В 1285 году на Волынь приехал митрополит Киевский и всея Руси Максим. Узнав об этом, Петр написал образ Богоматери и преподнес его митрополиту. Максим украсил икону золотом и дорогими камнями, а потом до конца жизни хранил в своей келье. Петровская икона Божией Матери, общерусская святыня, сейчас находится в Успенском соборе в Москве, куда была помещена в 1325 году. Перед этой иконой молился великий князь Иоанн III, уходя на реку Угру против войск хана Ахмата. Её брал с собой патриарх Иов, когда хотел убедить Бориса Годунова принять царство. С Петровской иконой Богоматери в 1613 году отправился рязанский архимандрит Феодорит в Кострому к Михаилу Фёдоровичу Романову для призвания его на царство. Праведная жизнь Петра сделала его известным и популярным. «Князь и бояре дивились человеку Божию и с любовию приходили слушать его наставления». Тяжело тогда было на Киевщине. Уже более полувека прошло со времени разрушения столицы, а со времен Плано Карпини мало что изменилось. Та же лесостепь, те же татары, те же литовцы, да и свои всё буйствуют. Вот и потянулся народ на северо-восток, где лесов побольше да врагов поменьше. А уж как дрались между собой местные князья! Хотя выходцы из Киевщины не без удовольствия включались в драку (Родион Несторович, к примеру). А уж если такие «боевые команды» уходили в приокские леса, то что делать церковному иерарху? Вот и провел, как выше сказано, митрополит Киевский и всея Руси Максим (которому Петр образ подарил) все время своего служения, переезжая из города в город, от Волыни до Владимира-на-Клязьме. В 1299 году после очередного татарского наезда на Киев он окончательно переселился во Владимир, где и умер в декабре 1305 года. И вот тут-то началась интрига. В 1302 году произошло первое разделение русской митрополии. Галицкая епархия была преобразована в митрополию с подчинением ей шести епархий Галицкой Руси. Митрополитом Галицким стал Нифонт (1302–1308). А после его смерти митрополитом в Галиче стал. Петр. Ну а дальше – больше, как говорил Станислав Саламович. Галицкий князь Юрий Львович решил воспользоваться тем, что уже 3 года, после смерти Максима, пустует престол митрополита Киевского. И возвести на этот престол Петра. В это время Галицкое княжество последний раз находилось на подъёме, объединив, кроме галицких и волынских, часть белорусских и литовских земель. И, кроме того, одержав несколько побед над татарами Ногая, они захватили земли нынешней Молдавии до самого Чёрного моря у сегодняшней Одессы [170]. Одновременно уступая власть католикам в своих же городах. И, чтобы остановить католический тихий захват и удержать свои земли, Юрий Галицкий должен был сделать сильный ход. Потомки Данилы Галицкого имели обиды и на Владимир-на-Клязьме, и на Константинополь за поведение предыдущих митрополитов-«москалей» Кирилла III Галицкого, ушедшего на северо-восток при Александре Невском от Данилы, и Максима греческого, в конце концов свалившего туда же, да ещё и со всем киевским клиросом. Ситуация для Галича была нетерпимой, хотя деньги завелись, влияние усилилось. И Юрий отправил, пока тверские кувыркались в драке с московскими, своего человека к патриарху в Константинополь. Северо-восточные церковные иерархи совсем не обрадовались такому повороту. Из их среды был выдвинут другой соискатель – игумен одного из владимирских монастырей Геронтий. А поскольку митрополит Киевский утверждался в сане константинопольским патриархом, то оба соискателя ринулись на берега Босфора. Геронтий, в подтверждение своего права на митрополичью кафедру, взял с собой святительские ризы, посох и икону Богородицы (кстати, ту самую, письма Петра). Геронтия же поддержал и князь «Всея Руси» Михаил Тверской. И тут, согласно «Житию» Петра, произошло чудо. Когда Геронтий отправился по морю в Константинополь, плавание для него оказалось неблагоприятным: поднялась сильная буря, противные ветры и волны, так что он на пути потерял немало времени. Для Петра был на том же море тихий и попутный ветер – и он точно во сне переплыл море. В это же время Геронтию явилась в видении вышеупомянутая икона Пресвятой Владычицы, которая сказала ему:
– Напрасно ты, старец, трудишься, ибо не достанется тебе святительский сан, которого ты ищешь. Но тот, который написал меня – Ратский игумен Петр – служитель Сына Моего и Бога и Мой, будет возведен на престол святительский и право упасет людей Своих, за которых Сын Мой – Христос Господь – пролил кровь Свою, от Меня воспринятую, и, богоугодно пожив, в старости доброй с радостью отойдет к Владыке всех.
Итак, Великий князь галицкий Юрий Львович, недовольный тем, что митрополит Киевский и всея Руси Максим оставил Киев и поселился во Владимире-на-Клязьме, захотел создать вторую митрополию на Руси. В качестве нового митрополита он избрал игумена Ратненского монастыря Петра, который славился своим подвижничеством. Константинопольский патриарх уже было принял решение о создании новой митрополии, когда стало известно о смерти митрополита Максима и прибыл кандидат от тверского князя – игумен одного из тверских монастырей Геронтий. Тогда патриарх вернулся к идее возрождения митрополии в Киеве. Однако, похоже, произошло нечто неожиданное, с образным описанием в житии. Едва достигнув Константинополя, игумен Геронтий рассказал о чудном откровении. Вот это выдумка или нет? – может спросить читатель. И точного ответа из людей никто не знает. Но это может быть правдоподобным. Ведь священнослужитель высокого ранга, каким был Геронтий, и о своей душе заботиться был обязан (иное дело, что не все заботились). И если у него было какое-то видение, прямо связанное с его возможным посвящением, то своими смущениями и сомнениями он должен с кем-то был поделиться? Вполне возможно, что он так и посчитал. Патриарх же мог воспринять эти внутренние сомнения как неготовность и отобрать у него святительские ризы и посох. Митрополитом стал Петр. Но, став митрополитом, Петр совершенно неожиданно уезжает, опять на северо-восток, во Владимир. А это уже – точный исторический факт. Что это было? Предательство выдвинувшего его князя Юрия Львовича? Предвидение? Простой трезвый политический расчет? Следование уже сложившейся традиции? Очевидно, было всего понемногу. Предшественник Петра, митрополит Максим, уже перенес свою кафедру во Владимир-на-Клязьме, и это был канонический факт. Конечно, уход пастыря всея Руси в северо-восточные леса не мог радовать правительство Галицкого княжества, которое вообще теряло любую возможность контроля церковных дел. И это в жёстких условиях возрастания католического давления на Юго-Западную Русь. Поэтому можно уверенно предположить, что Юрий Львович, выдвигая Петра, рассчитывал на возврат кафедры в Киев, а может быть, даже ее перенос в Галич. И поступок Петра, с точки зрения Юрия, наверное, был предательством. Но для Петра это был трезвый политический расчет. Галицкое княжество умирало. Пройдет чуть больше 30 лет, и после смерти «Великого герцога Малой Руси» (Dei gratia natus dux minoris Russiae) Юрия-Болеслава начнется война, в результате которой княжество исчезнет с политической карты. Интересно, что даже в годы подъёма – к Юго-Западу пристало название Малой Руси (и это несмотря на то, что изначально Русская земля находилась на Киевщине). А Север, сначала Новгород и Псков, а затем, в районе 1300 года, и Владимир со Смоленском – стали зваться Великой Русью. Тут же обосновались и «Митрополиты Киевские и Всея Руси». И здесь же Михаил первым на бумаге, русским по белому, объявил себя Великим Князем Владимирским и Всея Руси. И, таким образом, в глазах Петра, как и его предшественников, – на северо-востоке государственность сохранилась. Более того, она была в безопасности. Как ни парадоксально это звучит, но ее охраняли и те же монголо-татары. Они рассматривали эту территорию как «Русский улус» (сиречь самостоятельное государство) около своей империи. Довольствовались «выходом» (данью). Но в организацию «власти на местах» не лезли. И поддерживал Великий Новгород с его избираемым, но могущественным и очень уважаемым в Константинополе архиепископом. То есть на севере не было внутренних троянцев, а города принадлежали местному народу и князьям. А не немецким и польским католикам. Если Петр думал так, то он был гением политического предвидения. Во всяком случае, Петр, митрополит Киевский и всея Руси, свой выбор сделал. И уехал в Великое княжество Владимирское.
Дрязги на посту
Где в то время Великим князем был Михаил Тверской. Который не очень-то обрадовался выходцу с юга и ставленнику слабеющей Византии. Михаила гораздо более интересовала связь с быстро крепнущим Литовским княжеством. Даже епископом в Твери был Андрей, сын литовского князя Герденя. Очевидно, именно Андрей был инициатором неудачной попытки проведения в митрополиты игумена Геронтия. И вот тут князь Михаил совершил свою первую фатальную ошибку. Он, вместо того, чтобы налаживать отношения с легитимным митрополитом, поддался влиянию Андрея и встретил того в штыки. Епископ Андрей почти сразу послал в Константинополь к патриарху монаха Акиндина, который на патриаршем синоде обвинил Петра в симонии, то есть во взимании мзды при рукоположении в священный сан. Епископа поддержал, к своей беде, Великий князь. В письме к патриарху Нифонту Михаил утверждал, что Петр не соблюдает законов о браке и разрешает браки в шестой степени родства, а также повинен в мздоимстве. Ситуация начинала принимать довольно некрасивый оборот – как по нашим понятиям, так и по понятиям наших средневековых предков. Вот великий князь, воин, рыцарь, имеющий опыт противостояния монголам и шведам. Он бьётся за ПРАВО объединения страны со своим самым сильным и тоже умным и неробким противником. Соседи – Новгород, Орда, Литва, а также Церковь, которая в борьбе двух династий также является внешней силой, причём очень влиятельной. В данном случае думающая прежде всего о малой крови (а в идеале – о непролитии её). Названные силы так или иначе втянуты в конфликт. Они – Орда и Новгород, да и Литва – с крестоносцами в боку – хотят, чтобы и хозяин на Руси был (умеренный, конечно, для торговли, о великодержавии никто и не думал), и вопрос этот как-то не очень шумно решался. Из них Церковь больше всех учитывала интересы своего нар