Однако новгородцы решили биться, не вступая ни в какие переговоры. Они не собирались идти на ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСТУПКИ. Их ошибка, повторим, состояла в том, что на войну пошли одни новгородцы, не призвав охочих псковитян, ладожан и полки из Великих Лук. И не попытавшись увеличить войско хотя бы на 500–700 северных лучников. Решение, похоже, принималось спонтанно и эмоционально, тут и шведы, и Ганза, да и князь Афанасий опытом Юрия или Ивана (Калиты) не особо отличался. И теперь им надо было доблестью исправлять промахи вербовки. Так в ожидании прошло 6 недель [206]. Наконец явилась сильная рать Михаилова, владимирская, тверская и могольская [207]. Переговоров не было: [10 февраля 1316 года] [208] вступили в бой, жестокий, упорный и кровавый. Никогда новгородцы не изъявляли больше мужества [209]; чиновники и бояре находились впереди, купцы сражались как герои [210]. Бой длился весьма долго, фаланга северян, зло ощетинившись подобно дикобразу своими длинными тяжёлыми копьями, упорно и люто держала позицию. Выносливые русские северяне. Им плевать, сколько у них и сколько пришло против них. И всегда было плевать. Вдох-выдох. Удар. Вдох-выдох. Ещё удар. Но монголы тоже, имея везде хорошую разведку, понимали, что лёгкой прогулки не будет. Будет самый лютый и тяжёлый бой с самыми свирепыми урусами с 1238 года, у этого же, ё-моё, Торжка. О лёгкой победе можно и не думать. Не сегодня. Не в этом месте. Поэтому монголы и низовые русские дружины упорно и настойчиво атаковали. Новгородцы сильные, куражные. Железные. Но – не из железа. Наконец они всё-таки стали уставать и потихоньку пятиться к Торжокской крепости. Много их легло на месте [212], оставшиеся заключились в крепости [212]. Таким образом, 10 февраля 1316 г. произошло мало известное, но важное в нашей истории сражение. Одно из крупнейших сражений на Руси в XIV веке. Крупнее были, кстати, только Вожское и Куликовское. Новгородцы были побеждены, но, яростно и люто сопротивляясь, они не были разбиты и опрокинуты, а отступили и заперлись в крепости. Их потери составляли около 1000 человек убитыми и ранеными (Борзаковский). Заключили мир, Новгород обещал заплатить контрибуцию. И татары ушли. Отметим, что на этот момент все 3 стороны сохранили лицо отважных воинов. Но политически взять под контроль Новгород не удалось даже объединённому войску Золотой Орды и Центральной России. Впрочем, после сражения они и Торжок-то штурмовать уже не хотели. Составили грамоту: «Великий князь Михаил условился с Новгородом не вспоминать прошедшего, отдать без выкупа пленных, взятых по всей земле и границе новгородской. Великий князь Михаил и бояре его не должны наводить рати его на Новгород, и не задерживать гостей в Суздальской земле и нигде (А это – тяжёлое политическое поражение, несмотря на контрибуцию в 12 000) [213]. А за все за то князь получает с Новгорода 12 000 серебра, и в эту сумму зачислить те 3000, что взяли княжеские поверенные Федор Юрьевич и Ельферий Жид Слалич у заложников. Заплатить эти деньги в 3 срока в низовой вес, то есть вдвое легче новгородского (Борзаковский); по уплате первой же условленной части князь должен пустить в Новгород хлеб и всяких гостей; последний срок уплаты – вербное воскресенье; а когда князь получит серебро, то по целованью должен отпустить всех заложников. Новгород должен держать княженье честно, без обиды, а князь великий должен держать Новгород без обиды по пошлине. Когда Новгород заплатит все 12 000 серебра, то князь должен изрезать две прежние грамоты [грамоты, написанные у Волги и в Торжке]» [214]. Поход не дал результата. Князь явно получил меньше, чем ожидал. Новгород не сломлен. Новгород заключил договор, в котором было прописано, что никаких ратей (в том числе и Ордынских) на него приводиться больше не должно. А татары, когда они участвовали в русских кампаниях или демонстрационных походах, при заключении письменных договоров ставились об их содержании в известность. И хотя их подписи на договоре не стояло (а отметка об ознакомлении ставилась на обратной стороне), они эти договоры чтили. Имея на руках Фёдора Ржевского в качестве аманата, Михаил уже после подписания договора пригласил на пир князя Афанасия с его боярами и удержал их тоже [215]. Но в Великом Новгороде их считали своими контрактными князьями, и поэтому гарнизон в Торжке пришёл в ярость. Второй момент – не лучше первого. После заключения мира раненные новгородцы на подводах стали возвращаться домой. А тверские (прежде всего) и другие низовые ратники Центральной России стали отбирать у них оружие. И в Новгород эти люди тоже вернулись обозлёнными. Мало того, сопоставив действия княжеского войска, там заподозрили, что, несмотря на уход татар и подписание договора, Михаил может попробовать снова ударить – уже на сам Великий Новгород, воспользовавшись внезапностью. И не ошиблись [216].
Новгород
Понимая ситуацию [217], Михаил решил дожать [218] ослабленных боем северян. В том же 1316 г. тверской князь снова идет в поход на Новгород. А ситуация заключалась в том, что Великий князь Михаил никаких политических уступок не добился. Договорная грамота была заключена «по старине», а значит – на новгородских условиях /В. С. Борзаковский [219]/. Особой строкой было прописано, что князь Михаил и бояре его не должны наводить рати на Новгород и не задерживать гостей в Суздальской земле и нигде. А это действительно было крупным политическим поражением. Ведь у тех же новгородцев тоже нередко были проблемы с мобилизацией боеспособных ополчений Пскова, Руссы, Ладоги, Великих Лук. Т. е. крупных городов. Да и в самом Новгороде. Особенно с мобилизацией главной ударной силы – тяжёлой конницы Владыкина полка. Потому что у княжеской позиции нередко находились сторонники внутри северной республики либо соблюдавшие нейтралитет. Теперь же на основании договорной грамоты при любом призвании на Новгород татар, литвы или немцев, даже просто наёмников, Новгород имел полное право говорить о нарушении договорных Великим князем обязательств. А это в свою очередь явно облегчало мобилизацию его сильнейших и боеспособнейших на Руси войск, закалённых боями с викингами и тевтонами. Тверской князь получал только контрибуцию. Это после совместного похода войск Орды и Центральной России. Гора родила мышь, к тому же, дохлую. Князь Михаил так и остался «хромой уткой», против него по-прежнему были и митрополит, и Новгород. То есть совместный с ордынским войском поход – был. Победа – уже совсем не та, на которую рассчитывали. А договор и вообще провальный. В Орде Узбека снова стали терзать сомнения: а стоило ли посылать армию против Новгорода? И понимающий ситуацию князь Михаил сгоряча решает дожать Новгород сам. Однако новгородцы разгадали замыслы Михаила о решительном походе на Новгород. Они укрепили столицу, призвали по полной жителей Пскова, Ладоги, Руссы, корел, ижорцев, вожан, убедительно говоря им об угрозе самой Новгородской республике, и серьёзно готовились к битве. Вопрос стоял уже не просто об избрании сторонних князей, а о своих шкурных интересах. И люди собрались. Получилось так, что когда князь подошёл к Новгороду, его встретило войско, по численности значительно превосходившее то, что было у Торжка. Как пишет Карамзин, «князь имел ещё друзей между новгородцами, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на вече и грозил им казнью» [220]. Если перед Торжокской битвой у князя ещё было довольно много сторонников, то теперь, после яростной битвы и грабежа раненых, новгородцы объединились против него самого и его низовой армии. Михаил с усталым войском был изумлён многочисленностью собранных Новгородом ратников. Он простоял некоторое время близ города и, весьма тревожимый их малыми отрядами хорошо подготовленных, опытных в военном деле латников и лучников с разных сторон, не отважился на решительные боевые действия, начав отступление. Чувствуя недостаток в провианте, князь решил идти назад ближайшей дорогой сквозь дремучие леса. Там войско его потеряло дисциплину, организованность и между озёрами и болотами не могло найти пути удобного [221]. Кони, люди падали мёртвыми от усталости и голода. Воины сдирали кожу со щитов своих, чтобы питаться ею [222]. (Карамзин; Борзаковский). Пришлось бросить или сжечь обозы. Князь вышел в конце концов из этих мрачных мест с одной пехотой, малой числом, изнурённой и почти безоружной [223]. Это было тяжёлое поражение, причём без решительных сражений. Практически полная и одномоментная потеря всех рыцарских лошадей, таких дорогих и, что ещё более важно, долго и с большим трудом обучаемых, была настоящей катастрофой для тверской дружины. Потому что эту потерю, в отличие от железных сабель, мечей и кольчуг, невозможно было восполнить в короткое время. Одним словом, поход заканчивается разгромом тверской рати; новгородцы всегда били суздальцев до Дмитрия Донского. Тогда Узбек выдал ярлык Юрию и отдал за князя Юрия свою любимую сестру Кончаку, которая приняла при крещении имя Агафья (Радикально смелый шаг для хана-мусульманина). Ибо понял, что поддерживать Юрия нет смысла. Новгород рвал с ним всякие отношения. Митрополит относился ненамного лучше. Кроме того, вскоре после победы новгородцы прислали в Тверь архиепископа Давыда [224]. Без всякой надменности [225]. Предлагая мир и дружбу [226]. Но. Михаил отверг сие предложение; стыдился мира бесчестного [227]. Хотел победить и даровать его [228]. И Узбек решил – свадьба, и именно с Москвой. Очевидно, идя на такой подчеркнуто уважительный шаг, хан хотел наладить стабильные и предсказуемые отношения между Ордой и православной Русью в силу исключительной важности их торговли. А в сопровождение дал до стольного града Владимира – места коронации и кафедры митрополита – два отряда войска, одним из которых командовал Кавгадый, приближённый и влиятельный вельможа Узбека. Михаил с войском встретил Юрия и Кавгадыя у Костромы. Здесь после переговоров он, подумав, признал переход великого княжения к Юрию («съступися великаго княжениа Михаил князь Юрию князю») и уехал в Тверь [228]. Но, подобно тому, как в 1308 г. Михаил стремился добить соперника и ходил на Москву, так и теперь Юрий не удовлетворился достигнутым. Михаил Ярославич не хотел выступать навстречу; его войско истрёпано новгородскими кампаниями, но он также понимал, что от битвы с Юрием ему никуда не деться – тот теперь не успокоится, пока не ослабит, насколько это возможно, Тверь. Юрий хотел нападать на Тверь сразу с двух сторон: с юга (он) и с севера (Новгород). Но тут возникла заминка. Второй татарский воевода отказался воевать с русскими (это вообще крайне удивительно при ордынской дисциплине) [229]. Войско Юрия и Кавгадыя уменьшилось, но взвесив всё и зная, что на их стороне обозлённые новгородцы, они решили двигаться дальше к Твери и углубились на её территорию. Зачем-то, в приступе весьма неумного и неуместного куража Юрий взял с собой в поход жену Агафью. У Клина Юрий вошел на тверские земли и стал грабить и разорять все села, которые они проходили. Михаил, желая оградить своё княжество от разгрома, вышел навстречу Юрию и послал сказать ему: