Арт про себя решил, что будет возвращаться в этот зал ещё не раз.
Марк нахваливал вино, самоуверенно заявив, что напитку сто лет. Валевский не собирался снимать водоросли со своих ушей и возразил:
– Сто лет назад вино доставляли с поверхности, мистер инженер. Если и сохранились с тех пор бутылочка-другая, их не будут подавать здесь. Хотя во всём остальном местечко супер! – и с удовольствием откинулся в кресле.
– Нравится? – осклабился Эйджи и подмигнул кому-то за спиной Арта.
Инсуб напрасно переживал за своего питомца.
Вскоре белого котёнка и двоих других забрали хозяева, и безымянный полосатик, сразу заскучав, зевнул, лапой потёр мордочку. Марк протянул к нему руки, рыжий охотно выскочил из вольера и пропутешествовал на ладони хозяина в свою корзинку.
Дорогое приобретение Эйджи утомилось и теперь спало, свернувшись классическим клубочком и притягивая умильные взгляды посетителей кафе. Некоторые женщины просто не в силах были отвести взор от полосатого котёнка, во сне прикрывшего лапкой розовый нос. Марк, ревниво реагируя на эту вакханалию взглядов, не выдержал, прикрыл корзинку салфеткой со стола. Арт снисходительно улыбался, наблюдая за новым приятелем и его котёнком.
Нанокити – миниатюрные коты, весёлые, дружелюбные и доверчивые, – появились совсем недавно. Прозвище было дано в шутку, но прикрепилось намертво, несмотря на то что поначалу раздражало апологетов нанотехнологий, с одной стороны, и генетиков – с другой. Их попытки растолковать общественности, что нанотехнологии ни при чём, имеет место просто удачная селекция, ни к чему не привели, людям нравилось говорить «нанокити». Арт мечтал о своём котёнке и был уверен, что престижный кити станет его первой большой покупкой. Против предсказуемого и безобидного зверька не возражали ни владельцы арендуемого жилья, ни даже работодатели, разрешавшие приносить кити в офисы в специальных клетках на весь рабочий день. Ажиотаж вокруг дорогих зверюшек подогревался страстной любовью населения рифов ко всему живому. Подводники только десять лет назад смогли позволить себе заводить мелких животных и птиц. Это диктовалось необходимостью контролировать состав воздуха внутри Подводных Колоний, и большинство технических проблем было преодолено сравнительно недавно. Раньше родители вынуждены были возить своих отпрысков в риф Союз, где животных со всех уголков Суши содержали в искусственных условиях, но кое-кто любил помусолить тему, что звери там ненастоящие. И не все граждане Моря могли позволить себе семейный вояж в зоопарки на поверхности.
Валевский охотно согласился время от времени заботиться о кити – Марку иногда приходилось отлучаться из дому. Сообщая это, Эйджи многозначительно закрыл глаза и тряхнул головой влево. Действительно, что тут объяснять?
Котёнок получил своё имя раньше, чем была прикончена вторая бутылка в его честь:
– За Полосата Счастливого!
Бокалы сдвинулись, дымчатые метки на их боках встретились, бравурный звон марша хрустально зазвучал над столом.
«Время от времени» наступило быстро: этой же ночью Арт забрал кити к себе.
Белолицая девушка с яркими губами, восхищавшаяся крошкой Полосатом, забрасывала взгляды на Марка до тех пор, пока не стало очевидно: любовь к животному у девчонки идёт рука об руку с нешуточным интересом к его хозяину.
Эйджи всучил приятелю корзинку, повинно приложился лбом к плечу Валевского и, шут балаганный, не сказав ни слова, развернулся, повёл новую знакомую к выходу из зала.
Арт проводил инсуба взглядом, расслабленно созерцая его зачёсанные назад кудри и нетвёрдую походку. Приятель тем временем интимно нашёптывал тайное новой подружке с длинной белой шеей. Арт одобрил выбор Марка: девушка примерная. Затем аналитик попытался вспомнить весь путь в «Тридесятое царство» с учётом того, что назад разумнее бы отправиться в центральном лифте, это быстрее, но до лифта ещё нужно добраться… Подумав, решил, что лучше упростить себе задачу, вызвать такси, и пусть его и котёнка доставят к двери дома.
Солнце Союза восходило и заходило, почти как настоящее; кроме того, в столичном рифе существовала смена сезонов. Второго сентября Артемий, возвращаясь домой из Главного Управления, пожалел, что на нём длинная хакама, полагавшаяся чиновнику его ранга, а не лёгкие светлые бриджи. Форменный пиджак пришлось расстегнуть; пижонский, высоко накрученный шейный платок, купленный по наущению неугомонного инсуба, сейчас был лишним. «Три-эс» (Служба солнечного света) злоупотребляла своими полномочиями, придумывая для рифа погоду, непредсказуемую, как в Надмирье в легендарные времена прапредков.
Девушки несли пальто на сгибе локтя. Дети просили фруктовый лёд. Вьющиеся по стенам цветочные лианы оживали на глазах и, обильно подпитанные заработавшей в полную силу гидропоникой, начали источать сильный запах готовых раскрыться почек. В вышине электронные птицы чирикали и свистели над террасами верхнего яруса.
Валевский представил, что, должно быть, точно так на Сушу властно приходит весна. Чувство сопричастности к чему-то большему, гораздо большему, чем родной мир подводных мегаполисов, заставило вздохнуть полной грудью.
Он полюбил этот риф: сразу, безотчётно и всем сердцем.
Игра теней от света солнца не раздражала; он прощал Союзу ночную темноту, так нелюбимую подводниками, привыкшими к постоянному освещению, приглушенному по ночам, но не меркнущему. Здесь же темнота, как и на поверхности, наступала после потускнения местного солнца, закатывавшегося в щели между силуэтами фасадов, образующих пусть ложную, но бесконечную панораму мегаполиса, и город включал витрины и зажигал фонари вдоль транспортных лент, несущих людей и грузы. Искусственные звёзды, горящие, пожалуй, ярче, чем настоящие в небе над Сушей, двигались по орбитам, но раз в году сходили с мест и показывали для детей величественную праздничную мистерию.
Весна приходила только в столицу Подводных Колоний. Другие рифы лишены счастья наблюдать смену сезонов.
Впрочем, сестра Арта всегда была противоположного мнения.
– И как вы там живёте? – ворчала она, встречая Валевского-младшего на пороге родительского дома и покровительственно чмокая взрослого учёного дылду в подставленный лоб. – У вас опять наступила зима? И вы согласны два месяца носить свитера, а два месяца – ещё и пальто? И терпеть холод и сквозняки от вентиляторов? Нет, правительство обслуживает невероятные прихоти! Лучше бы тщательнее проверяли внешние стены, ведь это всеобщая безопасность.
Но Арт думал иначе.
Улыбаясь, он бурчал Лене примирительно, пожимал её мягкие предплечья и, по привычке детства, шёл прямо на кухню: в святая святых родного гнезда. Там ждали пышки с начинкой, или слоёный обеденный пирог, или новый кулинарный эксперимент Лены – сестра отлично готовила. Там будущему аналитику, студенту Академии Союза, выпадал случай отпускать на свободу смирно сидящего до поры до времени у него внутри и довольствующегося студенческими обедами Парня-Большое-Пузо, обожавшего домашнюю стряпню.
«Как поживает семья?» – подумал Валевский тепло и спохватился, что уже две недели не связывался с Леной. Он работал по десять часов с понедельника по пятницу и по шесть часов в выходные, работа доставляла удовольствие, а кроме того, общественные обязанности, тянувшиеся со студенческих лет, не успевшие отмереть и отвалиться подобно рудиментарным хвостам, отнимали всё редкое свободное время. При таком ритме жизни быстро проносились недели и даже месяцы.
Из открывшихся настежь дверей кафе на улицу вырвалась песня.
Песня вторила мыслям: «Стайкой быстрых рыбок балу проносятся дни…»
Арт набрал риф Новая Россия, где жила сестра. После нужно связаться с племянником, собравшимся провести студенческие каникулы на «Касатке» – плавучей базе.
Этой ночью, напоённой нежными запахами пробуждающихся цветочных лоз и романтическим светом лиловых фонарей, закончился долгий двухсотлетний мир Подводных Колоний.
Гибель «Касатки»
Головная боль понемногу успокаивалась. Разжался железный обруч, сковавший виски, медленно возвращалось зрение. Теперь он мог видеть слепяще-яркую от солнечных бликов поверхность моря за бортом о-катера, в котором оказался не иначе как чудом. Он помнил адский грохот взрыва на причале, кипение воды, помнил внезапную слепоту, вызвавшую у него панический ужас, и содрогнулся и застонал.
Его вытошнило в волну.
Справившись со спазмами в желудке, Йон почувствовал, что не один. С трудом повернул тяжёлую, словно свинцом налитую голову и увидел на дне лодки женщину с двумя детьми. Они спали, привалившись друг к другу. Или были без сознания. Нет, кажется, просто спали. Хотя их позы не похожи на объятия уснувших рядом близких людей.
Мужчина в форме наставника, сидящий на носу катера возле приборной доски, кивнул ему ободряюще, но не сказал ни слова. Йон окончательно пришёл в себя и тихо заскулил.
– Разбудишь пассажиров, – незнакомец показал глазами на спящих. – У них контузия покруче твоей, пусть спят, так легче справиться с болью. И ты сейчас уснёшь, а когда проснёшься, перестанет болеть голова.
Наставник держал перед собой приподнятую правую руку, ладонью вперёд, и медленно разгибал пальцы. Он закончил говорить, мизинец разогнулся последним. Йон увидел раскрытую пятерню. Писклявыми голосами пальцы по очереди пропели: «Пя-ять, четы-ыре, три-и-и…» И сгибались, склоняя головы-фаланги: укладывались спать. Йон зевнул, пошарил рукой; скамейка на корме показалась достаточно широкой и удобной – в самый раз, чтобы опуститься на неё и вздремнуть…
«Ну вот, парень отключился, – подумал мужчина в строгой форме со знаками наставника. – У меня есть время оценить обстановку. Некогда вытирать сопли и слёзы. Надо срочно решать, что делать дальше, и поскорее решать. Это не остров взорвался, это я подорвался. Всё в бездну, всё, всё летит в бездну…»
Он зафиксировал штурвал, двинулся к лежащему на корме мальчишке, по пути осторожно перешагивая через спящих пассажиров, приблизился к Йону и аккуратно обшарил его карманы. Удовлетворённо хмыкнул, когда нашёл то, что могло оказаться ценным: омега-флеш – информационный носитель подводников. Больше у спящего не оказалось ничего стоящего. На шее родовой талисман на шнурке, стандартная модель, – наставник видел такие безделицы и покруче, сделанные на заказ и из драгоценных материалов.