– Да, да, вирусы! Пошли они все в бездну со своим вонючим загаженным воздухом и грязью на подошвах! Так зачем нам сдалось их Надмирье? – длинноволосая уже почти висела на руке Эйджи, но ответ ей нужен был позарез.
– Что ты, внешние пытаются ограничить нас в правах. Если не дать отпор, они начнут наступать на Колонии! А мы сильны, но уязвимы, – возразила блондинка, которая была немного трезвее. Но Марк всё равно благоволил не ей.
– Я хочу во-е-вать! – заявила длинноволосая, рыча и впиваясь коготками в инсуба.
Блондинка отлепилась от сладкой парочки, упав на скамейку, а двое скрылись за ближайшим поворотом дорожки, причём Марк успел подмигнуть Арту.
Музыка стихла.
Анна Эйджи, умело заправляющая тусовкой холёных кавалеров и девиц из когорты хорошо оплачиваемых служащих, выступила в центр лужайки. В одной руке она держала бокал, в другой – полную бутылку. Громко, чтобы быть услышанной дюжиной гостей, не спешивших уединиться за альпийскими горками, она произнесла:
– Вечерние новости сообщили: войска Подводных Колоний одержали ещё одну победу. Скоро внешние поймут, с кем имеют дело! Девушки, наполним бокалы и выпьем этот прозрачный, как чистые воды, «Шторм» за наших мужественных ребят!
Глядя на кучку оживлённых женщин, сгрудившихся с бокалами вокруг Анны, парень с протезом вдруг отчеканил:
– Если чьи-то родственники участвовали в сегодняшней операции в Индонезии, самое время поднять чарку за упокой!
– Ник, умоляю! – взмолилась темноглазая девушка.
Парень принялся неуклюже вставать со ступеней. Протез не слушался, искусственная ступня скользила по гладкому покрытию. Арт оказался рядом и подхватил беднягу, не дав тому упасть. Девушка благодарно кивнула и сказала шёпотом:
– Ник был на поверхности. Он знает, что говорит.
– Да уж! – голос Ника дрогнул, он смотрел Арту в лицо, и тот за неподвижной маской молодящей искусственной кожи разглядел боль, страдание и горечь искалеченного парня, втянутого в мясорубку Четвёртой мировой.
Зелма скрылась в дамской комнате.
Мужчины стояли друг напротив друга и молчали.
Небрежное слово из уст устроительницы вечера всколыхнуло парня изнутри, и Ник признался Валевскому, как порой, неожиданно для себя, признаются человеку, которого видят в первый и последний раз:
– Мне осталось недолго. Похоже, я подхватил одну из болячек внешних, пока валялся без сознания, сорвав защитную маску. Вот с сестрой решил прогуляться в Эдем: денег за три месяца службы как раз хватило на одну приятнейшую вечеринку. А она ничего – пусть порадуется, – он кивнул в ту сторону, где скрылась Зелма.
Арт пожал запястье ветерана.
Затем прошёлся с братом и сестрой до выхода из оранжереи.
Возвращаться в патио не хотелось: слишком контрастным было то, что полыхало недобрым светом в глазах солдата, и всё, о чём приветливо и сладко щебетала благородная Анна Эйджи с пафосным букетом в высоко уложенных волосах.
Он побродил по дорожкам сада, разглядывая живые цветы и искусственных бабочек так, как будто видит их в первый и в последний раз. Решил, что ни к чему дожидаться Марка Эйджи, и отправился домой.
– Спасибо, Ник! Ты у меня молодец! – Зелма прощалась, счастливая вечеринкой и тем, что всё прошло хорошо. Почти хорошо, не считая резкого выпада брата в сторону устроительницы вечера, немного смутившего публику. Теперь она может быть свободна. О том, каким будет новый день для Ника, думать не хотелось. Брат стоял перед ней бодрый и подтянутый. Какой-то даже слишком выпрямленный.
Она решила не вибрировать понапрасну тревогой.
Была бы мама, Зелме необязательно было бы думать о таких вещах. Но мама далеко. Так далеко, что порой Зелме не верится в её существование. Родители в Антарктиде, обслуживают атомный энергетический модуль Колоний. Электронная система внешних никак не связана с интернет-сетью подводников. Так надо, так решили прапредки: слишком разные и не пересекающиеся миры, и всё бы хорошо, но переговоры – они так редки.
Уезжая по контракту, мама взяла слово со своей драгоценной маленькой Зелминь, что она будет душой семьи и по-матерински проследит за тремя взрослыми братьями. В первом же нападении внешних на порт Посейдон погибли старшие ребята Вилкат, а младший, Ник, которого она помнит резвым и жизнерадостным мальчонкой, вернулся покалеченный и совершенно сломленный. Он был неподалёку от Илмара и Руди, просто ему повезло чуть больше, его сняли с горящего причала…
Зелма Даугава подумала: может, им поселиться рядом на время?
Может, Нику нужно её присутствие?
От большой семьи Вилкат остались они вдвоём… Эта война…
Пожалуй, она всё усложняет.
Брат сейчас обращается к ней, и у него весёлый голос:
– Зелминь, заведи себе мужика, ты сегодня слишком старательно льнула ко мне. И тот парень, штифтист, вряд ли решился просить у тебя код связи.
– Почему он – штифтист? – лениво переспросила Зелма, невольно вспоминая широкий в плечах торс незнакомца с могучими предплечьями. Действительно, он может быть и спортсменом…
– Штифтист, точно: он ловко подхватил мой мешок с костями на скользких, бездна их побери, ступеньках. В общем, я всё тебе сказал.
Новое лицо Ника ещё слабо передаёт эмоции, но голос выдаёт приподнятое настроение. Она рада этому.
Зелма кивнула на короткую культю, только что освобождённую от протеза:
– Растереть?
– Я сам. Поезжай домой, – решительно отказался брат, бережно отставляя искусственную конечность, с которой теперь ему предстоит жить.
Сегодня он великодушен и совсем не раздражён. Наверное, Эдемский сад и на него подействовал умиротворяюще. Великая глубь! Пусть бы к нему вернулась Катрин, и всё было бы хорошо.
Зелма предложила:
– Через неделю мы танцуем на сцене «Наяда», могу взять билет. И даже два.
– Один. Для меня, – бесстрастным голосом ответил Ник. – Спасибо, Зелминь! Спокойной ночи!
Она поняла, что Катрин не вернётся.
В следующий выходной Валевский, по определению инсуба, законченный карьерист, как обычно, работал до обеда. Когда вышел из здания Главного Управления, улицы оказались запружены митингующими. Огромная толпа стекалась в центр рифа Союз. Такое доводилось видеть разве что в дни больших спортивных соревнований в местах, где транслировали огромные кубо-кубо. Но сейчас всё было иначе, и атмосфера насыщена тревогой.
«Время перемен!» – смысл рекламного слогана в кадре огромного видео на перекрёстке показался зловещим не только Арту; отдельные из толпы поднимали глаза, читали надпись и начинали скандировать: «Время перемен!»
Униформа парней, обрывки общих разговоров свидетельствовали: со всех сторон гигантского мегаполиса сюда собрались демобилизованные солдаты, новобранцы, которым ещё только предстояло подняться на поверхность, с ними – подружки, родители и сочувствующие. Море суровых, решительных лиц. Все громко выражали своё недоверие правительству. На плакатах и голограммах, сделанных наспех, пылали надписи: «У меня на поверхности нет врагов!», «Это гнилая война!», «Хватит придумывать повод для бойни!», «Я не хочу убивать!».
Большой лозунг «Море и Суша в вечности вместе!» выразительно перечёркнут новой надписью: «В кровавых объятиях?!»
Валевский впервые наблюдал в одном месте все партии Морских Колоний: от политических и до чудаковатых сторонников переселения животных в рифы.
Дело закручивалось серьёзное.
До этой минуты Арт гордился политикой Подводных Колоний. Последние четверть века Надмирье упорно игнорировало интересы восьмидесяти миллионов, заселивших океан. По всем каналам рифов диаспор то транслировали портовиков, отказавшихся подвести шлюз к всплывающему туристическому омега-тэ, то смаковали предвоенные мелкие стычки парней в военной форме Суши и Моря. Прокручивали таинственным путём попавшие к журналистам фрагменты записи закрытого заседания Совета Надмирья. Были и другие факты. Дело действительно складывалось не в пользу Колоний. Дипломатия исчерпала себя, настал черёд действовать.
Но, как бы там ни было, он, работавший на правительство, оказался не готов к такому повороту событий и не знал, как к этому относиться.
Толпу никто не контролировал, лишь низко, на бреющем полёте, над головами людей плыли, буквально касаясь друг друга бортами, стаи электронных такси, обеспечивая возможность быстро и безопасно покинуть толпу. В обществе тотального контроля над ситуацией давка должна быть исключена… Ага.
От скопления такси было сумрачно. Неподалёку от аналитика группа молодых людей хором крикнула в днище ближайшим гондолам: «Трогай!», и послушная техника немедленно пришла в действие: сразу несколько такси испуганными рыбами взмыли вверх. Их место тотчас заняли другие гондолы, программа управления перестроилась и больше не реагировала на выкрики шутников. Впрочем, всеобщее тревожное настроение отбивало охоту шутить. Арт видел, как некоторые поднимали над головой кубо с голограммами съёмок, сделанных на поверхности: на космодроме в Танзании, на антарктических базах и искусственных островах, – и в портах подводники высказывались о войне, навязанной Морским Колониям. Но поводом, накалившим страсти, как понял Валевский, стало другое. В зоне боевых действий происходило что-то, отличное от официальных данных. Количество раненых и убитых, озвученное демонстрантами, поразило Арта. Эти цифры никак не вписывались в сводки, с которыми он имел дело по службе.
Взгляд его остановился на лице девушки с профессиональной камерой в руках, и Арт узнал сестру молодого ветерана Ника.
Она кивнула ему.
Арт шагнул в толпу и пошёл рядом с девушкой.
– Вчера умер мой брат…
– Как?! – ужаснулся Валевский.
Опустил голову.
Тот парень гулял в Эдемском саду всего несколько дней назад. Всего несколько дней назад он был жив, думал, дышал, слушал музыку…
Арт вдруг по-настоящему и сразу всей кожей почувствовал дыхание войны, почувствовал так, что похолодела кисть, недавно пожимавшая руку солдата.