Валевский долго не мог уснуть и ворочался на солдатской постели, поражавшей его своей бесчеловечностью. Внешние ничего не знают о матрацах из ортопедической пены, дарующих покой каждой мышце усталого тела. Поняв, что завтра придётся расплачиваться за бессонницу тяжёлой головой, он попытался вспомнить что-нибудь хорошее. Но, бездна, всё хорошее было связано с Марком или Зелмой!
Зелма… Девушка перестала быть желанной. Арт всегда подозревал, что он махровый собственник. Воспоминания о Зелме стали болезненными. Его чувства были ещё очень свежи, а тело помнило то, что хотел бы забыть рациональный ум. Валевский страдал.
Он принялся думать о Марии Агилар.
Концерт доставил ему огромное удовольствие; здесь редко приходится слышать такую гармонию музыкальных ладов и хорошего вокала. Даже рафинированные эстеты, которыми были почти все в Подводных Колониях, непритворно наслаждались пением Агилар. Столик аналитика был возле самой сцены, и он не просто слушал певицу, но ощущал присутствие красивой женщины рядом, и это приятно волновало.
Она умна. В ней нет ни капли вульгарности – главного недостатка здешних актрис, использующих всё в открытой борьбе за зрителя. Она, должно быть, незаурядна. Ему хочется так думать. У неё небольшой чувственный рот, жемчужные зубы напоказ, и лёгкая косметика лишь подчёркивает красоту приветливого лица с мягкими чертами и совершенным овалом щёк. «Ты идеализируешь эту женщину, – подумал Арт и вздохнул обречённо: – Ну и что с того?»
«Крепко спи, мой родной, здесь печаль не догонит…» – утешением зазвучал голос Марии.
«Колыбельная» была написана сразу после погружения, и отнюдь не для детей. Эта песня появилась вовремя и невероятным образом примиряла первопоселенцев с тяжёлой реальностью. Она сравнивала великую глубь с матерью, и не прошло и десятилетия, как слова «Великая Глубь» стали писать с большой буквы. «Колыбельная» к тому времени уже была культовой песней.
На берегу становилось многолюдно, к месту всплытия омега-транспортов заранее подтягивались зрители. До войны это было редкое зрелище, о-тэ всплывали только возле надводных баз Моря. Но в последние три года всё больше людей могли наблюдать это событие, по масштабам и грандиозности сравнимое с могучим природным явлением.
В небе парили воздушные шары с гондолами, до отказа забитыми людьми. Дельцы Аргентины и Чили, Южно-Африканской коалиции, Малайзии и Австралии сколачивают себе состояния, устраивая на пустынном берегу именно во время прихода транспортов Моря фестивали и праздники, и продают на них билеты, зная, что отбоя не будет от желающих наблюдать появление из пучины омега-тэ. Борджия один из таких дельцов; тем более ему информация о дне и часе всплытия достаётся проще, чем другим.
В штабе Армии Моря шутят, что Подводные Колонии могли бы перекосить экономику Надмирья, собирая зрителей на всплытие о-тэ по всему миру. Но шутка высмеивает повадки внешних, готовых наживаться на всём. Суровые кодексы чести запрещают подводникам торговать Родиной, её престижем, безопасностью и символами могущества. Безопасный путь караванов о-тэ во время войны требует бдительности, и лишь однажды была попытка помешать их всплытию. Больше это не повторилось.
Для внешних так и остались тайной технологии, позволяющие подниматься из зоны глубоководных давлений на поверхность и возвращаться обратно. Многие открытия, сделанные в рифах, невозможно повторить на Суше: они созданы для гидросферы с её колоссальными давлениями и зависят от щедрого источника энергии.
Традиция украшать всплытие о-транспорта возникла сразу после Первого Вдоха. Уникальные инженеры, а только таких собирала СУББОТ, старались превзойти коллег из других рифов и как можно громче заявить о себе. Всплытие о-тэ очень быстро превратилось в праздничное событие для людей, живущих на надводных базах Моря, они с нетерпением ждали долгожданный и редкий тогда транспорт.
Проходили годы; всех поражал размах, сопровождавший приход караванов из рифов Новые Эмираты и Новая Япония. Позже пальма первенства в разное время переходила к инженерам мегаполисов второго поколения: Архимед, Аквасити и Антарктик.
Постепенно всех превзошёл столичный Союз.
Валевскому доводилось видеть всплытие о-тэ из Антарктики; он с затаённой гордостью любовался появлением подводных челноков из Новой России; но, пожалуй, на его памяти Новые Эмираты и Союз так и остались непревзойдёнными мастерами грандиозного шоу.
Перед транспортом Эмиратов море приобретает фосфоресцирующий зелёный цвет, затем в акватории начинают закручиваться по спирали золотые лучи длиною с морскую милю. Постепенно сияние меняет оттенки, скапливается в центре, подсвечивая вырастающий риф омега-пены, пены не тёмно-серой, как обычно, но безупречного белоснежного цвета. Пена бурлит: кажется, неведомая грозная стихия вышла из-под контроля и рождает облако посреди океана. Растекаясь кругами и твердея, пена образует правильные кольца на морской поверхности. Наконец, в середине, в обрамлении колец, внешние из которых до восьмисот футов в диаметре, образуется белоснежная воронка. Из её жерла неожиданно стремительно вылетают о-тэ, гигантские по сравнению с транспортом Надмирья, похожие на рыб, футуристически-жуткие в своей прозрачности. С механическим грозным щелчком и треском раскрываются в полёте их огромные яркие плавники, напоминающие стилизованный парус древней фелюги. О-тэ приводняются, разлетевшись во все стороны, оставаясь в пределах затвердевших кругов, и некоторое время сияют и пульсируют, каждый своим цветом, словно успокаиваясь. Юркие глиссеры, тоже с прозрачными закрытыми кабинами, уже спешат к транспортам со стороны базы, принимающей гостей. Они мчатся по водному пространству между кольцами, и теперь зрители наблюдают стремительные гонки на воде. Глиссеры забирают пассажиров, пристыковавшись к о-тэ прозрачными шлюзами. Грузы доставят чуть позже: после того как секторы колец, лежащих на воде, разрежут и начнут буксировать на базы, где их используют для арок лёгких конструкций, пешеходных мостиков и просто тротуарного покрытия. Материал на свету недолговечный, но из-за лёгкости и удобства находит себе применение.
В толпе зрителей-внешних немолодой мужчина задумчиво проговорил, обращаясь к своей спутнице:
– Боги и демоны-асуры возжелали добыть амриту – напиток бессмертия – и решили пахтать мировой океан. Мутовкой из космической горы Мандара, к которой был привязан гигантский змей Васуки, много веков сбивали боги и асуры океан, пока он не превратился в молоко и масло. Затем из него стали появляться одно за другим различные чудесные вещества и предметы. И наконец была сотворена амрита. Тут между богами и асурами вспыхнула ожесточённая битва за обладание чудесным напитком, в которой верх одержали боги.
– Что-то из древнеиндийского эпоса, судя по стилю? – отозвалась просвещённая дама.
– Отрывок из «Махабхараты». Я процитировал дословно. Этому тексту как минимум пять тысяч лет. Чтобы делать то, что создают инженеры Моря, нужны практически неограниченные ресурсы и выдающийся интеллект. Если гигантский змей Васуки – образное название, придуманное древними для обозначения силы и величины энергетического потока, то сегодня мы наблюдаем, как на наших глазах сбывается древнее писание.
Дама оторвала взгляд от водной поверхности, заполненной чужой скоростной техникой, движением и звуками. Взгляд её оставался мечтательным:
– Для настоящего провидца прошлое, настоящее и будущее едины и неразделимы. Он видит любое событие в зеркале времени.
– Да, – ответил мужчина, – не исключено, что древний автор уму непостижимым образом наблюдал всплытие транспортов Моря. И описал событие так, как позволил ему неразвитый, но очень образный язык. Не удивлюсь, если в Подводных Колониях уже близки к решению проблемы бессмертия.
…Риф Союз иначе готовит встречу своих посланцев.
Вы видите, как взрывается миллиардами искр морская вода, искры собираются в скопления, закручиваются в уплотняющиеся сгустки света, – творение Вселенной происходит на глазах изумлённых зрителей. Вот образовались первые галактики, и отодвинулись, и растаяли в морской глубине. В центре проявляется, становясь всё различимее и чётче, земная поверхность: гигантская, великолепная в своём правдоподобии. Словно под вами поворачивается земной шар, показывая свои материки и океаны, то освещённые солнцем, то ночные, в огнях, отмечающих скопления городов. Нижняя часть планеты скрывается в глубине. Никогда невозможно предугадать, в каком ракурсе покажется земной шар: с экватора, со стороны полюсов, или в сильном наклоне магнитной оси. Наконец и планета погружается во мрак, переливающийся искрами, на её месте возникают, всплывая, шесть фигур: мужчины и женщины, символизирующие шесть первых подводных мегаполисов. Иллюзия настолько сильная, что многие зрители не могут побороть головокружение: океан словно расступился, и люди заглядывают в открывшуюся бездну, заполняющуюся всё новыми видениями. Над головами величественных фигур, стоящих с поднятыми руками, в бешеном вращении зависла модель атомного ядра. Десятки гейзеров бьют из центра, заполняя пространство туманом и влагой. Гейзеры пульсируют в такт торжественным аккордам, в окружении водяных струй всплывает гигантская ажурная сфера, раскалывается, из неё во все стороны брызжут о-транспорты в форме прозрачных снарядов, оставляя за собою радужный хвост инверсионного следа. О-тэ приводняются, разворачиваются, возвращаются в середину акватории, где к их подходу уже готов выросший из пены круглый плоский причал с нишами для каждого посланца Великой Глуби. Войдя в свою ячейку, все о-тэ образуют лепестки цветка, распустившегося прямо на воде по воле инженерного гения.
Музыка, цвет, скорость, техническая мощь не оставляют равнодушным ни одного наблюдателя. Море демонстрирует своё могущество изнурённой войной и лихолетьем Суше. И вызывает преклонение перед величием разума у одних и зависть, смешанную со страхом и ненавистью, у других. Но равнодушных в толпе зрителей нет.