскому лепету, и видно по нему, что с высоким собранием он считается лишь постольку-поскольку. Потому что ему самому этого захотелось, а не потому, что его вынудили.
Кларк закончил и застыл. Наверное, думал, что его поза с высоко поднятой, практически запрокинутой головой – величественна. На мой вкус, он выглядел как петух с облезлой шеей.
Эмма Гамильтон попросила слова.
– Честно говоря, Кларк, не понимаю, что за спектакль ты тут играешь. Что за нелепая публичная порка? – Она говорила просто, естественно, не выбирая слов и не отрабатывая интонации по-актерски. – Можно подумать, тут никто не знает, что такое был Энстон. То-то его три года назад исключили подавляющим большинством голосов. Я такого за всю историю не припомню – чтоб кого-то выгоняли тридцатью восемью голосами. Или, Кларк, это не ты мне десять лет назад жаловался, что Энстон теснит тебя? Что он фактически перерезал тебе транспортные пути к Лолане? А я помню. И Вайбаков я тоже помню. Да, они не нашего круга. Но это не значит, что с ними можно было поступать так, как поступил Энстон. Нет, Кларк, вот ты мне сам скажи: то, как он отобрал Золинду у Вайбаков, – это что, не рейдерство? Он за двадцать лет выкупил три системы. Ты интересовался, на каких условиях и при каких обстоятельствах? А его поведение – это отдельный разговор. Мы для него все были подлые мелкие людишки. Он презирал всех. Ты ведь не забыл еще, как он просил моей руки и что ты мне тогда посоветовал? – Эмма Гамильтон покачала головой. – Назначает мне Энстон встречу. Мало ли что он хочет предложить, подумала я. Приехала. Он мне без подготовки – мол, я готов на тебе жениться, но при одном условии: скажи Виктору, чтобы переписал Таркс на тебя. И, мол, в брачном договоре будет пункт, что при разводе Таркс останется у Энстона. Я сначала дар речи потеряла от такой наглости. Потом спрашиваю: ты рехнулся? А он мне заявляет – мол, нет времени учить тебя вежливости, поди сама подумай, так и быть, дам тебе три дня, чтобы осознала свою ошибку. Но это только потому, что первый раз. Если я позволю себе такой тон в разговоре с ним еще раз, то сильно пожалею… Кларк, и ты помнишь, как советовал мне смириться? Потому что управы на этого мерзавца просто нет. И что теперь? Управа на мерзавца нашлась. Чем ты недоволен?
Могла бы и не спрашивать. Ежу понятно чем. Не нравится ему усиление Маккинби. И ладно бы себе такое позволил патриарх – не обидно, он все равно старый. Но Август – молод. Еще вчера он был смешным чудиком, которого никто не брал в расчет. Его деда и отца даже жалели – как им не повезло с наследником. Такое блестящее происхождение, такие надежды с ним связывались, а у него в голове сплошные фанаберии. Машинки красненькие коллекционирует, жениться отказывается, и ладно бы только это. Инквизитором работает! Подумать только: принц копается в чужом грязном белье, да еще и берет за это деньги. Однозначно умственно неполноценный.
И тут выяснилось, что этот безобидный чудак – такой же хищник, как и все остальные принцы. Что у него тоже есть хватательный рефлекс, а если он вцепится, то не отстанет, пока враг не погибнет. Что он смелый и дерзкий (на Арканзасе его назвали бы оборзевшим, ну да это мелочи). А самое главное – он молод и у него все впереди.
Кларк, понятно, вещал про моральный облик и этические принципы. А что еще ему остается делать? С точки зрения закона Август чист, как порфирородный младенец. А я скользила взглядом по присутствующим. Похоже, других ораторов, кроме Кларка да Гамильтон, не предвидится. Кому-то не по чину высказываться – как, например, Крису, – а кто-то осторожен до двуличия, поэтому рот раскроет, лишь когда будет оглашено решение. При том, что все эти речи ничего не значат – решение принимается тайным голосованием, по старинке, белыми и черными шарами. К Августу многие настроены враждебно, Кларк лишь озвучил их скрытое недовольство. Но, с другой стороны, никто из них не попрет грудью на амбразуру, если поймут, что оппонент представляет собой силу. С силой надо ладить. Они не выскажут свою позицию, пока не станет ясно, куда дует ветер.
Все как везде, и принцы такие же люди. Это правда. Разумеется, профессия и образ жизни сказываются на их характере, но не так сильно, чтобы заглушить природные качества. У кого уж какие эти самые качества в наличии. Кто-то трус, кто-то лицемер, а кто-то клал на всех с прибором.
– Маккинби купили Калипсо? – Эмма входила в раж. Мне даже показалось, она нарочно ждала этого момента. Что-то у нее в жизни не ладилось, и серьезно не ладилось. Вот она и пользовалась случаем культурно сбросить агрессию – хотя бы чтоб освободить мозги от лишней эмоциональной нагрузки. – И что с того? Кларк, а ты ничего не купил? Когда Энстоны начали распродавать имущество, тут о-очень многие поживились. Ну когда еще удастся купить хоть часть системы в первом-втором радиусе? И я, представь себе, тоже поживилась. Купила две транспортные компании. Теперь у меня только один достойный конкурент – Ричард Монро. Да и то у нас с ним давно все поделено. Почему бы тебе не обвинить меня в неэтичном поведении и нехороших замыслах?
Эмма Гамильтон обвела зал торжествующим взглядом. Ей было весело, этой молодой женщине с пышными формами. В некоторые века ее сочли бы божественно красивой, но сейчас, увы, стандарты красоты изменились. Даже жаль.
– А про Калипсо я расскажу. Думаю, здесь кое-кто может подтвердить мои слова, я точно знаю, что не одна интересовалась вопросом. Конечно, я хотела купить Калипсо. Да тут две трети хотели бы купить Калипсо. Хоть кусочек. Хоть одной ногой закрепиться в том секторе. Но когда я начала прощупывать почву, то поняла, что Калипсо пытаются сплавить в определенные руки. Нет, неясно было, в какие. Я рассердилась. Понятно, что я подумала: Энстон нашел лазейку, чтобы сохранить статус. Через два дня буквально со мной связался человек, чье имя мне ничего не говорило, с вопросом: мне правда интересна эта система или я наводила справки с какой-то иной целью? Договорились о встрече. Пришел старомодно вежливый мужчина, который никакого отношения к Энстону не имел. Свою роль объяснил этак уклончиво, мол, он из группы, которая обеспечивает информационную поддержку сделки. Ну да, я все поняла. Здравствуй, русская контрразведка, давно не виделись, – она хохотнула. – Господин поведал мне, что да, у Сибири большие коммерческие планы. Но необходимо, чтобы Калипсо находилась в дружеских руках. Русские олигархи не могут купить систему, поэтому стали присматриваться к принцам. Они уже примерно знают, кто им нужен, но если я согласна на их условия, то с удовольствием рассмотрят мою кандидатуру. «Рассмотрят» – в смысле помогут. Мне показали проект. Полностью. Система продавалась только целиком, сибиряки желали видеть ее хозяином человека, который построит современный транспортный хаб и пустит через него основной сибирский грузопоток. Это все прекрасно, только хаб они хотели – на четыре внешних планеты. На четыре! Это крупнейший хаб после Земли и Пекина. Я честно сказала – не потяну. Даже с сибирскими инвестициями. Ну и понятно, спросила, как они отваживают покупателей, которые могут купить систему целиком, но не согласны построить хаб. Мне с вежливой улыбкой ответили, что для того и нужна группа информационного обеспечения сделки. Словом, я отошла в сторону, решив, что я лучше потом договорюсь с покупателем, чем сейчас вложусь в эту сделку. Хотя проект очень-очень перспективный. И я ни капельки не удивилась, что Калипсо купили Маккинби. Я так и сказала – вот этот проект потянут если только Маккинби и Шелдоны. Больше никто. Мне интересно одно, – она уставилась на немолодого мужчину, Артура Шелдона, – Артур, с тобой переговоры вели?
– Да, – спокойно согласился он. – Я принял такое же решение: да, интересно, перспективно, но мне выгоднее инвестировать в собственно порт, чем выкупать всю систему.
– А я случайно узнал, что продается Калипсо, – сказал Август. – Эмма, вы позволите, расскажу?.. И купил. Проект хороший и красивый, но невыполнимый. Я понимаю, что русские питают страсть к монументальным сооружениям, но четыре планеты под космопорт – бессмысленная трата ресурсов. Проблему можно решить иначе.