Война на море. Внимание рейдеры! — страница extra из 35

Бернард ЭдвардсВНИМАНИЕ: РЕЙДЕРЫ!

Глава 1

Силуэт рейдера возник на горизонте, подобно хищному ястребу, острый нос корабля стремительно разрезал беспокойные воды Южной Атлантики, а струя синеватого дыма из массивной трубы отмечала путь судна. Рейдер быстро приближался к английскому транспорту, который, казалось, вообще не замечал присутствия вражеского корабля.

Рейдер преследовал судно «Доминго де Ларринага» (порт приписки — Ливерпуль), направлявшееся из Байя-Бланка в Белфаст и Гулль. Груз составляли 7500 тонн зерна. Было 8 часов 55 минут утра 31 июля 1940 года, и британский транспорт водоизмещением 5358 тонн, шедший в направлении Фритауна на приличной скорости 9,5 узла, находился в этот момент примерно в 300 милях к северо-западу от острова Вознесения. По прибытии во Фритаун он должен был присоединиться к конвою, что, как предполагалось, позволило бы транспорту беспрепятственно миновать Северную Атлантику, воды которой были полны немецких подлодок.

Погода стояла прекрасная — было тепло, и лишь слабый юго-восточный ветер гнал по небу пушистые облака. На мостике «Доминго де Ларринага» капитан Уильям Чалмерс спокойно закурил свою первую за этот день трубку, почти совсем не думая о возможности столкновения с противником. Полностью загруженный корабль под командованием Чалмерса шёл в свой порт через относительно безопасный участок океана — хотя едва ли можно было назвать какой-либо участок океана безопасным в это тревожное время.

Внимание капитана привлёк другой корабль, приближавшийся по левому борту, и Чалмерс осмотрел его в бинокль. Когда он увидел большой бело-синий флаг и прочитал название приближавшегося судна — «Кассос», у него не возникло причин сомневаться, что это был греческий транспорт, направлявшийся в один из своих портов. Однако, когда этот корабль подошёл ближе к английскому судну, у Чалмерса вновь зародились подозрения. Он не был похож на обычный греческий торговый корабль: очень быстро маневрировал, окраска не соответствовала окраске простого транспорта, а о скорости, на которой шёл этот корабль, ни один греческий судовладелец и мечтать не смел. Чалмерс прильнул к биноклю, тревожные мысли заполнили всё его сознание.

Транспорт «Доминго де Ларринага» резко накренился на правый борт, Чалмерс изменил курс, развернувшись кормой к неизвестному кораблю. Взмокшие кочегары в машинном отделении продолжали швырять уголь в топки трёх старых котлов, и транспорт устремился вперёд, выбрасывая из трубы огромные клубы чёрного дыма. Скорее для проформы, а не с каким-либо серьёзным намерением, Чалмерс отправил корабельных артиллеристов к 4-дюймовому кормовому орудию. Допотопное, оно осталось от какой-то предыдущей войны, а его расчёт, набранный из случайных людей, был слабо обучен.

Британский корабль набирал скорость, а его радист, Нил Моррисон, включил давно молчавший радиопередатчик и начал передавать сигнал «QQQQ», означавший: «Подвергаюсь атаке неустановленного вражеского корабля». Моррисон, шотландец родом с Внутренних Гебридских островов, прослуживший на флоте уже пятнадцать лет, прекрасно осознавал тщетность своих призывов о помощи. Фритаун находился на расстоянии 900 миль, а английских военных кораблей в Южной Атлантике было немного. Но приказ с мостика звучал ясно и недвусмысленно. Моррисону надлежало продолжать зов о помощи до получения ответа или приказа прекратить передачу этих сигналов. Офицер прекрасно понимал, что это могло означать.

Отдыхавший на палубе после долгой вахты в машинном отделении 22-летний кочегар Роберт Дью внимательно наблюдал, вцепившись руками в поручни леерного ограждения, за преследовавшим их судно кораблём и чувствовал, как капли холодного пота выступают на его обнажённой спине. Лишь за несколько мгновений до того он мечтал о возвращении домой, к невесте — в своём последнем письме она сообщала о том, что у них скоро будет ребёнок. Теперь же Дью, бывший, подобно легендарному капитану Раймону де Ларринага, основавшему в 1864 году пароходную компанию «Ларринага», баском из Ливерпуля, впервые всерьёз усомнился в своём благополучном возвращении домой.

Неумолимая погоня продолжалась ещё два часа, и надежные двигатели «Доминго де Ларринага», изготовленные в Шотландии, работали на предельной мощности, до которой их только могли разогнать корабельные механики. И всё это время в такт двигателям, работавшим в бешеном ритме, Нил Моррисон продолжал отстукивать на своём радиопередатчике постоянный призыв о помощи. На мостике капитан Чалмерс продолжал сжимать в зубах уже давно погасшую трубку, почти физически ощущая предельное напряжение своего корабля и чувствуя вибрацию деревянной палубы под ногами. Его молчаливый преследователь ещё не дал знать о своей истинной принадлежности, но угроза с его стороны не вызывала никаких сомнений. На корме «Доминго де Ларринага» артиллеристы застыли у своих прицелов, ожидая команды открыть огонь.

В 10 часов 55 минут, находясь на расстоянии 2,5 мили от английского транспорта, капитан рейдера наконец перестал маскировать свой корабль. Греческий флаг был спущен, и его место заняла немецкая свастика, нейтральные опознавательные знаки прикрыли брезентовыми чехлами, а орудия освободили от маскировочных щитов. Продемонстрировав таким образом национальную принадлежность корабля и свои намерения, капитан рейдера приказал поднять на рее сигнальный флаг «SN». Этот флаг на интернациональном языке морской сигнальной системы означал следующее недвусмысленное послание: «Немедленно остановитесь. Не пытайтесь затопить корабль. Не пытайтесь спустить шлюпки на воду. Не пытайтесь связаться с другими кораблями по радио. В случае отказа от выполнения этого распоряжения буду вынужден открыть огонь».

Худшие опасения Уильяма Чалмерса подтвердились — его корабль встретился с германским рейдером. На мгновение, понимая, насколько велико превосходство противника, у него возникла мысль о сдаче. Но затем раздражение укрепило решимость капитана продолжать борьбу. Передав приказ в радиорубку продолжать передачу сигналов о помощи, а в машинное отделение — прибавить оборотов, он вновь попытался уйти от вражеского корабля.

С расстояния 4 километров рейдер открыл огонь из носового орудия, и 75-миллиметровый снаряд прошёл прямо над носовой частью «Доминго де Ларринага». Затем последовали ещё четыре предупредительных выстрела, и каждый снаряд вздымал водяные столбы совсем рядом с английским транспортом. Но он продолжал уходить от противника. Передатчик по-прежнему посылал в эфир призыв о помощи, порой заглушаемый более мощным радиопередатчиком рейдера.

А затем наступил жестокий и быстрый финал. Немецкий корабль произвел одновременный залп из орудий главного калибра со смертельной точностью. «Доминго де Ларринага» резко сбавил ход и сбился с курса от этого страшного удара, вся центральная часть судна исчезла в облаке дыма и огня. Транспорт накренился на левый борт, продолжая медленно двигаться вперёд, и затем замер на месте. Германский рейдер «Пингвин» вступил в войну на море, произведя эту беспощадную атаку. Она задала тон его дальнейшей карьере рейдера, карьере, которая началась на Балтике шестью неделями ранее.

В июне 1940 года ничто не омрачало покой неба над Британией. Пшеничные поля лишь слегка колебались под порывами слабого ветерка, а в больших и малых городах по всей стране жизнь шла обычным чередом. Стороннему наблюдателю могло показаться, что ничто не угрожает мирной жизни этого народа.

Но то было лишь затишье перед бурей. Прошло немногим более месяца с того дня, когда «странная война» по ту сторону Ла-Манша, длившаяся восемь месяцев, внезапно завершилась. На рассвете 10 мая 124 германские дивизии ворвались на равнины Голландии и Бельгии, сметая всё на своём пути. Захваченные врасплох армии союзников в беспорядке отступали.

Примером изобретательности англичан в условиях поражения могла послужить операция «Динамо», позволившая эвакуировать 340 тысяч солдат армий союзников из Дюнкерка. Но эти солдаты были утомлены и деморализованы, тяжёлое вооружение пришлось оставить на территории, занятой теперь противником. В британских портах они сходили на берег, имея при себе лишь лёгкое стрелковое вооружение — впрочем, зачастую и оно было безвозвратно утеряно. Едва ли такая армия сумела бы отразить готовившееся немецкое вторжение. И это было лишь начало длительного кошмара.

Норвегия уже капитулировала, а 10 июня Италия, которой не терпелось присоединиться к разделу добычи, объявила войну Англии и Франции. 14 июня Париж заняли немецкие войска, и Франция выбыла из борьбы. Англия осталась в одиночестве.

Для островной нации важнейшим приоритетом являлось сохранение в неприкосновенности её морских коммуникаций. Без имевших жизненно важное значение поставок продовольствия и сырья для военной промышленности из Северной и Южной Америки, доминионов и колоний нечего было и думать о какой-либо серьёзной обороне страны. Теперь эта задача невероятно усложнялась тем, что германские подлодки получили возможность базироваться в новых портах — от мыса Нордкап до Бискайского залива, что значительно расширяло зону оперативных действий в Атлантике. Кроме того, их действия теперь поддерживал довольно многочисленный в количественном отношении подводный флот Италии. Хотя навыки и смелость итальянских подводников нельзя было сравнивать с аналогичными качествами их немецких коллег, всё же итальянский подводный флот значительно увеличивал степень серьёзности угрозы, которую несла с собой подводная война. Королевские ВМС, серьёзно ослабленные неудачными действиями в Норвегии и под Дюнкерком, испытывали невероятное напряжение, пытаясь обезопасить торговое судоходство. Как и в предыдущую войну, воспоминания о которой не изгладились и 22 года спустя, Адмиралтейство обнаружило, что ему приходится использовать любые пригодные суда. Можно смело утверждать, что вооружённое торговое судно «Андания» принадлежало именно к такой категории кораблей.

15 июня 1940 года «Андания» в одиночку несла патрульную службу в Северной Атлантике. В её задачу входила охрана участка океана шириной 240 миль между Исландией и Фарерскими островами. В лучшие времена такая задача была бы возложена на группу эсминцев, поддержанных вооружёнными траулерами. Однако операции в районе Дюнкерка потребовали привлечения большей части флотилии эсминцев, траулеры же привлекались для усиления обороны Ла-Манша от ожидавшегося вторжения противника. В итоге судно королевских ВМС «Андания» заполняло бреши в обороне морских коммуникаций, выполняя эту задачу в меру своих ограниченных возможностей.

Построенная на реке Тайн в 1922 году для компании «Кунард Уайт Стар», «Андания», водоизмещением 13 950 тонн, могла принять на борт 500 пассажиров 1-го класса и 1200 — 2-го класса. Она прекрасно справлялась с перевозками в Северной Атлантике в период между двумя мировыми войнами, в основном выступая в качестве транспортного средства для эмигрантов из Европы в США. Имея обширные грузовые трюмы и крейсерскую скорость 15 узлов, судно идеально подходило для выполнения возложенных на него задач. Но в роли военного корабля в 1940 году оно оказалось явно не на своём месте.

Во время Первой мировой войны Англия проявила немалую активность в переоборудовании пассажирских лайнеров в вооружённые транспорты. Это был вынужденный шаг со стороны лордов Адмиралтейства, и корабли были совершенно не подготовлены к выполнению подобных задач. Они были слишком большими, слишком тихоходными, недостаточно маневренными и лишенными бронирования. Суда оснащали дополнительными артиллерийскими орудиями в соответствии с требованиями военно-морского флота, но всё же они не могли противостоять крупным немецким военным кораблям и представляли собой идеальные мишени для вражеских подлодок, количество которых постоянно увеличивалось. Эти переоборудованные лайнеры вскоре стали настоящей головной болью королевского флота. Не менее семнадцати из них было потоплено противником в течение войны.

Печальной, но неизбежной участью британской политики являлись всевозможные сокращения и урезания военного бюджета, которые проводились всегда, когда наступали относительно спокойные времена. Такие сокращения военного бюджета осуществлялись как с целью экономии средств, так и с целью уменьшить недовольство той части британского общества, которая предпочла бы обойтись без войны. Годы, последовавшие за Первой мировой войной, не были в этом плане исключением, и когда в 1939 году разразилась новая война, морскому министерству вновь пришлось подыскивать для выполнения чисто военных задач любые более или менее подходящие суда. Казалось, лорды Адмиралтейства не извлекли никаких уроков из фиаско, постигшего вооружённые транспорты во время Первой мировой войны. К этому времени британский торговый флот имел в своём составе некоторое количество быстроходных, современных грузовых кораблей, которые идеально подходили для использования в качестве вспомогательных крейсеров. Однако такие корабли к вспомогательным операциям привлечены не были, поскольку их посчитали неподходящими для этого в силу некой более чем странной логики. Вновь, из-за непробиваемого снобизма руководства королевского флота, предпочтение отдавалось крупным пассажирским лайнерам. Несомненно, они являлись весьма элегантными кораблями, которые прекрасно управлялись и поддерживались в идеальном состоянии настоящими профессионалами. Однако немалые размеры и не самая лучшая маневренность не позволяли использовать их для каких-либо иных целей, кроме перевозки войск или несения службы в качестве плавбаз в хорошо защищённых гаванях. С упорством, достойным лучшего применения, ВМС удалось добиться включения в состав вспомогательных сил флота 46 судов такого типа к весне 1940 года.

Как и в предыдущую войну, вооружение этих новоиспечённых вспомогательных крейсеров было безнадёжно устаревшим. Многие из 6-дюймовых орудий, которыми они были оснащены, использовались в качестве вспомогательного вооружения линкоров и тяжёлых крейсеров, принимавших участие ещё в Ютландском сражении, а порой возраст этих орудий был ещё более солидным. В некоторых случаях нарезные стволы практически полностью износились в результате длительного использования, что серьёзно снижало точность стрельбы. Орудия не имели щитов, прикрывающих артиллерийские расчёты, а поскольку их устанавливали на высоких открытых палубах вспомогательных крейсеров, то при сильном волнении на море им серьёзно доставалось. Весьма часто случались осечки, а механика орудий порой заедала, и чтобы придать стволу необходимый угол наклона, приходилось поднимать его вручную.

«Андания» отнюдь не являлась исключением из общей картины. Высокобортный лайнер с длинными мачтами и внушительных размеров дымовой трубой, он, как и все другие английские вспомогательные крейсера, не имел разведывательного самолёта на борту, и с борта вражеского корабля судно могли заметить прежде, чем с его борта — корабль противника. Артиллерийское вооружение, состоявшее из восьми 6-дюймовых и двух 3-дюймовых зенитных орудий времён Первой мировой войны, выглядело довольно впечатляюще. Но поскольку палубы бывшего пассажирского судна были всегда чем-то загромождены, некоторые орудия имели весьма ограниченный радиус стрельбы, а система управления артиллерийским огнём оставалась до крайности примитивной. В трюмах поместили 15 тысяч пустых нефтяных цистерн, что, как предполагалось, позволит судну остаться на плаву даже в случае попадания торпеды или снаряда, а также столкновения с миной.

Однако случиться могло всё что угодно, и именно это занимало мысли капитана Бейна, когда он незадолго до половины одиннадцатого вечера 15 июня 1940 года решил прийти на мостик «Андании». Только в этом месяце два однотипных с «Анданией» корабля, «Каринтия» водоизмещением 20 277 тонн и «Скотстаун» водоизмещением 17 046 тонн, были потоплены немецкими подлодками.

В полумраке короткой арктической летней ночи «Андания» шла курсом 240 градусов на скорости 15 узлов, находясь при этом в 75 милях к юго-западу от Исландии. Вскоре кораблю надлежало сменить курс и возвращаться через Фарерский пролив для завершения патрулирования, которое Бейн уже был скорее склонен считать бесплодным. Капитан получил приказ найти, перехватить и задержать финский пароход «Брита Торден», который, как предполагалось, должен был проследовать из Петсамо в Нью-Йорк через Рейкьявик. Стало известно, что на борту этого судна находится глава исландского почтово-телеграфного управления, известный прогерманский агитатор, которого британское правительство стремилось выдворить из Исландии, лишь недавно оккупированной английскими войсками. Бейн был уполномочен снять этого человека с борта «Брита Торден» и переправить его в надёжное место.

Погода отнюдь не благоприятствовала успешному поиску одного небольшого судна в проливе между Фарерскими островами и Исландией, ширина которого составляла какие-нибудь 240 миль. Один за другим следовали непривычные для этого времени года штормы, сопровождаемые туманами и моросящими дождями, преобладавшими всю предыдущую неделю. В условиях плохой видимости, не имея возможности видеть солнце или звёзды в течение нескольких дней, Бейн не всегда был уверен в местоположении своего корабля. Капитан старался не думать о том, что небольшой нейтральный пароход уже давно мог проскользнуть незамеченным. Бейна немного утешала мысль о том, что его весьма уязвимый корабль в сумраке, царившем в Северной Атлантике, хотя бы будет практически невидим для подводных лодок противника.

Находившийся в боевой рубке U-A корветтен-капитан Ганс Кохауз промёрз до костей, однако он испытывал схожее чувство безопасности, впрочем, с более серьезным основанием. Субмарина U-A, относившаяся к подводным лодкам старого типа VII, тайно построенным в Испании в 1929 году, когда Германия ещё стремилась скрыть свои военные приготовления, сейчас находилась в полупогружённом положении. Она была невидима для впередсмотрящих с «Андании», но находившиеся в боевой рубке лодки моряки безошибочно распознали массивный силуэт бывшего лайнера, внезапно вынырнувшего из пелены мрака. Кохауз немедленно приказал покинуть мостик субмарины и погрузиться на перископную глубину.

Удостоверившись, что на мостике всё в порядке, капитан Бейн уже собирался спуститься вниз, чтобы вздремнуть час-другой, что было крайне необходимо, когда средней силы взрыв потряс палубу под его ногами. Торпеда угодила в правый борт «Андании».

Бейн включил сигнал тревоги, и как только этот резкий звук пронёсся над кораблём, дождь прекратился и видимость резко улучшилась. В условиях улучшившейся видимости матросы орудийных расчётов заметили перископ в полутора километрах по правому борту. Орудия открыли огонь сразу, как только расчёты успели навести их на цель, но к тому времени уже пришлось вести стрельбу по опустевшей поверхности моря.

«Андания» довольно сильно накренилась на правый борт. Аварийные команды докладывали на мостик, что судно получило пробоину между 5-м и 6-м трюмами, которые быстро заполнялись забортной водой. Руль заклинило настолько сильно, что он уже не подлежал ремонту. Очень скоро забортная вода стала поступать в машинное отделение, выведя из строя основные электрогенераторы, после чего корабль погрузился в темноту. Он начал дрейфовать, а корма заметно погрузилась в воду.

Всё же Бейну удалось до известной степени сохранить контроль над ситуацией. Он отдал распоряжение в машинное отделение перекачать запасы топлива в пустые цистерны, чтобы выправить крен. Когда корабль удалось вновь поставить на ровный киль, включив резервные генераторы, казалось, его ещё можно спасти. Радиомолчание было прервано, чтобы вызвать на помощь другие суда.

Однако Ганс Кохауз всё это время оставался рядом. В 23 часа 45 минут был замечен след ещё одной торпеды, мчавшейся к правому борту. Руль корабля оставался неподвижным, и Бейн был бессилен предпринять какой-либо упреждающий манёвр. В ожидании неизбежного финала капитан столь сильно сжал руками ограждение мостика, что суставы его пальцев побелели, по спине заструился холодный пот. Секунды текли невыносимо медленно, пока белый водяной бурун, вздымаемый беспощадной торпедой, стремительно приближался к беспомощному лайнеру. Когда торпеда прошла за кормой «Андании» в какой-нибудь сотне метров, Бейн вновь вздохнул с облегчением.

Прошло ещё полтора часа, в течение которых искалеченный вспомогательный крейсер продолжал дрейфовать по ветру. В данный момент он являлся практически идеальной мишенью длиной почти 200 метров, всё ещё возвышаясь на 20 метров над поверхностью океана. Однако и третья торпеда, выпущенная Кохаузом, не попала в цель. Она прошла всего в 15 метрах за кормой английского крейсера.

Корма «Андании» уже довольно глубоко ушла в воду, три трюма были полностью затоплены, а вода в машинном отделении всё прибывала. Все помпы корабля работали на полную мощность, но они не могли справиться с безудержным напором водяного потока. Только пустые топливные цистерны в трюмах ещё позволяли судну держаться на плаву.

Около часа ночи 16 июня Ганс Кохауз произвёл пуск четвертой торпеды по тонущему кораблю. Возможно, немецкий капитан не обладал достаточным опытом, или же всё дело было в самих торпедах — о ненадёжности немецких торпед в тот период войны ходили легенды, — но он вновь не сумел попасть в практически обездвиженную мишень. Артиллеристы же «Андании», несмотря на почти безнадёжное положение своего корабля, сдаваться без боя не собирались, и вскоре немцы сами подверглись атаке. Орудийные расчёты вычислили место расположения лодки по следу, оставленному последней торпедой, и повели, огонь по этому квадрату. Когда снаряды стали падать слишком близко с субмариной, последняя была вынуждена скрыться в темноте.

В 1 час 15 минут, когда уже не осталось никаких сомнений в том, что корабль скоро пойдёт ко дну, капитан Бейн отдал всем второстепенным членам экипажа приказ покинуть судно. К счастью, ветер стих, море успокоилось, и хотя на поверхности ещё ощущалось довольно сильное волнение, шлюпки были удачно спущены на воду в ожидании приближающейся развязки. Прошёл ещё один час, в течение которого торпедированный лайнер боролся с волнами, но к половине третьего ночи постоянно прибывавшая вода в машинном отделении затопила насосы, и это положило конец безнадёжной борьбе. В 2 часа 40 минут Бейн собрал все шлюпки в одну группу, а «Андания» была предоставлена своей судьбе.

К счастью для экипажа, ему не пришлось долго оставаться в одиночестве посреди этих мрачных и враждебных вод. В течение нескольких часов после попадания первой торпеды сигнал SOS с «Андании» был принят исландским траулером «Скаллагринур», который и подобрал экипаж судна и позднее переправил людей на борт британского военного корабля. Так они вернулись в Скапа-Флоу. «Андания» затонула в 6 часов 55 минут утра 16 июня.

Случайность, благодаря которой сошлись пути «Андании» и подлодки U-A Ганса Кохауза, имела серьёзное влияние на ход войны на море. Потеря одного из вспомогательных крейсеров, несших патрульную службу, нанесла значительный ущерб обороне северо-западных подступов к Британским островам, чем немцы в полной мере воспользовались несколькими днями позже.

Глава 2

Потопление «Андании» подводной лодкой U-A было расценено Адмиралтейством как тщательно продуманная диверсионная акция, целью которой являлось прикрытие выхода в океан еще одного немецкого вспомогательного крейсера. Три таких крейсера, «Атлантис», «Виддер» и «Тор», бывшие ранее торговыми кораблями, уже действовали на просторах Атлантики. И если предположения адмиралов о целях действий лодки U-A и были ошибочными, то их уверенность в скором выходе в море еще одного рейдера оказалась верной.

В то время как «Андания» шла на дно у побережья Исландии на рассвете 16 июня 1940 года, в тысячах километров к юго-востоку от этого места, в Данцигском заливе, солнце уже взошло высоко, обещая хорошую погоду на предстоящий день. Стоявший на якоре недалеко от средней Южной отмели германский сухогруз «Кандельфельс» находился на последней стадии своего превращения из безобидного торгового судна в военный корабль. Уже заканчивались покрасочные работы, в результате чего яркий черный корпус и сияющие белые надстройки корабля стали мрачно-серыми.

«Кандельфельс», водоизмещением 7766 тонн, был построен в 1936 году в Бремене по заказу компании «Дойче Дампшиффартс Гезельшафт», более известной, как «Ганза Лайн». Пароход прибыл в Гамбург, завершив переход из Индии, 1 сентября 1939 года — в тот самый день, когда германские войска пересекли границу Польши, положив этим начало второй за последние 25 лет великой европейской бойне. Как только из трюмов «Кандельфельса» выгрузили последний тюк груза, принятого в индийском порту, судно немедленно было реквизировано немецкими ВМС.

«Кандельфельс», двухвинтовой корабль новой постройки с крейсерской скоростью 17 узлов и низким силуэтом, идеально подходил для использования в составе особого подразделения кригсмарине — «Хильфскрейцерс» (отряд вспомогательных крейсеров). Вскоре эту флотилию вспомогательных крейсеров предполагалось ввести в действие против торговых кораблей союзников в удаленных морях, находившихся за пределами зоны оперативных действий немецкого подводного флота. В отличие от крайне уязвимых английских вспомогательных кораблей, использовавшихся лишь для патрулирования и эскортирования конвоев, «Хильфскрейцерс» — всего в этот отряд входило девять кораблей — должны были действовать, как настоящие корсары. Быстроходные и хорошо вооруженные, они могли превзойти достижения пиратов былых времен. Избегая встреч с вражескими кораблями и самолетами, они могли уничтожать свои жертвы, когда бы и где бы им не предоставлялась такая возможность.

Однако немецкий план покорения Европы столь успешно претворялся в жизнь на первоначальном этапе, что это потребовало пересмотра приоритетности целей. «Серые волки» кригсмарине заняли последнюю очередь в списке важнейших задач. Первоначально предполагалось, что «Кандельфельс» будет переоборудован из торгового судна во вспомогательный крейсер в течение трех месяцев. Но поскольку верфи приходилось выполнять и другие срочные заказы, то лишь 6 февраля 1940 года «Кандельфельс» вступил в строй в качестве «вспомогательного крейсера номер 33». Снаружи он по-прежнему выглядел, как торговый корабль, но за стальными люками, убиравшимися в течение двух секунд, находились шесть орудий калибром 5,9 дюйма. Фальшивые вентиляторы, цистерны с водой и ящики прикрывали одно 75-миллиметровое, одно спаренное 37-миллиметровое и четыре 20-миллиметровых орудия. Примерно таким же образом были замаскированы два сдвоенных торпедных аппарата, два 3-метровых дальномера, два 60-сантиметровых прожектора, а в трюме корабля находились два разведывательных гидросамолета. Внешний вид судна мог быть быстро изменен с помощью съемной фок-мачты и установки дополнительного фальшборта на баке.

Теоретически «вспомогательный крейсер номер 33» представлял собой серьезную боевую единицу. Однако его 150-мм орудия были в действительности сняты со старого эскадренного броненосца «Шлезиен», а артиллерия меньшего калибра находилась в столь же почтенном возрасте. Гидросамолеты тоже были устаревшего типа: одномоторные «летающие лодки» Хе-59 с открытой кабиной пилота, прославившиеся лишь своей неустойчивостью на воде. Для ведения успешной карьеры рейдера кораблю требовался преданный и опытный экипаж, люди, готовые пойти на риск, не слишком при этом заботясь о самих себе. Таким и был экипаж «Кандельфельса».

Командовал же кораблем 43-летний капитан-цур-зее Эрнст Феликс Крюдер, элегантный и флегматичный человек, выслужившийся в офицеры из простых матросов — довольно редкое достижение для флота любой страны в то время. Крюдер, прослуживший в германском флоте 25 лет, считался специалистом по минной войне, также на его счету были участие в Ютландском бою и в действиях на Черном море во время Первой мировой войны. В период между двумя мировыми войнами он служил в инспекции по надзору за подготовкой офицерских кадров, где приобрел солидный опыт командования. Эрнст Феликс Крюдер, с его аналитическим складом ума и способностью к импровизации, представлял собой идеальный выбор в качестве командира вспомогательного крейсера с экипажем из 345 человек, который он был готов смело вести по непроторенному еще пути. Многие члены экипажа являлись резервистами из числа моряков торгового флота. Первый помощник Крюдера, лейтенант Эрих Варнинг, служил до войны на знаменитом немецком лайнере «Бремен», а штурман, лейтенант Вильгельм Михаэльсон, до перехода на «Кандельфельс» командовал пароходом «Стейбен». Люди Крюдера были опытными моряками, но в первую очередь они были преисполнены решимости воевать.

Уже стало традицией, что названия для немецких вспомогательных крейсеров выбирали их капитаны. Поэтому, когда «вспомогательный крейсер номер 33» вводили в строй 6 февраля 1940 года, на короткой церемонии, проходившей на борту корабля, Крюдер нарек его «Пингвином». Имя несколько озадачило команду, но в то время им, в отличие от их капитана, еще не была полностью известна уготованная кораблю судьба.

На протяжении последующих семи недель «Пингвин» проходил испытания на реке Везер. Проверялась мощность его двигателей, проводились учебные стрельбы из артиллерийских орудий, находившихся на борту корабля, а необстрелянная еще команда осваивалась на судне — наполовину военным и наполовину гражданским. Все обнаруженные на корабле неисправности быстро устранили, и, приняв на борт необходимое снаряжение, запас топлива и продовольствия, «Пингвин» проследовал через Кильский канал в Балтийское море. Здесь, в этих удаленных от войны водах, вдали от посторонних глаз Крюдер беспрестанно тренировал артиллерийскую и торпедную команды своего корабля. Изматывающие тренировки продолжались до тех пор, пока капитан не счел, что его артиллеристы и торпедисты могут уже сражаться на равных с лучшими артиллеристами английского королевского флота. Одновременно шли тренировки по постановке минных заграждений, а учения по спуску шлюпок проводились при любой возможности. Все это позволяло постоянно совершенствовать и поддерживать на должном уровне мастерство экипажа. От этих людей зависел успех будущих действий «Пингвина».

Рейдер, теперь уже с прекрасно подготовленной командой, вернулся в Киль 26 мая. Необходимо было произвести ремонт некоторых не до конца устраненных неисправностей в машинном отделении и пополнить запасы воды и продовольствия. Помимо этого, на борт взяли пять живых свиней, которых предполагалось откармливать отбросами с камбуза во время похода. Почти каждый матрос экипажа получил короткий отпуск на берегу, поскольку в следующий раз им удалось бы ступить на немецкую землю лишь по прошествии месяцев, а то и лет. Корабль отошел от причала 10 июня, вновь направляясь в Балтийское море, и на следующий день прибыл в Данцигский залив. После постановки на якорь в гавани Готенхафена — такое имя получил бывший польский порт Гдыня — на корабль под покровом ночи погрузили боезапас. 17 июня «Пингвин», измененный до неузнаваемости своей новой серой окраской, покинул Данцигский залив, имея на борту 380 мин и 25 торпед. Он шел воевать.

В начале лета 1940 года Британия, хотя она теперь противостояла врагу в одиночку и ей самой угрожало вторжение, все еще сохраняла контроль над Северным морем. Крейсеры и эсминцы флота метрополии непрерывно патрулировали эти воды, воздушное пространство над Северным морем постоянно контролировалось королевскими ВВС, а английские подлодки по-прежнему чувствовали здесь себя как дома. Основной целью такого патрулирования являлось обнаружение вражеского флота вторжения, но любой немецкий корабль, появлявшийся в Северном море, особенно одиночные торговые суда, подвергался серьезной опасности. Помощи от германских ВМС ждать не приходилось: крупные немецкие военные корабли оставались в своих портах, а легкие силы флота столь сильно пострадали от английских ВМС во время норвежской кампании, что их возможности были крайне ограничены.

Однако «Пингвин», способный причинить серьезный ущерб судоходству противника, являлся до известной степени исключением из общего правила. Утром 18 июня недалеко от Гесера, южной оконечности датского острова Лолланн, к нему присоединились тральщик «Шпербреккер 4» и миноносцы «Ягуар» и «Фальке». Они являлись мощными, хорошо вооруженными судами водоизмещением более 900 тонн каждый. «Ягуар», относившийся к типу «Вольф», имел на борту три 105-мм и четыре 37-миллиметровых орудия, а «Фальке», относившийся к «Мёве», также был вооружен тремя орудиями калибра 105-мм и четырьмя — 37-миллиметровыми. На обоих кораблях имелось по шесть торпедных аппаратов, и они могли развить максимальную скорость 34 узла.

Немногочисленный конвой прошел через Большой Бельт, основной морской канал между датскими островами, в плотном строю, и вошел в Каттегат примерно в девять вечера. В полночь, находясь на траверзе острова Анхольт, «Шпербреккер 4» покинул конвой, а «Пингвин» продолжил движение в северном направлении вместе с «Ягуаром» и «Фальке» на скорости 15 узлов. Согласно донесениям разведки флота, британские субмарины проявляли значительную активность в этом районе, поэтому нельзя было ослаблять бдительность.

В четыре часа утра 19 июня, когда вновь взошло солнце, три корабля обогнули северную оконечность полуострова Ютландия и вошли в пролив Скагеррак. Начиналось утро прекрасного летнего дня, без единого облачка на небе, лишь легкий восточный ветер гнал по поверхности воды небольшую рябь. Вдыхая свежий соленый морской воздух, экипаж «Пингвина» впервые смог немного расслабиться после многодневных тренировок, ощущая теперь себя хозяином собственной судьбы.

Воздушное прикрытие, состоявшее из летающей лодки До-18 и двух истребителей, появилось со стороны моря и затем сопровождало конвой до наступления темноты. В полночь эскорт «Пингвина» пополнился двумя тральщиками типа М, и с ними прибыл норвежский лоцман. Численно увеличившийся конвой вошел в лабиринт глубоководных фьордов, окаймлявших атлантическое побережье Норвегии. Защищенному островами «Пингвину» теперь не могли угрожать военные корабли союзников. Однако проход по фьордам требовал весьма тщательной навигации, поскольку они были хотя и глубокими, но в то же время узкими и извилистыми.

В 8 часов 20 июня, проходя мимо Бергена, «Ягуар» и «Фальке» покинули конвой, их задачи по эскортированию были выполнены. «Пингвин» и два тральщика продолжали продвигаться в северном направлении. В 16 часов 30 минут они достигли Согне-фьорда в 50 милях к северу от Бергена. Рейдер встал на якорь в глубине фьорда, а эскорт охранял вход в него.

На «Пингвине», скрытом от воздушной разведки противника в глубине фьорда, берега которого были покрыты густыми лесами, вновь предпринимались меры по маскировке. Как предполагалось, они должны были помочь кораблю беспрепятственно выйти на просторы Атлантики. В течение 36 часов рейдер с помощью береговых рабочих был «загримирован» под советское грузовое судно «Печора» (порт приписки — Одесса), на его бортах нанесены советские серп и молот. Результаты этой работы выглядели достаточно убедительно, но на всякий случай германская разведка установила, что судно «Печора» действительно существовало. И, что оказалось весьма кстати, находилось в Мурманске и не должно было покидать порт в течение какого-то времени.

«Пингвин» покинул Согне-фьорд в час ночи 22 июня. Теперь он находился в подчинении оперативного отдела Главного штаба ВМФ в Берлине. Согласно его приказам, рейдеру надлежало прорваться в Атлантику через Датский пролив, а затем следовать в южном направлении и занять позицию рядом с островами Кабо-Верде. Здесь он должен был встретиться с подводной лодкой U-A Ганса Кохауза и пополнить ее запасы топлива и продовольствия. Окрыленный успешным потоплением «Андании», Кохауз теперь действовал в районе Фритауна, служившего в качестве сборного пункта для союзных конвоев.

После рандеву с U-A Крюдеру надлежало обогнуть мыс Доброй Надежды и в Индийском океане начать свою кампанию против торгового судоходства союзников. Предполагалось, что здесь немецкому рейдеру удалось бы нанести противнику наибольший ущерб, поскольку англичане считали Индийский океан совершенно безопасным ввиду отсутствия немецких подлодок. Большинство торговых кораблей даже не имели какого-либо эскортного сопровождения. Крюдер намеревался также заминировать подходы к портам южного и восточного побережья Австралии, а позднее — западного побережья Индии и Цейлона. Кроме всего этого, «Пингвин» должен был в конце года перебазироваться в холодные воды Антарктики для атаки на китобойные флоты Англии и Норвегии. Видимо, именно об этом думал Крюдер, давая своему кораблю столь необычное имя.

Итак, глубокой ночью «Пингвин» поднял якорь и проследовал к выходу из Согне-фьорда в сопровождении тральщиков. В условиях густой облачности и шквального дождя со стороны моря рейдер с потушенными огнями медленно продвигался вперед, ориентируясь на мерцающие синие сигнальные огни тральщиков. Уже через час кораблю пришлось столкнуться со своим первым врагом — открытым океаном. Выйдя из устья фьорда около двух часов ночи, он оказался под воздействием сильнейшего юго-западного ветра, который дул с ураганной скоростью. Дождевой шквал снизил видимость до предела, и судно с трудом продвигалось вперед. Для многих матросов экипажа, проведших немало времени на береговой службе или в более спокойных водах, пришло время отведать все прелести морской болезни.

Для самого же корабля, несмотря на сильную килевую качку, разбушевавшаяся стихия не представляла реальной опасности. Чего, впрочем, нельзя было сказать о его эскорте. Водоизмещение и М-17, и М-18 составляло всего 700 тонн, и оба являлись судами с узким корпусом. И если в относительно спокойных водах Балтики они чувствовали себя как дома, то здесь, в открытом океане, их устойчивость к ударам морской стихии подвергалась сильнейшему испытанию. Порой суда чуть ли не целиком накрывало огромными волнами, и тральщики основательно потрепало при попытках идти одним курсом с ведущим кораблем. Приблизительно в 16 милях от выхода из фьорда командиры обоих суденышек, получив разрешение Крюдера, повернули обратно в поисках надежного укрытия.

В летнее время в столь высоких широтах ночь длится недолго, и уже в 2 часа 30 минут солнце вновь появилось над горизонтом. В полусвете наступающего дня можно было наблюдать бесконечные ряды катившихся с юго-востока штормовых волн. «Пингвину» приходилось идти курсом на запад, поэтому удары ветра и волн он принимал на левый борт, в чем заключалось некоторое преимущество. Однако Крюдер стремился покинуть прибрежные воды прежде, чем окончательно рассветет, поэтому корабль шел вперед полным ходом. Два дизельных двигателя мощностью 900 лошадиных сил позволили ему развить скорость 15 узлов, но судно сильно трепало, поскольку ему приходилось бороться со встречной волной. Крюдер опасался, что ему придется снизить скорость, чтобы избежать повреждения носовых орудий.

Решение было принято, когда около трех часов впередсмотрящий заметил перископ на расстоянии полумили по левому борту корабля. Через несколько секунд показалась и боевая рубка подлодки. Все это выглядело как аварийное всплытие, поскольку и рубка, и перископ исчезли в бурлящих водах столь же стремительно, как и появились. Крюдер приказал команде занять свои места по боевому расписанию.

Перед отплытием из Согне-фьорда капитан получил заверения от Главного штаба ВМФ, что всем германским подлодкам в этом районе приказано держаться в стороне от маршрута «Пингвина». Таким образом, это могла быть лишь английская лодка, поджидавшая в засаде немецкие корабли, стремившиеся прорвать блокаду. Помня, что «Пингвин» в данный момент был закамуфлирован под русское судно «Печора». Крюдер немного отклонился на север, надеясь тем самым создать впечатление, что его корабль направляется к Нордкапу. Не обращая внимания на погоду, он приказал развить максимальную скорость, и «Пингвин» устремился вперед, борясь с волнами.

В тот же самый момент субмарина вновь показалась на поверхности и пустилась в погоню за рейдером. Она находилась примерно в двух милях за кормой «Пингвина», борясь со штормовыми волнами, которые порой почти полностью скрывали ее из виду. Затем на боевой рубке замигал сигнальный фонарь. «Какое это судно?» — разобрал сигнальщик «Пингвина» сочетание нетерпеливо мигавших вспышек. Крюдер, играя роль непонимающего ни слова по-английски капитана русского торгового корабля, проигнорировал сигнал. Через несколько минут фонарь на лодке замигал вновь: «Остановите судно, или мы откроем огонь!»

Крюдер решил не подчиняться этому приказу. Субмарина находилась за кормой его корабля, так что вероятность попадания торпеды или снаряда сводилась к минимуму. Кроме того, немецкий корабль маневрировал так, чтобы максимально затруднить противнику прицельную стрельбу. «Пингвин» прибавил скорости, и вскоре подлодка стала отставать.

Правильность оценки обстановки немецким капитаном подтвердилась несколькими минутами позже, когда раздались три подводных взрыва. Следов от торпед видно не было, но не подлежало сомнению, что вражеская подлодка произвела торпедный залп. Все три торпеды или пошли на дно, или прошли мимо и взорвались, исчерпав свой запас хода. На этом все закончилось. Лодка продолжала упрямо преследовать рейдер еще час, но по скорости хода она уступала «Пингвину» и отставала все больше и больше, пока, наконец, не отказалась от своего первоначального намерения и не легла на другой курс.

Крюдер правильно предположил, что британская субмарина наверняка сообщит об обнаружении предположительно вражеского корабля. Поэтому он продолжал идти курсом на северо-восток весь день, держась от норвежского берега на расстоянии примерно 70 миль. В 8 часов 43 минуты на небольшой высоте прошла летающая лодка Хе-115, и примерно в 9 часов вечера был замечен самолет такого же типа. Если бы не это наблюдение с воздуха, «Пингвин» находился бы в море совершенно один.

Теперь перед Крюдером встал выбор между двумя возможными маршрутами прорыва на просторы Северной Атлантики. Он мог пойти кратчайшим путем между Фарерскими островами и Исландией либо же продолжать идти курсом на север и, обогнув остров Ян-Майен, выйти в Датский пролив. В случае выбора второго маршрута пришлось бы дополнительно пройти 700 миль. Однако Крюдер, не знавший о том, что пролив между Фарерскими островами и Исландией временно не охранялся по причине потопления «Андании», выбрал более длинный путь. Не знал он и о том, что после потери вспомогательного крейсера Адмиралтейство приказало крейсерам «Ньюкасл» и «Сассекс» более тщательно патрулировать Датский пролив.

В 23 часа, находясь на широте Тронхейма, Крюдер изменил курс на 320 градусов, чтобы достичь Ян-Майена. Эта летняя ночь была самой короткой в году, солнце почти и не садилось. Погода же, которая ранее обеспечивала столь нужное кораблю прикрытие, сейчас по какой-то непредсказуемой прихоти явно улучшилась. Вместо штормового ветра подул легкий бриз, море успокоилось, и дождь прекратился. Правда, сильная облачность сохранялась, но видимость также намного улучшилась. Наконец рано утром 23 июня подул северо-восточный ветер и ярко засветило солнце.

При таких погодных условиях Крюдер чувствовал, что его корабль может быть легко замечен противником, но особого выбора у него не было.

Единственное, что ему оставалось, — идти на полной скорости к Ян-Майену и укрыться в полосе тумана, обычно покрывающего остров в это время года. Сделав так, он мог затем дождаться подходящей пасмурной погоды, которая прикрыла бы его переход через Датский пролив.

Однако Крюдера ждало разочарование, поскольку погода за Северным Полярным кругом столь же непредсказуема, как и в любой другой точке земного шара. «Пингвин» продолжал стремительно идти курсом на северо-запад, но, хотя дул лишь легкий ветерок, а море было спокойным, туман, на который так надеялись, все никак не появлялся. Воздух оставался кристально чистым — настолько чистым, что с расстояния 100 миль можно было разглядеть Беренберг — вулканический пик Ян-Майена.

Хотя Ян-Майен и считался необитаемым (не считая персонала норвежской метеостанции), Крюдер весьма неохотно приближался к берегу. Впрочем, у него вновь не было выбора. В полдень «Пингвин» обогнул северную оконечность острова, на корабле объявили боевую тревогу, и все артиллеристы встали у своих орудий. Погода по-прежнему оставалась спокойной, но если бы рейдер заметили с берега, это ничем ему не грозило. Отойдя от острова на достаточное расстояние, Крюдер взял курс на запад. Он стремился подойти как можно ближе к ледяному полю, покрывавшему восточное побережье Гренландии, где потоки теплого летнего воздуха, проходя над холодным морем, создавали плотную стену тумана.

К большому облегчению не только командира, но и всей команды, «Пингвин» вошел в зону пониженной видимости, находясь примерно в 100 милях от побережья Гренландии. К половине восьмого вечера судно уже было окутано густым туманом и медленно продвигалось вперед по направлению к ледяному полю. Лед заметили лишь после девяти вечера, и Крюдер изменил курс на юго-запад, продвигаясь параллельно берегу и держась в стороне ото льда. Видимость улучшилась до 500 метров, что было вполне достаточно для осторожного продвижения вперед, но спокойствия это не прибавляло. В этих водах встречались айсберги, и хотя скорость снизили до минимума, все же сохранялась вероятность столкновения с одним из этих дрейфующих монстров. Однако Крюдер был готов пойти на подобный риск для стремительного прорыва в Атлантику. В данный момент он скорее радовался туману.

Удача перестала сопутствовать «Пингвину» утром 25 июня, когда он прошел лишь 75 миль в юго-западном направлении. Туман внезапно поредел, затем совсем исчез, и вновь установилась уже знакомая экипажу рейдера хорошая погода. Крюдеру теперь более чем когда-либо прежде хотелось совершить бросок к Датскому проливу на полной скорости, однако, поскольку там находились английские крейсеры, это было бы чистым самоубийством. Прогнозы погоды, получаемые им от Главного штаба ВМФ, основывались на данных немецких судов метеослежения, которые скрытно бороздили эти воды под видом траулеров. Эти прогнозы показывали, что погода имела тенденцию к ухудшению в течение ближайших дней в связи с продвижением с юга теплого воздушного фронта. Крюдер лег на обратный курс, вновь войдя в полосу тумана, где он рассчитывал дождаться обещанного ухудшения погоды. Скрывшись в этом мире безмолвия, он известил Главный штаб ВМФ о своем решении при помощи особого короткого кода, специально изобретенного для использования вспомогательными крейсерами. Для передачи сообщения было необходимо нарушить радиомолчание на какие-нибудь десять секунд. Этот промежуток был слишком короток, чтобы какая-либо из британских пеленгующих станций могла его засечь и определить место передачи.

Ожидание было долгим и томительным. «Пингвин» медленно двигался вдоль кромки ледяного поля на половинной мощности двигателей. Команда по большей части слонялась без дела, хотя все пребывали в постоянном нервном напряжении, поскольку это царство тумана и мглы таило в себе немало скрытых опасностей. Такая ситуация в немалой степени способствовала упадку боевого духа, чего Крюдер никак не ожидал на столь ранней стадии выполнения поставленной перед ними задачи. Он испытал значительное облегчение, когда утром 28 июня барометр начал стремительно падать, а затем поднялся ветер, продвигая еще дальше стену тумана. Быстро формировались тяжелые, низко висящие тучи, переполненные большим количеством влаги. Теплый воздушный фронт пришел и в эти места.

Запустив двигатели и развив скорость в 9 узлов, «Пингвин» вновь двинулся на юг. Ветер теперь дул с востока с большой силой, что вызывало значительное волнение моря, и вскоре ледяные брызги стали пролетать над мостиком рейдера. Тучи сгущались все больше, так что к вечеру казалось, что «Пингвин» попал из одного кошмара в другой, еще худший. Из-за сильного волнения корабль подвергался сильной и резкой качке, что увеличивало страдания экипажа. Затем вновь появился лед. Сначала можно было заметить небольшие льдины, не представлявшие опасности для корабля, однако затем стали появляться льдины побольше, а вскоре в темноте уже проступали смутные очертания настоящих ледяных гор. Все это в немалой степени потрепало нервы команде на протяжении мучительно медленно тянувшихся двадцати четырех часов. Когда утром 29 июня ветер стих и видимость улучшилась, Крюдер чувствовал крайнюю усталость и радовался улучшению погоды, хотя это лишило его судно защиты от британских кораблей, теперь усиленно патрулировавших этот район.

Впрочем, Крюдер мог и не волноваться, поскольку у королевского флота появились другие заботы. После подписания Францией перемирия с немцами 16 июня стала очевидной необходимость как-то предотвратить весьма вероятное попадание ее флота в руки противника. Французские корабли — в том числе шесть линкоров и два линейных крейсера — были блокированы в Оране, Дакаре и на Мартинике. Им предоставили выбор — сдаться англичанам или же быть потопленными. Для проведения этой операции англичане привлекли значительные силы флота метрополии, что оставило немалую часть Северной Атлантики, в том числе и Датский пролив, без надлежащей защиты.

«Пингвин» вышел из Датского пролива утром 1 июля, не заметив при этом чего-либо опаснее нескольких одиноких айсбергов. Теперь корабль находился в относительной безопасности, поскольку мог свободно затеряться на просторах Северной Атлантики. Рандеву с подлодкой U-A вблизи Дакара было запланировано на 18 июля, что давало еще немало свободного времени. Крюдер решил извлечь из этой паузы некоторую пользу, продвигаясь на юг вдоль 35 градуса западной долготы. Рейдер шел на пониженной скорости, экономя топливо и высматривая неохраняемые корабли союзников, шедшие северным маршрутом из Канады в Англию и обратно. Но удача рейдеру не улыбнулась, поскольку за пять дней было замечено лишь одно судно, оказавшееся британским вспомогательным крейсером «Кармания». Зная, что «Кармания» более быстроходна и лучше вооружена, чем «Пингвин», Крюдер предпочел ретироваться. Никакой реакции со стороны английского корабля не последовало. По-видимому, на нем не заметили немецкий рейдер.

В полдень 7 июля «Пингвин» приблизился к основной трассе конвоев, шедших из США в Англию и обратно. Необходимо было соблюдать максимальную осторожность. В течение следующих двух дней на горизонте время от времени появлялись скопления мачт и дымовых труб, и рейдер отворачивал в сторону. Видимость была отличной, поэтому, несмотря на то что «Пингвин» имел низкий силуэт, всегда оставался риск обнаружения его судами эскорта. Появление русского корабля в этих водах могло вызвать подозрения, что привело бы к артиллерийскому бою, в котором рейдер мог потерпеть поражение. Была необходима иная маскировка, и 10 июля, при теплой погоде, всем матросам раздали кисти, и рейс фальшивой «Печоры» закончился столь же быстро, как и начался. К ночи «Пингвин» принял обличье греческого транспорта «Кассос».

Пока «Пингвин» направлялся на юг к месту своего рандеву с подлодкой, в 5 тысячах миль от этого района, в Индийском океане, произошла встреча, оказавшая важное влияние на ход войны на море.

Утром 11 июля английский транспорт «Сити-оф-Багдад» водоизмещением 7506 тонн, шедший из Англии в Пенанг, приближался к берегам Суматры. В 7 часов 30 минут с корабля заметили другое британское торговое судно по правому борту. В этом, разумеется, не было ничего странного — ведь «Сити-оф-Багдад» находился недалеко от пересечения маршрутов, по которым часто ходили английские торговые корабли. Затем другое судно внезапно сменило курс и направилось прямо к «Сити-оф-Багдад». Подойдя с кормы довольно близко к английскому кораблю, оно легло на параллельный курс, держась на расстоянии около полутора миль. На мачте незнакомого корабля подняли сигнальные флажки, но на борту английского транспорта их разобрать не смогли, несмотря на относительно близкое расстояние. Впрочем, у капитана «Сити-оф-Багдад» Армстронга Уайта и без того было достаточно оснований для тревоги. Он отдал радистам судна приказ начать передачу сигнала «QQQQ», который означал: «Подвергаюсь атаке вражеского корабля, замаскированного под торговое судно».

Этим судном был «Атлантис», бывший «Голденфельс», корабль одного типа с «Пингвином». Он отплыл из Германии в марте, находясь под командованием капитана-цур-зее Бернхардта Рогге, и уже успел причинить немало ущерба судоходству союзников в Южной Атлантике и Индийском океане.

«Атлантис» открыл огонь сразу после того, как его радисты доложили, что «Сити-оф-Багдад» начал передачу сигналов о помощи. Орудия рейдера всаживали в английский транспорт один шестидюймовый снаряд за другим, пока британский корабль не остановился, объятый пламенем. На его борту три человека были убиты и двое ранены. Затем десантная группа с «Атлантиса» поднялась на борт транспорта и затопила его с помощью взрывчатки.

«Сити-оф-Багдад» был бы лишь еще одним пунктом в увеличивающемся списке жертв «Атлантиса», если бы не промах команды английского корабля. В спешке они не успели выбросить за борт книги кодов, специально разработанных для торговых кораблей союзников. Эти коды попали в руки десантной группы германского рейдера и затем отправлены в Германию через Японию при первой возможности. Уже через несколько недель в Берлине могли расшифровывать все радиосообщения, посылаемые торговым кораблям союзников. Лишь несколько месяцев спустя Адмиралтейство осознало, что коды известны противнику.

12 июля «Пингвин» прервал радиомолчание по приказу Главного штаба ВМФ. В этот момент он находился в 700 милях к северо-западу от островов Кабо-Верде, пробыв в море без перерыва уже почти три месяца. В ответной радиограмме штаба указывались широта и долгота намеченного на 18 число рандеву с подлодкой U-A.

Рейдер прибыл в этот пункт в полдень 17 июля. Место это, находившееся на полпути между Африкой и Вест-Индией, лежало в стороне от морских путей. Крюдер остановил корабль и стал ждать, его обеспокоенность возрастала по мере того, как шло время. Хотя «Пингвин» был совершенно один в этих пустынных водах, какой-нибудь британский корабль все же мог неожиданно появиться на горизонте. Капитан вздохнул с облегчением, когда на рассвете 18 июля низкий серый силуэт выплыл из утреннего тумана. U-A прибыла вовремя.

Плохо было то, что с ее приходом погода изменилась. Поднялся довольно сильный северо-восточный ветер, и волнение на море делало невозможной передачу снаряжения и припасов на лодку. Крюдер решил переместиться южнее, чтобы найти более спокойное место, по пути передав на лодку 70 тонн дизельного топлива. Этого запаса вполне могло хватить на путь до Бискайского залива.

20 числа оба судна достигли точки в 720 милях юго-западнее островов Кабо-Верде. Состояние моря здесь позволило лодке подойти близко к борту «Пингвина». Это был первый случай, когда подводная лодка получала снаряжение с надводного рейдера, что вызвало неизбежные проблемы. Вскоре выяснилось, что гидропланы не дают лодке подойти достаточно близко к борту корабля, и остаток дня ушел на сооружение дополнительного настила, заполнявшего образовавшийся промежуток. Одиннадцать торпед переправляли с помощью надувных плотов. Эта операция отняла немало времени, и к полудню 25 июля передача снаряжения еще не завершилась.

Затем «Пингвин» взял лодку на буксир и пошел на юго-восток, чтобы выйти на корабельные трассы между портами Южной Америки и Фритауном. Субмарине надлежало выслеживать корабли, идущие во Фритаун и из него. Фритаун являлся важным сборным пунктом для английских конвоев, поэтому Кохауз с нетерпением ожидал возможности применить в деле недавно полученные им торпеды.

Случай представился скорее, чем этого ожидали. 25 июля в 23 часа по левому борту были замечены огни корабля, шедшего сходящимся курсом, и U-A отправилась на разведку. Крюдер, будучи лишь заинтересованным зрителем, отвел «Пингвин» чуть дальше, ожидая дальнейшего развития событий.

Примерно через час Кохауз вернулся, чтобы сообщить о неудаче. Ему удалось установить, что корабль являлся танкером союзников, довольно легкая мишень, однако первая выпущенная по нему торпеда оказалась «с норовом». Она стала ходить кругами, а затем пошла в обратном направлении к выпустившей ее субмарине, так что Кохаузу пришлось проявить немалое искусство маневрирования, чтобы не быть потопленным собственной торпедой. Когда капитану подлодки удалось снова взять контроль над ситуацией в свои руки, танкер уже растворился в ночной тьме. Возможно, его команда и не подозревала о грозившей ей опасности.

Субмарину U-A вновь взяли на буксир, однако на следующий день волнение усилилось и буксирный трос лопнул. Подлодке пришлось идти на своих дизелях, держась рядом с «Пингвином». Кохауз покинул рейдер в полдень 28 июля в 850 милях к западу от Фритауна. Теперь «Пингвин», выполнив свои обязанности корабля снабжения, мог приступать к боевым операциям.

Глава 3

Вынужденный покинуть горящий мостик «Доминго де Ларринага», капитан Чалмерс со страхом взирал на хаос, царивший внизу. Его корабль был охвачен пожаром, а многонациональный экипаж бежал от огня в слепой панике. Судно построили на реке Клайд в 1929 году, когда еще не взялись за охрану лесов, поэтому снаряды «Пингвина» превратили его в самовоспламеняющийся костер. После месяца под тропическим солнцем деревянный настил верхних палуб и лакированные деревянные элементы надстроек были совершенно сухими. Они немедленно загорелись.

Чалмерс проклинал собственную наивность. В декабре 1939 года пришел конец наводившему ужас на капитанов торговых кораблей союзников рейдеру «Граф Шпее», потопленному в устье реки Ла-Платы. Чалмерс был уверен, что теперь Южная Атлантика, по крайней мере, является безопасным местом для торгового судоходства союзников. Происходящие же события ясно доказывали ошибочность этих его предположений. Недооценил он и своего преследователя. Теперь восемь матросов его экипажа погибли, четверо были ранены, а корабль быстро превращался в погребальный костер, грозивший поглотить всех — и живых, и мертвых. Видя безнадежность положения, капитан отдал приказ покинуть судно.

Кочегар Роберт Дью уже сделал это, поскольку упал за борт после близкого взрыва одного из первых снарядов с «Пингвина». Когда к нему вернулось сознание, он уже погрузился глубоко в воду, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, а его легкие, казалось, были готовы разорваться. Он инстинктивно поплыл вверх и, оказавшись вновь на поверхности, долго не мог перевести дыхание. Глазам предстало зрелище горящего корабля, и его охватило отчаяние. В какой-то момент ему захотелось вновь погрузиться в холодные воды Атлантики. Но затем кочегар вспомнил о своем еще не родившемся ребенке в Ливерпуле и решительно поплыл по направлению к горящему транспорту. Он проплыл немного, пока не наткнулся на своего товарища, тоже баска, Джона Мартинеса, также оказавшегося в море. Мартинес, неважный пловец, уже начинал сдавать, но Дью успел прийти к нему на помощь. Оба матроса находились в состоянии предельного истощения, когда катер «Пингвина» поднял их из воды.

На катере находилась вооруженная десантная группа под командованием лейтенанта Эриха Варнинга и штатный врач «Пингвина» Венцель с двумя помощниками. Крюдер безжалостно расправлялся с английским кораблем, но он был прежде всего моряком и, следовательно, гуманным человеком. Он понимал, что на борту «Доминго де Ларринага» умирают люди — Венцель должен был помочь им всеми возможными средствами. Что касается самого корабля, то для него предназначалась взрывчатка, также находившаяся на катере. Крюдер не мог позволить себе захват неприятельских кораблей в качестве добычи на этом этапе своих действий.

Пока Чалмерс и его матросы пытались спустить на воду шлюпки, немецкий катер подошел к борту «Доминго де Ларринага», и лейтенант Варнинг первым ступил на палубу корабля с пистолетом в руке. Вооруженные матросы заняли позиции на английском транспорте, а Венцель и его люди поспешили оказать помощь раненым, которых укладывали на крышки люков. К этому времени пожар полностью вышел из-под контроля. Варнинг просигналил Крюдеру с помощью лампы о положении дел, а затем послал своих людей в трюмы для установки зарядов.

Пока текло время, оставшееся до взрыва, немцы и англичане размещались в предназначенных для них шлюпках. Туда же грузили и раненых, среди которых находился радист Нил Моррисон, продолжавший передачу сигналов о помощи до тех пор, пока снаряд не попал в радиорубку. Трупы убитых оставили на борту.

Варнинг установил взрыватели на девять минут, высчитав, что этого времени будет достаточно, чтобы отвести шлюпки на достаточное расстояние от корабля. Англичане на своих весельных шлюпках медленными, рассчитанными гребками отвели шлюпки довольно далеко от обреченного корабля, а немецкий катер, двигатель которого никак не заводился, оставался в непосредственной близости от борта погибающего судна.

Время неумолимо шло вперед. Рауч, боцман «Пингвина», прилагал всю свою силу и умение, пытаясь завести непокорный двигатель, а остальные, находившиеся в катере, нервничали все больше и больше. Взрывные заряды, установленные в машинном отделении «Доминго де Ларринага», находились как раз под катером.

Но какие бы усилия ни прилагал Рауч и как бы громко он ни ругался, двигатель не заводился. Взглянув на часы, лейтенант Варнинг увидел, что до взрыва остается менее двух минут. Он приказал взяться за весла, чтобы успеть отвести катер от борта транспорта. Но тяжелый деревянный катер, снятый в свое время с борта трансатлантического лайнера «Европа», без двигателя был полностью недвижим. Несмотря на отчаянные попытки гребцов отвести катер в сторону, он оставался на том же месте, возле борта корабля, обреченного на гибель.

Прошло девять минут, десять, двенадцать, четырнадцать, но взрыва все не было. Постепенно напряжение людей в катере улеглось, и они стали вопросительно поглядывать на Варнинга, ожидая его дальнейших распоряжений. Лейтенант решил, что в спешке бикфордовы шнуры не закрепили надлежащим образом и контакты нарушились. Офицер уже хотел вернуться на борт корабля, проявляя при этом максимальную осторожность, но ситуация разрешилась сама собой — когда мотор наконец удалось завести. Все вздохнули с облегчением. Лейтенант развернул катер и направил его к «Пингвину».

Оценив ситуацию со слов Варнинга, Крюдер признал правильным решение молодого офицера покинуть искалеченный корабль, но все же капитан имел повод для беспокойства. «Пингвин» находился на слишком близком расстоянии от Фритауна, а радисты рейдера докладывали о том, что противник уже ведет активный обмен радиосообщениями весьма угрожающего характера. Возникла настоятельная необходимость потопить «Доминго де Ларринага» и уходить, прежде чем англичане начнут охоту за рейдером. Крюдер подумал, не стоит ли использовать артиллерию крупного калибра, чтобы заодно дать артиллеристам «Пингвина» столь необходимую практику, но это могло занять немало времени. С большой неохотой он решил пожертвовать одной из своих драгоценных торпед.

Торпеда устремилась вперед, поразив «Доминго де Ларринага» прямо в середину корпуса. Над водой пронесся глухой звук, а затем высоко в воздух поднялся столб воды вместе с частями судовой обшивки. На горящем корабле произошел сильный взрыв. Медленно, почти грациозно, судно легло на борт, а затем ушло под воду, оставив на поверхности лишь облако пара и дыма, отмечавшего место его гибели.

Крюдеру понадобилось четыре часа на то, чтобы избавиться от своей первой жертвы — не лучшее начало для рейдера, чье дальнейшее успешное существование зависело от того, насколько быстро ему удастся уничтожать корабли противника и затем уходить. А пока радисты шедшего на юг на всех парах «Пингвина» перехватили и декодировали радиограмму Адмиралтейства всем торговым кораблям, в которой сообщалось об обнаружении немецкого рейдера в Южной Атлантике. В радиограмме указывалась точка в 1300 милях южнее местонахождения «Пингвина». По мере распространения известия о гибели «Доминго де Ларринага» в Лондоне возник немалый переполох, поскольку там о выходе рейдера в океан еще не знали.

Радиограмма Адмиралтейства содержала мало фактических данных, на что были свои причины. Упоминавшееся в ней «обнаружение» на деле представляло собой ожесточенное боевое столкновение двух вооруженных торговых кораблей — немецкого «Тора» и английской «Алькантары».

В 9 часов утра 28 июля «Алькантара», бывшее почтовое судно водоизмещением 22 тысячи тонн, патрулировало воды вблизи острова Тринидад, выполняя приказ перехватывать любые немецкие суда, пытающиеся прорвать морскую блокаду. Вскоре заметили дым на горизонте. «Алькантара» немедленно бросилась в погоню, увеличив скорость до 22 узлов. Преследуемый ею «Тор» водоизмещением 3862 тонны, принадлежавший ранее под именем «Санта-Крус» компании «Гамбург — Южная Америка Лайн», также развил полную скорость.

«Тор», построенный в 1938 году и использовавшийся ранее для перевозки фруктов, развивал предельную скорость 20 узлов, так что погоня обещала быть долгой. Когда это стало очевидным для капитана Ингхама, командовавшего «Алькантарой», он с типичным британским педантизмом решил не изменять обычному воскресному распорядку. Богослужение провели на палубе, под его пристальным наблюдением: капитан проявлял мелочное внимание к каждой детали. И лишь около часа дня, когда мачты и труба «Тора» были уже хорошо видны с мостика британского корабля, экипаж «Алькантары» занял места по боевому расписанию.

Немецкий корабль резко развернулся левым бортом к «Алькантаре» и открыл огонь. Первый залп лег с перелетом, но второй накрыл английский корабль. На мостике «Алькантары» появились многочисленные повреждения, антенны радиопередатчиков снесло, связь между мостиком и постом управления артиллерийским огнем нарушилась, два человека были убиты и восемь ранены. Этот сокрушительный удар практически обезоружил английский корабль. Противник находился на расстоянии 16 километров — вне пределов досягаемости огня британских 6-дюймовых орудий времен англо-бурской войны.

Несмотря на многочисленные попадания, «Алькантара» продолжала преследование и в конечном итоге приблизилась к вражескому кораблю на расстояние 10 километров — с такой дистанции англичане смогли открыть огонь по противнику. Уже вскоре было зафиксировано несколько попаданий в «Тор». Но затем удача перестала сопутствовать английскому вспомогательному крейсеру. Расстояние между кораблями продолжало сокращаться, и в этот момент один из 150-мм снарядов «Тора» попал в машинное отделение «Алькантары». К счастью, он не взорвался, но пробоина ниже ватерлинии была слишком велика. Значительная часть машинного отделения оказалась затопленной. Машины английского корабля были повреждены, а основные насосы вышли из строя. Ингхаму с большой неохотой пришлось остановить судно на время, пока заделывали пробоину. Это была длительная и сложная операция. Тем временем охваченный огнем «Тор» исчез в наступившей темноте, оставляя за собой полосу черного дыма.

Бой между «Алькантарой» и «Тором» закончился безрезультатно для обеих сторон, но он показал Адмиралтейству, что юг Атлантики уже не контролируется исключительно английским флотом. Известие о нападении надводного рейдера на «Доминго де Ларринага», пришедшее три дня спустя, лишь подтвердило эту печальную истину. Когда англичане сосредоточили свои силы в этом районе, было поздно — и «Тор» и «Пингвин» уже действовали в других местах.

Крюдер намеревался направить свой корабль на юг, к маршруту устье реки Ла-Платы — мыс Доброй Надежды. Отсюда он собирался взять курс на восток, где надеялся встретить торговые корабли союзников, в одиночку направляющиеся в Индийский океан и обратно. Все большее количество английских транспортов было вынуждено выбирать этот маршрут в связи с тем, что Средиземное море теперь оказалось для них закрытым.

Казалось, что известие о появлении немецких рейдеров заставило все торговые корабли оставаться в портах. Рейдер мчался вперед на скорости 16 узлов, но горизонт оставался пустым. Было замечено лишь одно судно, но оно оказалось японским сухогрузом «Хавайи-Мару», который направлялся в Буэнос-Айрес. Япония оставалась нейтральной, но дружественной Германии страной, а потому Крюдер был вынужден отпустить это судно.

5 августа была достигнута широта 36 градусов к югу. «Пингвин» прошел уже 2000 миль от места потопления своей первой, и пока что единственной, жертвы. Крюдер, в надежде на перемены к лучшему, повернул к мысу Доброй Надежды, выбирая при этом маршрут таким образом, чтобы обойти с севера острова Тристан-да-Кунья. Погода начала ухудшаться, слабые юго-восточные ветры уступили место штормовым западным, а температура упорно продолжала падать. Зима в южном полушарии уже наступала.

В это же время бывший компаньон «Пингвина», подлодка U-A, также вела боевые действия. Ей не удалось перехватить какой-либо из конвоев рядом с Фритауном, но, когда субмарина заняла позицию севернее, ей попался одиночный югославский пароход «Рад». Корабль, возраст которого уже перевалил за 30 лет, направлялся из Филадельфии в Дурбан с грузом сельскохозяйственных удобрений и шел на скорости 8 узлов. Для Ганса Кохауза это была легкая добыча, и одной торпеды оказалось достаточно, чтобы отправить пароход на дно.

Дальнейшая судьба U-A не представляла собой ничего выдающегося. Уже никогда больше не доводилось ее капитану взять на прицел судно, которое можно было сравнить с ее первой жертвой, «Анданией». Двигаясь дальше на север, подводная лодка в течение августа потопила три небольших транспорта, греческую «Аспасию» 15 августа, венгерский «Келет» — 19-го и шедшее под панамским флагом судно «Туйра» — 20-го. Один из этих транспортов шел без груза, два других также не перевозили ничего ценного. После этого лишь в марте 1941 года U-A вновь выпал шанс проявить себя в действии, но ей удалось лишь нанести легкие повреждения английскому пароходу «Дунафф Хед» южнее Ирландии. После этого лодка вернулась на Балтику, где вошла в состав учебной эскадры адмирала Деница. Ее вклад в боевые действия германского флота трудно назвать выдающимся. Если бы Эрнст Крюдер узнал обо всем этом, он вполне справедливо мог задаться вопросом: а стоило ли ему прилагать столько усилий для поддержания боеспособности этой лодки?

Направляясь к мысу Доброй Надежды в условиях стремительно ухудшающейся погоды, «Пингвин» по-прежнему оставался в полном одиночестве на просторах океана, к радости Крюдера. Успех предыдущего этапа операции был в значительной степени основан на использовании элемента внезапности. Однако темной, но спокойной ночью 10 августа, при свете звезд по левому борту было замечено крупное торговое судно, шедшее курсом на север. Офицерам «Пингвина» не терпелось начать преследование столь многообещающей добычи, но Крюдер продолжал следовать прежним курсом. Незнакомое судно могло оказаться британским вспомогательным крейсером, патрулирующим этот район океана. По своим размерам оно вполне подходило для такой роли. Поэтому два корабля с потушенными огнями разошлись в разные стороны без боя.

Осторожность Крюдера была оправданной, хотя шедшее курсом на север судно и не являлось английским вспомогательным крейсером. Атака на него стала бы грубейшей ошибкой, поскольку в действительности это была «Тирана», один из лайнеров, обслуживавших под норвежским флагом дальневосточные маршруты и захваченный однотипным с «Пингвином» рейдером «Атлантис». Теперь «Тирана» направлялась в один из французских портов. На судне находились пленные моряки с потопленных кораблей союзников.

«Тирана», на борту которой даже и не подозревали о своем счастливом спасении, пересекла экватор и продолжала продвигаться на север незамеченной. И только в Бискайском заливе, находясь в нескольких часах хода от порта назначения, она была торпедирована английской подлодкой. К счастью, команда корабля и большинство пленных моряков были спасены.

Приблизившись к «ревущим сороковым», «Пингвин» 19 августа миновал мыс Игольный, самую южную точку Африки. Теперь он находился в Индийском океане, где, как предполагалось, ему удастся в полной мере реализовать свои возможности. Здесь находилось явно недостаточное количество боевых британских кораблей, поэтому многим торговым судам приходилось пускаться в плавание в одиночку. Теперь боевая операция «Пингвина» могла обернуться чем-то вроде увеселительной прогулки. Однако одновременно с выходом в Индийский океан стало известно, что, узнав о захвате книг кодов на «Сити-оф-Багдад», англичане изменили систему кодов для торговых кораблей. Теперь Крюдер лишился преимущества быть в курсе содержания радиограмм, которыми обменивались торговые транспорты союзников.

В то же самое время, когда «Пингвин», держась на приличной дистанции от побережья Южной Африки, переходил из одного океана в другой, норвежский танкер «Филефилль», направлявшийся из Абадана в Англию, пересекал экватор на расстоянии 3000 миль к северо-востоку. В отличие от германского рейдера, которому приходилось испытывать на себе все капризы погоды при холодном ветре, дувшем со стороны антарктических льдов, норвежский танкер шел вперед при идеальных погодных условиях. Вокруг расстилался Индийский океан во всей своей красоте. Небо было безоблачным, дул легкий приятный ветерок, а лазурного цвета вода ослепительно сияла на солнце. Лишь временами возникало небольшое волнение, создаваемое юго-западным ветром, и прочно сидевшее в воде судно начинало испытывать легкую качку.

При переходе из северного полушария в южное на борту «Филефилля» не проводили обычной морской церемонии «пересечения экватора». Судно, принадлежавшее компании «Ольсен и Агельстадт» из Осло, которым командовал капитан Джозеф Нордби, находилось в подчинении британского Адмиралтейства, и на его борту находилось 10 000 тонн высокооктанового авиационного бензина. Перед отплытием из Абадана Нордби стало известно о том, что в южной части Индийского океана действует немецкий рейдер. Этим рейдером был «Атлантис», который через два дня после нападения 11 июля на «Сити-оф-Багдад» потопил принадлежавший компании «Хендерсон лайн» «Кеммендин» водоизмещением 7769 тонн. Нордби благоразумно не стал доводить эту информацию до сведения членов экипажа, которые и без того проявляли постоянную нервозность, находясь на борту «плавучей бомбы» в зоне боевых действий. Двухвинтовой «Филефилль» мог развить приличную скорость, и, учитывая отдаленность Индийского океана, Нордби надеялся проскользнуть к мысу Доброй Надежды незамеченным.

Опасность вновь напомнила о себе утром 24-го, когда норвежский корабль находился вблизи французского острова Реюньон. Радист танкера Торлейф Хендриксен принял сигнал SOS от английского сухогруза «Кинг Сити», который подвергся атаке надводного рейдера. «Кинг Сити», шедший из Кардиффа в Сингапур с грузом угля для военно-морской базы, находился в 180 милях к северу от острова Родригес, то есть примерно в 600 милях к северо-востоку от «Филефилля». После короткого призыва о помощи в эфире воцарилось зловещее молчание. Видимо, «Атлантис» вновь взялся за дело, но, по крайней мере, «Филефилль» избежал встречи с ним. В данный момент норвежскому танкеру не угрожала непосредственная опасность.

Позднее, после обычной полуденной процедуры сверки по солнцу позиции корабля, Джозеф Нордби остался на мостике, наслаждаясь прекрасной солнечной погодой. Как это часто происходит в подобные минуты затишья, мысли капитана вернулись к его родному городу Осло, находившемуся теперь под пятой немецких оккупантов. Уже больше четырех месяцев он являлся человеком, лишенным родины, и его единственным домом был «Филефилль». А поскольку союзники, судя по всему, войну проигрывали, он не видел каких-либо надежд на изменение этого своего статуса в обозримом будущем.

Примерно в час дня мысли Нордби были прерваны звуком, который не мог быть ничем иным, кроме гудения авиационного мотора. Отрывистым движением поднеся к глазам бинокль, капитан осмотрел горизонт. Самолет казался маленькой черной точкой по левому борту, но он быстро увеличивался в размерах, направляясь прямо к кораблю. Капитан быстро отдал несколько распоряжений вахтенному офицеру, приказал поднять норвежский флаг и объявил боевую тревогу, хотя последнее распоряжение не имело смысла. Несмотря на то что судно находилось под английским командованием, орудий на нем не было, так что защищаться было нечем.

Нордби успокоился, когда самолет с ревом прошел на высоте 500 метров и его английские опознавательные знаки стали хорошо заметны. Такой двухместный одномоторный аэроплан мог нести на своем борту любой британский крейсер. Свой, не враг. Самолет совершил короткий облет «Филефилля» — пилот, очевидно, осматривал танкер. Нордби помахал самолету и указал на флаг своего корабля. Летчик, казалось, заметил это, он развернул самолет на юг и улетел, по-видимому, удовлетворенный увиденным.

Однако, вопреки ожиданиям норвежцев, на горизонте не появился английский военный корабль. Вместо этого примерно через час вернулся все тот же самолет. Он шел низко над водой, слегка набрав высоту при приближении к танкеру. Нордби был озадачен действиями пилота; матросы столпились на палубе, с нетерпением ожидая дальнейшего развития событий. В этот момент самолет открыл огонь, и каскад мерцающих красных шаров рассыпался над палубой корабля. Матросы бросились в укрытия, но затем робко вернулись, когда поняли, что это был лишь безобидный фейерверк. Нордби, беспокойство которого возросло еще более, приказал расстелить на палубе огромный норвежский флаг, чтобы у пилота не осталось никаких сомнений относительно национальной принадлежности танкера.

После второго круга самолет направился прямо к «Филефиллю» и прошел так низко над палубой, что его крылья едва не коснулись мачт. Небольшой черный предмет отделился от самолета и устремился вниз. Норвежцы вновь бросились кто куда.

Предмет, похожий на бомбу, не взорвался при падении, а при ближайшем рассмотрении оказался лишь небольшим ящиком, внутри которого находилось послание. Ящик отнесли на мостик и вручили Нордби. Капитан достал оттуда помятый листок бумаги, расправил его и прочитал следующее:

Подписано:

Поначалу сообщение показалось Нордби вполне правдоподобным, поскольку подтверждало его предположение о находившемся поблизости английском военном корабле. Он изменил курс танкера в соответствии с полученными указаниями, следуя курсу гидросамолета, улетевшего на юг. Но когда тот исчез за горизонтом, норвежский капитан еще раз тщательно обдумал всю эту ситуацию. Что-то в сообщении было не так. Разумеется, капитан знал о существовании «Кумберленда», тяжелого крейсера. Но если этот корабль действительно находился в этом районе океана, зачем его капитану понадобилось назначать рандеву танкеру? Да и само послание было написано на каком-то слишком уж правильном английском. Посчитав, что это может оказаться ловушкой, Нордби решил идти прежним курсом и отдал в машинное отделение приказ развить максимальную скорость.

46-летний капитан большую часть своей жизни провел в море, и за это время у него волей-неволей выработалось инстинктивное предчувствие приближающейся опасности. И на этот раз оно его тоже не подвело. Гидросамолет, дважды подлетавший к «Филефиллю» и доставивший это послание, в действительности вовсе не являлся английским. Это был «Хейнкель» с «Пингвина», на крыльях которого немного грубовато нарисовали английские опознавательные знаки. Поднявшись в воздух по приказу Крюдера рано утром 26 августа, пилот самолета случайно заметил норвежский танкер в 150 милях к северу от «Пингвина». Поскольку не было особой надежды перехватить танкер до наступления темноты, пилот «Хейнкеля», лейтенант Вернер, вернулся на рейдер, чтобы доложить о результатах своего полета и заправить самолет горючим. Послание, сброшенное на палубу танкера во время второго полета, являлось попыткой Крюдера заставить вражеское судно приблизиться к рейдеру. Обман почти что сработал.

В 17 часов 20 минут солнце уже начало заходить, и до наступления темноты оставалось менее часа. Никаких других кораблей не было видно, и Нордби посчитал, что можно без особого риска передать сигнал SOS. Это решение явилось роковой ошибкой, поскольку в этот момент «Филефилль» и «Пингвин» шли в противоположных направлениях. Если бы норвежский капитан продолжал соблюдать радиомолчание еще какое-то время, танкер скорее всего смог бы ускользнуть в сгущающихся сумерках. Радисты Крюдера продолжали внимательно прослушивать эфир, и уже через несколько минут после начала передачи сумели установить местоположение пытавшегося ускользнуть танкера.

«Хейнкель» вновь подлетел к норвежскому судну через полчаса. Он спикировал на «Филефилль» и сбил антенну его радиопередатчика. Затем сбросил небольшую бомбу, упавшую в воду рядом с танкером, и обстрелял из пулемета мостик корабля. Эти действия имели однозначный смысл, и Нордби, располагавший для защиты своего судна лишь стрелковым оружием, передал в машинное отделение приказ остановиться.

Солнце уже село, и пока полная тьма сменяла короткие экваториальные сумерки, гидросамолет сделал еще один круг и сел на воду рядом с «Филефиллем». Затем в кабине пилота замигал фонарь. «Оставайтесь на месте, — разобрал Нордби прерывистые вспышки, — крейсер „Кумберленд“ будет сопровождать ваше судно, подайте сигнал бортовыми огнями».

Нордби все еще не был уверен в национальной принадлежности самолета, да и слова в этом новом сообщении были выбраны не совсем подходящие. Впрочем, вторичное упоминание крейсера «Камберленд» возымело действие. Бомба и пулеметный огонь убеждали еще сильнее. Капитан решил оставаться на месте, зажечь огни, как ему указали, и ожидать дальнейшего развития событий.

Когда мы спокойно анализируем эту ситуацию много лет спустя, она нам кажется нелепой. С одной стороны, корабль водоизмещением 10 000 тонн — пусть невооруженный, но большой и с мощными двигателями. С другой — крохотный разведывательный гидросамолет, имеющий на борту лишь несколько небольших бомб, не столько смертоносных, сколько производящих психологический эффект, и один небольшой пулемет. И корабль сдался по требованию пилота этого самолета. Причем, как позднее выяснилось, лейтенант Вернер посадил свой гидросамолет рядом с «Филефиллем» лишь потому, что у него закончилось горючее. Если бы Нордби решился двинуть на самолет громаду своего танкера, вряд ли Вернер смог бы что-то предпринять. Однако проблема заключалась в 10 000 тонн горючего, перевозимого «Филефиллем». Одной пули, попади она в уязвимое место, могло оказаться достаточно, чтобы поднять на воздух судно со всей его командой. В конечном итоге, Нордби принял решение, соответствовавшее интересам 31 человека, жизни которых зависели от него.

Ориентируясь по огням «Филефилля», «Пингвин» подошел к этому месту через 1 час 45 минут. К этому времени установилась полная темнота. С рейдера спустили две шлюпки, и вооруженная десантная группа под предводительством лейтенанта Варнинга поднялась на борт танкера. Норвежцы не оказали сопротивления, и через 15 минут «Филефилль» находился под полным контролем немцев. Захват был проведен столь быстро и эффективно, что капитан Нордби, все еще не до конца уверенный в национальной принадлежности группы захвата, даже не попытался уничтожить секретные документы и книги кодов. Все они были немедленно переправлены на «Пингвин».

Нордби и 31 человек его команды присоединились к 32 спасшимся с «Доминго де Ларринага», находившимся в плену на борту «Пингвина» уже четвертую неделю. С этими людьми обращались хорошо, раненым из их числа обеспечили надлежащий уход, и они быстро поправлялись.

Той же ночью, стоя на палубе рейдера, капитан Джозеф Нордби наблюдал за своим бывшим кораблем, теперь с немецким экипажем на борту, шедшим вслед за «Пингвином» на юг. Крюдеру достался ценный груз — авиационный бензин являлся воистину царской добычей и важным вкладом в военные успехи немцев, — и поэтому капитан рейдера был полон решимости отправить танкер в Германию. Но прежде всего, поскольку они находились лишь в 400 милях от Мадагаскара, который вполне мог быть оккупированным англичанами, рейдеру надлежало затеряться на просторах океана как можно быстрее. Крюдер решил взять курс на юг, где он намеревался в более спокойной обстановке заправить свой корабль топливом с «Филефилля».

Глава 4

Для союзников норвежская кампания была проиграна с самого начала. Она могла послужить еще одним примером того, во что превращалась политика британского правительства — делать слишком мало и слишком поздно. Однако контроль над норвежским побережьем, простиравшимся более чем на тысячу миль, был жизненно важен для успешного продолжения войны против Германии.

В 1939 году немецкая сталелитейная промышленность в значительной степени зависела от импорта высококачественной железной руды из Швеции. 10 миллионов тонн сырья ежегодно отправлялось в Германию. В летнее время руду транспортировали по железной дороге в шведский порт Лулео на побережье Ботнического залива, а затем она по морю доставлялась в германские порты на Балтике. Этот маршрут не подвергался атакам военных кораблей и самолетов союзников. Зимой порт Лулео замерзал, и в течение полугода доставка могла осуществляться только через Нарвик на западном побережье Норвегии. К югу от этого порта вплоть до Скагеррака атлантическое побережье покрыто цепью островов, отделенных друг от друга глубоководными каналами, известными под общим названием «проливы», и все они находятся в норвежских территориальных водах. Пока Норвегия оставалась нейтральной, немецкие рудовозы свободно могли проходить через «проливы» в Балтийское море со своим стратегически важным грузом, не опасаясь подвергнуться атаке со стороны противника. Англичане неоднократно обращались к норвежскому правительству с требованиями положить конец этим перевозкам, поскольку подсчитали, что лишь за одну зиму без поставок руды военные ресурсы Германии были бы исчерпаны. Однако просьбы англичан оставались без ответа. Располагая лишь незначительной армией, Норвегия ничего не могла противопоставить своему мощному и агрессивному южному соседу.

В декабре 1939 года Уинстон Черчилль, тогда первый лорд Адмиралтейства, заявил: «Прекращение поставок норвежской железной руды в Германию является важнейшей задачей на этом этапе войны. У нас не будет в течение многих месяцев другого способа быстро положить конец конфликту или, по крайней мере, предотвратить большие жертвы, которые неизбежны при столкновении главных сил на суше». Черчилль предложил заминировать «проливы», но большинство кабинета министров отвергло это предложение на том основании, что нейтралитет Норвегии не может быть нарушен.

Мнение Адольфа Гитлера по этому поводу отразилось в директиве, изданной 1 марта 1940 года: «Развитие событий в Скандинавии требует проведения подготовительных мероприятий, конечной целью которых является оккупация Дании и Норвегии частью сил вермахта. Данная операция призвана предотвратить вторжение англичан в Скандинавию и Балтийское море, а в дальнейшем обеспечить бесперебойные поставки железной руды из Швеции и предоставить нашим военно-морским и военно-воздушным силам хорошую стартовую площадку для наступления против Британских островов».

На протяжении столетий Норвегия являлась символом нейтралитета в Северной Европе, решительно отказываясь от участия в постоянно возникавших вооруженных конфликтах между южными соседями. Но теперь, в первую очередь ввиду географического положения страны, ее статус мог быть изменен против воли правительства и населения.

Немцы и англичане практически одновременно предпринимали сходные действия весной 1940 года. 6 апреля отряд под командованием вице-адмирала сэра У. Д. Уитворфа, состоявший из четырех эсминцев-заградителей, линейного крейсера «Ринаун», крейсера «Бирмингем» и восьми обычных эсминцев, покинул гавань Скапа-Флоу и пересек Северное море. Целью действий отряда являлось минирование норвежских территориальных вод, что должно было закрыть «проливы» для судоходства.

На следующий день, 7 апреля, германский флот вторжения отплыл из устья реки Везер и взял курс на север. Флот состоял из двух групп под общим командованием адмирала Вильгельма Маршалля. Первая группа, в которую входили линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», сопровождала 10 эсминцев, перевозивших войска, и направлялась к Нарвику. Вторую группу составляли 4 эсминца и тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер». Этой группой командовал капитан-цур-зее Хельмут Нейе. На борту эсминцев группы также находились войска, которые должны были высадиться в Тронхейме.

«Шарнхорст» и «Гнейзенау» уже участвовали ранее в войне на море, действуя против торговых кораблей союзников в Северной Атлантике и потопив британский вспомогательный крейсер «Равалпинди». «Хиппер» же, в свою очередь, еще не прошел испытания боем. Корабль находился в стадии перевооружения, когда началась война, и он вернулся в строй лишь в конце января 1940 года. С тех пор только однажды крейсер участвовал в боевом походе к побережью Скандинавии — также вместе с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау». Впрочем, поход, направленный против торгового судоходства союзников в этих водах, оказался безрезультатным, и три корабля вернулись на базу после того, как были обнаружены воздушной разведкой англичан.

«Хиппер», водоизмещением 16 974 тонны, получил свое имя в честь адмирала Франца Риттера фон Хиппера, командовавшего отрядом немецких линейных крейсеров в Ютландском сражении. Он стал первым тяжелым крейсером, вошедшим в состав немецких ВМС после того, как Версальский договор резко ограничил немецкую морскую мощь. Построенный еще до того, как Гитлер в 1935 году отказался выполнять условия этого договора, «Хиппер» был мощным кораблем с приличной скоростью. Силовая установка мощностью 132 тысячи лошадиных сил, куда поступал пар из девяти котлов высокого давления системы Вагнера, приводила в движение турбины и позволяла судну развивать предельную скорость 31,5 узла. Артиллерийское вооружение корабля также внушало уважение, поскольку состояло из восьми 203-мм орудий, размещавшихся в бронированных поворотных башнях (по два орудия в каждой), которые могли вести огонь как поодиночке, так и все сразу. Каждое орудие могло давать три залпа в минуту при максимальной дистанции стрельбы 19,5 мили. Двенадцать 105-мм орудий и двенадцать 37-миллиметровых скорострельных орудий обеспечивали надежную защиту от воздушных атак. В довершение к этому арсеналу «Хиппер» имел двенадцать торпедных аппаратов, по шесть с каждого борта. Также на корабле находились три разведывательных гидросамолета, запускавшихся с помощью катапульты. Имелась на крейсере и одна из первых примитивных радарных установок. Команда насчитывала 1600 человек.

Хотя крейсер был вооружен сравнительно легко, он являлся весьма прочным кораблем, поскольку имел вытянутую форму корпуса, разделенного восемнадцатью водонепроницаемыми переборками. Но основным достоинством крейсера оставалась его скорость, что делало «Хиппер» идеально подходящим для той роли, которая предназначалась для него инженерами, разрабатывавшими проект корабля. Главная задача рейдера — парализовать торговое судоходство союзников. Однако имелись у корабля и некоторые весьма существенные недостатки: его паровые турбины сложной конструкции были крайне ненадежны и часто выходили из строя, а емкость топливных бункеров трудно было признать достаточной для длительного плавания. Крейсер принимал на борт лишь 3250 тонн топлива, а при норме потребления 172 тонны на скорости 15 узлов это ограничивало дальность его плавания шестью тысячами миль. На максимальной скорости запасов топлива хватало лишь на три дня, так что корабль нуждался в эскорте из танкеров, куда бы он ни направился. Это воистину являлось его ахиллесовой пятой.

Когда 7 апреля немецкий флот вторжения покидал устье Везера, стояла теплая, ясная погода, но вскоре она должна была ухудшиться. Со стороны Атлантики надвигался сильный штормовой фронт. К вечеру, когда немецкие корабли вошли в Скагеррак, все небо покрывали тучи и дул ураганный ветер. На крупных кораблях волнение моря не ощущалось, но эсминцы со своими узкими корпусами, вынужденные идти вперед на скорости 26 узлов, подвергались серьезным испытаниям. На страдания солдат экспедиционного корпуса, большинство из которых раньше никогда не ступало на палубу корабля, нельзя было смотреть без сожаления. К тому же Маршалль, стремившийся как можно быстрее преодолеть расстояние до намеченных целей, не пожелал снизить скорость судов. На рассвете 8 апреля погода ухудшилась еще больше, обрекая на неудачу попытки сохранить единый строй кораблей. Они рассеялись на значительном участке океана, и каждый вел свою собственную борьбу со стихией. Немного позднее, когда погодные условия улучшились, все четыре эсминца вновь присоединились к «Хипперу» и отряд взял курс на Тронхейм.

Корабли вице-адмирала Уитворфа, задачей которых являлась установка минных заграждений, также приближались к побережью Норвегии. Они столкнулись с такими же отвратительными погодными условиями, которые осложнялись градом и туманом. Британские эсминцы, будучи меньше своих немецких собратьев, почти полностью исчезали из виду, когда их накрывали зеленые волны. Затем на одном из эсминцев, 1335-тонном «Глоуворме» типа G, смыло матроса за борт.

Такая ситуация может стать подлинным ночным кошмаром для капитана любого корабля в штормовую погоду, поскольку жизнь каждого человека должна иметь гораздо большую цену, чем благополучие самого корабля. Хотя, с учетом погодных условий, никто не стал бы осуждать капитана «Глоуворма» лейтенанта Джерарда Рупа, если бы он предоставил несчастного собственной судьбе. Однако подобное решение было несвойственно Рупу. Он начал маневрировать в поисках попавшего в беду матроса, выставив по всему кораблю впередсмотрящих.

В условиях плохой видимости казалось безнадежной задачей разглядеть человека посреди водоворота и хлопьев белой пены, покрывавших море. После часа поисков Руп уже был готов отказаться от продолжения спасательных действий, когда раздался крик одного из впередсмотрящих. Он увидел человека в воде — и тот был все еще жив! Демонстрируя великолепное искусство управления кораблем, Руп подвел эсминец с подветренной стороны к находившемуся в воде матросу, тем самым прикрывая его от ярости стихии. Спустили шлюпку, и через несколько минут его, совершенно истощенного, вытащили из воды.

К этому времени «Глоуворм» уже находился на значительном расстоянии от основных сил, которые еще не заметили исчезновения эсминца. Поскольку на его борту не было радара и существовал приказ соблюдать строгое радиомолчание, Руп понимал, что его шансы при такой погоде нагнать остальные корабли невелики. Однако он был обязан попытаться сделать это. Капитан взял прежний курс и погнал судно вперед на максимальной скорости, так что нос эсминца едва не зарывался в волнах.

По какой-то жестокой прихоти судьбы «Глоуворм» столкнулся с арьергардом второй группы немецкого флота вторжения. Сначала был замечен один эсминец, который опознали как немецкий. Руп немедленно открыл огонь, накрыв вражеский корабль двумя залпами, прежде чем тот снова исчез в ночном мраке.

Руп немедленно пустился в погоню, прервав радиомолчание, чтобы отправить следующее сообщение Адмиралтейству: «Веду бой с вражеским кораблем». Вскоре «Глоуворм» попал в настоящее осиное гнездо. Прорываясь сквозь стену дождя, корабль оказался перед вторым немецким эсминцем. Это был 2400-тонный «Берндт фон Арним», один из эсминцев Маршалля, перевозивших войска. Вскоре появился еще один германский эсминец. Оба они имели на вооружении по пять 127-мм орудий каждый, а на борту «Глоуворма» имелось лишь четыре калибра 120-мм. Несмотря на превосходство противника, английский корабль смело ринулся в бой. Драматизм начавшегося боевого столкновения еще больше усиливался бушевавшим вокруг штормом.

Для небольшого «Глоуворма» с его отважным экипажем этот неравный бой вполне мог бы закончиться благополучно — по крайней мере, эсминец был способен оторваться от вражеских кораблей. Но тут на сцене появился более серьезный противник, чем два немецких эсминца, — крейсер «Адмирал Хиппер», что и решило судьбу одинокого английского корабля. Крейсер открыл огонь из 203-мм орудий, накрыв «Глоуворм» первым же залпом. Руп предпринял смелую попытку торпедировать крейсер, но торпеда прошла мимо. Тогда английский капитан поставил дымовую завесу, чтобы прикрыть свой отход.

«Хиппер» продолжил преследование «Глоуворма» и в условиях дымовой завесы, беспощадно громя пытающийся уйти эсминец из своих орудий главного калибра. Руп вел ответный огонь из кормовых пушек, но из-за сильной качки большинство снарядов эсминца проходили мимо цели. На немецком же крейсере волнение моря сказывалось намного меньше, и все выпускаемые им снаряды наносили судну ранения. Вскоре «Глоуворм» был охвачен огнем, появился сильный крен. Но Руп не собирался сдаваться. Он внезапно развернул свой корабль навстречу преследовавшему его тяжелому немецкому крейсеру и повел эсминец вперед на полной скорости, продолжая вести огонь из всех уцелевших орудий.

«Глоуворм» врезался в «Хиппер» на скорости 38 узлов, из-за чего в борту крейсера образовалась пробоина длиной 40 метров. Затем капитан эсминца дал задний ход. Нос корабля превратился в груду искореженного металла, огонь охватил все его надстройки, а палубы были заполнены мертвыми и умирающими матросами. Несколькими минутами позже, по-прежнему ведя бой, эсминец перевернулся и затонул. Из 100 членов экипажа в живых осталось лишь 40. Хотя лейтенант Джерард Руп и не находился в их числе, он выиграл самый важный бой этого дня. «Хиппер» дошел до Тронхейма и после временного ремонта вернулся в Вильгельмсхафен. Лишь через месяц он вновь был готов к выходу в море.

Получив предупреждение от «Глоуворма», «Ринаун» начал поиск кораблей противника. В 3 часа 30 минут 9 апреля с его мостика были замечены «Шарнхорст» и «Гнейзенау», возвращавшиеся после прикрытия высадки войск в Нарвике. Визуальный контакт был коротким, поскольку горизонт практически тут же закрыл снежный шквал. Лишь по прошествии еще одного часа немецкие линейные крейсеры были обнаружены вновь, и к тому времени уже наступил рассвет. «Ринаун» открыл огонь по «Гнейзенау» из своих 15-дюймовых орудий с расстояния 18 километров, сразу же добившись нескольких попаданий. «Шарнхорст» поставил дымовую завесу для прикрытия получившего повреждения напарника, и оба германских корабля устремились на север, а «Ринаун» начал преследование. Немецкие крейсеры могли развить более высокую скорость и попытались оторваться от своего преследователя. Однако «Ринаун» располагал более мощной артиллерией, что позволяло ему продолжать успешно вести огонь по немцам. «Гнейзенау» вновь получил повреждение, но в условиях снежной бури, при поставленной дымовой завесе и сильном волнении на море огонь с обеих сторон оставался в значительной степени малоэффективным. В конечном итоге, с учетом погодных условий, «Ринаун» был вынужден снизить скорость до 20 узлов. Оба германских корабля вышли из зоны его артиллерийского огня и вскоре исчезли из виду.

В Лондоне осознали масштаб немецкого вторжения в Норвегию лишь несколькими днями позже. Когда картина прояснилась, 16 апреля британские войска высадились к северу от Тронхейма. Позднее англичане получили поддержку французских и польских частей, и 28 мая вместе с остатками норвежской армии успешно провели операцию по захвату Нарвика. Впервые сухопутные войска союзников одержали победу. Следующего подобного примера пришлось ждать еще долгое время.

Но на остальных театрах военных действий события развивались неблагоприятно для союзников. 14 мая немецкая авиация полностью разбомбила беззащитный Роттердам, что вынудило Голландию капитулировать вечером того же дня. В это же самое время вермахт вел массированное наступление в Бельгии, сметая все на своем пути. Английские и французские войска, не подготовленные к столь массированному наступлению противника, в беспорядке отступали. К концу мая Франция была готова капитулировать, а остатки британского экспедиционного корпуса ожидали эвакуации в Дюнкерке.

Хотя союзникам и удалось закрепиться в Норвегии, в свете катастрофического для них развития событий на континенте усилия, необходимые для поддержания их присутствия на норвежской земле, более не могли быть оправданными. Эвакуация из Нарвика началась 4 июня, и к 8 июня уже четыре конвоя отплыли к берегам Британии. На борту входивших в эти конвои кораблей находилось 24 тысячи английских, французских и польских солдат, а также большое количество снаряжения и припасов. В это время, по данным разведки, все тяжелые немецкие корабли находились в своих портах. Конвои шли лишь в сопровождении легкого противолодочного эскорта.

В Берлине хорошо знали о непрочности положения союзных войск в Норвегии, но разведка ничего не докладывала о предстоящем выводе войск. 4 июня, когда английские суда, предназначенные для эвакуации, собирались вокруг Нарвика, адмирал Маршалль вывел из гавани Киля отряд, состоявший из «Шарнхорста», «Гнейзенау», «Хиппера» и четырех эсминцев. Адмирал получил приказ провести очередной обстрел позиций союзников вокруг Нарвика.

Об английской эвакуации из Нарвика Маршаллю стало известно 7 июня, и он сразу же устремился на север, надеясь перехватить конвои. События принимали драматический оборот. Надежды немцев еще больше усилились, когда примерно в 6 часов утра 8 июня в 160 милях севернее Тронхейма были замечены два британских корабля. Ими оказались танкер «Ойл Пайонир» водоизмещением 5666 тонн и сопровождавший его 505-тонный тральщик «Джунипер». У англичан имелось лишь одно 102-мм орудие на «Джунипере». Маршалль отдал «Хипперу» приказ разделаться с английскими кораблями.

Используя орудия малого калибра, «Хиппер» без труда пустил ко дну тральщик, после чего перенес огонь на «Ойл Пайонир». Однако танкер оказался крепким орешком. Немецкие снаряды быстро превратили судно в плавучий костер, но, поскольку его корпус был усилен для транспортировки сверхтяжелых грузов, оно упорно продолжало оставаться на плаву. В конечном счете пришлось отрядить эсминец «Герман Шуманн», чтобы торпедировать танкер. 20 матросов «Ойл Пайонира» погибли, остальных, как и 12 спасшихся с «Джунипера», подобрали немцы.

Маршалль продолжал идти курсом на север. Немного позднее отряд обнаружил еще два английских корабля, которые на этот раз шли без какого-либо прикрытия. Но немецкого адмирала вновь ждало разочарование. Более крупный из двух кораблей, бывший пассажирский лайнер «Орама» водоизмещением 19 840 тонн, был отправлен в Нарвик для транспортировки войск, но возвращался назад пустым, поскольку его участие в эвакуации не потребовалось. Другой корабль оказался госпитальным судном «Атлантис». По условиям Женевской конвенции — а обе воюющие стороны подписали ее, — «Атлантис» не мог подвергаться нападению. Все это совсем не походило на конвои переполненных солдатами и грузами транспортов, которые Маршалль надеялся обнаружить. Но, по крайней мере, «Ораме» нельзя было позволить уйти. Адмирал вновь отрядил для этой цели «Хиппер», и, используя 8-дюймовые орудия, тот быстро превратил бывший лайнер в пылающий костер. Орудия меньшего калибра эсминца «Ганс Лоди» довершили дело, отправив «Ораму» на дно. 19 матросов экипажа погибли, 280 попали в плен.

Запасы топлива на «Хиппере» быстро приближались к концу, и Маршалль отправил крейсер в Тронхейм с эскортом из четырех эсминцев. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» продолжили движение в северном направлении, Маршалль по-прежнему надеялся перехватить ускользающие английские конвои. Эти поиски оказались безрезультатными. Впрочем, упорство адмирала все же было в конечном итоге вознаграждено. В 16 часов немцы обнаружили английский авианосец «Глориэс», который сопровождали эсминцы «Ардент» и «Акаста».

Исход этой встречи был предрешен. Два немецких линейных крейсера открыли огонь из 280-мм орудий с дистанции 15 миль. Английские корабли не могли достойно ответить, поскольку ни один из них не имел на борту орудий калибром крупнее, чем 120-мм. Орудийные залпы превратили «Глориэс» в пылающую развалину прежде, чем с него смогли поднять в воздух хотя бы один самолет. «Ардент» и «Акаста» поставили дымовую завесу, пытаясь защитить авианосец, а затем, показывая пример выдающейся отваги, попытались предпринять торпедную атаку на «Шарнхорст» и «Гнейзенау». «Ардент» оказался потопленным прежде, чем сумел даже приблизиться к немецким крейсерам, однако «Акаста», также получившая серьезные повреждения и охваченная огнем, сумела выйти на дистанцию торпедного залпа и выпустила торпеду по «Шарнхорсту», после чего также была потоплена.

В результате неравного боя королевский флот потерял авианосец, два эсминца и 1474 человека, однако эти жертвы оказались не напрасными. В результате взрыва выпущенной «Акастой» торпеды в борту «Шарнхорста» образовалась значительная пробоина, что привело к затоплению двух отсеков в машинном отделении и выходу из строя одной из башен. Двадцать восемь членов экипажа погибли, многие получили ранения. Сопровождаемый «Гнейзенау», корабль был вынужден вернуться в Тронхейм.

План Вильгельма Маршалля по уничтожению союзных конвоев закончился полной неудачей. Если бы немецкий адмирал знал, что «Глориэс» отделяли от первого конвоя лишь 200 миль, он бы наверняка действовал по-другому. Повернув обратно, он записал на свой счет лишь малозначительную победу, причем его флагманский корабль был выведен из строя. Британские же транспорты с 24 000 солдат на борту спокойно проследовали в порты назначения без потерь.

Впрочем, худшее ждало адмирала Маршалля впереди. Когда несколько дней спустя «Гнейзенау» покидал Тронхейм вместе с «Хиппером» и несколькими эсминцами, у входа во фьорд их поджидала британская подлодка «Клайд». Субмарина удачно произвела пуск торпеды по линкору, и в результате этого попадания некоторые отсеки оказались затопленными. «Гнейзенау» пришлось вернуться в Тронхейм для ремонта.

Союзники проиграли норвежскую кампанию потому, что не имели надлежащей поддержки с воздуха, а также потому, что выставили плохо обученные колониальные войска против первоклассных немецких соединений. Но зато они выиграли войну на море. Линейные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау» оказались выведенными из строя на полгода. Тяжелый новейший немецкий крейсер «Блюхер» водоизмещением 14 000 тонн был потоплен береговыми батареями в Нарвике. Легкий крейсер «Карлсруэ» торпедировала английская подлодка возле Кристиансанна, а однотипный с ним «Кенигсберг» отправили на дно английские бомбардировщики в Бергене. Во время боев за Нарвик было потоплено не менее десяти новейших немецких эсминцев. В результате после серьезных потерь германский флот оказался неспособным прикрыть намечавшееся вторжение на Британские острова, и частично по этой причине вторжение отменили.

Из крупных кораблей Редера, участвовавших в норвежской кампании, в строю остался лишь «Хиппер», но и он не выходил в море до конца июля. В августе 1940 года его отрядили для патрулирования вод к югу от Шпицбергена в поисках английских кораблей. Патрулирование оказалось безрезультатным.

Глава 5

В то время как «Хиппер», в полной мере используя преимущества арктического лета с его незаходящим солнцем, продолжал свои бесплодные поиски кораблей противника, в районе мыса Доброй Надежды, на расстоянии 6500 миль от арктических вод, в разгаре была зима. Необходимо отметить, что, хотя солнце в это время года находится в самой северной точке, наступление зимы в районе мыса Доброй Надежды отнюдь не является таким драматическим событием, как в северной части земного шара. Время от времени сюда налетают штормы со стороны Атлантики, но они уже не обладают той концентрированной силой, какой отличаются в северном полушарии; погода большую часть года характеризуется известным спокойствием. Такой она была и 6 августа 1750 года, когда голландский мореплаватель Ян ван Рибек впервые привел свой корабль в Столовую бухту. Ван Рибек обнаружил, что бухта является безопасным местом для якорной стоянки при всех погодных условиях, за исключением сильных северных и северо-западных ветров. Также он увидел, что в бухту впадает небольшая река, отличающаяся очень чистой водой, до которой легко добраться по прилегающему пляжу. На берегу также были замечены крупные рогатые животные в достаточном количестве. Объявив прилегающие земли собственностью голландской Ост-Индской компании, мореплаватель основал на берегу опорный пункт для ее кораблей, направлявшихся в Индию, на Дальний Восток и обратно.

На рубеже XIX и XX столетий лорд Джеймс Брюс, английский историк и дипломат, составил следующее лирическое описание города, некогда основанного Яном ван Рибеком: «Уже в нескольких часах пути от Кейптауна путешественник может увидеть мрачные серые горы, возвышающиеся над побережьем к востоку от города. Они придают ему внушительный вид и защищают со стороны моря, чего совсем не ожидаешь увидеть в столице Южной Африки. Эти вершины ставят город в один ряд с Гибралтаром и Константинополем, Бомбеем и Сан-Франциско. Совсем рядом с городом, растянувшимся вдоль побережья, возвышается на 3600 футов величественная масса Столовой горы. Ее крутые склоны окаймляют обрывы, достигающие высоты 1000 футов, а с правой и левой сторон — отдельные довольно значительные горные пики. Великолепная панорама залива, лежащего внизу, громоздящиеся кругом скалы и романтические горные вершины вместе образуют пейзаж, который не может забыть ни один человек, увидевший его хотя бы раз в жизни».

Увиденное благородным лордом в самом южном населенном пункте Африки к августу 1940 года не претерпело никаких изменений по сравнению с началом века. Впечатляющий пейзаж не изменился, и Кейптауну вновь выпала роль важного пункта морского маршрута на Восток. Вступление Италии в войну закрыло Средиземное море для кораблей союзников, и теперь им приходилось идти длинным путем мимо мыса Доброй Надежды. Теперь торговые корабли нескончаемым потоком устремлялись в гавань Кейптауна, для того чтобы пополнить свои запасы продовольствия, угля и пресной воды. Немаловажным было и то обстоятельство, что такие остановки давали экипажам кораблей короткую передышку от кошмара войны, бушевавшей в Северной Атлантике.

«Дюнкеркское чудо», как назвал это событие Черчилль, позволило спасти почти 350 тысяч английских и французских солдат, но им пришлось бросить на берегу практически все свое снаряжение: 2300 орудий, 82 000 единиц транспортных средств, 8000 пулеметов, 400 противотанковых ружей, 90 000 винтовок и 7000 тонн снаряжения. Все это было безвозвратно утеряно. Британии теперь грозило вторжение противника на ее территорию, и это при том, что состояние обороны страны оставляло желать много лучшего. Гитлер был преисполнен уверенности в собственных силах после того, как ему довелось наблюдать победный марш своих войск мимо Триумфальной арки и по Елисейским полям Парижа. Поэтому он назначил начало операции «Морской лев» на 21 сентября.

Теперь само существование Англии, как никогда ранее, зависело от торговых кораблей, доставлявших оружие и военное снаряжение из Америки, продовольствие из колоний и доминионов, нефть из Персидского залива. Падение Франции оказалось особенно тяжелым ударом именно для английского военно-морского флота, поскольку он лишился поддержки французских эсминцев и эскортных кораблей. В то же время итальянский подводный флот в количестве 118 субмарин начал войну против союзных конвоев. Конечно, итальянцам было далеко до подводных асов Деница, но все же резкое количественное превосходство подводного флота стран «оси» начинало сказываться. За два месяца при изменившихся условиях — июнь и июль 1940 года — тоннаж потопленных торговых кораблей союзников составил почти полмиллиона тонн. Эта практически безнаказанная бойня продолжалась и в августе, когда немцы топили по три корабля в день. Сотни моряков торговых судов находили свою смерть в холодных водах Атлантики.

Кейптаун, впрочем, находился в стороне от этих драматических событий, и жители его наслаждались безмятежным покоем под сенью Столовой горы. Он оставался тихой гаванью, столь же спокойной, как и 190 лет назад, когда Ян ван Рибек впервые высадился на этом берегу. Южная Африка вступила в войну, но настоящая война, шедшая в северном полушарии, едва ли как-то отражалась на жизни ее населения. Кейптаун был по-прежнему ярко освещен в ночное время, в магазинах продавали предметы роскоши, давно забытые в Англии, в ресторанах по-прежнему подавали антрекоты и омаров, а спиртное можно было купить свободно. Более того, белое население Кейптауна встречало моряков торговых кораблей союзников, как героев. После ужасов войны Кейптаун представал в качестве места, где можно было получить столь необходимые отдых и передышку. Здесь моряки, чьи нервы были натянуты до предела, могли, наконец, немного расслабиться. Вероятно, подобные чувства испытывали и 36 моряков экипажа танкера «Бритиш Коммандер», когда 19 августа 1940 года это судно вошло в Столовую бухту. Танкер отплыл из Фалмута в конце июля, направляясь в Абадан с пустыми трюмами. Позади оставалась Англия, напрягавшая все свои немногочисленные на тот момент силы, готовясь к отражению ожидавшегося вражеского вторжения и уже подвергавшаяся массированным воздушным налетам. Продовольственное снабжение строго рационировалось, моральный дух населения падал, и, несмотря на солнечные летние дни, по всей стране царило уныние.

«Бритиш Коммандер», капитаном которого был Дж. Торнтон, присоединился к направлявшемуся в Гибралтар конвою с довольно слабым эскортом. Пять дней конвой шел вперед, подвергаясь постоянной опасности быть атакованным подводными лодками противника или вражескими дальними бомбардировщиками, действовавшими со своих новых баз на западе Франции. У входа в Гибралтарский пролив танкер отделился от конвоя и продолжил свой путь в южном направлении в одиночку.

«Бритиш Коммандер» водоизмещением 6900 тонн, спущенный на воду в 1922 году, уже немало испытал за это время и редко когда был способен развить ход в 10 узлов, да и то в этом случае старые турбины корабля работали на опасном пределе. На первый взгляд, вооружение судна могло показаться вполне достаточным для торгового корабля. Оно состояло из 102-мм противолодочного орудия, 12-фунтовых глубинных бомб и нескольких тяжелых пулеметов. В соответствии с положениями Женевской конвенции, и орудие, и глубинные бомбы размещались на корме корабля, так что могли использоваться только для обороны.

Горькая правда заключалась в том, что все это вооружение было старше самого судна и обслуживалось членами экипажа, которые имели опыт обращения с подобным оружием лишь в рамках однодневного курса, спешно проведенного во время стоянки в порту. Единственным профессиональным военным на борту являлся сержант, направленный на корабль из королевских ВМС. Он делал все, что мог, чтобы довести подготовку артиллеристов танкера до должного уровня. Однако ему приходилось иметь дело с людьми, которые, при всем их энтузиазме, были заняты и другими делами — в основном содержанием судна в должном порядке. Да и снарядов для учебных стрельб явно не хватало. Словом, боеспособность «Бритиш Коммандера» не шла ни в какое сравнение с боеспособностью любого немецкого военного корабля.

Пройдя мимо Канарских островов, корабль оказывался в относительно безопасной части Атлантики, однако всегда существовала вероятность того, что какая-либо из вражеских подлодок дальнего радиуса действия уже могла начать патрулировать и в этом районе. Столь же серьезной была и угроза со стороны надводных рейдеров. Капитан Торнтон знал, что, по крайней мере, два таких рейдера, переоборудованных из торговых кораблей, действовали в южных широтах. Долгие вахты были наполнены напряжением и усталостью.

Заход в Кейптаун для пополнения запасов топлива хотя и был довольно непродолжительным, однако означал для моряков танкера ночь спокойного сна, короткий отдых на берегу и позволял на какое-то время забыть о суровых буднях военного времени. Когда корабль на рассвете 20 августа покидал гавань Кейптауна, воздух был наполнен приятными южными ароматами, а небо сияло первозданной чистотой после прошедшего ночью дождя. В памяти моряков танкера запечатлелись и эта процветающая страна, и великолепный бренди, и аромат родезийских сигарет, и красивые смуглые девушки с их беззаботным смехом.

Миновав волноломы кейптаунского порта, «Бритиш Коммандер» начал проход по длинному фарватеру, отличавшемуся крайней неравномерностью глубины. Когда корабль огибал Грин-Пойнт, из-за сильного волнения на море вся посуда в буфетах оказалась разбитой, а корпус корабля издавал протяжный скрип. Затем капитан танкера взял курс на юг, к мысу Доброй Надежды. Нос корабля разрезал набегавшие волны, и брызги, разлетаясь в стороны, рождали мерцающую радугу. Двенадцать часов спустя, обогнув мыс Доброй Надежды и взяв курс на восток, капитан Торнтон наблюдал за тем, как постепенно исчезает за горизонтом мощный свет маяка на Кейп-Альгоа. Корабль перешел из беспокойных вод Атлантики в более мирный Индийский океан.

Несмотря на усиливавшуюся на востоке угрозу со стороны Японии, в целом торговое судоходство в Индийском океане пока что шло практически так же, как и в довоенное время. Еще ни одна немецкая субмарина не проникала восточнее мыса Доброй Надежды, а из надводных германских рейдеров в этом районе действовал лишь один. Поэтому торговые маршруты оставались столь же оживленными, как и в довоенное время, многие корабли шли без какого-либо сопровождения. Не то чтобы никто не считал, что транспорты не нуждаются в эскорте, просто присутствие английских ВМС в этих водах было скорее символическим. Базировавшаяся в Коломбо английская эскадра представляла собой пестрое сборище допотопных крейсеров и эсминцев, подкрепленных парой вспомогательных крейсеров, переоборудованных из пассажирских лайнеров. В океане, приблизительные размеры которого составляют от 17 до 33 миллионов квадратных миль, роль столь скромных сил сводилась лишь к патрулированию потенциально опасных районов и демонстрации английского присутствия, как это часто имело место в мирное время. Об эскортировании торговых кораблей, идущих поодиночке либо в составе конвоя, речи вообще не шло.

Держась поближе к берегу вплоть до самой бухты Ист-Лондона, чтобы избежать сопротивления сильного западного течения Альгоа, «Бритиш Коммандер» затем лег на курс, позволявший пройти к югу от Мадагаскара, прежде чем повернуть на север. Кратчайший маршрут в Персидский залив и Индию пролегает через Мозамбикский пролив, однако в военное время он является идеальным местом для засады. В соответствии с инструкциями Адмиралтейства все торговые корабли союзников шли по более длинному маршруту. Это увеличивало путь на 300 миль, но в то время считалось, что это более безопасный вариант.

Удалившись от побережья Южной Африки, «Бритиш Коммандер» вошел в зону приятного субтропического климата. К северу от Мадагаскара обычно дуют сильные юго-западные ветры, так что экипажу еще предстояло испытать на себе сильное волнение моря и дождливую погоду. Однако пока погода стояла прекрасная — дул легкий ветерок, но море оставалось спокойным, ночи были в достаточной степени темными, что в такое время являлось настоятельной необходимостью.

24 августа, когда танкер находился как раз напротив южного входа в Мозамбикский пролив, все находившиеся на борту испытали внезапное волнение, когда над горизонтом появился британский гидросамолет. Он дважды пролетел над кораблем, прежде чем лечь на обратный курс. Между кораблем и самолетом не происходило обмена сигналами в какой-либо форме, однако этот скоротечный визит укрепил уверенность экипажа в том, что британское командование не оставляет его без присмотра. На горизонте же не появлялось ни одного дымка из трубы какого-нибудь другого корабля.

Первые тревожные признаки приближающейся опасности появились двумя днями позже, 26 августа, когда «Бритиш Коммандер» находился на траверзе мыса Сент-Мари, самой южной точки Мадагаскара, и должен был взять курс на центральную часть Индийского океана. Незадолго до захода солнца офицер-радист Уотсон принял сигнал бедствия от норвежского судна «Бернес». В радиограмме сообщалось, что корабль остановлен «подозрительным двухтрубным судном». «Бернес» передал свои координаты, и, судя по ним, инцидент произошел в каких-нибудь 170 милях к северо-западу от позиции «Бритиш Коммандера». Это давало повод для некоторого беспокойства, но уже через 15 минут «Бернес» передал новое сообщение, в котором аннулировал свою прежнюю просьбу о помощи. Торнтон решил, что норвежское судно остановлено английским вспомогательным крейсером. Упоминание о двухтрубном судне, казалось, лишь подкрепляло это его предположение.

Примерно в час ночи 27 августа корабль прошел мимо Мадагаскара и лег на северный курс, чтобы обойти с запада остров Реюньон. Луна еще не взошла, ночь была темной, однако света звезд, в изобилии рассыпанных на бархатно-черном небе, было достаточно, чтобы видеть расстилавшуюся вокруг водную пустыню. Ночь выдалась душной, и Торнтон, проведший на мостике несколько часов подряд, решил, что теперь он мог бы спокойно вздремнуть. Оставив вместо себя второго помощника Митчисона, капитан спустился вниз.

Торнтон проспал, как ему показалось, лишь несколько минут, когда его разбудил настойчивый стук в дверь. Запыхавшийся посыльный, голос которого срывался от волнения, сообщил капитану, что вновь требуется его присутствие на мостике корабля. Торнтон взглянул на часы. Они показывали 4 часа 18 минут — он спал почти четыре часа.

Вскочив с койки — он лег спать, не раздеваясь, — Торнтон устремился к двери и в тот же момент услышал звук, весьма похожий на всплеск воды от снаряда, упавшего где-то рядом с кораблем. Капитан стремглав бросился к лестнице, ведущей на мостик.

Оказавшись там, он увидел по левому борту «Бритиш Коммандера» силуэт другого корабля, находившегося на расстоянии примерно двух миль. Несколькими минутами ранее с мостика незнакомца передали сигнал фонарем, требуя сообщить название танкера. Когда требование было выполнено, просигналили вновь: «Немедленно остановитесь. Не используйте радио». Это угрожающее требование было подкреплено орудийным снарядом, пущенным поверх танкера.

Вспомнив о «Бернесе» и его отмененном сигнале SOS, Торнтон сначала подумал, что его корабль повстречался с тем же самым британским вспомогательным крейсером. Однако после более тщательного изучения другого судна с помощью бинокля капитан понял, что его предположение было ошибочным. Это судно имело низкий силуэт, одну трубу и по внешнему виду резко отличалось от высокобортных вспомогательных кораблей королевского флота. Второй снаряд, просвистевший над палубой «Бритиш Коммандера», подтвердил подозрения капитана. Торнтон приказал вахтенному офицеру остановить корабль.

Удача явно не сопутствовала «Бритиш Коммандеру» этой ночью, поскольку лишь по чистой случайности немецкий рейдер «Пингвин» наткнулся на танкер. После захвата «Филефилля» Эрнст Крюдер решил перекачать 500 тонн горючего с норвежского танкера на свой корабль. Однако, поскольку рейдер находился лишь в каких-нибудь 250 милях от Мадагаскара, который вполне мог оказаться уже под контролем англичан, Крюдер посчитал, что будет более разумным перебазироваться в другой район океана, прежде чем начинать перекачку горючего с танкера. «Пингвин» взял курс на юг, а за ним следовал «Филефилль», управлявшийся захватившим его немецким экипажем. Так курс рейдера совершенно неожиданно пересекся с курсом «Бритиш Коммандера».

В 3 часа 3 минуты ночи 27 августа впередсмотрящий «Пингвина» доложил о замеченном впереди по левому борту судне. Внимательно изучив незнакомый корабль с помощью прибора ночного видения, Крюдер пришел к заключению, что это танкер, и, очевидно, союзнический. Он передал на «Филефилль» приказ сбавить ход, а затем изменил курс, чтобы обойти неизвестное судно с кормы. Сделав так, немецкий капитан повел свой корабль на некотором расстоянии от предполагаемого танкера, внимательно наблюдая за ним.

По прошествии часа у Крюдера уже не оставалось сомнений, что ему досталась очередная жертва — танкер без сопровождения, с пустыми трюмами, шедший в направлении Персидского залива. В 4 часа, после смены вахты, он приказал зарядить 75-миллиметровое орудие. В 4 часа 18 минут на судно был передан сигнал фонарем, и практически в тот же момент был произведен орудийный выстрел в воздух.

Затем, после короткой паузы, на мостике преследуемого корабля замигал фонарь, передававший ответное послание. «Бритиш Коммандер», — прочитал Крюдер. Один из офицеров торопливо перелистывал копию довоенного издания Корабельного индекса Ллойда. «Нашел, господин капитан! — торопливо выпалил он наконец. — „Бритиш Коммандер“, 6865 тонн. Владелец — компания „Бритиш Танкер“».

Захват «Бритиш Коммандера» мог пройти быстро и без эксцессов, если бы не поступок офицера-радиста Уотсона. Всплески падающих в воду снарядов и внезапная остановка танкера разбудили его. Проснувшись, он опрометью бросился в радиорубку. Повернув рычажки своего передатчика и дождавшись, пока тот придет в рабочее состояние, он начал передачу сигнала в эфир. Уотсон повторял это много раз во время ночных вахт. «RRRR», — торопливо отстукивал он код, означавший: «Подвергаюсь атаке рейдера, 29,37 градусов южной широты, 45,50 восточной долготы. Остановлены подозрительным судном». Он повторил сообщение, вскоре принятое радиостанцией в Дурбане.

Получив сведения о том, что британский корабль начал передачу сигналов в эфир, Крюдер приказал осветить его прожектором. Включили 15-дюймовый прожектор, расположенный над мостиком «Пингвина», и луч яркого света начал двигаться вдоль всего корпуса танкера. На корме луч высветил 102-мм орудие, вокруг которого суетились казавшиеся издалека крохотными фигурки моряков. Без каких-либо дальнейших колебаний Крюдер приказал немедленно открыть огонь из орудий главного калибра.

Первый залп прошел с перелетом, снаряды подняли вверх фонтаны воды в каких-нибудь 50 метрах за танкером. Поскольку его корабль в свете прожектора представлял собой легкую мишень — почти как в тире, — капитан Торнтон решился на смелый поступок. Приказав резко взять руль на правый борт, он отдал в машинное отделение распоряжение развить максимально возможную скорость. Таким образом, он развернул свой корабль кормой к противнику. Английский капитан размышлял, стоит ли ему принять бой, отдав приказ открыть огонь из единственной пушки, однако сила и интенсивность артиллерийского огня противника убедили его в бесполезности любого сопротивления. Танкер еще не получил ни одного попадания, и ни один из членов его экипажа не был ранен или убит, так что было бы разумнее не провоцировать врага и дальше. Однако Торнтон совершил серьезную ошибку, приказав Уотсону продолжать передачу сигнала «RRRR».

Уотсон вновь вышел в эфир и, несмотря на помехи со стороны передатчика «Пингвина», вскоре смог доложить, что Дурбан, Кейптаун и Сингапур подтвердили получение его информации. Теперь эфир был переполнен сообщениями, передававшимися наземными станциями и кораблями. Внешний мир узнал о бедственном положении, в котором оказался «Бритиш Коммандер».

К этому времени рейдер уже находился на расстоянии мили от английского танкера, продолжая держать его в свете своего прожектора. В ответ на передачу Уотсоном в эфир новых призывов о помощи с «Пингвина» произвели еще один залп, и теперь уже снаряды попадали прямо в ватерлинию и выше. На борту танкера разгорелись пожары.

Теперь, когда призывы о помощи были приняты береговыми радиостанциями и другими судами, Торнтон посчитал дальнейшую демонстрацию неповиновения столь хорошо вооруженному противнику бессмысленной. Она могла привести лишь к новым жертвам среди экипажа танкера. Поэтому капитан велел Уотсону прекратить радиопередачу, затем отдал в машинное отделение распоряжение остановить двигатели, одновременно приказав начать приготовления к тому чтобы покинуть корабль.

Действия Торнтона возымели незамедлительный эффект. Огонь с «Пингвина» прекратился, и с его мостика просигналили фонарем: «Ваше судно будет затоплено, вам дается 15 минут на то, чтобы покинуть его». Крюдер считал себя гуманным человеком и намеревался избежать кровопролития.

Часы показывали 4 часа 56 минут, это был самый темный предрассветный час. В свете огня, подбиравшегося уже к мостику «Бритиш Коммандера», Торнтон отдал распоряжение спустить две шлюпки по правому борту, на которых экипаж и покинул судно — быстро, но без паники. Горящий корабль находился теперь между шлюпками и немецким рейдером, и Торнтон приказал грести в западном направлении. Он надеялся, что под покровом темноты шлюпкам удастся ускользнуть незамеченными, а затем, возможно, воспользоваться Южным экваториальным течением. Скорость этого течения местами достигала 2 миль, что позволяло быстро достигнуть побережья Южной Африки. Надежда выглядела смехотворной: даже в дневное время на это потребовалось бы не менее часа, а Торнтон, как трезвомыслящий человек, должен был понимать, что противник не позволит им уйти.

Англичане не успели отойти и на 50 метров от своего корабля, когда выпущенная с «Пингвина» торпеда попала в борт танкера и прогремел оглушительный взрыв. Для многих других кораблей выстрела оказалось бы достаточным, чтобы пустить их ко дну. Однако «Бритиш Коммандер», построенный на верфи Каледон в Дании, с его прочным клепаным корпусом, высокими поперечными переборками и вытянутым корпусом, являлся, как и многие танкеры того времени, практически непотопляемым судном. Торпеда, выпущенная Крюдером, попала в левый борт, рядом с трюмом номер 3, проделав там большую пробоину. Вода заполнила пустой трюм, фок-мачта танкера рухнула, и судно получило сильный крен на левый борт. Однако, несмотря на повреждения, оно упорно продолжало оставаться на плаву. Немцам потребовалось выпустить еще 40 снарядов. Только тогда огонь охватил судно от носа до кормы, и оно, наконец, пошло ко дну.

Торнтон и его команда, осознав тщетность своих попыток уйти, перестали грести и стали наблюдать за гибелью корабля. Затем людей подняли на борт «Пингвина», где они присоединились к пленным с «Доминго де Ларринага» и «Филефилля». Торнтон отметил, что с ним обошлись с предельной вежливостью, и у него состоялся, по его словам, «весьма интересный разговор» с Крюдером. «Он пригласил меня пройти в его каюту, — рассказывал потом Торнтон, — и спросил, почему я продолжал передачу призывов о помощи по радио после того, как получил от него указание не делать этого. Он заметил при этом, что моим первым долгом как капитана корабля являлась безопасность подчиненных мне людей. Еще он добавил, что проявил немалое терпение по отношению к моему поведению и что мне еще очень повезло, что я не погиб вместе с половиной команды. Я ответил, что передача сигналов о помощи по радио являлась моим долгом. Тогда он спросил меня, все ли капитаны английских торговых кораблей поступили бы таким же образом. Я сказал, что, как мне представляется, именно так они бы и поступили. „При любых обстоятельствах?“ — переспросил он. Я ответил: „Думаю, что да“. Как мне показалось, он был весьма озабочен этой тенденцией — отправлять сообщения по радио даже при чрезвычайных обстоятельствах. Он стал мне доказывать, что моряки торговых кораблей не являются солдатами и у них нет права так рисковать своими жизнями и что если бы кто-нибудь из моей команды погиб, это осталось бы на моей совести».

В этом разговоре с Торнтоном Крюдер проявил свое полное непонимание психологии британских моряков, которые с презрением относились к опасности и были готовы сражаться с противником независимо от реального соотношения сил. Неспособность Крюдера дать достойную оценку поведению своего противника, которого он относил к числу гражданских лиц, являлась отражением настроений, широко распространенных в немецких ВМС. Подобные настроения в немалой степени способствовали тому, что немецкий военно-морской флот оказался неспособным разрушить британские морские коммуникации.

«Бритиш Коммандер» наконец-то все же сдался под градом снарядов, выпущенных с «Пингвина», и перевернулся. Его ржавое днище еще некоторое время было видно в лучах восходящего солнца, а затем судно навсегда погрузилось в волны океана. В 6 часов 50 минут Крюдер, стремившийся увести свой корабль из этого района прежде, чем здесь появились бы английские военные корабли, взял курс 110 градусов, направляясь в центральную часть Индийского океана.

Рейдер еще не успел развить полную скорость, когда появилось еще одно судно, подходившее с кормы. Вскоре по форме его корпуса уже можно было заключить, что это современный грузовой теплоход с быстрым ходом. И действительно, это был 5008-тонный «Морвикен», принадлежавший компании «Валлем и Стекмест» из Бергена, построенный в Бремене в 1938 году. Корабль мог развить скорость 14 узлов, и сейчас под командованием капитана Антона Норваллса он направлялся из Кейптауна в Калькутту с пустыми трюмами. Какого-либо вооружения на судне не имелось.

Хотя Крюдер и стремился уйти как можно дальше от места потопления своей последней жертвы, он не мог удержаться от преследования столь многообещающего приза. Положив руль на левый борт, капитан заставил «Пингвин» описать широкий круг, обойдя незнакомый корабль с кормы и начав сближаться с ним со стороны правого борта. На корабле не могли не заметить угрожающего маневра «Пингвина», однако казалось, что там решили не обращать на рейдер ни малейшего внимания. Преследуемое судно не сделало никакой попытки оторваться от «Пингвина», и на его борту не было заметно какого-либо оживления в связи с действиями рейдера. Крюдер посчитал это еще одним подтверждением того, что моряки торговых кораблей союзников в Индийском океане чувствуют себя в полной безопасности. В намерения немецкого капитана входило изменить такое положение вещей.

Правильно предположив, что этот элегантный корабль с прекрасными обводами корпуса и хорошей покраской не является британским, Крюдер распорядился поднять на рее сигнал из двух букв, «SN», который означал: «Остановитесь, или ваше судно будет потоплено!». Чтобы подкрепить угрозу, он приказал также произвести один выстрел из 75-миллиметрового орудия поверх незнакомого корабля. Это немедленно возымело действие. На «Морвикене» подняли норвежский флаг, остановили машины и стали ожидать дальнейшего развития событий. На судне не попытались даже передать в эфир сигнал бедствия.

Лейтенант Варнинг, вновь возглавивший группу захвата, был поражен готовностью, с которой на его распоряжения реагировала команда «Морвикена». Норвежцы выполняли приказы, не задавая лишних вопросов, можно сказать, даже с каким-то энтузиазмом. Капитан Норваллс, бегло говоривший по-немецки, пришел в отчаяние от мысли, что его великолепный корабль будет потоплен. Он даже выразил готовность лично привести судно в Германию, лишь бы не допустить его затопления. Но все мольбы Норваллса были напрасны. Хотя Крюдер и не отказался бы заполучить «Морвикен» в качестве трофея, времени на это ему не хватало. Взрывчатку заложили в машинном отделении норвежского корабля, и как только его экипаж из 35 человек переправили на «Пингвин», прогремел мощный взрыв. Единственным трофеем с «Морвикена» оказался спасательный катер, оснащенный мощным мотором. Крюдер намеревался использовать его для переправки групп захвата с немецкого рейдера на вражеские торговые корабли. «Морвикен» затонул в 11 часов утра, найдя свое последнее пристанище в 300 милях южнее мыса Сент-Мари.

Казалось, «Пингвину» не суждено было покинуть это место, поскольку сразу же после потопления «Морвикена» поступило сообщение с «Филефилля» о том, что на горизонте замечен еще один торговый корабль, идущий с запада на восток. Крюдер испытывал немалое искушение попытаться уничтожить очередную жертву, уже третью за какие-нибудь несколько часов, однако для этого необходимо было вернуться к месту потопления «Бритиш Коммандера». А это уже значило искушать судьбу.

Расчеты немецкого капитана оказались полностью верны. После передачи «Бритиш Коммандером» сигнала «RRRR» немедленно началась охота на «Пингвин». Английские крейсеры «Коломбо» и «Нептун», а также вспомогательные крейсеры «Арава» и «Канимбла» с разных направлений на полной скорости ринулись на поиски рейдера.

Пришло время для «Пингвина» показать свою прыть, однако прежде необходимо было решить проблему с «Филефиллем». Крюдер уже начинал понимать, что захваченный норвежский танкер становится обузой, и хотя ему очень хотелось отправить бесценный груз авиационного топлива в Германию, времени на необходимые для этого приготовления не хватало. Не оставалось иного выбора, кроме уничтожения танкера и его груза.

Оба судна прошли еще 140 миль в юго-восточном направлении, и после наступления темноты 500 тонн топлива было перекачено с «Филефилля» на немецкий рейдер, затем все более или менее ценные вещи с танкера также переправили на борт «Пингвина». В 19 часов заложили взрывчатку, затем немцы покинули судно, и Крюдер отвел «Пингвин» на достаточное расстояние, с которого его экипаж стал наблюдать за агонией плененного танкера.

Вопреки всем ожиданиям, «Филефилль» не взлетел на воздух, когда сработали взрывные заряды. Раздался глухой взрыв, в корпусе образовались пробоины, корма судна начала погружаться в воду, однако пожара на борту не возникло. Спустя пять часов, в час ночи 28-го, судно все еще оставалось на плаву, так что Крюдеру вновь пришлось использовать артиллерию. Сначала произвели несколько выстрелов из 75-миллиметрового орудия, но снаряды такого калибра не могли нанести серьезного вреда танкеру. Тогда открыли огонь из 150-миллиметрового орудия, и второй выпущенный из него снаряд попал в корпус на уровне ватерлинии, перед машинным отделением, что привело к немедленному результату. Пламя взметнулось вверх, из пробоины начало выливаться топливо, и вскоре море вокруг танкера было охвачено огнем. Топливные бункера «Филефилля» взрывались один за другим с глухим ревом, и при каждом таком взрыве в ночное небо устремлялся гигантский столб оранжевого пламени высотой около 50 метров. Когда наступило утро, «Пингвин» уже находился в 50 милях к юго-востоку, однако облако дыма, окутавшее горящий танкер, все еще виднелось на горизонте.

Немного позже радисты рейдера перехватили радиопередачу с корабля, находившегося на очень близком расстоянии, настолько близком, что невозможно было точно настроиться на передающую волну. В дневнике Крюдер записал: «Это либо вражеский гидросамолет наземного базирования, либо вспомогательный крейсер, ведущий поиск судна в районе потопления „Бритиш Коммандера“».

К счастью для «Пингвина», погода к тому времени ухудшилась, дождь и облачность сильно ограничивали видимость. Рейдер ускользнул незамеченным. Следующая запись в дневнике Крюдера гласила: «Я намереваюсь оставаться в зоне плохих погодных условий, где противнику трудно нас обнаружить, в течение еще одной недели, а затем переместиться в район 30 градусов южной широты и 60 восточной долготы, чтобы продолжить там охоту за торговыми кораблями. В этом квадрате довольно легко встретить корабли, идущие в западном направлении, особенно из австралийских портов. По достижении 30 градуса южной широты будет выслан на разведку гидросамолет».

Глава 6

Придя к заключению, что «Пингвин» нельзя далее маскировать под греческий транспорт «Кассос», Крюдер стал подыскивать подходящее место, где можно было бы в спокойной обстановке изменить внешний вид рейдера. Немецкий капитан принял решение продолжать идти курсом на юго-восток, где, в стороне от обычных корабельных маршрутов, он рассчитывал изменить маскировку своего корабля.

Первое время навстречу не попадалось ни одного судна, но вскоре после полудня 29 августа, когда рейдер прошел уже 540 миль по курсу 134 градуса, Крюдер с ужасом увидел, как на горизонте появились мачты и труба крупного корабля. Уже через несколько минут можно было с уверенностью сказать, что водоизмещение судна составляло 10–12 тысяч тонн, и, вероятно, это был английский вспомогательный крейсер.

Крюдер приказал экипажу скрытно занять свои места по боевому расписанию, продолжая вести рейдер прежним курсом и с прежней скоростью, надеясь на удачу, поскольку у него не имелось ни малейшего желания ввязываться в артиллерийскую дуэль с противником. Когда два корабля сблизились, Крюдер приказал просигналить лампой стандартный сигнал: «Чье это судно? Куда направляется?». При этом он распорядился передавать сигнал медленно, как это обычно делали на греческих торговых кораблях. Англичане передали тот же сигнал в ответ, и, продолжая идти прежним курсом, корабль вскоре скрылся из виду. Крюдер так и не узнал, упустил ли он ценный трофей либо избежал встречи с британскими военными моряками.

31 августа «Пингвин» достиг точки в 600 милях к северо-западу от необитаемых островов Амстердам и Сен-Поль, пожалуй, самого пустынного места в Индийском океане. В условиях прекрасной погоды команда рейдера вторично приступила к изменению внешности своего судна, на этот раз ставшего лайнером «Трафальгар», принадлежавшим компании «Вильхельмсен». На мысль принять именно такую маскировку Крюдера натолкнул капитан «Морвикена» Норваллс, который утверждал, что он поначалу принял «Пингвин» за одно из судов этой компании. Лайнеры «Вильхельмсен» обслуживали дальневосточный маршрут и прославились прежде всего своим привлекательным внешним видом. «Пингвин», надлежащим образом окрашенный, стал бы неотличим от них.

После пяти дней, проведенных в этом укромном месте, Крюдер посчитал, что необходимо выслать на разведку гидросамолет. Однако капитан выбрал день, когда внезапно поднялся сильный ветер, вызвавший волнение на море. Не желая отказываться от своего намерения, Крюдер стал водить «Пингвин» по кругу, стараясь с помощью волны, поднимаемой кораблем, создать относительно спокойный участок на поверхности моря. «Хейнкель» спустили на воду, и пилот начал разгон самолета. Однако тот не успел набрать достаточную скорость для взлета на этом искусственно созданном спокойном участке и врезался носом в первую же большую волну. Двигатель оторвало начисто, горючее вылилось из пробитого бензобака, и пламя моментально охватило машину. Пилот и наблюдатель спаслись, выпрыгнув в море, но самолет погиб.

Поскольку в трюме находился еще один «Хейнкель», эта потеря не являлась непоправимой катастрофой, чего нельзя было сказать о потере находившейся на борту погибшей машины портативной радиостанции. Эта установка, имевшаяся на борту в единственном экземпляре, работала на частоте, которую не могли запеленговать радиопередатчики британских кораблей, а потому являлась незаменимым средством связи между «Пингвином» и его воздушными разведчиками.

Прошло еще пять дней, и наконец 10 сентября внешний вид «Пингвина» полностью изменился. Корпус был окрашен в черный цвет, что несколько смягчалось одной белой полосой, надстройки окрасили в белый цвет, а трубу — в черный с двумя тонкими синими полосками. Пожалуй, теперь сам Вильгельм Вильхельмсен принял бы рейдер за один из кораблей своего флота. Название «Трафальгар», выведенное белой краской на носу и на корме, выглядело вполне достоверно, и кто же мог знать, что настоящий «Трафальгар» находился в это время в Северной Атлантике?

Теперь, когда «Пингвин» сменил маскировку, Крюдер решил совершить еще один бросок в сторону Мадагаскара, а затем направиться в австралийские воды, в которых он планировал установить минные заграждения. В тот же день радисты рейдера перехватили сигнал SOS с британского корабля «Бенарти», сообщавшего, что он подвергается атаке вражеского самолета в 800 милях к северо-востоку от того места, где сейчас находился «Пингвин». Крюдер предположил, и это предположение оказалось верным, что это было работой «Атлантиса». Капитан Рогге не только отправил на дно 5800-тонный «Бенарти», но и захватил на его борту значительное количество секретной документации. Крюдер еще не знал, что и его кораблю вскоре предстоит встреча с одним из пароходов знаменитой компании «Бен Лайн».

Основанная в 1820 году Александром и Уильямом Томсонами, «Бен Лайн» превратилась из небольшой фирмы с одним судном, перевозившим мрамор из Легхорна в Эдинбург, в процветающую судоходную компанию, чей флот в 1939 году состоял из 20 пароходов общим водоизмещением 145 750 тонн. Эти корабли, всегда содержавшиеся в идеальном порядке, совершали рейсы из британских портов в Малайю, Сингапур, на Филиппины, в Гонконг, Китай и Японию. Суда компании обслуживали важные маршруты, перевозили ценные грузы и обладали первоклассной репутацией. Сильными сторонами «Бен Лайн» являлись приверженность руководства компании шотландским традициям, поскольку офицеры и палубная команда состояли почти исключительно из шотландцев, и лишь трюмная команда — из китайцев. На суда «Бен Лайн» проводился тщательный отбор, однако компания всегда заботилась о своих моряках, и те платили ей верной службой.

«Бенавон» водоизмещением 5872 тонны отплыл из Пенанга утром 31 августа, направляясь в Лондон через Дурбан с грузом пеньки, джута и резины. Все это погрузили на корабль во время стоянок в Маниле и Сингапуре. Судном, которое совершало рейсы уже 10 лет, командовал капитан А. Томсон, его команда состояла из 48 человек, шотландцев и китайцев, причем шестеро членов экипажа являлись уроженцами Шетландских островов.

При отплытии из Пенанга капитан Томсон уже знал, что в Индийском океане действует немецкий надводный рейдер, но этот факт не слишком-то его беспокоил. Вероятность встречи «Бенавона» с рейдером на безграничных океанских просторах казалась небольшой. Когда 10-го числа пришло известие о нападении на «Бенарти», «Бенавон» уже прошел мимо острова Реюньон и находился в 600 милях к юго-западу от точки, указанной в сообщении с «Бенарти». Томсон решил, что его кораблю удалось удачно миновать опасный район. Он также находился в полной уверенности, что в Индийском океане действует лишь один немецкий рейдер.

В 6 часов 45 минут утра 12 сентября «Бенавон» находился уже в 330 милях к востоку от мыса Сент-Мари, идя юго-западным курсом при великолепных погодных условиях. Экипаж выполнял обычную рутинную работу. Старший помощник Джеймс Кэмерон наносил на карту результаты утренних наблюдений, а кадет Грэхем Спирс стоял на вахте в рулевой рубке. Рулевой Магнус Слэйтер размышлял о предстоящем завтраке, с нетерпением ожидая окончания своей вахты в 8 часов. Он лишь слегка поворачивал руль, чтобы держать судно на курсе, поскольку море было абсолютно спокойным. Боцман Эндрю Олласон отправился на мостик, где собирался обсудить с Кэмероном намеченные на этот день задачи для экипажа. В глубине машинного отделения, где двигатели шотландского производства обеспечивали ход «Бенавона», второй офицер Кроуфорд прохаживался вдоль панели управления, не думая ни о чем конкретном.

Казалось, ничто не угрожает «Бенавону». Но вдруг кадет Спирс заметил другой корабль, подходивший с левого борта встречным курсом.

Вызванный в рулевую рубку старший офицер Кэмерон стал внимательно осматривать неизвестное судно в бинокль. Утренний туман рассеивался, и офицер увидел норвежский флаг на рее незнакомца. Очертания корабля и его окраска наталкивали на мысль, что это один из лайнеров Вильхельмсена. Вероятно, он направляется в Малаккский пролив, заключил Кэмерон. Офицер прочитал название «Трафальгар» в носовой части судна. Без сомнения, это был один из кораблей Вильхельмсена.

Скорее для проформы Кэмерон определил по компасу точный курс приближающегося корабля и вскоре установил, что если он будет продолжать идти в том же направлении, то может столкнуться с «Бенавоном». Подобные случаи — не редкость на море, и поведение капитанов кораблей, оказавшихся в подобной ситуации, четко регламентируется соответствующими международными правилами: «Когда курсы двух судов пересекаются, что может привести к их столкновению, судно, имеющее другое судно по правому борту, обязано отвернуть в сторону». В данном случае «Бенавон» находился в преимущественном положении, поэтому Кэмерон продолжил вести корабль прежним курсом с прежней скоростью.

Время шло, и поскольку другой корабль не сделал ни малейшей попытки изменить скорость, Кэмерон начал беспокоиться. Все это могло показаться нелепым: два корабля на океанском просторе, находясь в пределах видимости с борта друг друга, подвергались опасности столкновения. Однако правила трактовали данную ситуацию совершенно недвусмысленно. Чтобы избежать путаницы, которая могла привести к столкновению, «Бенавон» должен был оставаться на прежнем курсе, ожидая, когда другое судно отвернет в сторону.

Мысль о том, что на самом деле это судно может оказаться вовсе не норвежским пароходом, даже не пришла в голову Джеймсу Кэмерону. Он был склонен объяснить такое поведение вахтенного офицера этого корабля тем, что тот мог быть, как и он сам несколькими минутами ранее, занят наблюдениями за звездами и не выставил впередсмотрящего. Но когда расстояние между двумя пароходами сократилось до мили и они продолжали сближаться, Кэмерон начал серьезно опасаться за безопасный исход дела. Он дал длинный гудок. Другой корабль продолжал идти прежним курсом на сближение.

Рев гудка разбудил капитана Томсона, прибежавшего на мостик в пижаме. Он быстро оценил складывающуюся обстановку и приказал резко переложить руль на правый борт. Рулевое колесо в руках Магнуса Слэйтера стремительно закрутилось, уводя «Бенавон» в сторону от грозившей опасности и разворачивая его кормой к встречному пароходу.

Теперь мнимый «Трафальгар» отбросил свою маскировку. Немецкий военно-морской флаг со зловещей черной свастикой был поднят на мачте вместе с сигналом «SN», что означало приказ остановиться. Это окончательно подтвердило уже возникшие у Томсона сомнения. Он нажал кнопку сигнала боевой тревоги, и резкие звуки этого сигнала разнеслись по всему кораблю. Экипаж «Бенавона» быстро занял свои места по боевому расписанию.

Старший механик Портеус, который, как обычно, лишь слегка дремал, стараясь уловить малейшее изменение в ровном ритме своих обожаемых двигателей, был разбужен резким поворотом «Бенавона», когда тот изменил курс. Старший механик побежал наверх. Пока он мчался по коридору, первый снаряд с шумом упал в воду. Механик выскочил на палубу и увидел корабль на расстоянии каких-нибудь 500 метров за кормой «Бенавона». Над носовой частью этого корабля поднималось облако синеватого дыма.

Портеус вернулся в свою каюту, второпях оделся и поспешил на мостик. Когда он бежал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, еще один снаряд разорвался в воде рядом с бортом. Старший механик остановился, инстинктивно втянул голову в плечи, когда шрапнель просвистела у него над головой, и затем продолжил подъем. На последней ступени лестницы он столкнулся с капитаном Томсоном, который все еще был в пижаме, однако полностью держал контроль над ситуацией и был готов при необходимости принять бой. Увидев Портеуса, он сказал: «Я хочу, чтобы вы выжали из машины все, что возможно, старший. Немедленно!». Портеус ринулся вниз по лестнице, держась за перила, ноги его почти не касались ступеней. Подбежав к панели управления, он стремительными рывками раскрутил главный клапан парового давления, и двигатель «Бенавона» начал быстро увеличивать обороты. Корабль устремился вперед, и погоня началась.

На корме «Бенавона» второй помощник капитана Робертсон и его артиллеристы торопливо заряжали 102-мм орудие, в первый раз готовясь открыть из него огонь в боевых условиях. На мостике «Пингвина» Крюдер внимательно наблюдал за всеми этими приготовлениями. С некоторым сожалением он отдал приказ открыть огонь из 150-мм орудия.

Бой едва не закончился, почти и не начавшись, когда первый же снаряд с «Бенавона» срикошетил от поверхности воды и пробил корпус «Пингвина» в районе грузового люка. Снаряд не взорвался, срикошетил вновь от вентиляционной трубы и в конечном итоге оказался в кубрике трюмных машинистов. Находившийся там младший офицер Штрейль проявил большую находчивость: с почти комичной невозмутимостью сняв свою фуражку, он поднял с ее помощью еще горячий снаряд и выкинул его обратно через отверстие, пробитое этим же снарядом в борту корабля.

Отчасти благодаря храбрости Штрейля, но главным образом благодаря неопытности артиллеристов «Бенавона», забывших установить взрыватель в снаряд, «Пингвин» и его экипаж едва избежали внезапной гибели. Кубрик трюмных машинистов находился рядом с минным отделением, которое в тот момент было заполнено минами с установленными взрывателями, и их хватило бы для того, чтобы поднять весь корабль на воздух.

Раздосадованный тем, что позволил противнику нанести удар первым, Крюдер приказал открыть огонь из всех орудий. «Бенавон» мчался вперед с такой скоростью, что дрожала каждая заклепка в его корпусе, капитан вел судно зигзагами, а артиллеристы продолжали посылать снаряд за снарядом в направлении шедшего следом «Пингвина». Но все это являлось не более чем демонстрацией решимости сражаться. Всех артиллеристов «Бенавона», за исключением одного человека, вполне можно было назвать энтузиастами-любителями. Первый выпущенный ими боевой снаряд попал в цель лишь по счастливой случайности, и, по всей видимости, вновь добиться такого же результата им было не суждено. Однако и Крюдеру не во всем сопутствовала удача. Орудия «Пингвина» произвели восемь залпов, прежде чем удалось добиться попаданий в пытающийся уйти английский пароход. К несчастью для «Бенавона», один из выпущенных с рейдера зарядов попал в находившийся на корме ящик со снарядами. Когда развеялся дым, все увидели, что от орудия и его храброго расчета не осталось и следа.

Пристрелявшись, артиллеристы «Пингвина» стали беспощадно всаживать в британский корабль снаряд за снарядом. Сначала рухнула одна из мачт «Бенавона», увлекая за собой антенны радиопередатчика. Это лишило Чарльза Кларка, офицера-радиста, возможности продолжать посылать в эфир беспрестанные сигналы о помощи. Затем и труба парохода, получив попадание в основание, медленно повалилась набок. Паровые котлы судна лишились тяги, и оно начало сбавлять скорость.

Эрнст Крюдер лишь укрепил бы свою репутацию, прекрати он огонь сейчас, однако немецкий капитан был до такой степени раздосадован решимостью к сопротивлению, проявленному британцами, что не сделал этого. Снаряд за снарядом всаживали немецкие комендоры в корпус и надстройки английского корабля. Находившиеся на палубе спасательные шлюпки превратились в груду обломков, повсюду бушевали пожары, люди метались по палубе в поисках убежища.

Вскоре ситуация на борту «Бенавона» стала совершенно безнадежной; огонь на палубе и во внутренних помещениях вышел из-под контроля, машинное отделение заполнилось клубами пара и дыма. Скрепя сердце, поскольку он также был сильно раздосадован ходом событий, капитан Томсон отдал приказ покинуть корабль. Сразу же после этого распоряжения один из залпов с «Пингвина» накрыл мостик, принеся моментальную смерть Томсону и всем его офицерам. Погибли старший помощник Джеймс Кэмерон, второй помощник Робертсон, третий помощник Милн и офицер-радист Кларк. Рулевой Магнус Слэйтер был серьезно ранен. Лишь после этого Крюдер приказал прекратить огонь.

Старший механик Портеус, которого огонь вынудил покинуть машинное отделение, выбравшись на палубу, обнаружил, что он, как самый старший из оставшихся в живых офицеров, теперь является капитаном «Бенавона». На него легла ответственность за спасение оставшихся в живых. Шлюпки были уничтожены, однако Портеус с помощью второго механика Кроуфорда и боцмана Олласона сумел спустить на воду спасательный плот, помогая перебраться на него выжившим, многие из которых получили ранения. Всего в живых осталось 24 человека. Раненых разместили на плоту, остальные находились в воде, держась за его края.

Когда плот оттолкнули от борта корабля, третий механик Джонсон, который был серьезно ранен, скончался.

Крюдер все еще остро переживал этот бой, столь задевший его самолюбие, поэтому, хотя огонь охватил «Бенавон» от носа до кормы и плот со спасшимися моряками был четко виден на поверхности моря, он выслал катер лишь через час. Немецкие моряки обнаружили еще пятерых англичан, в том числе трех серьезно раненных, посреди горящих надстроек некогда элегантного корабля. Все двадцать восемь уцелевших членов экипажа «Бенавона» были доставлены на борт «Пингвина». Из них трое, в том числе и Магнус Слэйтер, позднее скончались, несмотря на все усилия немецких врачей.

Неравный бой между «Пингвином» и «Бенавоном» продолжался более часа. За это время из орудий рейдера главного калибра было выпущено 59 снарядов, в конечном итоге превративших английский корабль в обгоревший остов, заполненный мертвыми и умирающими. Можно сказать, что капитан Томсон отказом от сдачи сам навлек на себя и свое судно столь ужасные последствия. Разумеется, именно так и считал Эрнст Крюдер, однако Томсон и его команда не могли поступить иначе. В их распоряжении находилось оружие, которым они и воспользовались, чтобы защититься от нападения. К сожалению, Адмиралтейство, предоставившее эту артиллерию, не позаботилось о надлежащей тренировке обслуживавших ее канониров. Если бы это было сделано, весьма возможно, что карьера рейдера «Пингвин» на просторах Индийского океана оборвалась бы в этот сентябрьский день.

«Бенавон» продолжал пылать, от горящей резины в трюмах поднимались вверх клубы черного маслянистого дыма, напоминая погребальный костер. Крюдер остановил «Пингвин» на траверзе горящего корабля и с соблюдением всех воинских почестей провел церемонию похорон трех отважных британских моряков, скончавшихся на борту рейдера. Двадцать пять спасшихся, из которых семеро были англичанами и восемнадцать китайцами, присоединились к пленным, уже находившимся на нижних палубах «Пингвина».

Крюдер получил несколько радиограмм из Берлина, в которых ему напоминали, что он провел уже слишком много времени в этих водах. Пришло время двигаться на восток, чтобы заняться важным делом — минированием подходов к австралийским портам. Но Крюдер уже вкусил успеха, и ему хотелось добиться большего. Он взял курс на восток, однако при этом старался держаться как можно ближе к корабельной трассе Австралия — мыс Доброй Надежды, надеясь повстречать корабли, направлявшиеся в английские порты.

Поначалу удача не сопутствовала ему — в течение четырех дней на горизонте не было замечено ни одного судна. Возможно, это являлось последствием паники, вызванной известием о двух немецких рейдерах, действовавших в этом районе океана. И лишь 16 сентября появилась очередная жертва, и снова под норвежским флагом.

Пароход «Нордвард» водоизмещением 4111 тонн, когда-то принадлежавший немецкой компании, был спущен на воду в 1925 году. Он шел из Флемантля в Порт-Элизабет и по пути наткнулся на немецкий рейдер. В трюмах корабля находилось 7500 тонн зерна. У «Нордварда» не оставалось практически никаких шансов оторваться от появившегося на горизонте «Пингвина». Впрочем, у норвежского капитана и не возникло подобных намерений. Транспорт сдался без единого выстрела.

Захваченное судно решило проблему, уже какое-то время стоявшую перед Крюдером. На борту «Пингвина» к тому времени находилось 170 пленных, а команда «Нордварда» увеличила их количество до 200. Они занимали довольно значительное число внутренних помещений, на содержание пленных уходило немалое количество продовольствия и пресной воды, не говоря уже о постоянной угрозе мятежа с их стороны. Поэтому Крюдер принял решение отправить «Нордвард» в Германию — вместе с его грузом зерна, который был там явно не лишним, и большинством пленных, находившихся на борту «Пингвина». По какой-то причине он решил оставить на борту рейдера капитана «Бритиш Коммандера» Торнтона, капитана «Доминго де Ларринага» Чалмерса и шестерых офицеров с этих кораблей, среди них — третьего офицера-радиста, офицера-артиллериста и стюарда с «Бритиш Коммандера». Крюдер не объяснил мотивов такого решения — вероятно, он считал этих людей потенциальными мятежниками. Команда из немцев перешла на борт «Нордварда» и приготовилась взять курс к берегам Европы. Но сначала потребовалось переправить с «Пингвина» 270 тонн дизельного топлива, 100 тонн пресной воды и продовольствие — количество, достаточное для содержания 200 человек в течение двух месяцев. Пленных переправили на «Нордвард», и 19 сентября он взял курс на Бордо. Командование судном принял лейтенант Ганс Неймер, ранее плававший на торговых кораблях.

Крюдер посчитал задержку с «Нордвардом» оправданной, поскольку это позволило ему решить проблему с пленными. Однако потеря времени смешала планы по установке минных заграждений в австралийских водах. Полученные немецким капитаном приказы гласили, что мины необходимо было установить в период новолуния до конца сентября, однако теперь и речи не могло быть о том, чтобы успеть к этому сроку. Проведение операции следовало отложить до конца октября, то есть до наступления очередного периода новолуния. Теперь в распоряжении Крюдера находилось достаточно времени, и он решил употребить его с пользой. Немецкий капитан намеревался взять курс на северо-восток, где ему представилась бы возможность перехватывать корабли союзников на оживленных корабельных маршрутах между Австралией, Индией и в Зондском проливе. В то же время экипаж «Пингвина», потопившего за шесть недель шесть торговых кораблей общим водоизмещением 34 865 тонн, имел полное право почивать на лаврах.

Время подтвердило правильность принятого Крюдером решения. На рассвете следующего дня был принят сигнал SOS с французского пассажирского лайнера. «Комиссар Рамель», подвергаюсь обстрелу, — спешно передавал в эфир радист терпящего бедствие корабля. Подобные призывы о помощи становились уже привычным явлением в этих водах. Точка с указанными в радиограмме координатами находилась всего лишь в 90 милях севернее позиции «Пингвина». Несомненно, это вновь проявил себя «Атлантис» Рогге. Оба рейдера действовали, находясь на слишком близком расстоянии друг от друга.

Крюдер вел «Пингвин» курсом на северо-восток на экономичной скорости 7 узлов, что позволяло почти вполовину снизить дневную норму расхода топлива. Экипаж рейдера наслаждался прекрасной солнечной погодой. 27 сентября, когда корабль находился в 760 милях к северу от островов Амстердам и Сен-Поль, запасной «Хейнкель» вытащили на палубу и привели в боевую готовность. Крюдер намеревался постоянно проводить воздушную разведку. Однако день шел за днем, уже наступил октябрь, а ни одного торгового судна на пути не попалось. Крюдер старался, чтобы команда не слишком-то расслаблялась, заставляя ее поддерживать корабль в идеальном порядке, а просмотр имевшихся на борту фильмов по вечерам помогал скоротать время. Однако при таких условиях трудно было поддерживать высокий боевой дух моряков.

К 7 октября «Пингвин», пройдя 2800 миль на уменьшенной скорости и не встретив при этом ни единого судна, оказался к югу от острова Рождества. Это был максимально удаленный в восточном направлении пункт, которого мог достигнуть рейдер, не покидая при этом пределов Индийского океана. И вот здесь, при первых лучах восходящего солнца, на горизонте появился еще один норвежский корабль, команда которого не ожидала встретить на своем пути немецкий рейдер. Им оказался 8998-тонный танкер «Сторстад», который шел в Мельбурн с грузом дизельного топлива и нефти.

Неоснащенный вооружением танкер принадлежал компании «Скибс Соммерстад». Одного выстрела из 75-миллиметрового орудия оказалось достаточным, чтобы судно немедленно сдалось. Команда норвежского корабля, состоявшая из 36 человек, проявила стремление к сотрудничеству с группой захвата с рейдера, и уже через час «Сторстад», управляемый новым экипажем, следовал в кильватере «Пингвина».

Крюдер придерживался мнения, что разработанный в Берлине план минирования австралийских вод является чересчур амбициозным, чтобы его осуществление можно было поручить одному кораблю. Поэтому он подыскивал вспомогательное судно, которое можно было бы использовать для проведения операции. Тщательный осмотр захваченного танкера показал, что он вполне подходит для такой роли. Оба корабля взяли курс на удаленный участок океана между Явой и австралийским мысом Северо-Западный. В этом укромном месте немцы приспособили палубу танкера для спуска на воду мин, установив специальные спусковые рельсы. Партию из 110 мин переправили на «Сторстад» на катере, взятом с «Морвикена». Одновременно немцы перекачали с танкера на «Пингвин» 1200 тонн дизельного топлива.

Демонстрируя склонность к драматическим эффектам, Крюдер дал танкеру новое имя, «Пассат» — старинное немецкое название северо-восточного ветра, дующего с Атлантики. Это же имя носил один из немецких четырехмачтовых барков, совершавший плавания вплоть до начала войны, однако этот корабль в данный момент стоял на приколе в Гамбурге. Лейтенант Эрих Варнинг, временно повышенный Крюдером до капитан-лейтенанта, принял на себя командование «Пассатом». Вместе с ним на борт бывшего танкера перешли два старших офицера, один офицер-механик, восемь младших офицеров и 19 матросов. Пять членов экипажа норвежского судна добровольно согласились продолжать выполнять свои обязанности в машинном отделении.

В 3 часа 12 октября «Пассат» взял курс к берегам Австралии, его командир получил указания установить минные заграждения в Бассовом проливе на подходах к Мельбурну, а также в проливе Банкс, отделяющем острова Флиндерс от Тасмании. В то же время «Пингвин» должен был установить мины на подходах к Сиднею и Ньюкаслу, а затем рядом с портом Хобарт на южном побережье Тасмании. Выполнив эти задачи, капитаны обоих кораблей должны были привести их к месту намеченного рандеву в 700 милях к западу от Перта ровно через месяц.

В целом операция по минированию австралийских портов, к которой ее исполнители относились с некоторой опаской, на деле оказалась гораздо более простым делом, чем ожидалось. Оба немецких корабля не встретили практически никаких препятствий во время выполнения задания. Как и население Южной Африки, австралийцы, которых от ближайшего театра военных действий отделяли 12 тысяч миль, находились в полной уверенности, что война никогда не придет на их землю. Не предпринималось никаких мер по охране портов, гавани были ярко освещены, маяки работали на полную мощность. «Пингвин» и «Пассат», оба с потушенными огнями, быстро провели установку минных заграждений в ночной темноте и без каких-либо помех. По иронии судьбы, именно минные заграждения, установленные «Пассатом», наскоро переоборудованным во вспомогательное судно, оказались впоследствии наиболее эффективными.

Первой жертвой немецких мин стал лайнер «Кембридж» водоизмещением 10 846 тонн, принадлежавший федеральной Навигационной компании. На его борту находилось 3500 тонн олова. Совершая свой тридцать первый и последний рейс в Австралию, «Кембридж» на переходе между Мельбурном и Сиднеем наскочил на одну из недавно установленных «Пассатом» мин. Поздно вечером 7 ноября судно проходило примерно в двух милях от мыса Уилсон в Бассовом проливе, когда, по словам его капитана, А. Дж. Энджелла, произошло следующее: «Раздался сильный взрыв, который напомнил мне звук выстрела из 4-дюймового орудия. Я твердо стоял на ногах в момент взрыва, как и все, кто находился в центральной части корабля, однако корма отломилась и начала стремительно погружаться в воду. Видимость была крайне ограниченной, но некоторые члены экипажа позднее утверждали, что огромное количество воды хлынуло на палубу, причем никакого пламени при взрыве они не заметили. По моему мнению, взрыв произошел под трюмом номер 5, находившимся в самом центре корабля, рядом с машинным отделением, примерно в 120 метрах от носа корабля. Все трюмы были изолированы, а трюм номер 5 быстро оказался затопленным. Освещение пропало, поскольку все динамо-машины находились в кормовой части корабля».

С оторванной наполовину кормой, увлекаемый вниз тяжелым грузом олова в его трюмах, «Кембридж» затонул примерно через полчаса после столкновения с миной. Дул юго-западный ветер со скоростью 6 метров в секунду, и на море было довольно сильное волнение. Однако с корабля успели просигналить о бедственном положении на маяк мыса Уилсон. Затем команда из 56 человек пересела в шлюпки. Из всего экипажа погиб лишь один матрос. Одиннадцать часов спустя людей подобрал тральщик австралийских ВМС «Орара».

Двумя днями позже, 9 ноября, судно компании «Америкен Пайонир Лайн» «Сити-оф-Рэйвиль» под командой капитана Артура П. Кронина также встретило на своем пути одну из поставленных «Пассатом» мин. Это произошло в западной части Бассового пролива, недалеко от мыса Отуэй, в самое темное время суток и в сложных погодных условиях. Взрывом судно разломило надвое, причем носовая часть затонула практически немедленно. К счастью, кормовая часть оставалась на плаву еще около 45 минут, что позволило команде из 37 человек организованно покинуть транспорт. И на этот раз погиб лишь один человек — третий помощник механика Мак Брайан.

В результате потопления «Сити-оф-Рэйвиля» Эрих Варнинг, сам того и не предполагая, вошел в историю Второй мировой войны. «Сити-оф-Рэйвиль» стал первым американским торговым кораблем, потопленным в ходе войны, а бедняга Мак Брайан оказался первым погибшим в ходе этой войны моряком американского торгового флота. Впрочем, Германии это помогло мало.

Мины, установленные «Пингвином», не скоро обнаружили себя, однако и тогда особой пользы они не принесли. 5 декабря «Нимбин», австралийское судно прибрежного плавания водоизмещением 1052 тонны, наткнулось на мину недалеко от Сиднея и затонуло. При этом погибло семь человек. Двумя днями позже на подходах к Аделаиде получил повреждения в результате столкновения с миной 10 923-тонный пароход «Хертфорд». И лишь три месяца спустя еще одна установленная «Пингвином» мина нашла свою жертву. Ею оказался 287-тонный траулер «Миллималмул», затонувший в результате столкновения с миной 26 марта 1941 года. Лишь один человек погиб при взрыве.

Таким образом, операция по установке мин, растянувшаяся на месяц, к выполнению которой были привлечены два корабля, совершенно не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Лишь два океанских судна были потоплены — причем одно из них шло под флагом нейтрального государства — и еще один корабль поврежден. Потопление «Нимбина» и «Миллималмула» едва ли вошло в историю войны. Впрочем, эта смелая операция имела и серьезные последствия. Вскоре после потопления «Кембриджа» и «Сити-оф-Рэйвиля» Бассов пролив и стратегически важный порт Мельбурн были закрыты для любого судоходства до тех пор, пока в минных полях не расчистили безопасные проходы. В результате этой операции погиб тральщик австралийских ВМС «Гурунгаи» со всем своим экипажем. В течение еще нескольких месяцев, пока находили мины, Сидней, Ньюкасл, залив Спенсер и порт Хобарт также закрыли для судоходства. Поначалу австралийцы считали, что гибель кораблей — дело рук немецких подводников. И лишь позднее стала очевидной причастность к трагическим событиям германского надводного рейдера, на поиски которого отрядили легкий крейсер «Аделаид». Но к этому времени «Пингвин» и его вспомогательное судно уже находились далеко.

Глава 7

Два немецких корабля, «Пингвин» и «Пассат», вновь встретились 15 ноября в 750 милях к западу от Перта. Поскольку суда действовали порознь в течение 33 дней, при этом сохраняя полное радиомолчание, радости их экипажей не было предела. Риск при проведении операции по установке минных заграждений был немалым, но все же немцам удалось ее осуществить без каких-либо проблем. Настроение на борту обоих судов поднялось еще больше после приема радиограммы от адмирала Редера, поздравившего экипажи с выполнением задания и сообщившего о награждении пятерых членов экипажа Железным крестом 1-го класса и пятидесяти — 2-го класса. Эти награды между отличившимися должен был распределить сам капитан Крюдер по своему усмотрению. Шнапс по такому случаю лился рекой.

Но впереди моряков ждала еще одна нелегкая работа. Согласно приказам, полученным Крюдером из Главного штаба ВМФ, рейдеру надлежало атаковать китобойные флотилии англичан и норвежцев в конце декабря, когда, как стало известно, они приступали к сезонному промыслу. Для этого «Пингвину» требовалось совершить переход протяженностью более 6000 миль, но даже при таких условиях в распоряжении Крюдера еще оставалось немало времени. Он решил использовать его для проведения профилактического ремонта машин «Пингвина», которые работали без перерыва уже в течение почти пяти месяцев. Для этого требовалось полностью остановить одну из них — а каждая позволяла увеличить скорость примерно на 10 узлов, — в то время как на другой машине проводились бы ремонтные работы. Но прежде всего необходимо было решить, что делать с «Пассатом».

Первоначально Крюдер намеревался переправить 70 мин, еще остававшихся на борту «Пингвина», после чего отправить бывший танкер в северном направлении и установить эти мины у западного побережья Индии. Однако машины «Пассата» находились в еще более худшем состоянии, нежели у «Пингвина», а корпус танкера покрылся толстым слоем ракушек и водорослей. Корабль не мог идти на север в одиночку.

На следующий день «Пассат» вывели из состава вспомогательных судов германского флота, и он вновь стал норвежским танкером «Сторстад». На его борту оставили 18 немецких моряков, а количество норвежцев увеличили до 20 за счет добровольцев из числа пленных с «Пингвина». В командование кораблем вступил обер-лейтенант Левит. Отныне судну надлежало выполнять разведывательные функции. Оба корабля двинулись вперед, «Пингвин» шел лишь на одной машине, а «Сторстад» двигался в 70 милях впереди. Связь поддерживалась при помощи радиостанции «Хагенук», работавшей на ультракоротких волнах в радиусе 100 миль. Крюдер надеялся таким образом осуществлять обмен радиоинформацией, не выдавая при этом своего присутствия береговым станциям радиослежения и английским патрульным кораблям.

Сначала рейдер шел курсом на север. Дойдя до 30 градуса южной широты, Крюдер взял курс на запад. Следующие 36 часов прошли без каких-либо происшествий. Погода стояла прекрасная. Никаких других судов не появлялось на горизонте вплоть до вечера 17 ноября, когда был замечен неизвестный корабль. Вскоре стало ясно, что это крупный сухогруз, идущий курсом на запад.

«Пингвин» по-прежнему шел лишь на одной машине на скорости 10,5 узла. К счастью, ремонт второй машины уже находился в завершающей стадии, что позволило быстро запустить ее, и вскоре «Пингвин», уже на скорости 15 узлов, пустился в погоню. Однако сумерки быстро сгущались, и неизвестный корабль вскоре растворился в темноте. Лишь после полуночи он был обнаружен вновь.

Команда заняла свои места по боевому расписанию в 0 часов 32 минуты. Стояла темная, безлунная ночь, однако небо оставалось безоблачным, и даже слабого света звезд оказалось достаточно, чтобы заметить на горизонте силуэт преследуемого корабля. Крюдер, не покидавший мостика с момента первого обнаружения неизвестного судна, внимательно осмотрел его в бинокль и вновь убедился, что это крупный пароход с полностью загруженными трюмами водоизмещением около 7000 тонн. Он изменил курс рейдера для сближения с кораблем и распорядился увеличить скорость.

В 2 часа 39 минут включили прожектор. Мощный луч света прорезал темноту, целиком высветив пытающийся уйти неизвестный транспорт. Раздался выстрел из 75-миллиметрового орудия рейдера, снаряд просвистел над палубой, а сигнальный прожектор с мостика «Пингвина» передавал: «Остановите судно. Не пользуйтесь радио, иначе мы откроем огонь».

Принадлежавший Британско-Индийской пароходной компании транспорт «Наушера» оказался застигнутым врасплох. Восемь дней назад он вышел из Аделаиды и направлялся в Англию через Дурбан. Никто на борту парохода не мог предположить, что их судно встретится с вражеским кораблем в этой отдаленной части океана. По иронии судьбы, первыми отреагировали на появление неприятеля два самых младших офицера корабля, пятый механик Белью и кадет Симпсон. Предупредительный выстрел «Пингвина» разбудил их, и, наскоро нацепив спасательные жилеты и стальные каски, они поспешили занять свои места по боевому расписанию на корме. Артиллеристы «Наушеры» уже находились там. Старое японское 4-дюймовое орудие было заряжено с похвальной скоростью, и теперь канониры пытались взять верный прицел, ориентируясь на луч прожектора «Пингвина». Но прежде, чем они смогли произвести хотя бы один выстрел, поступил приказ с мостика — не открывать огня.

Отдав такой приказ горевшим желанием вступить в бой артиллеристам, капитан Дж. Н. Коллинз, без сомнения, спас жизни многим членам своего экипажа. Какое-то время он испытывал искушение развернуть судно и попытаться оторваться от противника. «Наушера» была двухвинтовым кораблем с хорошей маневренностью, но его артиллерийское вооружение не позволяло вступить в поединок с преследователем. Допотопная пушка на корме и еще более древние пулеметы системы Льюиса на мостике могли лишь раздразнить хорошо вооруженного противника. Глубоко раздосадованный Коллинз отдал в радиорубку распоряжение не передавать в эфир никаких сигналов о помощи, выбросил за борт кодовые книги и секретные документы и приказал остановить корабельные двигатели.

Группа захвата под предводительством лейтенанта Эриха Варнинга поднялась на борт «Наушеры», не встречая какого-либо сопротивления. Уже через 15 минут шлюпки, в которых находились капитан Коллинз и его команда, буксировали по направлению к «Пингвину». Операция была омрачена лишь гибелью второго механика Р. А. Филпа, который упал за борт и утонул, когда экипаж покидал корабль.

Крюдер воспринял прибытие новой партии пленных со смешанным чувством. Команда «Наушеры» была довольно большой — всего 113 человек, из них 93 индийца. Прибытие этих людей означало возврат к проблемам, не дававшим покоя Крюдеру, до того как «Нордвард» отправился в Германию. Пленных необходимо было обеспечивать пресной водой и продовольствием, а также охранять днем и ночью, что представляло собой нелегкую задачу, учитывая ограниченные ресурсы рейдера. Появление на борту индийцев создавало еще одну проблему. Будучи мусульманами, они не употребляли в пищу свинину, которая являлась основным продуктом питания на немецких кораблях.

В судовых документах «Наушеры», доставленных лейтенантом Варнингом, указывалось, что ее груз состоял из 4000 тонн цинковой руды, 3000 тонн пшеницы и 2000 тонн шерсти, а также ряда других товаров. Для находившейся в морской блокаде Германии корабль с таким грузом представлял огромную ценность, и Крюдеру очень хотелось отправить его в один из немецких портов. Однако приготовления к долгому плаванию отняли бы больше времени, чем было в распоряжении капитана рейдера. Впрочем, времени оказалось достаточно, чтобы доставить на борт «Пингвина» ящики с копченым мясом, вином, другими крепкими напитками, пудингами, шерстяными свитерами, варежками, шарфами и теплым бельем с «Наушеры». Теперь команда «Пингвина» была хорошо подготовлена к предстоящим операциям в Антарктике.

В 14 часов 9 минут 18 ноября «Наушера» была потоплена в точке с координатами 30 градусов южной широты и 90 градусов восточной долготы. Для этого немцы использовали 14 бомб с часовым механизмом, размещенных вдоль всего корпуса корабля. Мир остался в неведении относительно гибели транспорта, поскольку он не отправлял сигнала SOS, и это упущение имело самые печальные последствия для судов, следовавших тем же курсом.

«Пингвин» продолжил свой путь вновь лишь на одной работающей машине, но теперь его курс пролегал немного южнее. Через два дня, 20 ноября, впередсмотрящий заметил дым на горизонте по левому борту. Из машинного отделения доложили, что ремонт второй машины будет закончен в течение часа. Крюдер решил не торопить развитие событий, лишь слегка изменив курс, чтобы не терять струю дыма из виду. Он не сомневался, что дым идет из трубы корабля, идущего в западном направлении, и это почти наверняка союзный транспорт.

К восьми часам, когда уже взошло солнце, заработали обе машины «Пингвина», и теперь рейдер мог развить скорость 14 узлов. Вскоре на горизонте проступили очертания трубы и мачт другого корабля, который действительно оказался торговым судном, шедшим в западном направлении. Когда примерно через час рейдер приблизился к нему достаточно близко, оно резко изменило курс. Стало ясно, что на его мостике заметили «Пингвин». Крюдер позволил кораблю беспрепятственно удалиться. Почему-то с него не посылали по радио призывов о помощи, хотя всю ночь и все утро шел интенсивный обмен радиограммами между австралийскими береговыми радиостанциями и союзными кораблями. Крюдеру совершенно не хотелось попадать в ловушку.

Капитан преследовал двухвинтовое судно «Маймоа» водоизмещением 8011 тонн, спущенное на воду в 1920 году и принадлежавшее компании «Шоу Сэвил и Альбион». На его борту находился ценный груз: 1500 тонн масла, 170 000 ящиков яиц, 5000 тонн мяса и 1500 тонн зерна. С этим грузом транспорт направлялся в Англию. Судном командовал капитан Х. С. Кокс, а значительную часть экипажа из восьмидесяти семи человек составляли уроженцы Шотландии. К тому моменту, когда на мостике «Маймоа» заметили рейдер, судно находилось в море уже два дня, на экономичной скорости 11 узлов направляясь из Фримантля в Дурбан, где планировалось пополнить запасы угля.

Вызванный на мостик капитан Кокс немедленно заподозрил что-то неладное в поведении незнакомого корабля и изменил курс транспорта, стремясь оставить незнакомца за кормой, отдав в машинное отделение приказ увеличить скорость до максимума. Впрочем, не желая поднимать ложную тревогу, Кокс распорядился повременить с отправкой в эфир призыва о помощи — сообщения «QQQQ». Незнакомое судно весьма походило на германский рейдер, но вполне могло оказаться союзным транспортом, выполняющим обычный рейс.

По мере того как шло время, а неизвестный корабль не появлялся вновь на горизонте, Кокс все более убеждался в том, что принял верное при данных обстоятельствах решение. Но все же у капитана оставались некоторые сомнения, которыми, что характерно, он поделился не со своими офицерами, а со стюардом, Альфредом Нэшем, принесшим ему завтрак на мостик.

В 13 часов 43 минуты Нэш находился в офицерской столовой, где прибирал после обеда, думая о вполне заслуженном послеобеденном отдыхе. В этот момент паровой свисток «Маймоа» издал серию коротких гудков — сигнал общей тревоги. Проклиная все на свете, поскольку он был убежден, что это лишь очередная учебная тревога, Нэш поплелся на корму. Его место по боевому расписанию было у 102-мм орудия. Как только стюард вышел на палубу, раздался оглушающий рев мотора. Нэш втянул голову в плечи, когда «Хейнкель» с «Пингвина», с хорошо заметными фальшивыми британскими опознавательными знаками, пронесся над палубой корабля, почти задевая мачты.

«Хейнкель» пилотировал лейтенант Вернер, а лейтенант Мюллер находился на месте наблюдателя. К днищу самолета был прицеплен утяжеленный провод, с помощью которого немцы намеревались срезать антенну передатчика «Маймоа». Первая попытка оказалась неудачной. Самолет вновь снизился, и на мостик сбросили пакет с посланием. Сообщение гласило: «Немедленно остановите корабль. Не используйте радио. В случае неповиновения будете подвергнуты обстрелу или бомбардировке».

Ответ капитана «Маймоа» последовал незамедлительно. Радиоустановка, до того молчавшая, стала посылать в эфир одно послание за другим, информируя, что судно подвергается атаке с воздуха. В ответ на это с «Хейнкеля» сбросили две небольшие бомбы перед носом корабля. Затем самолет сделал резкий поворот, после чего вновь прошел над палубой, его двигатель БМВ работал на предельных оборотах. На этот раз «Хейнкель» был встречен стеной огня. Четвертый механик Эрнест Хаулетт, занимавший совершенно незащищенную позицию на палубе, вел огонь из пулемета, а главный артиллерист «Маймоа» — из скорострельного «Льюиса» на мостике. Лейтенант Мюллер открыл ответный огонь из пулемета, но лишь легко ранил двух других членов экипажа — Джона Гиллиса и Малькольма Маклина.

В очередной раз немецким пилотам удалось сбить антенну «Маймоа», но за это им пришлось заплатить дорогую цену — «Хейнкель» получил попадания в бензобак и один из поплавков. Его мотор несколько раз чихнул и заглох. Вернеру пришлось сажать самолет на воду. «Хейнкель» беспомощно болтался на волнах, воздух наполнялся запахом вытекающего из бензобака горючего. Вернер и Мюллер укрылись в своих кабинах, ожидая, что противник уничтожит самолет. К их полному изумлению, «Маймоа» гордо прошел мимо, не открывая огня. Пилотам даже показалось, что им помахал рукой кто-то из стоявших на мостике корабля.

Причина такого поведения капитана Кокса заключалась в том, что у него просто не хватило времени окончательно разделаться с «Хейнкелем», поскольку он четко осознавал, что немецкий рейдер находится где-то поблизости. Количество кочегаров в машинном отделении удвоили, и «Маймоа» понесся вперед со скоростью, которой ни разу не развивал со времени проведения ходовых испытаний двумя десятилетиями ранее. В то же время офицер-радист корабля, используя временную антенну, посылал в эфир сплошной поток сигналов SOS.

Дым, идущий из трубы «Маймоа», был виден с мостика «Пингвина» в течение получаса, но британский корабль мчался вперед на полной скорости. В течение последующих двух с половиной часов, пока рейдер пытался догнать транспорт, Крюдер с возрастающим раздражением выслушивал донесения из радиорубки. Радисты докладывали, что в сообщениях в эфир, передаваемых с преследуемого судна, в деталях описывается преследующий его корабль, то есть «Пингвин». Каждый английский военный корабль и каждая наземная станция радиослежения в пределах зоны действия передатчика «Маймоа» уже наверняка предпринимали все от них зависящее, чтобы обрушить на «Пингвин» всю мощь британского флота. С этим Крюдер ничего поделать не мог.

Наконец в 16 часов 45 минут, когда до захода солнца оставалось каких-нибудь два часа, Крюдеру удалось сократить дистанцию между двумя кораблями до 12 миль. Теперь транспорт находился в зоне действия орудий главного калибра рейдера. Капитан «Маймоа» пытался укрыть свой корабль за струей дыма из трубы, однако сильный ветер быстро уносил дым в сторону. Крюдер поднял боевой флаг и приказал открыть огонь.

Прогремел первый залп из 6-дюймовых пушек. Снаряды просвистели над кормой «Маймоа» и прошли с перелетом, вздымая столбы воды. Второй залп оказался точнее, снаряды стали падать за кормой пытающегося уйти транспорта. Капитан Кокс, в распоряжении которого находилось лишь одно 4-дюймовое орудие, от которого на таком расстоянии не было никакого толку, стал опасаться, что третий залп немецкого корабля окажется роковым для его судна. Поэтому он решил спасти жизни членов своего экипажа. Он приказал спустить флаг и остановить машины. «Маймоа» стал медленно снижать скорость и наконец совсем остановился.

Когда группа захвата доложила Крюдеру, что трюмы британского корабля забиты отборной продукцией с австралийских ферм, немецкий капитан вновь стал подумывать о том, чтобы отправить транспорт с немецкой командой на борту в Германию. Но машины «Маймоа» работали на угле, а его угольные бункера оказались наполовину пустыми. До самого Бискайского залива не было ни одного подходящего порта для заправки. Теперь, когда на борту каждого находившегося в Индийском океане корабля знали о том, что «Маймоа» подвергся нападению, командиру рейдера пришлось принять нелегкое решение.

Когда тьма уже сгущалась, на борту «Маймоа» заложили взрывные заряды, и судно пошло ко дну со всем своим ценным грузом. Крюдер, наблюдавший за этим с некоторым сожалением, утешал себя лишь мыслью о том, что среди 87 членов экипажа не было ни одного индийца. Пленные индийцы с «Наушеры» с их привычкой к антисанитарии, требованиями специальной пищи и медицинских осмотров, граничившими с массовой истерией, уже стали для него постоянным источником раздражения.

Лишь в первые предрассветные часы нового дня Крюдер обнаружил полузатонувший «Хейнкель» и моторный катер. Самолет все еще находился на плаву, летчикам удалось кое-как заделать пробоину в поплавке, но ветер и волнение на море значительно усилились. Подъем гидросамолета и катера на борт «Пингвина» оказался сложной операцией, продолжавшейся почти до самого рассвета.

Пока на «Пингвине» были заняты своими проблемами, 8739-тонный «Порт Брисбен» под командованием капитана Гарри Стила пытался миновать этот опасный район. «Порт Брисбен», шедший в Англию через Дурбан с грузом шерсти, находился лишь в 60 милях к северу от места, в котором «Маймоа» подвергся нападению, и радисты корабля постоянно принимали призывы о помощи с атакованного судна. Заметив на горизонте подозрительный танкер — это был «Сторстад», — капитан Стил резко изменил курс на север и приказал увеличить скорость. Вскоре танкер отстал.

Несмотря на недостаток скорости, именно «Порт Брисбен» мог представлять серьезную угрозу как для «Сторстада», так и для «Пингвина». Корабль построили в Белфасте в 1923 году, и события Первой мировой войны еще не изгладились из памяти лордов Адмиралтейства. Поэтому палубы корабля были усилены, также на нем соорудили площадки для семи 6-дюймовых орудий. Когда вновь начнется война — адмиралы мыслили именно категорией «когда», а не «если», — транспорт легко мог быть переоборудован во вспомогательный крейсер. Однако к моменту начала новой войны в 1939 году «Порт Брисбен», машины которого потребляли огромное количество угля, позволяя при этом кораблю развивать предельную скорость лишь 11 узлов, являлся безнадежно устаревшим. Он по-прежнему оставался торговым судном, однако, видимо, для оправдания вложенных в его строительство денег налогоплательщиков, нес на борту два 152-миллиметровых и одно зенитное орудие. Хотя для торгового судна такое вооружение считалось достаточно солидным, вся эта артиллерийская мощь позволяла лишь пускать пыль в глаза. Снарядов на каждое орудие имелось лишь по десять штук, что делало невозможными учебные стрельбы. На борту корабля находился лишь один профессиональный артиллерист, который делал все, что было в его силах, чтобы сформировать хорошие артиллерийские расчеты из числа моряков. Но без учебных стрельб его труд пропадал даром.

Капитан Стил, получивший перед выходом из австралийского порта указания следовать на максимальной скорости в Дурбан, не располагал никакими сведениями о вражеских кораблях в этом районе океана, но все же не намеревался искушать судьбу. Он продолжал вести корабль на максимальной скорости курсом на север, удвоив боевые расчеты. Так продолжалось, пока не сгустились сумерки. Однако, поскольку подозрительный танкер так и не появился на горизонте до 9 часов вечера, капитан решил, что то был другой союзный транспорт. Он повел судно прежним курсом и с прежней скоростью, объявив отбой боевой тревоги.

Это решение Стила оказалось фатальным для «Порт Брисбена». Когда вновь взошло солнце, «Сторстад» появился снова, и Левит спешно информировал Крюдера о складывающейся ситуации по коротковолновой рации. К 9 часам утра на мостике «Пингвина», мчавшегося на полной скорости навстречу «Сторстаду», заметили дым из трубы «Порт Брисбена». Однако Крюдер, помня, что в радиограммах с «Маймоа» давалось детальное описание рейдера, решил дождаться наступления темноты и лишь затем попытаться приблизиться к незнакомцу. Он снизил скорость и лег на параллельный курс со своей предполагаемой жертвой. За британским кораблем легко было следить по струе густого дыма. Из трубы же «Пингвина», двигатели которого работали на жидком топливе, поднимался лишь легкий дымок, который быстро рассеивался ветром. Весь день рейдер следовал параллельным с «Порт Брисбеном» курсом, оставаясь при этом незамеченным. «Сторстад», выполнивший свою задачу, вновь исчез за горизонтом.

Солнце зашло в 18 часов 40 минут, и, как это обычно бывает в южных широтах, полная темнота наступила уже через 20 минут. Ночь выдалась темной, небо было покрыто облаками, закрывавшими и луну, и звезды. Под прикрытием темноты Крюдер изменил курс и увеличил скорость, чтобы приблизиться к «Порт Брисбену».

В 21 час впередсмотрящие «Пингвина», хорошо натренированные для наблюдения в темноте, доложили о темном силуэте по правому борту. Крюдер скорректировал курс, чтобы подойти спереди к своей жертве, и уменьшил скорость. Незадолго до полуночи «Порт Брисбен» прошел перед носом «Пингвина» на расстоянии 800 метров. Крюдер отдал приказ начать операцию по перехвату. Включили большой прожектор на мостике рейдера, его луч высветил очертания «Порт Брисбена». Первый снаряд просвистел над палубой транспорта, а сигнальный прожектор на мостике «Пингвина» замигал, передавая приказ остановиться.

Этим все могло бы и закончиться, но луч прожектора высветил также и орудия крупного калибра на палубе корабля противника. Видно было, что боевые расчеты занимают свои места.

Решив, что он случайно наткнулся на британский вспомогательный крейсер, Крюдер отдал приказ немедленно открыть огонь из всех орудий. Результат оказался смертоносным. Все восемь 6-дюймовых снарядов, выпущенных первым залпом, нашли свои цели. Один из них попал в радиорубку «Порт Брисбена», убив офицера-радиста Дж. Х. Мэги, который в этот момент был занят тем, что посылал в эфир сигнал о помощи «RRRR». Другой снаряд угодил в мостик, вызвав пожар на нем. Остальные попали в трубу, в надстройки и, что имело самые печальные последствия, в рулевую рубку. Неуправляемый «Порт Брисбен», по палубе которого стремительно распространялось пламя, начал беспомощно кружить на месте, за кораблем тянулось облако густого черного дыма. Капитан Стил распорядился остановить машины и приказал экипажу приготовиться покинуть судно.

Уже через час Крюдер встречал на борту «Пингвина» новую партию пленных — 60 мужчин и одну женщину-пассажирку, все англичане. Проведенная затем перекличка показала, что 27 членов экипажа транспорта отсутствовали. Их судьбу наилучшим образом отражает рассказ второго помощника капитана Эдварда Дингля:

Эдвард Дингль, известный как «крепкий Эдди», вновь подтвердил свою репутацию человека, не теряющегося перед лицом многочисленных напастей. Он принял решение ускользнуть под покровом темноты и тем избежать плена, зная, что единственными навигационными приборами в шлюпке являются ненадежный магнитный компас и несколько морских карт. Все продовольственные запасы состояли из 24 банок сгущенного молока, нескольких коробок с бисквитами и 15 галлонов воды. Впрочем, к счастью для людей в шлюпке, этот недостаток продуктов питания не оказался фатальным. Дингль и его люди были подобраны на следующий день австралийским тяжелым крейсером «Канберра», высланным на поиски немецкого рейдера.

Избавившись с помощью торпеды от «Порт Брисбена», Крюдер затем до рассвета вел поиски шлюпки, движимый отнюдь не человеколюбивыми мотивами. Просто ему не хотелось дать уйти лодке, заполненной свидетелями действий его корабля. Впрочем, поиски оказались напрасными, и, когда наступил рассвет, он взял курс на юго-запад, ведя рейдер на предельной скорости, что оказалось весьма разумным решением. «Канберра», вооружение которой составляли восемь 203-мм и восемь 102-мм орудий, приближалась к этому району на скорости 31 узел.

Четыре дня спустя, когда «Пингвин» уже находился примерно в 500 милях севернее островов Кергелен, на борт рейдера поступила радиограмма из Главного штаба ВМФ, содержавшая подробные указания о предстоящих операциях. Крюдеру было приказано двигаться в западном направлении и пересечь маршрут Фримантль — мыс Доброй Надежды, вплоть до точки с координатами 35 градусов южной широты и 50 градусов восточной долготы, уничтожая при этом все корабли, которые встретятся на пути. Затем ему надлежало идти курсом на юго-запад вплоть до острова Буве и попытаться обнаружить норвежский китобойный флот, про который стало известно, что он обычно действует где-то в этом районе. В водах, прилегающих к землям, населенных пингвинами, и должно было начаться выполнение главной задачи рейдера.

«Сторстад» по-прежнему вел разведку, и в 11 часов 30 минут 30 ноября с него поступило донесение об обнаружении парохода, идущего курсом на запад. Крюдер немедленно пустился в погоню, применяя уже опробованную тактику слежения за вражеским кораблем по дыму, идущему из трубы. Помня о 6-дюймовых орудиях «Порт Брисбена», он планировал подойти к транспорту после наступления темноты и открыть огонь без предупреждения. Это противоречило принципам немецкого капитана, однако он понимал, что сеть вокруг «Пингвина» затягивается. Время рыцарского поведения осталось в прошлом.

Эрнст Крюдер еще не знал тогда, что преследуемое им судно является однотипным с «Порт Брисбеном», представляя собой еще одно звено в бесконечной цепи, связывающей Англию с ее житницами — Австралией и Новой Зеландией. Этот корабль также построили с расчетом на его быстрое превращение, в случае необходимости, во вспомогательный крейсер, и он также нес на борту два 6-дюймовых орудия и зенитную установку. Впрочем, у него имелось и серьезное преимущество перед «Порт Брисбеном»: на борту находились три хорошо подготовленных артиллериста австралийских ВМС.

«Порт Веллингтон», двухвинтовой грузовой пароход водоизмещением 8301, построенный в Белфасте в 1924 году, направлялся из Аделаиды в Англию через Дурбан. Пароход перевозил 10 000 тонн груза, состоявшего из брусков свинца, мороженой баранины, сыра, масла и шерсти. Четыре контейнера с шерстью находились на палубе. Командовал судном капитан Эмрис Томас, команда состояла из 80 человек, и на борту находилось еще 10 пассажиров. Пассажиры, трое мужчин и семь женщин, являлись членами Армии Спасения, возвращавшимися из Австралии после того, как они сопроводили туда группу школьников, эвакуированных из Англии.

Перед отплытием из Аделаиды капитан Томас уже знал, что немецкие надводные рейдеры действуют в южной части Индийского океана. Он осознавал, что его кораблю предстоит идти через очень опасный район. Однако жизнь на борту «Порт Веллингтона» шла обычным чередом. Погода стояла замечательная, и этим в полной мере пользовался старший помощник капитана Билл Бэйли. Он постоянно давал палубной команде задания по ремонту механизмов корабля и покраске палубы и надстроек, как это и полагалось делать на судне, направлявшемся домой. Даже трем австралийским канонирам выдали кисти и привлекли их к покрасочным работам. Когда радисты корабля приняли радиограммы «RRRR», сначала с «Маймоа», а затем с «Порт Брисбена», перед капитаном Томасом встал выбор из трех возможных вариантов действий. Он мог направить корабль севернее или южнее в надежде проскочить опасный район. Мог вернуться во Фримантль, принять на борт дополнительный запас угля, переждать опасный момент и затем вновь следовать в порт назначения. Мог просто продолжать следовать прежним курсом. После некоторого раздумья у капитана возобладало чувство ответственности перед судовладельцами. Он продолжил вести корабль прежним курсом.

К несчастью для «Порт Веллингтона», именно стремление поддерживать на борту образцовый порядок имело для судна роковые последствия. 30 ноября, когда оно находилось в 360 милях к северу от островов Амстердам и Сен-Поль, как раз на середине своего пути через Индийский океан, старший помощник Бэйли решил, что необходимо покрасить фок-мачту. Работа началась рано и после полудня уже была закончена. Однако краска высыхала медленно, что исключало возможность выставить впередсмотрящего в «вороньем гнезде». В результате «Сторстад» не был замечен до тех пор, пока не приблизился на расстояние 7 миль. Капитан Томас, вероятно, испытывавший ложное чувство безопасности после многих дней рейса без каких-либо происшествий, не обратил особого внимания на танкер. Он даже не подозревал, что его корабль тщательно изучают через окуляры нескольких биноклей.

Когда стемнело, свежая краска на фок-мачте все еще не высохла, а потому впередсмотрящий был поставлен на полубаке, а это уменьшало эффективность его наблюдений как минимум вполовину. Однако ночь выдалась прекрасной; несмотря на темноту, видимость оставалась отменной, а потому это временное ограничение не послужило причиной для беспокойства. «Порт Веллингтон» шел вперед на скорости 12 узлов, и неторопливая качка корабля убаюкивала стоявших на вахте.

На мостике царила атмосфера расслабленности. Старший помощник Бэйли отправился проверять результат дневных работ на палубе. Четвертый помощник Эдвард Гилхам, обычно помогавший Бэйли с 4 до 8 часов, нес вахту с 8 до 12 часов вечера. В последний час своей вахты, гордый сознанием возложенной на него ответственности, Гилхам размеренным шагом прохаживался по правому крылу мостика. Стоявший за рулем Джим Вэггот чуть слышно напевал себе под нос, реагируя на пощелкивания гироскопического компаса размеренными движениями штурвала и корректируя отклонения корабля от текущего курса. Оба находившихся на вахте моряка считали про себя последние минуты уходящего дня.

За четверть часа до полуночи Вэггот подался вперед и ударил один раз в колокол, давая знать вахтенному офицеру, что пришло время уступать место следующей вахте. Гилхам остановился и осмотрел в бинокль горизонт по курсу корабля. Ничего. Офицер повернулся к корме и, к своему немалому удивлению, заметил темный силуэт другого корабля. Он приближался, находясь уже на расстоянии какой-нибудь четверти мили от транспорта.

Действуя скорее интуитивно, Гилхам изменил курс, чтобы оставить чужака за кормой, а затем бросился к переговорному устройству.

«Порт Веллингтон» устремился вперед, подчиняясь движениям штурвала, но в этот момент мощный прожектор «Пингвина» выхватил судно из темноты. 5,9-дюймовые орудия рейдера открыли огонь, освещая вспышками ночное небо.

Длительные тренировки не прошли даром. Первый же снаряд, выпущенный с безупречной точностью, уничтожил радиорубку «Порт Веллингтона». Офицер-радист Артур Хаслам был убит в тот момент, когда готовил свой передатчик к посылке в эфир сигнала SOS. Второй снаряд вызвал пожар в каютах радистов и офицерском салоне.

Капитан Эмрис Томас взбирался по лестнице на мостик, когда третий снаряд пробил трубу корабля. Разлетевшаяся шрапнель угодила в ноги капитана. Он упал в лужу крови, а в это время другие снаряды взрывали пассажирские помещения. 6-дюймовое орудие на правом борту и зенитная установка были сметены в воду.

Атака, предпринятая Крюдером без предупреждения, привела к значительному успеху. Защитное вооружение «Порт Веллингтона» было выведено из строя, на борту корабля возникли пожары, радист был убит прежде, чем смог послать в эфир призыв о помощи, а командир корабля оказался серьезно ранен.

Тяжело раненный капитан Эмрис Томас все же предпринял последнюю попытку спасти корабль, приказав Бэйли уводить транспорт от противника зигзагами на полной скорости. Вскоре капитан лишился сознания. Бэйли принял на себя командование. Сознавая всю безнадежность ситуации, он приказал остановить судно и капитулировал. Старший рулевой Джим Вэггот так рассказывал о том, что произошло дальше:

На захваченном «Порт Веллингтоне» установили взрывные заряды в машинном отделении, однако все попытки проникнуть в трюмы корабля, где находились запасы провизии, были сведены на нет бушевавшим на палубе пожаром. В конечном итоге группа захвата удалилась ни с чем, если не считать дальномера, снятого с мостика британского корабля.

«Порт Веллингтон» затонул в 3 часа 31 минуту 1 декабря в точке с координатами 31 градус южной широты и 70 градусов восточной долготы. Этот корабль увеличил счет потопленных или захваченных «Пингвином» кораблей до одиннадцати, их общий тоннаж составлял 74 974 тонны. Крюдер имел все основания быть довольным своими достижениями, но находившиеся на борту его корабля 405 пленных представляли собой серьезную проблему.

Глава 8

8 октября 1939 года, спустя несколько недель после начала войны корабль «Кап Норте», принадлежавший компании «Гамбург — Южная Америка Лайн», вышел из туманного Датского пролива и вошел в пределы Норвежского моря. Двухвинтовой пассажирский лайнер водоизмещением 13 615 тонн, ранее занимавшийся перевозкой эмигрантов, находился на завершающей стадии длительного и опасного перехода из Пернамбуку в Бразилии. В пассажирских каютах лайнера размещались немецкие резервисты, готовившиеся по прибытии в Германию присоединиться к начатой Гитлером борьбе за «жизненное пространство».

Благодаря мореходному искусству своего капитана «Кап Норте» пока что удавалось избегать встречи с кораблями британского королевского флота. Теперь судно находилось лишь в 72 часах пути от вод, находившихся под контролем немцев. Погода, типичная для этого времени года, также благоприятствовала такому переходу. Небо было облачным, море неспокойным, постоянно шел то град, то снег. Видимость ограничивалась пределами полумили, а мороз пробирал до костей. Из-за непогоды несение вахты на верхней палубе превращалось в настоящий кошмар, однако это представляло собой скромную плату за предоставляемое самой природой прикрытие.

Но удача все же отвернулась от германского лайнера на следующий день, когда он находился к северу от Фарерских островов. Вынырнув из стены дождя, корабль наткнулся на англичан. Впрочем, даже и сейчас, на скорости 15 узлов, у немцев оставался шанс уйти. К несчастью для них, охрану Фарерских островов в тот день несло не какое-нибудь тихоходное и плохо вооруженное вспомогательное судно, а легкий крейсер «Белфаст», вооруженный двенадцатью 152-мм и двенадцатью 102-мм орудиями. Капитан «Кап Норте» остановил свое судно и сдался, что было весьма разумно с его стороны при таких обстоятельствах. Однако, когда британцы поднялись на палубу немецкого корабля, его механики уже успели привести машины в негодность. Судно отбуксировали в верфь на реке Тайн и отремонтировали, и все же на полную надежность его двигателей уже никогда более рассчитывать не стоило. Четырнадцать месяцев спустя именно этот фактор в немалой степени способствовал подрыву обороноспособности Англии.

Летом 1940 года, после удручающих неудач в Дюнкерке и Норвегии, боевой дух англичан значительно пошатнулся, и для его подъема победа на суше была необходима как воздух. О возвращении английских войск на континент пока что и говорить не приходилось; лишь в Северной Африке еще можно было надеяться на какой-то военный успех. Немецкие войска еще не появились на театре военных действий, но итальянские силы в этом районе представляли собой значительную угрозу. В Ливии в распоряжении маршала Грациани находилось 250 000 солдат, с которыми он намеревался идти до самой Александрии, а затем и до Суэцкого канала. Итальянские войска в Эфиопии и Эритрее постоянно угрожали английским источникам нефтедобычи в Ираке и Иране. Английский главнокомандующий на Среднем Востоке сэр Арчибальд Уэйвел мог противопоставить вражеским силам лишь 86 000 человек, в том числе на египетском фронте — 36 000. Уэйвел был уверен, что ему удастся отбросить итальянцев, но, прежде чем он мог предпринять какие-либо серьезные операции, ему необходимо было получить больше солдат, больше танков, больше орудий.

С момента вступления Италии в войну в июне 1940 года Средиземное море оказалось закрытым для торгового судоходства союзников. Сильный итальянский флот и авиация вынуждали все корабли, за исключением самых быстроходных, совершать длительный переход в Египет через мыс Доброй Надежды и Красное море. Это означало увеличение расстояния перехода на 16 000 миль и затягивало его срок на два месяца. Если грузовые суда еще могли получить какую-то защиту в составе конвоев на переходе между английскими портами и Фритауном, то остальную часть пути им приходилось проделывать в одиночку. Такая ситуация была неприемлемой, ведь речь шла о транспортах с войсками и военными материалами, направлявшимися на Средний Восток. Поэтому в конце июня 1940 года началось формирование конвоев с индексом WS. Аббревиатуру некоторые расшифровали как «уинстоновские специальные» — идею их формирования подал премьер-министр Уинстон Черчилль. Конвои находились под надежным прикрытием военных кораблей на протяжении всего пути вплоть до Суэцкого канала. Эти конвои ходили с частотой раз в месяц, и к началу декабря 1940 года они доставили подкрепления и материалы в количестве, достаточном для того, чтобы генерал Уэйвел смог отразить наступление Грациани. После этого англичане начали теснить итальянцев в глубь Ливии. Победа значительно подняла боевой дух британцев, и на какое-то время угроза английским интересам на Ближнем Востоке была ликвидирована.

Гитлер, который тем временем уже готовился к войне с Россией, был обеспокоен тем фактом, что Англия, до сих пор считавшаяся почти побежденной, теперь вновь обретала прежнюю мощь. Поэтому он приказал адмиралу Редеру организовать ряд операций против атлантических конвоев англичан. Поскольку почти все немецкие подводные лодки действовали на морских коммуникациях противника, отправляя на дно до сорока союзных кораблей в месяц, для проведения подобных операций можно было привлечь лишь крупные надводные корабли, столь дорогие сердцу Редера. Линейные крейсеры «Шарнхорст» и «Гнейзенау» все еще находились в доке, где проходили ремонт после повреждений, полученных в ходе норвежской кампании, как и «карманный» линкор «Лютцов». Таким образом, в наличии оставалось лишь два крупных корабля, способных проводить операции против британских конвоев: линкор «Адмирал Шеер» и тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер». «Шеер» вышел на просторы Атлантики 31 октября через Датский пролив и уже пятью днями позже продемонстрировал свои возможности, атаковав конвой НХ 84.

Конвой НХ 84 отплыл из порта Сидней вечером 27 октября, а 2 ноября в 500 милях к юго-востоку от побережья Ньюфаундленда к нему присоединилась группа кораблей, шедших из портов, расположенных южнее Чесапикского залива. В результате этого соединения образовался караван, состоявший из 37 судов, на борту которых находилось более миллиона тонн различных грузов.

НХ 84 шел девятью колоннами, но эскортирование конвоя осуществлялось одним-единственным кораблем — вспомогательным крейсером «Джервис Бэй». Бывший лайнер водоизмещением 14 164 тонны, принадлежавший ранее компании «Абердин и Коммонвелф», он был построен в 1922 году. На его борту имелось восемь 6-дюймовых орудий, и он мог развить предельную скорость 15 узлов. Командовал кораблем обожаемый экипажем И. С. Фогерти Феген, который представлял уже пятое поколение потомственных военных моряков, носивших эту фамилию. Фогерти Фегену предстояло вписать еще одну славную страницу в историю британского королевского флота.

«Адмирал Шеер» под командованием капитана-цур-зее Теодора Кранке вышел из устья Эльбы примерно в то же время, когда НХ 84 покинул Сидней, и 5 ноября находился лишь в 50 милях к северо-востоку от конвоя, двигаясь курсом на сближение. Разведывательный гидросамолет «Арадо» заметил дым из труб кораблей НХ в полдень.

«Шеер» показался на горизонте примерно в 16 часов. Капитан Фогерти Феген отдал кораблям конвоя приказ рассредоточиться. Затем он без каких-либо колебаний повел свой корабль навстречу противнику, прекрасно понимая, что вступает в бой с противником, вооруженным 11-дюймовыми орудиями. С борта вспомогательного крейсера старые 6-дюймовые орудия уже вели огонь, однако немецкий крейсер находился слишком далеко за пределами их радиуса стрельбы. Кранке ответил залпами со своего корабля, находясь от англичан на расстоянии 18 километров, и его артиллеристы с первого же залпа добились попадания в «Джервис Бэй». Рулевое устройство британского крейсера было выведено из строя, радиорубка разрушена. Взрывом также были уничтожены пожарные шланги на палубе, так что не осталось ни одного средства тушения возникших пожаров.

Второй залп с «Адмирала Шеера» имел своей целью мостик «Джервис Бэя», который в результате превратился в пылающие обломки. Фогерти Феген получил смертельное ранение, но продолжал управлять боем до тех пор, пока не пошел ко дну вместе со своим пылающим кораблем. Он погиб вместе со 185 моряками своего храброго экипажа.

Героическое самопожертвование экипажа «Джервис Бэя», чьи снаряды не причинили ни малейшего вреда «Адмиралу Шееру», могло показаться бесполезным, однако капитан Фогерти достиг своей цели. Пока «Шеер» был занят боем со вспомогательным крейсером, конвой успел рассеяться, и в наступающей темноте все его суда, за исключением четырех, избежали встречи с немецким рейдером.

Несмотря на довольно скромный успех «Шеера», Редер остался вполне доволен результатами рейда и приступил к реализации других планов такого рода операций.

29 ноября английские разведывательные самолеты сфотографировали «Адмирала Хиппера» в Брюнсбюттеле — гавани, расположенной рядом с выходом из Кильского канала в Северное море. Очевидно, важность этого события ускользнула от внимания лордов Адмиралтейства, и над немецким крейсером не было установлено постоянного наблюдения. На следующий день «Хиппер» под командованием капитана-цур-зее Вильгельма Мейзеля вышел в море, под покровом ночной темноты миновал устье Эльбы и стремительным рывком на полной скорости прошел Скагеррак. После этого он оказался под прикрытием норвежских прибрежных островов. Проведя крейсер вдоль побережья Норвегии, капитан сразу же направил его на полной скорости в Датский пролив, пользуясь тем, что корабль было трудно обнаружить из-за плохих погодных условий.

Облака стелились почти по самой поверхности моря, а видимость серьезно ограничивалась снежными шквалами с градом. Все английские самолеты оставались на аэродромах. В ночь с 6 на 7 декабря капитан Мейзель провел «Хиппер» незамеченным через Датский пролив и вывел его на просторы Атлантики.

Согласно полученным Мейзелем инструкциям, его кораблю надлежало развить ограниченный успех «Адмирала Шеера» и нанести максимально возможный ущерб конвоям, следовавшим по маршруту Галифакс — Ливерпуль, этой основной линии снабжения, связывавшей Британию с Америкой. Поскольку сопровождение конвоев обычно состояло из корветов и вспомогательных крейсеров, «Хиппер» со своей скоростью 32 узла и 8-дюймовыми орудиями представлял для них серьезную угрозу. В случае, если запасы топлива крейсера стали бы подходить к концу, ему надлежало идти во французский порт Брест, в котором он отныне должен был базироваться. Планировалось, что с помощью четырех танкеров, рассеянных по просторам Атлантики, «Хиппер» сможет осуществлять постоянные внезапные рейды на коммуникации англичан.

Один из наиболее важных «уинстоновских специальных» конвоев WS 5A отплыл из Ливерпуля в декабре 1940 года. Перед конвоем стояли две задачи: одна его часть должна была доставить войска и снаряжение в Египет по маршруту через мыс Доброй Надежды, а вторая — на Мальту и в Грецию, пройдя через Гибралтарский пролив.

Более крупная группа кораблей конвоя 19 декабря сконцентрировалась в Северном проливе. Она состояла из 15 судов, имевших на борту значительное количество войск, оружия, снаряжения и транспортных средств, которые предполагалось доставить на африканский театр военных действий. В состав этой группы входило немало великолепных пассажирских кораблей: 16 000-тонная «Орбита», принадлежавшая Тихоокеанской пароходной компании, «Лэндаф Касл», принадлежавший компании «Юнион Касл», бельгийские пароходы «Элизабетвиль» и «Леопольдвиль», голландский «Волендам» и новозеландский «Рангитики». Первоначально группа сопровождалась крейсером «Бонавенчер», четырьмя эсминцами и вспомогательным кораблем «Веллингтон». «Бонавенчер», которым командовал капитан Джек Эгертон, являлся новым кораблем водоизмещением 6850 тонн, способным развить скорость до 33 узлов. Его вооружение состояло из восьми 135-мм полуавтоматических орудий. Имелась на корабле и радарная установка, впрочем, устаревшего типа, с ограниченным радиусом действия. Эта установка была оснащена фиксированной антенной на фок-мачте и покрывала лишь небольшую площадь по сторонам корабля. Поэтому крейсеру приходилось постоянно перемещаться, чтобы вести поиск целей. В отличие от современных радаров, дающих полную картину происходящего вокруг корабля, радарная установка «Бонавенчера» давала лишь приблизительные координаты цели и расстояние до нее. Качество распознавания целей также было весьма низким. В целом от данной радарной установки было мало толку в бою против подводных лодок противника, особенно в сложных погодных условиях. Однако она оказывала неоценимую помощь при отслеживании целей в условиях плохой видимости. В целом, хотя «Бонавенчер» мог постоять за себя при любых обстоятельствах, его основной задачей являлось отражение угрозы со стороны дальних бомбардировщиков «Кондор». Было известно, что эти самолеты совершали постоянные полеты над Атлантикой, стартуя с авиабазы близ Бордо.

Общее командование кораблями конвоя и эскортом осуществлял контр-адмирал С. Н. Рейн, находившийся вместе со своим штабом на 12 405-тонном двухвинтовом пароходе «Тамороа». Рейн, подобно многим другим командирам конвоев, был отставным штабным офицером, вернувшимся на флот, чтобы внести свой вклад в победу над врагом. Капитаны бывших торговых судов славились своим стремлением к независимому принятию решений, и адмиралу Рейну лишь благодаря своему огромному опыту удавалось убедить их координировать свои действия друг с другом и кораблями эскорта. Работа командиру конвоя предстояла отнюдь не легкая.

Уже сгущались сумерки, когда вечером 20 декабря у северного побережья Ирландии к конвою присоединился последний корабль. Им оказался тот самый немецкий лайнер «Кап Норте», переименованный в «Эмпайр Трупер» и принадлежавший теперь Британско-Индийской пароходной компании. После нескольких месяцев ремонтных работ «Эмпайр Трупер», переоборудованный в войсковой транспорт, мог стать весьма своевременным пополнением для британского флота. Впрочем, повреждения, нанесенные его машинам осенью 1939 года, все еще давали о себе знать. Медленный ход и плохая маневренность стали неотъемлемыми признаками поведения корабля в плавании.

Тем не менее, оказавшись в составе конвоя, бывший германский лайнер проявлял себя превосходно. Проблемы возникли на другом корабле, «Эрнебанке», под командованием капитана Эндрю Вира. На 5388-тонном «Эрнебанке», лишь три года назад спущенном на воду на верфи «Харланд энд Вульф» в Белфасте, произошла авария в машине утром 21 декабря. Корабль начал быстро отставать, но затем все же нагнал конвой. Новая авария произошла в 16 часов. Корабль снова отстал, и на этот раз оставалась весьма слабая надежда на то, что ему вскоре удастся вновь присоединиться к конвою. Капитан Эгертон с большой неохотой отдал эсминцам «Уитч» и «Сент-Мэри» приказ остаться рядом с транспортом. На эсминцах эскорта запасы топлива подходили к концу, и им необходимо было возвращаться в Лондондерри. «Уитч» и «Сент-Мэри» легли на обратный курс в 18 часов, остальные эсминцы — в 23 часа. Лишь «Веллингтон», вооруженный двумя 120-мм и одним 76-мм орудиями, вместе с «Бонавенчером» продолжал осуществлять охрану конвоя. Теперь конвой из 16 кораблей оказался весьма уязвимым, но уязвимее всех было положение злосчастного «Эрнебанка».

Штормовой восточный ветер дул всю ночь. После двух резких поворотов, предпринятых судами по приказу контр-адмирала Рейна ввиду возможного контакта с немецкими подводными лодками, конвой оказался разбросанным на большом пространстве к утру 22 декабря. Один корабль, «Дилэйн», водоизмещением 6054 тонны пропал, в то время как «Эрнебанк» все еще оставался где-то позади конвоя. «Веллингтону» было поручено попытаться отыскать оба транспорта, и теперь «Бонавенчер» в одиночку осуществлял прикрытие оставшихся четырнадцати кораблей.

Другая группа конвоя не испытывала недостатка в кораблях эскорта. Она состояла из пяти быстроходных торговых судов: 10 917-тонного «Нортерн Принса», пароходов Кэйзера Ирвина «Клан Камминг» и «Клан МакДональд», 11 063-тонного «Эссекса» и двухвинтового «Эмпайр Сонг», также принадлежавшего Кэйзеру Ирвину и совершавшего свой первый рейс. Все пять пароходов были включены в эту группу из-за своих вместительных трюмов и большой скорости. На их борту находились танки, снаряжение и продовольствие. Группа направлялась в Гибралтар. Оттуда в рамках осуществления операции «Эксесс» группа должна была попытаться прорваться на Мальту и в Пирей. Ее прикрытие осуществляли крейсер «Наяда», однотипный с «Бонавенчером», эсминцы «Беверли», «Келвин» и «Киплинг», канадские эсминцы «Оттава» и «Сен-Лорен», «Ле Триумфант» из состава сил «Свободная Франция» и польский «Перун». Также в состав эскорта входили корветы «Клематис» и «Цикламен». Руководил этим отрядом контр-адмирал И. Кинг, также командовавший 15-й эскадрой крейсеров. Флаг его развевался над «Наядой».

В помощь конвою прибыли старые авианосцы времен Первой мировой войны — «Фьюриес» и «Аргус». У этих первых авианесущих кораблей в истории войн было славное прошлое. «Фьюриес», первоначально построенный как быстроходный линейный крейсер, в июле 1918 года осуществил первый в истории удар самолетами авианосного базирования. Тогда находившиеся на его борту семь «Сопвичей» атаковали ангары дирижаблей в Тондерне на севере Германии. «Аргус», который был на год младше, являлся переоборудованным торговым судном. «Сопвичи» уже давно остались в прошлом, их место заняли «Суордфиши», в задачи которых входило выслеживание вражеских подводных лодок. Впрочем, прикрытие конвоя не было самой важной частью роли, отводившейся авианесущим кораблям. «Аргус» должен был в рамках операции «Экссес» осуществить запуск истребителей «Харрикейн» вблизи Мальты. На «Фьюриесе» также находились «Харрикейны», но они предназначались совсем для другой цели.

Английские ВВС, поддерживавшие действия своих сухопутных войск в африканской пустыне, постоянно нуждались в новых самолетах взамен поврежденных и сбитых. Однако, поскольку их доставка по маршруту вдоль мыса Доброй Надежды занимала много времени, а Средиземное море стало слишком опасным районом, начиная с августа 1940 года новые самолеты доставляли через порт Такоради на западном побережье Африки. Рядом с портом построили взлетные полосы и ремонтные мастерские. Самолеты, доставлявшиеся на кораблях, проходили технический осмотр, после чего совершали перелет до Каира с посадками для дозаправки в Кано и Хартуме. Протяженность всего пути составляла 3700 миль. Теоретически это являлось простейшим выходом из сложившейся ситуации, однако в действительности сложности, связанные с подобным способом транспортировки самолетов, были огромны. Такоради, порт на африканском побережье, построенный для хранения и переработки бревен и кокосовых орехов, доставлявшихся с дальних плантаций, был совершенно не приспособлен к тяготам военного времени. Работы по подготовке самолетов к полетам занимали слишком много времени. А тропическая жара, песчаные бури и резкие перепады температуры приводили к тому, что двигатели самолетов во время длительного перелета часто выходили из строя. Вскоре обломки самолетов, совершивших вынужденную посадку, уже отмечали весь маршрут Такоради — Каир. 30 «Харрикейнов», находившихся на борту «Фьюриеса», были призваны восполнить эти потери.

Вторая группа конвоя WS 5A вышла из Северного пролива утром 20 декабря. Сутки спустя силы эскорта были дополнительно усилены присоединившимися к конвою эсминцами «Хайлэндер», «Харвестер» и «Веспер». Вновь прибывшие корабли заняли свои места в строю, когда небо на востоке уже начало понемногу светлеть. Конвой находился на просторах Атлантики, в 150 милях к юго-западу от Рокуэла, идя на пониженной скорости ввиду ухудшившейся видимости и усилившегося волнения на море — зимняя атлантическая погода давала о себе знать. Транспорты, с их широкими корпусами, шли вперед без каких-либо проблем. Эсминцы качало на волнах, их палубы постоянно заливала вода. Крохотные корветы были едва видны посреди этого буйства стихии; высокобортные авианосцы испытывали постоянную качку. И в этот момент на «Аргусе», шедшем вторым в центральной колонне, заметили подводную лодку.

С авианосца произвели предупредительный выстрел из ракетницы и тут же начали посылать по радио сообщения о вражеской подводной лодке, идущей в надводном положении в непосредственной близости от конвоя. Затем «Аргус» развернулся, пытаясь таранить лодку, в то время как на «Фьюриесе», шедшем головным в левой колонне, выстрелили белой ракетой, что означало сигнал всем кораблям: «Немедленный поворот влево на 40 градусов».

Капитаны транспортов оказались в некотором замешательстве — они не знали, что командир конвоя, капитан Бакли, находившийся на «Нортерн Принс», на борту которого не оказалось белых ракет, распорядился, чтобы в случае необходимости сигналы подавал «Фьюриес». Некоторые суда повернули влево, капитаны остальных, решив, что сигнал ракетой подан по ошибке, продолжили следовать прежним курсом.

Тем временем подводная лодка, на мостике которой увидели надвигающийся на них «Аргус», совершила срочное погружение. Ее не было видно довольно долго, и эсминец «Харвестер» отстал от конвоя, пытаясь вновь обнаружить ее. «Харвестер» вел поиски в этом районе довольно долго, но без каких-либо результатов.

Когда волнение на кораблях улеглось, капитан «Аргуса» доложил контр-адмиралу Кингу, что два офицера и несколько матросов видели субмарину, идущую в надводном положении. Однако на Кинга это не произвело особого впечатления. В своем докладе Адмиралтейству, написанном позже, он заявил: «По моему мнению, подводная лодка едва ли стала бы выходить на такую позицию, не проявив свое присутствие ранее, то есть не предприняв атаку. Кроме того, ей пришлось бы преодолевать строй эскортных эсминцев. Стемнело, видимость была плохой, а на море стояло сильное волнение. С борта „Наяды“, находившейся в каких-нибудь 5 кабельтовых за „Аргусом“, ничего не было видно».

С подобной логикой контр-адмирала Кинга довольно трудно согласиться. Ссылаясь на плохую видимость и волнение на море, он не был склонен доверять заявлениям сразу нескольких членов экипажа «Аргуса». Адмирал проигнорировал возможность того, что противник мог установить наблюдение за конвоем. Кроме того, дополнительные проблемы вызывал тот факт, что «Аргусу» пришлось прервать радиомолчание, для того чтобы сообщить об обнаружении подлодки. Это также могло выдать противнику местоположение конвоя, и все же Кинг не предпринял каких-либо действий. Он лишь покритиковал капитана «Аргуса» за несдержанность и продолжил вести конвой прежним курсом.

Рано утром 21 декабря Кинг получил от командующего силами западного направления указание отрядить большую часть кораблей эскорта для выполнения других задач. Конвой находился в это время в 500 милях к западу от Ирландии, и погодные условия продолжали ухудшаться. С большой неохотой Кинг выполнил этот приказ, отпустив «Харвестер», «Хайлэндер» и «Беверли» ночью, а «Оттаву», «Сен-Лорен», «Веспер» и «Ле Триумфант» — перед рассветом 22 декабря. Два других эсминца, «Келвин» и «Киплинг», покинули конвой в 10 часов утра. Теперь конвой сопровождали только крейсер «Наяда» и корветы «Клематис» и «Цикламен». И если какое-то время назад могло показаться, что эскортных кораблей слишком много, то теперь их количество было сведено к минимуму.

Корабли конвоя шли курсом на юг, и их экипажи все сильнее ощущали постоянно усиливавшийся штормовой юго-восточный ветер. К полудню волнение на море достигло штормового уровня. Один из транспортов, «Эссекс», на верхней палубе которого находилось несколько самолетов, был вынужден снизить скорость до 9,5 узла, чтобы предотвратить повреждение этих машин. Корабль нельзя было оставлять позади, и потому весь конвой замедлил ход, чтобы позволить транспорту остаться в строю. Лишившись большей части эскорта и вынужденный до минимума снизить скорость конвоя ввиду отвратительной погоды, контр-адмирал Кинг сильно пал духом.

В 14 часов всех охватило волнение, когда неизвестный военный корабль внезапно вынырнул из мглы. Им оказался «Веллингтон», отправленный капитаном Эгертоном для охраны отставшего «Эрнебанка». С корабля сообщили с помощью сигнального фонаря, что суда из состава первой группы конвоя находятся всего лишь в 80 милях к югу и сильно рассеяны штормом, а «Эрнебанк» вообще не видно. Удовлетворенный тем фактом, что вскоре можно будет установить контакт между двумя группами конвоя, Кинг приказал «Веллингтону» продолжить поиски пропавшего корабля.

После полудня адмирал получил радиограмму от Адмиралтейства с предупреждением. Существовала вероятность того, что вражеская подлодка сообщит о местонахождении конвоя. Это подтверждало мнение, которого придерживались многие капитаны кораблей сопровождения, однако противоречило оценке, которую давал ситуации адмирал Кинг. Впрочем, он подчинился распоряжениям Адмиралтейства и приказал изменить курс на 30 градусов вправо, увеличив при этом скорость. Эти меры, однако, не облегчили положения кораблей и их экипажей. Изменение курса заставило их еще больше страдать от ветра и волнения на море, а увеличение скорости, сначала до 13, а затем до 14 узлов, являлось серьезным испытанием прочности корпусов перегруженных транспортов. Страдая от сильнейшей качки, суда медленно ползли в юго-восточном направлении, чтобы, как надеялись их экипажи, уйти от опасности.

В 19 часов 20 минут поступила еще одна радиограмма Адмиралтейства, на этот раз в ней предполагалось, что за конвоем, скорее всего, следует вражеская субмарина. Это представляло собой вполне убедительное доказательство того, что «Аргус» действительно заметил утром подлодку. Также это наводило на мысль, что немцы вновь использовали свою обычную тактику. Приказы адмирала Деница предписывали, чтобы любая одиночная лодка, обнаружившая конвой, не предпринимала немедленной атаки, но следовала за этим конвоем в надводном положении до тех пор, пока другие лодки не могли бы присоединиться к ней и предпринять сообща мощную атаку.

Хотя в радиограмме Адмиралтейства не было явно высказано предположения о возможности такого развития событий, но было очевидно, что там анализировали радиопереговоры немецких субмарин в этом районе в течение какого-то времени. И все же контр-адмирал Кинг по-прежнему отказывался признать, что конвою угрожает серьезная опасность. По его словам, он «посчитал неправдоподобным, что подводная лодка могла бы следовать за конвоем на скорости 14 узлов в ночное время». К тому времени погода несколько улучшилась, и, проявляя изумительное благодушие, Кинг вновь приказал конвою идти курсом на юг.

Ночь прошла без каких-либо происшествий, и утром 23 декабря, когда уже полностью рассвело, более быстроходная группа конвоя, возглавляемая крейсером «Наяда», соединилась со второй группой, к немалому облегчению капитана «Бонавенчера» Джека Эгертона. В течение 36 часов лишь его легкий крейсер и небольшой «Веллингтон» — когда тот не был занят поисками отставших транспортов — охраняли множество беззащитных торговых судов от возможных атак немецких кораблей и авиации.

К полудню этого дня, несмотря на продолжавшую ухудшаться видимость и непрекращающееся волнение на море, конвой WS 5A вновь стал единым целым. Теперь в его состав входили 19 транспортов — «Дилэйн» по-прежнему отсутствовал — под командованием контр-адмирала Рейна на «Тамороа». Конвой шел вперед на скорости 12 узлов — такую скорость могли развить все корабли. Перевозивший 40 000 солдат и около 150 000 тонн снаряжения, включая истребители, он представлял собой весьма заманчивую мишень для противника. Немцам уже стало известно об этом конвое, и они явно намеревались его атаковать. Эскорт же конвоя теперь состоял из двух крейсеров, «Наяды» и «Бонавенчера», вспомогательного судна «Веллингтон», корветов «Клематис» и «Цикламен», и двух авианесущих кораблей — «Аргуса» и «Фьюриеса», являвшихся одновременно и транспортами, и кораблями эскорта.

Едва ли это было достаточным для столь важного конвоя в столь опасное время.

Примерно через час после того, как обе группы соединились, Адмиралтейство уведомило Кинга о том, что шесть дальних бомбардировщиков «Кондор» вылетели с аэродрома близ Бордо этим утром и направились в их сторону. Остаток дня артиллеристы не отходили от своих орудий, количество впередсмотрящих на всех кораблях удвоили, а самолеты с «Фьюриеса» патрулировали небо над конвоем. По мере того как шло время, напряжение экипажей возрастало, но, когда начали сгущаться сумерки, никакой атаки все еще не последовало. «Кондоры», видимо, направлялись к какой-то другой цели.

После наступления темноты Кинг предпринял два маневра с целью оторваться от вражеских подлодок, если таковые следовали за конвоем. Первый раз был предпринят поворот 30 градусов на правый борт, а три часа спустя — 40 градусов на левый борт. Плохая видимость привела к тому, что в течение ночи кораблям трудно было соблюдать строй, и к рассвету конвой вновь оказался разбросанным, так что потребовалось восстанавливать строй судов в течение всего утра. В это время к конвою вновь присоединился «Дилэйн», а эскорт был усилен крейсером «Бервик» водоизмещением 10 000 тонн, вооруженным восемью 203-мм, восемью 102-мм орудиями, и легким крейсером «Данедин», имевшим на борту шесть 152-мм и три 76-мм орудия. После прибытия этих кораблей крейсер «Наяда», задача которого была выполнена, направился обратно в Скапа-Флоу.

Конвой WS 5A, миновав тысячи миль самых опасных вод Атлантики и не подвергнувшись при этом ни одной атаке, направлялся теперь на юг. На кораблях царило приподнятое настроение. Всего лишь через два дня, подойдя к Гибралтарскому проливу, WS 5A вновь должен был разделиться. Быстроходным кораблям во главе с «Нортерн Принс» надлежало попытаться предпринять опасный переход по Средиземному морю, а остальным — продолжить свой длинный путь вдоль мыса Доброй Надежды и далее. Впрочем, сейчас приближалось Рождество, и завтрашний день должен был стать праздничным — насколько это было возможным при таких обстоятельствах. Он предвещал членам экипажей лишнюю бутылку виски, индейку и сливовый пудинг. Но моряки конвоя WS 5A больше думали о родных, оставшихся дома.

Глава 9

18 декабря 1940 года, когда суда конвоя WS 5A собирались в Северном проливе, пароход «Дьюкеса» находился в 700 милях к юго-западу от Фритауна, направляясь в родной порт из Южной Америки. В трюмах парохода, принадлежавшего лондонской компании «Хаулдер Бразерс», находилось 3500 тонн мороженой говядины и 15 миллионов яиц — сказочный подарок жителям Британских островов, переживавшим тяготы военного времени. Впрочем, этому грузу не суждено было дойти до места назначения.

В 12 часов 20 минут, когда капитан Берпарк и его офицеры были заняты полуденными наблюдениями на мостике «Дьюкесы», грозный силуэт «Адмирала Шеера» появился на горизонте. Британский транспорт не имел вооружения на борту, а его предельная скорость составляла 12 узлов; на вооружении же «Шеера» были 280-мм, 150-мм и 105-мм орудия, а скорость достигала 26 узлов. Какое-либо сопротивление английского корабля было лишено малейшего смысла. Но даже при таких обстоятельствах Берпарк отказался сдаться, развернув свое судно кормой к немецкому рейдеру и пытаясь уйти на полной скорости.

280-мм орудия «Шеера» предназначались для ведения огня на дистанции 11 миль и в любой момент могли остановить пытающуюся уйти «Дьюкесу». Однако командир рейдера, капитан-цур-зее Теодор Кранке, ведший в данном случае особую игру, не открывал огня до тех пор, пока с преследуемого корабля не отправили в эфир сигнал о помощи, о приеме которого затем было получено подтверждение. И лишь после этого Кранке приказал произвести выстрел поверх «Дьюкесы», чтобы принудить ее остановиться.

Он отнюдь не случайно позволил британскому кораблю информировать остальные суда о своем бедственном положении. Кранке надеялся, что это позволит в какой-то мере отвлечь внимание от вод Северной Атлантики, где «Хиппер», пройдя Датским проливом, поджидал конвои, идущие из Галифакса. И капитан достиг своей цели. После приема сигнала о помощи с «Дьюкесы» Адмиралтейство немедленно приказало тяжелым крейсерам «Нептуну» и «Дортсетширу» идти в этот район на максимальной скорости. Одновременно авианосцу «Гермес», вспомогательному крейсеру «Претория Касл» и легкому крейсеру «Дрэгон» был дан приказ соединиться в районе Сент-Хелена и оттуда идти на поиски «Шеера». Это оставило районы к северу без прикрытия тяжелых кораблей, тем самым позволяя «Хипперу» осуществлять нападения на конвои беспрепятственно. Когда британские военные корабли прибыли к месту, указанному в радиограмме с «Дьюкесы», хитроумный Кранке уже ушел на юг вместе с захваченным английским транспортом. С немецким экипажем на борту «Дьюкеса» отныне находилась на секретной якорной стоянке у побережья Бразилии, и с ее помощью немецкие рейдеры постоянно пополняли свои продовольственные запасы. Ценный груз мороженой говядины и яиц в немалой степени способствовал подъему морального духа экипажей, длительное время вынужденных питаться лишь копчеными сосисками и соленьями. Когда угольные бункеры транспорта опустели, а его холодильное оборудование вышло из строя, он был пущен ко дну. Это произошло 18 февраля 1941 года.

Как оказалось, диверсия, предпринятая Кранке, в конечном итоге не принесла ожидаемого результата. Северная Атлантика вновь проявила свой непростой нрав. Когда Вильгельм Мейзель провел «Хиппер» через Датский пролив, корабль попал в страшный шторм, в результате которого двигатель по правому борту оказался выведенным из строя. Вскоре после первого шторма налетел второй, так что вместо атак против конвоев «Хипперу» пришлось вести отчаянную борьбу с разбушевавшейся стихией. Это была малоприятная для крупного боевого корабля ситуация.

В конечном итоге «Хиппер» оказался далеко к югу от трассы конвоев Галифакс — Ливерпуль, при этом не обнаружив ни одного вражеского корабля. К этому времени, хотя крейсер находился в море менее месяца, Мейзеля уже начало серьезно беспокоить стремительное уменьшение запасов корабельного топлива. Капитан решил идти в Брест, при этом крейсер должен был пересечь маршрут конвоев, следовавших из Фритауна в Англию, так что Мейзель надеялся повстречать какой-нибудь крупный конвой. Однако ввиду плохой погоды надежда казалась нереальной. Ей никогда не суждено было бы оправдаться, если бы не стечение обстоятельств.

Канун Рождества, 24 декабря 1940 года, являвшийся для оставшихся на берегу поводом для скромного торжества, оказался подлинным ночным кошмаром для моряков конвоя WS 5A. Штормовой юго-западный ветер начал дуть после захода солнца и бушевал всю ночь, внося беспорядок в строй медленно двигавшихся судов. Сильное волнение на море и плохая видимость в условиях безлунной ночи превращали соблюдение строя в почти невыполнимую задачу, однако каким-то чудом корабли все же держались вместе. В предрассветные часы 25 декабря одна из машин «Эмпайр Трупера», поврежденная немецким экипажем при захвате корабля англичанами, временно вышла из строя. Лайнер пытался держаться своего места в строю, идя лишь на одной машине, но вскоре начал сильно отставать и задерживать движение конвоя. И при этом выдавать противнику свое местоположение. Длинный и широкий корпус корабля был вскоре обнаружен радарной установкой «Хиппера». Мейзель, заподозрив, что ему повстречался не одиночный союзный транспорт, решил следовать за ним до наступления утра, чтобы атаковать сразу после восхода солнца.

В это рождественское утро рассвело очень поздно, темнота неохотно уступала место проблескам дневного света. Но это было в чем-то даже лучше для конвоя WS 5A, находившегося на данный момент в 650 милях к западу от мыса Финистерре. Погода начала понемногу улучшаться. Правда, волнение на море оставалось, однако ветер дул уже не с такой силой. Моросящий дождь вместе с туманом по-прежнему ограничивали видимость, но тучи уже не нависали над самой водой. По мере того как на кораблях вновь вступал в свои права обычный дневной распорядок, а из труб камбузов начал валить дым, можно было даже сказать, что атмосфера стала по-настоящему рождественской.

«Эмпайр Трупер» теперь, когда обе его машины вновь заработали, усиленно пытался догнать конвой. В строю непосредственным соседом транспорта являлся корвет «Клематис», которому надлежало оставаться рядом на протяжении всей ночи. В этом отношении транспорту определенно повезло, поскольку корветом командовал 46-летний Йорк Маклеод Кливс, выдающийся офицер, ранее командовавший торговым судном и отличившийся в норвежской кампании.

Прямо перед «Эмпайр Трупером» и корветом шел 5874-тонный «Арабистан» под командованием капитана Меткалфа. Транспорт сейчас находился на расстоянии многих миль от тех мест, где он обычно плавал, — теплых вод Красного моря и Персидского залива. Какие-нибудь три недели назад корабль, привлеченный, как и многие другие суда, к военным перевозкам, находился в наполовину вымершем порту Пенарт в Южном Уэльсе. Транспорт стоял у причала, у которого некогда швартовались знаменитые барки, огибавшие мыс Горн. В этой непривычной для экипажа обстановке на судно было погружено множество бомб, снарядов, равно как и другого военного снаряжения, включая большую десантную баржу — одну из первых барж такого типа. Ее разместили на палубе в разобранном виде. И, наконец, на борту «Арабистана» находились солдаты новозеландских территориальных войск, в основном маорийцы, возвращавшиеся в свои подразделения после прохождения дополнительной подготовки в Англии.

Канонир Реймонд Бак в одиночестве нес вахту у кормового 4-дюймового орудия «Арабистана». По мере того как вокруг становилось светлее, в пелене тумана и дождя он заметил большой корабль, приближавшийся справа. Бак, ставший канониром лишь в силу того, что провел несколько дней в морской артиллерийской школе до войны, поначалу решил, что это крейсер «Бервик» — приятно было думать в такое хмурое утро, что это именно он. Однако когда корабль вновь нырнул в полосу тумана, канонир понял, что ошибался. Внезапно горизонт по правому борту осветился яркими желтыми вспышками, за которыми последовал знакомый и пугающий визг тяжелых снарядов, пролетавших над головой. «Адмирал Хиппер» предпринял свою утреннюю атаку.

На какой-то момент Бак оцепенел; затем до его сознания дошло, что сбывался один из кошмаров, преследовавших всех моряков конвоя с момента выхода в море. Он не мог в одиночку подготовить к стрельбе 4-дюймовое орудие, а связи с мостиком у него не было. Поэтому канонир бросился вниз по лестнице на главную палубу, чтобы разбудить остальных матросов артиллерийского расчета, которые еще спали. Хотя Бак и старался пригибаться к палубе, его все же задело несколько осколков свистевшей вокруг шрапнели.

На мостике «Клематиса» вахту нес младший лейтенант Джон Эллиот. Поскольку корвет захлестывало волнами, его впередсмотрящие не смогли разглядеть «Хиппер», внезапно появившийся из тумана, а Эллиот поначалу принял вспышки от выстрелов за молнии. Но когда снаряды начали падать рядом с корветом, он быстро сообразил, что к чему, и потянулся к сигнальной кнопке.

Мейзель предпринял атаку в тот момент, когда конвой оказался практически незащищенным — и в этом не было ничего удивительного. Ночь оказалась довольно долгой и вся прошла в попытках заставить неуклюжие транспорты держаться вместе в условиях ужасной погоды. Когда наконец рассвело, конвой оказался рассеянным на обширной площади. Капитан «Бервика» Дж. Л. Уоррен заявил по этому поводу: «Точные позиции кораблей на рассвете 25 декабря 1940 года невозможно указать. Известно лишь, что „Бервик“ шел впереди, и на экране его радара отражались многочисленные перемещения других кораблей.

Позиция „Эмпайр Трупера“ не была известна, как и позиции обоих корветов; я знал лишь то, что они находятся в хвосте конвоя.

После проверки, проведенной днем 24 декабря, определить истинные позиции судов конвоя едва ли представлялось возможным».

Для командира «Хиппера» едва ли могла бы быть удачной ситуация для атаки.

Крохотный «Клематис» водоизмещением всего 900 тонн, вооруженный одним-единственным 4-дюймовым орудием, первым вступил в бой с противником. Моментально оценив сложившуюся обстановку, капитан Кливс, демонстрируя свое полное презрение к опасности, развернул свой корабль в сторону «Хиппера» и устремился вперед на предельной скорости, открыв огонь из орудия. Его радиограмма Адмиралтейству — «Веду бой с неустановленным вражеским кораблем» — была столь же смелой, как и он сам. Этот бой являл собой образец невероятной отваги, поскольку Кливс прекрасно понимал, что одного-единственного залпа из орудий главного калибра вражеского корабля окажется достаточно, чтобы смести «Клематис» с поверхности моря. Младший лейтенант Джон Палмер позднее рассказывал:

Ринувшись в сражение, капитан Йорк Кливс думал прежде всего о защите судов конвоя. Теперь, когда корвет, вокруг которого вздымались столбы воды от взрывов 8-дюймовых снарядов, оказался между «Хиппером» и транспортами, капитан отдал в машинное отделение приказ поставить дымовую завесу. «Клематис» был судном старой постройки, и на нем не имелось дымогенератора. Однако старший кочегар Гарри Пентер, несший вахту в котельной, моментально сообразил, что необходимо закрыть вентиляционные клапаны топок. Это привело к образованию большого облака густого дыма. Стелясь по воде, оно создавало непроницаемую для глаза стену между «Хиппером» и судами конвоя, которые начали рассеиваться. Сообразительность Пентера, без сомнения, избавила многие корабли от печальной участи.

«Эмпайр Трупер», ставший первой целью Мейзеля, устремился под прикрытие дымовой завесы на предельной скорости, какую только можно было выжать из его непредсказуемых машин. Казалось, что это кораблю удастся; но в тот момент, когда он уже входил в облако дыма, немецкий снаряд попал ниже ватерлинии, проделав огромную пробоину в борту и убив 16 человек. Транспорт сильно накренился, поскольку внутрь корпуса хлынула вода; впрочем, реальной опасности затопления судна пока не возникло.

«Арабистан», также устремившийся под прикрытие дымовой завесы, в какой-то момент находился даже ближе к гибели. На палубе появились многочисленные повреждения от разрывов шрапнели, а один снаряд угодил прямо в складское помещение. Если бы он попал несколькими метрами дальше в сторону кормы, то оказался бы в трюме, заполненном бомбами и снарядами. Неизбежный в таком случае сильнейший взрыв моментально стер бы корабль со всем его экипажем с поверхности моря. Но транспорту определенно сопутствовала удача в тот день, поскольку полученные повреждения носили в основном поверхностный характер. Из экипажа более или менее серьезно пострадал лишь канонир Реймонд Бак, получивший небольшое ранение шрапнелью в ногу. А, как рассказывали, капитан Меткальф спокойно стоял на открытом крыле мостика на протяжении всего этого времени, невзирая на разрывы снарядов вокруг его корабля. «Он сохранял ледяное спокойствие», — отметил Бак.

К счастью для маленького «Клематиса», все выпущенные по нему вражеские снаряды прошли стороной. Поэтому он остался практически неповрежденным. Радиограмма, отправленная Кливсом Адмиралтейству, заставила прибыть к месту боя крейсеры эскорта. И вскоре капитан корвета уже мог с удовлетворением наблюдать, как «Бервик», «Бонавенчер» и «Данедин» выходят из полосы тумана и дыма, чтобы сразиться с «Хиппером». Головным шел «Бонавенчер», и капитан Джек Эгертон так вспоминал о произошедшем бое:

За время быстротечного, но довольно ожесточенного боя «Хиппер» вел огонь с такой же интенсивностью, что и английские крейсеры. Однако в условиях плохой видимости немецким комендорам удалось добиться лишь одного попадания, выведя из строя одну из башен «Бервика», весь расчет которой — семь морских пехотинцев — погиб. Немецкий же крейсер, несмотря на огромное количество выпущенных по нему снарядов, не получил никаких серьезных повреждений. Но все же обстоятельства складывались явно не в его пользу, и Мейзель решил, что будет разумнее отступить. В дневнике он записал:

Пользуясь плохой видимостью, Мейзель лег на обратный курс, и, как только британские корабли потеряли его из виду, направил крейсер в сторону Бреста. Такое решение оказалось весьма прозорливым, поскольку после получения Адмиралтейством известий о нападении на конвой WS 5A от праздничного рождественского настроения там и следа не осталось. Крейсер «Наяда», уже находившийся к тому времени в 420 милях к северу от конвоя, получил приказ вернуться, тяжелый крейсер «Кения» отправили в южном направлении для защиты двух других конвоев в этом районе океана. Линейным крейсерам «Рипалс» и «Нигерия» также было приказано выйти в море. На тот случай, если бы «Хиппер» попытался прорваться в Германию через Датский пролив, корабли флота метрополии были отправлены для патрулирования северных вод. Если же Мейзель решил бы направиться в один из французских атлантических портов, что казалось более вероятным, его могли бы обнаружить английские самолеты, получившие приказ вести интенсивное патрулирование неба над Бискайским заливом.

Несколько часов спустя после боя с кораблями эскорта, находясь в 450 милях от острова Уэсан и двигаясь вперед сквозь пелену дождя на скорости 30 узлов, «Хиппер» повстречал еще одно судно, что вполне устраивало Мейзеля. Это был английский пароход «Джумна» водоизмещением 6078 тонн, принадлежавший компании «Наурс Лайн». Судном командовал капитан Н. Р. Берджес.

Пароход направлялся из Ливерпуля в Калькутту с самым обычным грузом, командой из 64 человек и 44 пассажирами. Последние были матросами-индийцами, возвращавшимися домой после того, как их судно было потоплено. «Джумна» являлась флагманским кораблем конвоя OB 260, который разбросало штормом несколькими часами ранее. На его борту находился командир конвоя контр-адмирал Мальтби со всем своим штабом. Мальтби, за семь недель до того командовавший злосчастным конвоем НХ 84, который подвергся атаке «Адмирала Шеера», должен был покинуть борт «Джумны» во время ее стоянки во Фритауне по пути к мысу Доброй Надежды. Затем он вернулся бы в Англию уже в качестве командира конвоя, идущего в северном направлении.

После обнаружения «Джумны» Мейзель приказал просигналить британскому пароходу: «Встречали ли вы по пути какой-нибудь немецкий рейдер?», а затем: «Какой это корабль?».

Упоминание о немецком рейдере являлось намеренной попыткой заставить британского капитана думать, что он повстречал английский военный корабль. Впрочем, уловка не сработала. Хотя Берджес и передал в ответ название своего судна, сразу же после этого он развернул транспорт и предпринял попытку уйти от «Хиппера».

Радисты «Хиппера», следившие за частотой, по которой передавались в эфир экстренные сообщения, внимательно вслушивались в передаваемый «Джумной» сигнал о помощи — позиция транспорта не указывалась. В сообщении говорилось следующее: «Подозрительный корабль. Вероятно, рейдер». Этого оказалось достаточным для Мейзеля, чтобы принять решение с учетом пережитой прошедшим утром неудачи. Немецкий капитан не собирался рисковать и далее. Он приказал артиллеристам открыть огонь, и находившийся совсем рядом беспомощный транспорт вскоре был охвачен огнем и остановился. Две торпеды, посланные в цель с довольно близкого расстояния, отправили его на дно.

Через пять минут после того, как «Джумна» исчезла в волнах, «Хиппер» вновь устремился вперед со скоростью 30 узлов. В своем донесении Мейзель отметил, что он не предпринял попыток спасения экипажа затонувшего парохода, поскольку был уверен, что посланный с него призыв о помощи наверняка приняли другие британские корабли. Поэтому он стремился уйти из опасного района как можно скорее. Дальновидное решение, но явно негуманное. Как позднее выяснилось, ни один союзный корабль и ни одна береговая станция не приняли сигнал SOS обреченного судна. Не было найдено ни одного обломка корпуса, не подобрано ни одного спасшегося, не нашли даже ни одного тела, по которому можно было бы установить место гибели транспорта. «Джумна» затонула, унеся с собой на дно 111 человек — свою команду, контр-адмирала Мальтби с его штабом и 44 индийцев, которые пережили гибель своего корабля лишь для того, чтобы погибнуть на борту другого несколькими неделями позже. Некоторое время спустя после того, как «Джумна» не прибыла во Фритаун в установленное время, ее объявили пропавшей, понимая, что судно скорее всего затонуло.

Атака, предпринятая «Адмиралом Хиппером» против конвоя WS 5A, при более зрелом размышлении кажется проведенной без особого воодушевления. Мейзель имел огромное преимущество: в праздничный рождественский день мысли моряков конвоя не были полностью сосредоточены на ревностном выполнении своих служебных обязанностей. Видимость была отвратительной, к тому же немецкий крейсер незамеченным следовал за конвоем всю ночь. В довершение ко всему он значительно превосходил по боевой мощи любой из кораблей британского эскорта. Если бы Мейзель проявил больше решимости и настойчивости, он мог бы нанести огромный ущерб флотилии транспортов, а это, в свою очередь, имело бы катастрофические последствия для английской армии на Среднем Востоке. Встреченный сначала огнем 4-дюймового орудия крохотного корвета, а затем заградительным огнем «Бонавенчер» и «Бервика», капитан-цур-зее Мейзель проявил себя явно не с лучшей стороны. Беспощадное уничтожение беззащитной «Джумны» лишь подтвердило его неспособность командовать крупным кораблем.

Рождественский день 1940 года, оказавшийся столь драматическим событием для моряков конвоя WS 5A, закончился довольно мирно. Рассредоточившиеся транспорты собрались вместе, и вновь ставший единым целым конвой продолжил движение в южном направлении. «Арабистан», получивший множество пробоин, тащился в самом хвосте. Ярко сияло солнце, а море стало спокойным впервые с тех пор, как конвой отправился в путь. Однако на кораблях имелись погибшие, а потому любые торжества, которые и так прошли бы весьма скромно, теперь казались совершенно неуместными. День завершился спокойно, моряки сознавали, что выполнили свой долг. Лишь один корабль — «Эмпайр Трупер» — покинул конвой. Судно получило пробоину ниже ватерлинии, и поэтому, после проведения временного ремонта, оно направилось в порт Сан-Мигуэль на Азорских островах. Его сопровождал корвет «Цикламен». Власти порта позволили провести на корабле более серьезный ремонт. Поскольку пребывание «Эмпайр Трупера» в нейтральном порту было ограничено 72 часами, транспорт после проведения ремонта в одиночку направился в Гибралтар. Через несколько часов его не очень надежные машины вновь вышли из строя, и судно начало дрейфовать по безмятежно спокойному морю. Единственной надеждой команды теперь могла быть встреча с какой-нибудь субмариной, случайно забредшей в этот район. Ситуацию спасло возвращение «Цикламена». На «Эмпайр Трупере» все же сумели запустить машины — появилась реальная возможность добраться до Гибралтара.

Происшедший 24 декабря бой с «Хиппером» имел еще одно неожиданное последствие. «Бонавенчер», отправленный на помощь «Цикламену» и «Эмпайр Труперу», так и не смог их обнаружить. Однако он наткнулся на немецкий танкер «Баден». На «Бадене» не знали, что «Хиппер» направился в Брест, а потому танкер оставался в этом районе, где, по первоначальному плану, он должен был пополнить топливные запасы крейсера. После того как на «Бадене» заметили «Бонавенчер», капитан танкера на предельной скорости направил его в западном направлении. Однако у него не имелось ни малейшего шанса уйти от британского крейсера, способного развить скорость 33 узла. Одного снаряда, прошедшего опасно низко над палубой, оказалось достаточно, чтобы заставить немецкий танкер сдаться. Однако перед тем как оставить судно, немцы подожгли его. Капитан попытался заставить германский экипаж вернуться на борт танкера, угрожая пулеметами, но безуспешно. Он вспоминал:

Когда стало известно, что «Эмпайр Трупер» достиг Азорских островов, «Бонавенчер» получил приказ идти в Гибралтар на скорости 20 узлов для пополнения запасов топлива. Последние 48 часов оказались для капитана Эгертона и его команды драматичными и наполненными событиями.

Темной, безлунной ночью 27 декабря Макграф, впередсмотрящий на баке «Бонавенчера», доложил о появлении корабля по правому борту крейсера. Сразу же после этого были замечены еще два корабля — один дальше по курсу по правому борту, а другой прямо впереди. Находившийся на мостике вахтенный офицер лейтенант Хендерсон осмотрел горизонт в ночной бинокль, и, к своему ужасу, обнаружил, что крейсер со всех сторон окружают темные силуэты медленно движущихся транспортов. Идя курсом на юго-восток со скоростью 20 узлов, «Бонавенчер» оказался в самом центре идущего в северном направлении конвоя.

Это могло бы стать поистине ночным кошмаром для каждого моряка, поскольку в любой момент быстро идущий вперед крейсер подвергался риску врезаться в какой-либо из окружавших его кораблей… К счастью, Хендерсон сохранил присутствие духа и предпринял единственно возможный в такой ситуации маневр. Он приказал резко положить руль «Бонавенчера» на левый борт, чтобы лечь на параллельный с конвоем курс. Крейсер успешно миновал третью и четвертую колонны конвоя и, когда капитан Эгертон прибыл на мостик, уже вел интенсивный обмен сигналами с эскортным кораблем «Кэфэй». Было установлено, что конвой SL 59, шедший из Фритауна в Англию, находился в 100 милях севернее заявленной позиции. Зоркие глаза впередсмотрящего и быстрая реакция вахтенного офицера «Бонавенчера» предотвратили возможную беду.

Через несколько часов после того, как «Бонавенчер» повстречался с конвоем SL 59, «Адмирал Хиппер», не обнаруженный воздушной разведкой англичан, вошел в гавань Бреста. Здесь крейсер поместили у тщательно замаскированного причала. Однако 4 января 1941 года английский самолет-разведчик все же сумел его обнаружить. Теперь вражеский крейсер стал главной мишенью английского бомбардировочного командования, однако, даже после 175 рейдов дальних бомбардировщиков в течение следующих трех недель, во время которых было сброшено 85 тонн бомб, он не получил никаких повреждений.

Глава 10

В отличие от капитана Мейзеля, Эрнст Крюдер прилагал немалые усилия по спасению экипажей потопленных им кораблей. Это весьма красноречиво свидетельствовало о его гуманизме и соответствовало неписаным правилам морской солидарности, однако к концу года «Пингвин» стал походить на плавучую тюрьму. После потопления «Порт Брисбена» 1 декабря и прибытия новой партии пленных в количестве 93 человек общее их число на борту рейдера возросло до 405. Эти люди — и среди них 8 женщин — занимали все пригодные помещения на и без того переполненном корабле. Пленных приходилось кормить и поить, а поскольку их количество едва ли не превосходило численность экипажа рейдера, их необходимо было постоянно охранять.

В этот период Крюдер получал из Берлина весьма детальные приказы. Ему надлежало двигаться в Южную Атлантику, чтобы атаковать китобойные флотилии союзников. Разумеется, немецкий капитан не мог начинать осуществление подобной операции с таким количеством пленных на борту. Возможно, он мог бы высадить людей, к примеру, на необитаемом острове и предоставить их собственной судьбе. Однако поступать подобным образом противоречило натуре Крюдера. Он предпочитал пересаживать пленных на захваченные корабли, которые затем отсылались обратно в Германию. Однако существовала довольно малая вероятность того, что вскоре рейдеру повстречается подходящее судно в этом районе океана. Дело в том, что для подобного перехода требовалось судно с запасами топлива, достаточными для безостановочного перехода. Машины же большинства союзных транспортов в Индийском океане работали на угле, что означало необходимость как минимум одной остановки для дозаправки по пути в Европу. Таким образом, для выполнения подобной операции подходил лишь «Сторстад». Его двигатели использовали жидкое топливо и отличались низким его потреблением, а с 10 000 тонн топлива в трюмах он мог плыть куда угодно без дозаправки. Крюдер поначалу намеревался использовать танкер в качестве вспомогательного судна при проведении операций по минированию после возвращения из антарктических вод. Однако необходимость избавиться от пленных являлась более актуальной.

Крюдер известил Берлин о своем намерении отослать «Сторстад». В ответ ему было приказано отправиться на рандеву с «Атлантисом», который испытывал необходимость в дозаправке топливом и также удерживал на борту большое количество пленных, от которых необходимо было избавиться. Три корабля встретились 8 декабря в точке, удаленной от обычных корабельных маршрутов, в 900 милях к юго-востоку от Мадагаскара. С борта «Сторстада» перекачали на «Атлантис» 1670 тонн топлива, а с рейдера на «Сторстад» переправили 124 пленных. Затем «Пингвин» также дозаправили, после чего ранним утром 10 декабря танкер отправился в долгий путь до Бискайского залива. Командование кораблем принял лейтенант Гельмут Ханефельд, призванный на службу во флот из резерва; под его началом находилась немецкая команда из 20 человек — все, что мог выделить Крюдер. Ханефельду приходилось полагаться на норвежский экипаж «Сторстада», который обеспечивал функционирование корабля, в то время как немецкая команда была занята выполнением невероятной по своей сложности задачи — охраной пленных, значительно превосходивших ее численно. Одним словом, рейс обещал оказаться весьма непростым.

«Пингвин» покинул место рандеву раньше «Сторстада». Вскоре после полудня 9 декабря рейдер направился к острову Буве, норвежскому форпосту в 1500 милях к югу от Кейптауна. Предполагалось, что именно здесь китобойные флотилии союзников ведут свой промысел. Ни Крюдер, ни кто-либо из его офицеров не были знакомы с этим районом океана. Однако, на их счастье, на борту захваченного «Атлантисом» в Индийском океане норвежского танкера «Тедди» имелся полный набор карт Атлантики, которые и были весьма своевременно переданы Крюдеру. На одной из карт все еще сохранялся нанесенный карандашом маршрут «Тедди» в районе острова Буве, когда танкер входил в состав китобойного флота в качестве вспомогательного судна зимой 1939–40 гг. Уже одна эта карта стала бесценным источником сведений для Крюдера.

Рейдер взял курс, позволявший пройти между островами Принца Эдуарда и островами Крозе, двумя одинокими и необитаемыми архипелагами в южной части Индийского океана. Чем дальше в южном направлении шел «Пингвин», сопровождаемый лишь стаями альбатросов, кружившимися над кормой, тем холоднее становилось вокруг. Ласкающие теплые бризы и летающие рыбы остались лишь в воспоминаниях, их сменили пронизывающие ветра и хмурые морские волны «ревущих сороковых». 15 декабря, когда прошло ровно шесть месяцев с того дня, когда «Пингвин» вышел из гавани Готенхафена, температура воздуха снизилась до нуля. Двумя днями позже на горизонте появился первый айсберг. Корабль вошел в воды Антарктики.

По мере продвижения «Пингвина» на юг айсбергов навстречу попадалось все больше и больше, причем весьма внушительных размеров. Навигация, особенно в ночное время, исключительно усложнилась, поскольку приходилось вести корабль вперед на минимальной скорости между гигантскими ледяными горами. Некоторые из них достигали длины в полмили, при этом высота составляла около 50 метров. 19 декабря, когда рейдер достиг 60 градуса южной широты, он оказался окруженным десятками огромных айсбергов, сопровождаемых множеством плавучих льдин. На этих льдинах немцы увидели первых пингвинов — забавных существ, которые, стоя плечом к плечу, внимательно наблюдали за проходящим мимо кораблем, названным в их честь. Достигнув этой точки, Крюдер решил, что он уже достаточно продвинулся в южном направлении, и взял курс на северо-запад, чтобы достичь острова Буве.

Ночью 23 декабря, похожей на любую зимнюю ночь на Балтике, радисты «Пингвина» перехватили разговор по рации между двумя кораблями — едва слышимый обмен репликами по-норвежски. Хотя рейдер в этот момент еще находился на расстоянии 1000 миль от Буве, было очевидно, что китобойный флот где-то рядом. Этой же ночью на рейдере приняли радиограмму из Берлина, в которой сообщалось, что фюрер наградил Эрнста Крюдера Рыцарским крестом — одной из самых почетных наград рейха — в знак признания его выдающихся успехов в Индийском и Тихом океанах. Примечательно, что Крюдер довольно спокойно отреагировал на сообщение о награждении, целиком сконцентрировавшись на выполнении текущих задач.

Пришло Рождество, его на борту «Пингвина» отметили весьма скромно. Благодаря трофеям с захваченных английских транспортов на борту рейдера оказалось много хорошей еды, нашлось и бременское экспортное пиво, специально припасенное для такого случая. Вечером матросы пели «Тихую ночь», и в их голосах чувствовалась скрытая тоска по дому. Однако день закончился так же, как и начинался, всех волновало, что ждет их в новом году. 26 декабря, в безветренную и тихую погоду, Крюдер положил конец этим ностальгическим размышлениям, приказав запустить «Хейнкель» — необходима была практика для предстоящей операции. Запуск гидросамолета прошел без каких-либо осложнений, но после двухчасового полета на нем закончилось горючее и пилоту пришлось посадить машину на воду. Получив сигнал по радио, Крюдер устремился к месту аварии на полной скорости, и уже через три часа вышедший из строя самолет был обнаружен. Проведенный технический осмотр показал, что его двигатель потреблял горючего на 40 процентов больше, чем обычно. Так что этот пробный полет оказался не напрасным.

Сразу по окончании короткого периода праздников погода стала ухудшаться. 28 декабря «Пингвин» медленно шел вперед посреди плавучего льда. Тучи стлались почти над самой поверхностью моря, а видимость серьезно ограничивалась постоянно моросящим дождем. Переговоры по радио между норвежскими кораблями внимательно прослушивались радистом Пастором, понимавшим по-норвежски. Он сумел идентифицировать две норвежские китобойные базы — «Оле Веггер» и «Пелагос», водоизмещением по 12 000 тонн. На каждой из двух баз находилось по шесть китобойных судов с дальностью действия 40 миль. В радиопереговорах упоминалось об ожидавшемся на днях прибытии вспомогательного судна, которое должно было доставить топливо, запасы продовольствия и почту, а взамен принять на борт добытый китовый жир.

Теперь смелый план, вызревавший в голове Крюдера, начинал казаться вполне осуществимым. Приказы из Берлина отличались некоторой неопределенностью. Согласно им, следовало «найти и атаковать» китобойный флот, но давался известный простор для собственной инициативы капитана рейдера. То, с какой беззаботностью китобои использовали свои радиопередатчики, ставя чуть ли не весь свет в известность о собственных действиях, позволяло сделать вывод, что они чувствовали себя в полной безопасности в этом царстве льда. Они вели себя совершенно так же, как и в мирное время. Их единственной заботой было забить как можно больше китов до окончания сезона. Едва ли эти суда несли на борту какое-либо вооружение. Да и в целом у Крюдера сложилось убеждение, что норвежские моряки не считали идущую мировую войну событием, затрагивающим их непосредственные интересы. Многим из них было все равно, кому служить — англичанам или немцам. А раз уж ситуация складывалась таким образом, то для хорошо вооруженного «Пингвина», казалось бы, не составляло никакого труда захватить китобойные суда врасплох. Потом их можно было бы отправить в Германию — не одно судно, а целую флотилию! То был смелый план, заключавший в себе, однако, и некоторый риск. Не стоило исключать вероятность того, что норвежцы могли в случае опасности использовать свои мощные радиопередатчики, чтобы призвать на помощь именно британские военные корабли.

Пастор продолжал внимательно прослушивать переговоры норвежцев на протяжении всего дня и выяснил, что вся флотилия идет на запад с намерением встретить транспорт. Норвежские корабли также находились в зоне плохой видимости, и плавбазы постоянно передавали радиосигналы кораблям, чтобы те могли легко их найти. Всю ночь Крюдер гнал «Пингвин» на предельной скорости в северо-западном направлении, описав широкую дугу. Радисты постоянно следили за тем, откуда норвежские корабли выходили в эфир, чтобы точно установить их позиции. Ввиду близости «Пингвина» к южному магнитному полюсу и соответствующего непредсказуемого поведения компаса сделать это было не так просто.

«Пингвин» вступил в новый год, борясь со штормовым северо-западным ветром и гигантскими волнами. Находившихся на борту слепили постоянные снежные шквалы, смешанные с градом. Рейдеру приходилось лавировать между огромными айсбергами. Сейчас он находился, судя по точке, откуда велись радиопередачи, в 150 милях к северу от китобойной плавбазы «Пелагос». В перехватываемых радиопереговорах норвежцы жестоко ругали плохую погоду, а также сокрушались по поводу малого количества забитых китов. «Оле Веггер» находился дальше к юго-западу, найдя убежище с подветренной стороны ледяного поля, и у его китобоев охота шла успешнее. С наступлением полуночи эфир оказался заполненным новогодними поздравлениями, посылавшимися с одного норвежского судна на другое. Крюдер соблюдал полное радиомолчание.

В первый день нового, 1941, года погода начала понемногу налаживаться, ветер стих, а видимость улучшилась. Одновременно появилась полная ясность относительно намерений капитанов норвежских судов. В журнале боевых действий Крюдер записал:

Из дальнейших радиопереговоров между норвежскими китобойцами Крюдер узнал, что вспомогательное судно, прибытия которого так ожидали норвежцы, называется «Солглимт». Из имевшегося на борту рейдера экземпляра Регистра Ллойда следовало, что это бывший шведский пассажирский лайнер «Потсдам» водоизмещением 12 246 тонн, построенный на верфи «Блом унд Фосс» в Гамбурге в 1900 году. Крюдер хорошо помнил этот корабль, поскольку он часто заходил в Бремерхафен до войны. «Солглимт» задерживался уже на две недели, и в результате этой задержки топливные запасы «Пелагоса» оказались почти полностью исчерпанными, в то время как трюмы «Оле Веггера» были заполнены китовым жиром почти до предела.

Крюдер также узнал, что в этом районе действует еще одна норвежская китобойная флотилия. Китобойная база «Торсхаммер» со своими судами вела промысел примерно в 500 милях к юго-западу. «Солглимт» в первую очередь должен был прийти на рандеву с «Торсхаммером», а, как предполагалось, тот присоединится к «Оле Веггеру» примерно 13 января. Крюдер занял позицию в 100 милях к северу от «Оле Веггера» и стал ждать.

Ожидание отнюдь не было приятным. Погода вновь начала портиться, подул сильный ветер, волнение на море возобновилось. Опять начались слепящие снежные шквалы, о которых норвежцы говорили, что это худшее проявление непогоды, которое им только довелось испытать. Китобойные суда разбросало непогодой, и многие из них сообщали о том, что потеряли туши китов, которые транспортировали. В районе, где действовал «Торсхаммер», погодные условия были схожими, и «Солглимт», который наконец пришел, не смог пришвартоваться к китобойной базе. Так продолжалось до утра 10 числа, когда погода наконец немного успокоилась, что позволило провести намеченную операцию. Затем с «Торсхаммера» по радио известили «Оле Веггер» о необходимости приготовиться к рандеву с транспортом 12 января.

Крюдер записал в журнале:

Когда Крюдер в полдень 13 января начал сближение, он и мечтать не мог о более подходящей погоде. Дул легкий северо-западный ветер, море успокоилось, и установилась видимость 5–10 миль между снежными шквалами. С «Солглимта» сообщали, что транспорт пришвартовался к «Оле Веггеру» в 6 часов, и можно было предположить, что экипажи обоих судов полностью заняты процессом передачи с одного из них на другой припасов и китового жира. Крюдер медленно начал продвигаться в юго-восточном направлении с занимаемой им позиции в 70 милях к северо-западу, намереваясь приблизиться к обоим кораблям с запада после наступления полной темноты.

В 23 часа 15 минут, когда прошел лишь один час короткой антарктической ночи, в бортовом журнале «Пингвина» появилась запись:

После месяца утомительного слежения и планирования Крюдер наконец-то мог видеть объекты для атаки. Его так и подмывало преодолеть эти последние мили на полной скорости, внезапно атаковать и захватить корабли, однако ставки были выше. Крюдер хотел захватить всю флотилию. «Пингвин», скрытый тьмой антарктической ночи и снежным шквалом, с работающими на малых оборотах машинами, осторожно продвигался вперед. Орудия рейдера были приведены в боевую готовность.

У норвежцев не оставалось ни малейшего шанса заметить приближение противника. Ярко горевшие огни на их судах сильно ограничивали обзор, громко стучали лебедки, из труб валили клубы дыма. Норвежцы словно забыли об окружающем мире.

На расстоянии 200 метров Крюдер остановил машины, позволяя своему кораблю осторожно дрейфовать по направлению к ничего не подозревающим китобойцам. Две шлюпки с вооруженными матросами приготовились к спуску.

Все это позволило достичь полной внезапности. В 0 часов 20 минут 14 января «Пингвин» внезапно появился из темноты, на нем включили мощные прожектора, а лодки с группой захвата были спущены на воду. Стремясь не вызвать паники своим появлением, Крюдер не стал производить сигнальных артиллерийских выстрелов. Вместо этого он лишь приказал просигналить: «Не пользуйтесь беспроводными средствами связи. Мы выслали лодку».

Атака была проведена великолепно. Большой моторный катер «Пингвина» под командой лейтенанта Эриха Варнинга подошел к борту «Оле Веггера», и вооруженные матросы поднялись на борт норвежского судна без какого-либо сопротивления. Затем группа захвата разделилась на две части, одна направилась на мостик «Оле Веггера», а другая перешла на борт «Солглимта», вновь не встречая никакого сопротивления. Норвежцы, которые, вероятно, никак не могли поверить в реальность происходящего, не проявляли почти никакой враждебности по отношению к немцам. Однако их раздражение ввиду столь внезапного вторжения было заметным. Варнинг приказал быстро, пока норвежцы еще не пришли в себя, запереть их во внутренних помещениях корабля и приставить к ним вооруженную охрану. После этого ему пришлось разъяснять сложившуюся ситуацию капитанам обоих кораблей — Ивенсену с «Оле Веггера» и Андерсену с «Солглимта». Уведомив их, что корабли перешли под контроль немецких ВМС, Варнинг заявил, что обоим капитанам следует сохранять спокойствие и приказать экипажам продолжить работу, за что они будут щедро вознаграждены рейхом. В случае отказа сотрудничать корабли будут потоплены. Ивенсен и Андерсен не нашли, что возразить. Они без колебаний согласились на первый вариант.

В 0 часов 45 минут, всего лишь через 25 минут после начала операции, замигала сигнальная лампа на мостике «Оле Веггера». Послание, адресованное Крюдеру, было коротким и недвусмысленным: «Корабли в наших руках». Еще через несколько минут Варнинг сообщил о деталях своей головокружительно успешной операции:

Наличие площадок для орудий навело Варнинга на мысль попытаться найти сами орудия. В одном из трюмов «Солглимта», между ящиками и бочками с жиром, он обнаружил 2 орудия калибром 105 миллиметров и запас снарядов — по 300 на каждое орудие.

Поиски в трюмах «Оле Веггера» привели к обнаружению таких же орудий и боеприпасов. Норвежцы были или слишком заняты, чтобы заниматься установкой орудий, либо же были настолько уверены, что находятся в полной безопасности, что сочли это излишним.

Лейтенант Ганс Карл Хеммер, командовавший вторым катером и получивший приказ захватить китобойные суда, также добился прекрасных результатов. Хеммер, не говоривший по-норвежски и лишь немного по-английски, решил проблему языкового барьера, повесив себе на шею табличку. На ней крупными буквами было написано: «Я Хеммер, офицер германского военно-морского флота. Ваш корабль захвачен. Не пытайтесь сопротивляться, команде оставаться на своих местах».

Хеммер позднее так вспоминал о ходе этой операции:

Таким необычным, но эффективным способом Хеммер и его команда из 18 человек захватили четыре 300-тонных китобойных судна. Трем другим удалось уйти. «Пингвин» же не мог пуститься в погоню за ними, поскольку именно в это время вышел из строя цилиндр в одной из его машин. Тем не менее Крюдер был вполне удовлетворен результатами ночного рейда, благодаря которому немцы без единого выстрела овладели двумя китобойными базами водоизмещением по 12 000 тонн каждая и четырьмя китобойными кораблями. И это не говоря уже об 11 000 тонн китового жира.

Но и это было не все. Оставалась еще вторая половина китобойного флота — база «Пелагос» и ее 7 китобойных судов, которые действовали примерно в 220 милях к востоку отсюда. Если они уже собирались идти домой, намеченную против них операцию необходимо было осуществить быстро. Один из китобойных судов вполне мог поднять тревогу, после чего «Пелагос» и его китобойцы обратились бы в бегство. При условиях плохой видимости, если бы они стали соблюдать радиомолчание, у Крюдера не было бы практически никаких шансов обнаружить их.

«Пингвин» по-прежнему шел на одной машине, покинув место своего триумфа в 4 часа 40 минут 15 января. У Крюдера при этом оставалось немало опасений относительно немецких команд, оставленных на борту захваченных им кораблей. Норвежцы значительно превосходили их численно (примерно в соотношении 20 к 1). Поэтому, хотя Варнинг и его люди были хорошо вооружены, норвежские моряки в любой момент могли взять верх над ними благодаря простому численному превосходству. Впрочем, эти опасения оказались напрасными. Норвежцы были настолько заинтересованы в добыче максимального количества китов до окончания сезона, что ничего, кроме этой работы, их не интересовало.

Чтобы ввести в заблуждение противника, Крюдер сначала двинулся в северном направлении, пока не вышел из поля зрения норвежских моряков. Затем он взял курс на восток. В 8 часов ремонт машины был завершен, и рейдер устремился вперед на полной скорости. Радисты продолжали следить за переговорами по радио между «Пелагосом» и его китобойцами. Видимость внезапно значительно улучшилась. Немного позже с «Пелагоса» стали по радио вызывать «Оле Веггер» и «Солглимт», однако ответа не получили. В 20 часов радисты «Пелагоса» прекратили попытки установить связь, вероятно, решив — по крайней мере, так надеялся Крюдер, — что те были слишком заняты, чтобы отвечать.

Еще через два часа сила радиосигнала позволила определить, что «Пингвин» подошел достаточно близко к флотилии «Пелагоса». Затем, в 22 часа 9 минут, когда рейдер медленно продвигался вдоль ледяного поля в сгущающихся сумерках, прямо по курсу был замечен белый свет. Через 10 минут рейдер прошел мимо китобойного судна, выдвинувшегося дальше остальных в западном направлении. Китобоец медленно дрейфовал, буксируя тушу кита, однако, несмотря на то что «Пингвин» прошел на расстоянии каких-нибудь 3–4 миль, никакой реакции со стороны норвежцев не последовало. По-видимому, экипаж крепко спал.

Прошло еще 45 минут. «Пингвин» шел вперед на скорости 16 узлов, когда его впередсмотрящие заметили свет на горизонте. Вскоре стало ясно, что это огни одного большого судна, вокруг которого находилось еще пять более мелких. Итак, «Пелагос» обнаружен.

Хотя ночь была очень темной, горизонт оставался чистым, и Крюдер опасался, что приближающийся рейдер могут заметить. Однако вскоре все вокруг заволокло легким туманом. В сочетании с паром, идущим из труб китобойной базы, это позволило «Пингвину» развить полную скорость и подойти к «Пелагосу» на расстояние 200 метров. Здесь он и оставался необнаруженным в течение часа, пока Крюдер оценивал обстановку. После наступления полуночи он приказал включить прожектора, передать на «Пелагос» распоряжение не пытаться воспользоваться беспроводными средствами связи и выслал вперед шлюпки с группами захвата.

Захват «Пелагоса» в точности походил на захват другой китобойной базы, прошедший сутками ранее. Экипаж не оказал ни малейшего сопротивления, как и команда китобойного судна, пришвартовавшегося к плавбазе почти в то же самое время, когда подошел «Пингвин». После этого немецкие моряки отправились захватывать остальные китобойные суда. Еще до утра список трофеев Крюдера пополнился «Пелагосом» водоизмещением 12 083 тонны, на борту которого находилось 9500 тонн китового жира, 800 тонн топлива и 210 человек экипажа, а также семью 300-тонными китобойными судами.

Оставив на «Пелагосе» немецкий экипаж, Крюдер направился на запад, чтобы проверить, как идут дела на «Оле Веггере». Последний, вместе со всей своей флотилией, находившейся под командованием Эриха Варнинга, также двигался навстречу «Пингвину». Тем временем погода вновь переменилась. Густой туман и снежные шквалы до предела ограничивали видимость, и капитанам кораблей приходилось ориентироваться лишь по радиокоординатам других судов. В конечном итоге, в 10 часов 30 минут 16 января, когда видимость немного улучшилась, корабли встретились. Следуя за «Пингвином», «Оле Веггер» и его китобойцы проследовали к месту, где находился «Пелагос». Этот путь занял 9 часов.

Так закончилась великолепная морская операция, равной которой не проводилось, вероятно, со времен Нельсона. Без единого выстрела экипаж немецкого рейдера захватил целую флотилию, общее водоизмещение которой составляло 39 847 тонн, а также завладел 20 500 тонн китового жира общей стоимостью более миллиона фунтов стерлингов. Впрочем, вряд ли удалось бы добиться таких результатов, окажи противник сопротивление. Доктор Хассельман, один из двух хирургов «Пингвина», так отзывается о поведении экипажа «Пелагоса»:

Глава 11

30 января 1941 года утро во Фритауне наступило, как всегда, необычайно быстро. Вскоре горы, окаймлявшие гавань, перестали отбрасывать тени. Стоявший над водой утренний туман моментально рассеялся, и вскоре грохот поднимаемых якорных цепей уже приветствовал наступление нового дня. Конвой SLS 64 готовился взять курс к берегам Англии.

Хотя солнце еще не поднялось высоко над горизонтом, горячий воздух предвещал очередной знойный день в этом краю болот и тропических лесов. Известная в Европе под названием «могила белого человека», Сьерра-Леоне была основана освобожденными рабами с Ямайки в конце XVIII столетия. С тех пор на этом берегу не происходило ничего выдающегося. Однако после закрытия Средиземного моря для торговых кораблей союзников летом 1940 года Фритаун неожиданно превратился в важную военно-морскую базу. Его глубоководная гавань, где могли разместиться 150 судов одновременно, позволила ему стать одним из наиболее важных сборных пунктов для конвоев. Суда, шедшие из азиатских портов вокруг мыса Доброй Надежды, из Южной Африки, из портов западного побережья Африки, затем дожидались во Фритауне сбора нового конвоя, что позволяло им проделать остаток пути до Англии в относительной безопасности. Однако с учетом высокой ежегодной нормы осадков, температуры воздуха, достигавшей 90 градусов по Фаренгейту, и букета всех болезней, какие только были известны тогдашней медицине, сказать, что Фритаун являлся малопривлекательным местом, означало не сказать ничего. Потому-то моряки конвоя SLS 64 с облегчением покидали эти края.

Даже по меркам 1941 года, конвой SLS 64 вообще едва ли можно было назвать конвоем в привычном значении этого слова. Он состоял из 21 транспорта, в большинстве своем старой постройки, двигатели которых работали на угле. В силу этого многие из них с трудом могли развить необходимую конвою скорость 8 узлов. На борту кораблей находилось в общей сложности 120 000 тонн грузов. И вот этим судам предстояло преодолеть 3000 миль исключительно опасных районов Атлантики, где в это время года бушевали штормы. Воды океана патрулировали вражеские подводные лодки, а в небе постоянно находились дальние бомбардировщики, ведшие поиск легких целей. Конвою предстояло миновать все эти опасности, не имея ни единого корабля сопровождения.

На совещании, состоявшемся минувшим вечером на борту «Эдинбург Касла», вспомогательного крейсера времен Первой мировой войны, теперь являвшегося штабным кораблем, старшему офицеру военно-морской базы пришлось сообщить командирам транспортов малоприятную новость. Обычно один из семи вспомогательных крейсеров, составлявших фритаунский эскортный отряд, сопровождал идущий курсом на север конвой вплоть до Гибралтарского пролива. Здесь конвой встречали эсминцы из состава сил командования Североатлантического направления, а затем эсминцы из состава сил командования Западного направления. Однако, к сожалению, в настоящий момент, объяснял офицер, в распоряжении командования фритаунского отряда не осталось ни одного корабля. Поэтому конвою придется идти без сопровождения — по крайней мере, до рандеву с конвоем HG 53 у Азорских островов. Впрочем, офицер поспешил заверить присутствовавших на совещании, что у них нет особых оснований для беспокойства. Согласно данным Адмиралтейства, Дениц перевел примерно треть подводных лодок в Средиземное море, оставив в Северной Атлантике лишь минимальное их количество. Крупные немецкие надводные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау», по всей видимости, оставались в сухом доке в Киле, а «Адмирал Хиппер» все еще находился в Бресте, где устранялись повреждения, полученные им во время боя с эскортом конвоя WS 5A. «Адмирал Шеер» направлялся из Южной Атлантики в Индийский океан. Все это позволяло конвою SLS 64, по крайней мере теоретически, спокойно добраться до пункта назначения.

Флагманом конвоя был выбран 4876-тонный «Варлаби», построенный 14 лет назад. Его машины также работали на угле. Этот транспорт направлялся в Англию из Александрии с грузом из 7000 тонн хлопка. Пароход мог развить предельную скорость 11 узлов и являлся одним из самых быстрых кораблей конвоя. По-видимому, это стало единственной причиной, по которой выбор пал именно на него.

Поскольку «Варлаби» стал флагманским кораблем, на его борту должен был находиться командир конвоя, как правило, отставной штабной офицер флота, а также его штаб. Но английские ВМС в 1941 году оказались в столь критическом положении, что обязанности командира конвоя пришлось выполнять капитану «Варлаби» Септимусу Мюррею. С помощью двух офицеров королевского флота и нескольких инструкций Адмиралтейства, на изучение которых у него не хватало времени, Мюррей должен был привести в пункт назначения разношерстное сборище транспортов, не располагая при этом даже траулером для эскорта. Мюррею отнюдь не добавлял уверенности факт, о котором он узнал незадолго до выхода конвоя в море. Капитан одного из кораблей, возвращаясь на свое судно после совещания, состоявшегося на борту «Эдинбург Касла», зашел в один из местных баров, чтобы пропустить стаканчик. В этом баре он и умудрился потерять свой портфель. В нем находились документы, содержавшие полную информацию о составе конвоя, маршруте его следования и т. д. Вероятно, портфель попросту украли, однако Мюррей опасался, что содержавшиеся там данные уже могли быть переданы в Берлин через Дакар.

Как только солнце поднялось над горной цепью Лома, простиравшейся к востоку от города, «Варлаби» первым двинулся к выходу из порта. За ним следовал транспорт «Нэйлси Лэсс», вышедший из английского порта 10 месяцев назад и теперь возвращавшийся домой из Индии с грузом джута. За ним шли «Лорнастон» (порт приписки — Глазго) с грузом железной руды, 4542-тонный «Шрусбери» с грузом пшеницы, «Блайрафол» с минеральными удобрениями и так далее — всего 21 корабль, из которых 14 английских, 3 норвежских и 4 греческих. Один за другим они снимались с якоря и выстраивались в одну линию. Замыкающим шел «Маргот» под командованием капитана Айвора Прайса с грузом хлопка на борту. Прайс был назначен вторым командиром конвоя и имел полномочия принять над ним командование, если что-нибудь случится с «Варлаби».

Тяжело груженые транспорты медленно продвигались вдоль длинной гавани Фритауна, проходя рядом с 26 000-тонным линейным крейсером «Ринаун», находившимся на внешней якорной стоянке. Покрытые пятнами ржавчины корпуса торговых судов резко контрастировали со свежеокрашенным серым корпусом большого военного корабля. Среди моряков конвоя стали распространяться слухи, что «Ринаун» также возьмет курс на север, чтобы прикрыть транспорты своими 381-миллиметровыми орудиями главного калибра. Но то были, разумеется, всего лишь слухи. В планах командира «Ринауна» не значилось ничего похожего на операцию по прикрытию конвоя. Крейсер должен был оставаться во Фритауне для защиты судоходных линий в Южной Атлантике. В море он вышел бы лишь в случае появления крупного немецкого надводного корабля.

На скорости 7 узлов «Варлаби» миновал мыс Сьерра-Леоне с его выкрашенным в красный и белый цвета маяком, окаймленным группами кокосовых пальм. Затем он прошел мимо скалы Карпентер, на которой покоились останки врезавшегося в нее старинного корабля, и взял курс на запад, чтобы войти в фарватер. После прохода по фарватеру капитаны кораблей начали выстраивать свои суда в шесть колонн. Приказы капитана Мюррея были ясными и краткими: «Суда идут на расстоянии 2 кабельтовых друг от друга, колонны находятся на расстоянии 3 кабельтовых одна от другой в дневное время и 5 кабельтовых — в ночное время. Скорость конвоя — 8 узлов. Держаться рядом». Ввиду отсутствия охранения добавить к этому было нечего. На греческих и норвежских кораблях не имелось какого-либо вооружения, на британских же транспортах были установлены орудия времен Первой мировой войны. Впрочем, обслуживали их матросы, которые больше привыкли завязывать канаты морским узлом или стоять у топки в машинном отделении. Скорость конвоя ограничили 8 узлами, поскольку капитаны всех кораблей заявили, что такую скорость их суда смогут развить. Но Мюррей прекрасно понимал, что некоторые из присутствовавших на совещании на «Эдинбург Касле», где и делались подобные заявления, были неисправимыми оптимистами. Этот поход, считал капитан, как раз и позволит выяснить, насколько оправдан этот оптимизм.

12 часов спустя конвой находился уже у берегов Французской Гвинеи, и, ориентируясь на различные возможности входивших в него кораблей, командир продолжал вести его вперед в строю из шести колонн. Ведущим первой колонны шел «Маргот»; вторую колонну возглавлял «Шрусбери», капитан Армстронг; третью — «Варлаби»; четвертую — «Вестбери» капитана Уильяма Эмблетона; в пятой колонне головным был «Боргестад», капитан Ларс Гротнес; шестую колонну вел «Эмпайр Энерджи», бывший итальянский пароход. Ночь выдалась темной и душной, воздух насыщали гарь лесных пожаров и смрад гниющих тропических кустарников, доходившие с близлежащего побережья. Море было спокойным и гладким, как пруд, и лишь кильватерные струи за кормой выдавали затемненные силуэты скользивших по водной глади кораблей. В более спокойные времена подобное зрелище привело бы в восторг вахтенных, но этой ночью нервы людей были на пределе. Разговоры велись только шепотом, и время от времени пенный след, оставленный каким-нибудь резвящимся дельфином, заставлял кого-нибудь крикнуть: «Торпеда!». На каждом корабле думали лишь о самосохранении, и никто не обращал внимания на «Нэйлси Лэсс».

«Нэйлси Лэсс», водоизмещением 4289 тонн, была спущена на воду в 1917 году. Ее владельцем являлась компания «Эванс Рейд», основанная в начале 30-х годов, которой достались многие суда, ранее принадлежавшие судовладельцам из Кардиффа, разорившимся в годы Великой депрессии. Транспорт следовал в кильватере «Варлаби». Командовал им 38-летний Томас Брэдфорд. Судно следовало из Индии в Ливерпуль с грузом из 6200 тонн джута. В довоенное время «Нэйлси Лэсс», как и многие однотипные с ней транспорты, эксплуатировалась нещадно и к 1941 году считалась довольно изношенным кораблем. Даже в безветренную погоду ей с трудом удавалось развить ход в 8 узлов. После двух месяцев плавания в прибрежных водах Индии корпус корабля покрылся ракушками и водорослями, и хотя механики делали все, что было в их силах, чтобы выжать еще хотя бы немного из старых машин, транспорт не мог идти со скоростью конвоя. Он отставал все больше и больше, пока в полночь не потерял полностью контакт с конвоем. Тому Брэдфорду пришлось смириться с мыслью, что остаток пути его кораблю придется проделать в одиночку. Капитан отнесся к этому философски, утешая себя тем, что конвой в любом случае не мог предоставить судну серьезной защиты. Теперь, по крайней мере, он будет принимать решения самостоятельно. Уже под утро ему пришлось принимать первое.

В 4 часа 31 января старший помощник Альфред Ходдер, только что заступивший на вахту на мостике, получил донесение от рулевого, что, проходя по пути на мостик мимо люка номер 3, он почувствовал, что палуба в этом месте сильно нагрелась. Вспомнив о том, что джут может самовоспламеняться, Ходдер немедленно проинформировал капитана Брэдфорда. После того как крышки третьего люка открыли, выяснилось, что находившиеся на нижней палубе мешки с древесным углем раскалились докрасна. Брэдфорд распорядился немедленно остановить корабль, после чего с помощью пожарных шлангов возгорание было ликвидировано. Однако уже приближался полдень, и теперь расстояние до ушедших вперед транспортов выросло неизмеримо.

Пока конвой SLS 64, количество кораблей которого уменьшилось до 20, медленно двигался в северном направлении, а следом за ним тащилась «Нэйлси Лэсс», немецкие военные корабли готовились нанести удар по союзникам.

Капитан стоявшего в гавани Бреста «Адмирала Хиппера» получил приказ приготовиться к выходу в море 1 февраля. Этим утром прилетевший, как обычно в такое время, английский разведывательный самолет обнаружил немецкий крейсер на якорной стоянке, о чем пилот самолета и доложил Адмиралтейству. Мейзель дождался, когда разведчик улетит обратно, а затем потихоньку вывел крейсер из гавани. Согласно полученным капитаном от адмирала Редера инструкциям, ему надлежало занять позицию в 1000 миль к западу от мыса Финистерре, заправиться топливом от ожидавшего его в этом районе танкера, после чего оставаться там, ожидая дальнейшего развития событий.

На аэродроме Мериньяк близ Бордо экипажи «Кондоров» 1-й группы 40-й бомбардировочной эскадрильи прогревали двигатели своих машин в ожидании приказов командования. Еще в начале января Дениц и Редер, воспользовавшись отсутствием рейхсмаршала Геринга, отправившегося в одну из своих охотничьих поездок, добились от Гитлера разрешения использовать эту эскадрилью для обнаружения позиций союзных конвоев.

В задачу экипажей четырехмоторных «Кондоров» входило ведение разведки, атака обнаруженных кораблей, когда это было возможно, а также наведение на цель подлодок, находившихся поблизости. До того летчики «Кондоров», переброшенных на аэродром Мериньяк в августе 1940 года, также довольно успешно действовали против союзных кораблей, потопив в общей сложности 85 судов водоизмещением 363 000 тонн. Однако первоначальные попытки пилотов взаимодействовать с капитанами подлодок не принесли успеха — субмаринам ни разу не удалось обнаружить конвои, о которых сообщали пилоты.

Примерно в 800 милях к юго-западу подводная лодка U-37 под командованием корветтен-капитана Николаи Клаузена патрулировала район океана между побережьем Марокко и островом Мадейра. Выведя лодку из Дориана в ноябре прошлого года с приказом идти в район Фритауна, Клаузен, который впервые совершал плавание в качестве командира, вел ее на юг, никого не встречая по пути. Так продолжалось до того момента, когда он вышел на траверз мыса Джуби, в проливе, отделявшем Канарские острова от побережья Африки. Здесь немецкого капитана ожидал первый успех — если это можно назвать успехом. 16 декабря он потопил артиллерийским огнем 223-тонный испанский корабль «Сан Карлос». Тот шел под флагом нейтрального государства, имея на борту груз соленой рыбы и вина. Требовалось проявить немалую силу воображения, чтобы увидеть возможную связь между потоплением этого крохотного кораблика и ослаблением военной мощи союзников. Одним словом, «Сан Карлос» не стоил потраченных на него снарядов. Но имелась в этом и положительная сторона — расчет 88-миллиметрового орудия лодки получил возможность попрактиковаться в стрельбе.

Клаузена продолжали преследовать неудачи. Торговые корабли, которые он выслеживал, проходили к западу от Канарских островов — факт, который по какой-то причине германская разведка не довела до сведения капитана. События 19 числа, казалось, доказывали, что удача все же улыбнулась Клаузену. В этот день он обнаружил и потопил вражескую субмарину, а несколько часов спустя — небольшой танкер. Позднее немецкий капитан с ужасом узнал, что потопленная им субмарина являлась 1379-тонной океанской подлодкой «Сфакс», принадлежавшей, как и пущенный им на дно танкер «Рон», вишистскому правительству Франции. Начало первого самостоятельного похода Клаузена оказалось просто катастрофическим. Поэтому он решил двинуться на север, чтобы попытать счастья в районе Гибралтарского пролива.

6 февраля, на седьмой день после выхода из Фритауна, конвой SLS 64 находился в 270 милях к юго-западу от Канарских островов. У него по-прежнему отсутствовал эскорт, и по какому-то невероятному стечению обстоятельств он все еще не подвергся ни одной атаке со стороны противника. До рандеву с конвоем HG 53 оставалось 4 дня. За это время от конвоя отстали еще два судна: «Эмпайр Энерджи» и «Дартфорд», оба из-за проблем в машинном отделении. Теперь, к северу от островов Кабо-Верде, настала очередь транспорта «Гэйрсоппа».

5237-тонная «Гэйрсоппа», построенная 22 года назад, вышла из порта под командованием капитана Джералда Хайланда. На борту транспорта находился значительный груз стали, а также серебряные слитки общей стоимостью 600 000 фунтов стерлингов — в наши дни их стоимость составила бы 14 миллионов фунтов. Из-за сильного ветра и серьезного волнения на море расход угля превышал все пределы, а потому угольные бункера корабля вскоре могли опустеть. Согласно спешно произведенным Хайландом расчетам, чтобы достичь ближайшего английского порта, пришлось бы уменьшить скорость до 5 узлов. Поэтому на рассвете 6 февраля, поставив в известность командира конвоя, капитан «Гэйрсоппы» вывел корабль из строя судов и приготовился следовать домой в одиночку. Капитану Хайланду наверняка нелегко было принять такое решение, помня о серебре стоимостью в сотни тысяч фунтов, находившемся в трюме его корабля.

Конвой SLS 64, количество кораблей которого теперь уменьшилось до семнадцати, продолжал двигаться на север. В то же время конвой HG 53 вышел из Гибралтара в полдень 6 февраля. Он состоял из 16 транспортов — 15 английских и 1 норвежского. Большинство этих кораблей ранее совершали рейсы лишь в пределах Средиземного моря. Водоизмещение самого крупного из них составляло 2824 тонны, а самого небольшого — 1236 тонн. Флагманским кораблем конвоя являлся транспорт «Дагмар 1» под командованием капитана Э. Д. Холборна, ранее плававший под датским флагом. На его борту находился и командир конвоя О. Х. Доусон, а также его штаб. Первоначально сопровождавший транспорты эскорт состоял лишь из вспомогательного судна «Дептфорд», к которому затем должны были присоединиться эсминцы из состава сил командования Западным направлением.

Идя строем из шести колонн, HG 53 вышел из Гибралтарского пролива и взял курс на запад. Командир конвоя получил приказ идти в западном направлении как можно дальше, прежде чем повернуть на север. Хотя в подобной предосторожности и имелся определенный смысл ввиду довольно сомнительного нейтралитета Испании и Португалии, выполнение такого приказа явно превосходило возможности этих небольших кораблей. Обычно они совершали плавания вблизи побережья в условиях более мягкого климата. В Атлантике их встретили сильный западный ветер и серьезное волнение на море. В итоге конвой продвигался вперед исключительно медленно, покрыв за 3 дня расстояние в 400 миль при средней скорости 5,5 узла. Впрочем, к этому времени погода несколько улучшилась, штормовые порывы сменились слабым юго-западным ветром, облачность не уменьшилась, но видимость оставалась хорошей.

Наступил новый день, 9 февраля. До восхода солнца оставалось еще 2 часа. Луна уже зашла, поэтому вокруг царила полная темнота, однако моряки пребывали в хорошем расположении духа, поскольку утомительная процедура смены вахты уже завершилась. Они и не подозревали, что за ними наблюдает противник.

Николаи Клаузен заметил дым из труб кораблей конвоя HG 53 на закате 8 февраля. Всю ночь подлодка следовала за ним. Когда она находилась в надводном положении, Клаузен отправил радиограмму в штаб подводного флота, и оттуда немедленно послали извещение в штаб 40-й бомбардировочной эскадрильи в Мериньяке. U-37 получила приказ следовать за конвоем, поддерживая связь со штабом подводного флота, и атаковать конвой при первой возможности.

Такая возможность представилась в 4 часа 30 минут 9 февраля. К этому времени U-37 догнала конвой и теперь шла в погруженном положении по левую сторону от него. Соблюдая предельную осторожность, Клаузен в 4 часа 37 минут произвел пуск трех торпед. Одна из них попала в «Корленд», шедший головным в левой колонне, вторая угодила в транспорт «Эстреллано», возглавлявший пятую колонну. Третья торпеда прошла мимо цели.

«Корленд», водоизмещением 1324 тонны, которым командовал капитан Смит, получил попадание в левый борт вблизи машинного отделения и затонул довольно быстро; при этом погибло 3 из 29 членов экипажа. К счастью для спасшихся, рядом оказался 1473-тонный пароход «Бранденбург» капитана Хендерсона. Невзирая на опасность, грозившую его судну, Хендерсон приказал остановить машины и поднял на борт находившихся в воде моряков «Корленда».

«Эстреллано», водоизмещение которого составляло 1983 тонны, находился под командованием капитана Ф. Берда. Когда в него попала выпущенная подлодкой торпеда, пароход практически моментально остановился. В результате взрыва образовалась огромная пробоина в корпусе в районе трюма номер 4, а надстройка по левому борту превратилась в искореженную массу металла. По мере поступления воды внутрь корпуса транспорт все сильнее кренился на левый борт. Распорядившись выпустить сигнальные ракеты, чтобы дать знать экипажам других судов, капитан Берд приказал немедленно покинуть судно. Но сделать это оказалось не так-то легко. Шлюпка по левому борту была полностью уничтожена в результате взрыва торпеды, крен продолжал увеличиваться, и это сильно затрудняло спуск шлюпки по правому борту. Отчаянным усилием людям все же удалось вытолкнуть ее за борт. Однако в тот момент, когда моряки размещались в шлюпке, корма «Эстреллано» внезапно стала погружаться. Судно оставалось на плаву в течение всего лишь двух минут после того, как было торпедировано.

Переполненная шлюпка, которую так и не успели спустить на воду, пошла ко дну вместе с кораблем, перевернувшись при соприкосновении с поверхностью воды. Находившихся в ней выбросило в море, где уже находились те моряки, которые прыгали с палубы тонущего корабля. Попавшим в воду не пришлось долго ждать помощи, хотя, возможно, им это ожидание показалось томительно-долгим. Вспомогательное судно «Дептфорд», на котором заметили сигнальные ракеты, устремилось к месту, где пошел ко дну «Эстреллано». Вскоре капитан Берд и 21 член экипажа его корабля оказались на борту «Дептфорда». 5 моряков «Эстреллано» пропали без вести, а один из спасенных, юнга МакКинтайр, скончался на борту «Дептфорда» от полученных ранений.

Сразу после того, как был торпедирован «Эстреллано», командир конвоя Доусон приказал подать сигнал кораблям конвоя: «Немедленный поворот на 40 градусов вправо». Это позволило им уйти в сторону от грозившей опасности. U-37 последовала за конвоем. Примерно через полчаса выпустила одну торпеду из кормового аппарата, которая прошла совсем рядом с флагманским кораблем «Дагмар 1». В ночной тьме вновь ярко вспыхнули сигнальные ракеты. «Дептфорд» сбросил 16 глубинных бомб, но к тому времени Клаузен уже успел уйти на большую глубину, после чего повел субмарину в другом направлении.

Утро 9 февраля выдалось ясным и спокойным, умеренной силы западный ветер гнал барашки по поверхности моря. Всего лишь два часа прошло после атаки U-37, в результате которой были потоплены 2 корабля, а 9 человек погибли за несколько минут. Теперь уже не осталось и следа прежней расслабленности, колонны транспортов шли ближе одна к другой, а на шедшем позади «Дептфорде» акустики внимательно прислушивались к подводным шумам с помощью своих «Асдиков».

А в это самое время в 800 милях к северо-востоку на аэродроме Мериньяк под Бордо шесть «Кондоров» 40-й бомбардировочной эскадрильи под командованием капитана Фрица Флейгеля один за другим взмывали в воздух в первых лучах восходящего солнца. Адмирал Дениц, только что вернувшийся из поездки в Париж, теперь имел возможность проверить на практике жизнеспособность своей теории о взаимодействии авиации и подводного флота. Впрочем, в данном случае стройность его теоретической схемы уже была нарушена, поскольку цель обнаружила подводная лодка Клаузена, а не «Кондоры».

Через два часа после полудня группа Флейгеля заметила 14 кораблей конвоя HG 53 в 300 милях к западу от мыса Сен-Винсент. Они шли курсом 285 градусов на скорости 7,5 узла. Дул юго-западный ветер со скоростью 3 метра секунду, небо было чистым, а видимость хорошей. Условия для атаки на медленно двигавшиеся суда являлись просто идеальными. Однако перегруженные бомбардировщики находились уже на пределе своей полетной дальности, и если их пилоты и собирались предпринимать атаку, то делать это нужно было быстро и решительно.

Снизившись над водой, Флейгель приблизился к кораблям с кормы, застав англичан врасплох. Впередсмотрящие не следили за горизонтом со стороны кормы, и никто не услышал приглушенный рокот мощных моторов БМВ. Англичане ожидали атаки либо подводных лодок, либо надводных кораблей. Но поскольку все были уверены, что ни один немецкий самолет не обладает столь большой дальностью полета, чтобы достичь этого района океана, никто не вел наблюдения за небом.

Капитан «Дагмара 1» Э. Д. Холборн так отразил в своем отчете Адмиралтейству подробности этой атаки:

С учетом объема повреждений, причиненных его кораблю, у Холборна оставался теперь единственный выбор — отдать приказ покинуть судно. «Дагмар 1» затонул несколькими часами позже.

2490-тонный «Британик», один из самых крупных кораблей конвоя HG 53, трюмы которого были до краев загружены железной рудой, подвергся еще более серьезной атаке. Вот как вспоминал о ней капитан Р. Дженнингс:

Следующей жертвой оказался пароход «Джура», шедший в Абердин с грузом железной руды. В него попали две бомбы, одна из которых угодила в дымовую трубу, поразив корабль в самое сердце. К нему на помощь поспешил пароход «Айслэнд» капитана Э. В. Кэвэя, еще не подвергшийся атаке «Кондоров». Капитан Кэвэй так описал гибель «Джуры»:

Всего в результате воздушной атаки погибло 17 из 26 членов экипажа «Джуры». Однотипному с ней пароходу «Варна» повезло больше. «Варна», которой командовал капитан Л. Сол, направлялась в один из портов южного Уэльса с грузом сельскохозяйственных удобрений. Судно получило серьезные повреждения, однако его экипаж сумел отразить атаку «Кондора», устремившегося на него со стороны кормы. Капитан Сол позднее докладывал об этом так:

Несмотря на многочисленные повреждения, «Варна» осталась на плаву и продолжала двигаться. Прежде чем набрать высоту и взять курс на север, немецкие пилоты обрушились на свою последнюю жертву, норвежский транспорт «Тиедо», на который было сброшено 2 бомбы. Команда оставила корабль, и вскоре он затонул.

Конвой HG 53, количество кораблей которого сократилось до 10, продолжал двигаться в западном направлении. Однако адмирал Дениц не собирался оставлять его в покое.

Николаи Клаузен, с безопасного расстояния наблюдавший за разгромом конвоя «Кондорами», продолжал следовать за ним всю последующую ночь, и на рассвете 10 февраля U-37 вновь вышла на удобную для атаки позицию. В 6 часов 30 минут Клаузен выпустил две торпеды, которые попали в «Бранденбург». Корабль, возраст которого составлял уже 31 год, а трюмы были до краев загружены железной рудой, пошел ко дну в течение считанных секунд. Вместе с транспортом погибли капитан Хендерсон, экипаж из 22 человек и, что особенно печально, 24 спасенных с «Корленда».

Когда взошло солнце, уцелевшие корабли конвоя HG 53 медленно повернули на север, направляясь к берегам Англии, до которых оставалась еще 1000 миль. Потери составили уже 7 транспортов и 76 моряков. Никто на борту уцелевших судов не решался даже подумать о том, что еще могло ждать их впереди.

Глава 12

Для одного из кораблей история с конвоем HG 53 на этом не закончилась. Предчувствуя возможность одержать крупную победу на море, адмирал Редер решил использовать «Хиппер», в тот момент находившийся на своей позиции в тысяче миль к западу от мыса Финистерре. Редер приказал Мейзелю завершить разгром конвоя, что казалось довольно простой задачей. Мейзель, которому уже изрядно надоело маневрировать на одной и той же позиции в районе действия атлантических штормов, охотно взялся за выполнение этой задачи. Установив связь по радио с Клаузеном, субмарина которого продолжала следовать за конвоем, Мейзель на полной скорости повел крейсер в юго-восточном направлении. Согласно передававшимся на борт «Хиппера» из Берлина разведывательным данным, ничто не должно было помешать крейсеру разгромить конвой. Единственное крупное соединение вражеских кораблей в этом районе, отряд адмирала Соммервиля, находилось в Средиземном море, обстреливая итальянский порт Генуя.

Обстоятельства для Мейзеля складывались исключительно благоприятно. Однако немецкому капитану пришлось убедиться, что Атлантика — огромна, а плававшие по ней корабли совершенно теряются на поверхности кажущегося безграничным океана. «Хипперу» так и не удалось обнаружить остатки конвоя HG 53, шедшего в северном направлении. Однако рейдер наткнулся на отставший от конвоя транспорт.

«Айслэнд», направлявшийся в Англию с грузом из 12 000 ящиков с апельсинами, не получил повреждений во время предыдущих атак на конвой, однако теперь возникла проблема другого рода. Спущенному на воду в 1914 году кораблю посчастливилось избежать встреч с подводными лодками противника во время Первой мировой войны. Однако судно подвергалось усиленной эксплуатации в течение многих лет. И теперь возраст начинал сказываться. Утром 10 февраля внезапно вышел из строя привод рулевого механизма. Возможно, это произошло вследствие того, что корабль часто менял курс во время воздушной атаки. Поскольку из-за этой поломки транспорт лишился возможности маневрировать, у капитана Кэвэя не оставалось другого выбора, кроме как остановить корабль. В течение следующих 3,5 часа механики «Айслэнда» пытались исправить поломку, а все это время небольшой корабль в полном одиночестве дрейфовал по поверхности неспокойного моря. К тому времени, когда ремонт был завершен, уже стемнело, и капитан Кэвэй посчитал, что только под покровом ночи судно сможет находиться в относительной безопасности. Он прекрасно осознавал, что теперь не осталось почти никакой надежды догнать конвой. Капитаны остальных транспортов, находясь под впечатлением ужасных событий последних суток, гнали свои суда вперед на полной скорости. Кэвэй пошел вслед за ними, однако механикам не удавалось выжать из старых машин больше 9 узлов.

«Айслэнд» шел вперед всю ночь. Капитан распорядился выставить дополнительных впередсмотрящих, а канониры не отходили от своих орудий и пулеметов. Кэвэю оставалось лишь радоваться непостоянству погоды Атлантики, поскольку 11 февраля вскоре после полудня зарядил сильный дождь. Видимость была серьезно ограничена, что на какое-то время позволяло судну оставаться незамеченным. Но продлилось это недолго. Ровно в 15 часов 30 минут дождь внезапно прекратился, и горизонт полностью очистился. Осматривая его в бинокль, Кэвэй на секунду бросил взгляд в сторону кормы и с удивлением заметил, что с правого борта приближается большой военный корабль, находившийся уже на расстоянии примерно 4 миль. В своем докладе Кэвэй следующим образом описал последовавшие события:

Так закончилась долгая и достойная жизнь маленького «Айслэнда». Охваченный огнем пароход с достоинством погрузился в воды океана. Спущенные с него шлюпки после короткого перехода по неспокойному морю подошли к борту «Хиппера». Промокшие, замерзшие и деморализованные, капитан Кэвэй и 22 члена экипажа его корабля поднялись на борт немецкого крейсера, где их ждал плен.

Кэвэй так отзывался о приеме, ожидавшем их на борту «Хиппера»:

Адмирал Дениц впоследствии заявил, что атаки против конвоя HG 53 являлись уникальным примером координированных действий подводного флота, ВВС и крупных надводных кораблей, когда-либо имевших место в ходе «битвы за Атлантику». С учетом минимального вклада «Хиппера», к этому утверждению стоит относиться с известной долей скептицизма.

Германская служба радиослежения к этому времени уже установила местоположение конвоя SLS 64, находившегося в 150 милях к юго-западу от мест, где происходили описанные выше драматические события. Конвой шел курсом на север со скоростью 7 узлов. Какого-либо эскорта он по-прежнему не имел. Дениц приказал Мейзелю прекратить поиски HG 53 и на полной скорости идти в южном направлении, чтобы перехватить конвой SLS 64.

Это может показаться невероятным, однако командованию конвоя SLS 64 ничего не было известно об атаках на HG 53. Либо каждое погибшее судно столь быстро пошло ко дну, что его радисты не успели послать сигнал SOS, либо если эти сигналы и были посланы, то затерялись в эфире. Ни один из кораблей конвоя SLS 64, на которых постоянно следили за радиоэфиром, не сообщил о приеме сигналов о помощи. Поэтому конвой продолжал двигаться в прежнем направлении, и его командование находилось в полном неведении относительно грозившей опасности. Единственное, что беспокоило командиров кораблей — это стремительно падавшее атмосферное давление.

В полдень 11 февраля конвой находился на полпути между Мадейрой и Азорскими островами, следуя прежним курсом со скоростью 7 узлов. «Варлаби» отстал из-за проблем с машиной, и потому командование конвоем временно принял на себя капитан Айвор Прайс на «Марготе». Он находился на мостике, когда впередсмотрящие заметили большой океанский лайнер, приближавшийся к конвою по левому борту. Прайс решил, что это один из кораблей, ранее принадлежавших компании «Юнион Касл», теперь вооруженный 6-дюймовыми орудиями — вероятно, вспомогательный крейсер. На многих кораблях конвоя решили, что это и есть эскорт, которого так долго ждали. Но когда с «Маргота» запросили название неизвестного корабля с помощью сигнальных флагов и фонаря, ответа не последовало. Предчувствуя возможную опасность, Прайс, осторожный уроженец Северного Уэльса, приказал судам резко повернуть на 40 градусов. Когда транспорты стали удаляться от неизвестного корабля, он последовал за ними, держась на расстоянии 3 миль, по-прежнему никак не идентифицируя себя. На кораблях прозвучал сигнал боевой тревоги, канониры заняли места у своих орудий, и в течение 45 минут конвой и неизвестный вооруженный лайнер продолжали следовать параллельными курсами, не вступая в контакт. Эта напряженная ситуация в любой момент могла завершиться перестрелкой — для этого оказалось бы достаточным одного случайного выстрела. Странное преследование внезапно прекратилось, когда «чужак» резко повернул и взял курс на запад. Впоследствии так и не удалось установить, что это был за корабль, но Айвор Прайс пребывал в совершенной уверенности, что это один из бывших лайнеров «Юнион Касл». Известно, что в тот момент неподалеку находились вспомогательные крейсеры «Карнавон Касл» и «Претория Касл», так что предположения Прайса были, очевидно, верны.

После событий полудня конвой медленно вернулся на прежний курс. Впрочем, «Варлаби» вновь возглавил третью колонну лишь поздно вечером. Примерно через час второй помощник Тернер с «Освестри Грэнж» и третий помощник Маклин с «Блэйрафола» одновременно услышали гудение мотора самолета, пролетавшего над конвоем. Оба офицера посчитали, что о данном событии не стоит немедленно докладывать командованию конвоя — решение, достойное сожаления. Небо было безоблачным, светила полная луна, и видимость была хорошей. Весьма вероятно, что конвой обнаружил пролетавший на небольшой высоте «Кондор» 40-й бомбардировочной эскадрильи, продолжавший поиски в соответствии с приказом адмирала Деница.

Ночью погода начала стремительно ухудшаться, к рассвету 12 февраля подул сильный северо-западный ветер, а на море установилось сильное волнение. Необходимо было держаться прежнего курса на север, но перегруженные транспорты с трудом выдерживали удары стихии. Скорость пришлось снизить до 6 узлов. Капитанам кораблей с трудом удавалось сохранять какое-то подобие порядка в своих колоннах. Транспорт «Эйндерби» и греческое судно «Поликтор» — еще один ветеран Первой мировой войны — постепенно начали отставать.

Встреча с конвоем HG 53 планировалась на 7 часов утра, и при первых проблесках рассвета многие нетерпеливо осматривали горизонт, вооружившись биноклями. Старший офицер-радист Джон Кэйв находился на мостике «Маргота».

Поскольку «Маргот» являлся головным в крайней левой колонне, Кэйв и старший помощник Моррис первыми заметили «Хиппер». Стремясь сохранить эффект внезапности, Вильгельм Мейзель на большой скорости устремился вперед и постарался пройти перед строем конвоя с запада на восток. Как только медленно двигавшиеся торговые корабли появились на горизонте, он приказал открыть огонь. Первоначально стрельба велась по «Шрусбери», возглавлявшему вторую колонну. «Шрусбери», принадлежавший Александрийской пароходной компании, приближался к конечному пункту своего длинного пути от реки Ла-Платы. Третий помощник Симс отдыхал после вахты. Он пишет:

Комендоры «Хиппера» беспощадно и быстро разделались со «Шрусбери». Транспорт получил 6 попаданий, некоторые ниже ватерлинии, после чего по нему выпустили торпеду. От взрыва корабль разломился надвое и стремительно пошел ко дну. Из 39 членов экипажа погибло 20, причем 18 из них — в единственной спущенной на воду шлюпке, которая пошла ко дну вслед за транспортом. Симсу посчастливилось уцелеть, и он провел на плоту 36 часов, прежде чем его подобрал британский военный корабль.

Покончив со «Шрусбери», Мейзель перенес огонь на «Варлаби». Немецкие комендоры одним залпом всадили в транспорт восемь снарядов. Они полностью разрушили фок-мачту, мостик и дымовую трубу английского корабля. Все шлюпки были уничтожены, по всему транспорту начались многочисленные пожары. Старший помощник Эванс нес вахту на мостике флагманского корабля конвоя. Вот его воспоминания:

Проведя в воде 3 часа, Эванс затем сумел взобраться на проплывавший мимо пустой плот. На следующий день его подобрал британский военный корабль «Камито», шедший из Гибралтара. Из экипажа «Варлаби» выжили только еще двое: повар Томас и матрос Браун. Капитан Мюррей, 8 офицеров и 27 матросов погибли.

Последний отданный Мюрреем конвою приказ — сигнал «Т-4», поднятый на рее «Варлаби», — означал: «Рассеиваться и идти курсом на юг». Многие транспорты последовали примеру флагмана и резко повернули на правый борт, однако не все смогли уйти от 8-дюймовых снарядов «Хиппера». Возглавлявший четвертую колонну 4712-тонный «Вестбери» получил множество попаданий и вскоре был охвачен пламенем. Вражеская торпеда отправила его на дно. Из числа экипажа погибли 5 человек, включая капитана Уильяма Эмблтона, старшего помощника Эмброуза Тернера и третьего помощника Дэвида Эванса. Затем Мейзель перенес огонь на греческий транспорт «Персеус», который получил четыре попадания в мостик и кормовую часть. На корабле вспыхнул пожар, и после торпедной атаки он пошел ко дну. Из 36 человек экипажа погибло 16, включая капитана Афанасиоса Костаропулоса.

Мало что известно о судьбе транспорта «Дерринэйн» и норвежского корабля «Боргестад», кроме того факта, что они открыли огонь по «Хипперу» и жестоко поплатились за это проявление неповиновения. Как утверждали некоторые, «Дерринэйн», на борту которого находился груз из 8219 тонн железной руды, взорвался после попадания нескольких снарядов и через несколько минут затонул. Погибли все 36 членов экипажа. Но никто не видел, что случилось с «Боргестадом». Также ничего не известно о судьбе его экипажа из 31 человека, включавшего единственную женщину на кораблях конвоя SLS 64 — 20-летнюю стюардессу Норму Нергард.

Еще двум транспортам едва удалось ускользнуть от орудий «Хиппера». «Вольтурно» и «Лорнастон», замыкавшие соответственно первую и третью колонны, получили несколько попаданий, причем «Вольтурно» оказался поврежден довольно серьезно. Его артиллеристы произвели несколько ответных выстрелов, и впоследствии моряки транспорта утверждали, что добились нескольких попаданий в немецкий крейсер, прежде чем 4-дюймовое орудие их корабля замолкло.

Напоследок «Хиппер» несколькими залпами обстрелял транспорт «Айндерби», шедший в хвосте конвоя. Этот корабль получил серьезные повреждения. Затем снаряды крейсера отправили на дно «Освестри Грэнж» с грузом замороженной говядины из Аргентины. Немецкие комендоры продолжали осыпать это судно снарядами, даже когда экипаж покидал его. Капитан Эдгар Стоун, четвертый механик Сидней Бертон и три матроса утонули, когда шлюпка, в которой они находились, опрокинулась.

«Хиппер» захватил конвой SLS 64 врасплох. Внезапность появления рейдера, когда британские моряки ожидали встретить британские же корабли, а также та настойчивость, с которой проводилась атака, вызвали серьезную панику на неохраняемых транспортах. Экипажи некоторых судов вообще оставили их без каких-либо серьезных причин, и в числе таких кораблей оказался 3419-тонный «Клунпарк».

Как только «Хиппер» открыл огонь, капитан Уильям Мэссон, находившийся на мостике «Клунпарка» в начале боя, немедленно приказал переложить руль на правый борт. Затем он повел транспорт курсом на юг. Еще через несколько минут, несмотря на то что «Клунпарк» не получил никаких повреждений, он остановил корабль и приказал экипажу занять места в шлюпках. Покинув мостик, Мэссон вместе со старшим помощником Джоном МакКреди проследил за этой операцией. Она оказалась довольно сложной из-за сильного волнения на море. За время отсутствия капитана на мостике произошло некоторое замешательство. Второй помощник Виктор Смит, который спал в момент начала атаки судна рейдером, позднее сообщил следующее:

Почему второй помощник Смит решил самостоятельно изменить скорость транспорта, когда он обнаружил, что на мостике никого нет, осталось неясным. Наиболее правдоподобным объяснением кажется такое: будучи разбуженным после всего лишь трехчасового сна, он совершенно растерялся в этой обстановке и решил принять меры по спасению судна, развернув его кормой к рейдеру. К сожалению, 3 шлюпки и плот были пришвартованы к борту корабля, и когда он резко устремился вперед, крепежные тросы не выдержали, и шлюпки остались за кормой транспорта.

Когда некое подобие порядка на борту «Клунпарка» было восстановлено, капитан Мэссон отправился на корму, чтобы узнать, все ли в порядке со шлюпками, однако на прежнем месте их не оказалось. Двух матросов, находившихся на плоту, позднее подобрал «Блэйрафол», но 8 человек, находившиеся в шлюпках, и среди них двое юнг, пропали без вести.

Комментируя печальный финал всех этих не слишком последовательных действий капитана «Клунпарка», матрос Дэн Хортоп заявил:

Одним из тех, кто во всей этой ситуации сохранил хладнокровие и присутствие духа, был Джон Кэйв, старший офицер-радист «Маргота». В своем докладе он впоследствии сообщал:

В результате атаки, предпринятой «Хиппером» против конвоя SLS 64 и продолжавшейся не более получаса, орудийным огнем и торпедами было уничтожено 7 транспортов — «Варлаби», «Шрусбери», «Вестбери», «Персеус», «Боргестад», «Дерринэйн» и «Освестри Грэнж». Их общее водоизмещение составляло 32 806 тонн. Вместе с этими кораблями погибло 50 000 тонн ценных грузов и 147 человек, среди которых одна женщина. Снаряды «Хиппера» также причинили серьезные повреждения «Лорнастону», «Вольтурно» и «Айндерби». Конвой перестал существовать как единое целое, его корабли стремились уйти от опасности в разные стороны. Экипажи четырех транспортов — «Клунпарка», «Маргота», «Вольтурно» и «Анны Мазараки» — покинули свои суда, но позднее вернулись. Стремительность, с которой были спущены на воду шлюпки, могла заставить немцев решить, что эти корабли получили повреждения и вот-вот должны пойти ко дну. Уловка в какой-то мере сработала, и корабли уцелели, но на многих из них шлюпки оказались выведенными из строя, а в случае с «Клунпарком» это привело к гибели восьмерых человек.

И вновь, имея прекрасную возможность полностью уничтожить медленно двигавшийся конвой, шедший без какого-либо эскорта, Мейзель не довел дело до конца. Джон Кэйв был убежден, что именно его имитация радиоконтакта с якобы находившимся поблизости английским военным кораблем вынудила Мейзеля принять решение об отходе. Действительно, вскоре после мнимых переговоров Кэйва по радио «Хиппер» прекратил атаку на конвой и на полной скорости устремился на северо-восток.

Есть ряд свидетельств, особенно в случаях с «Варлаби» и «Шрусбери», что Мейзель предпринимал целенаправленные меры по уничтожению экипажей, покидавших тонувшие корабли. Трудно сказать, насколько это верно, однако фактом остается то, что капитан рейдера не предпринял никаких попыток спасения людей, оказавшихся в воде по его вине. После атаки Мейзель заявил капитану Кэвэю, находившемуся на борту «Хиппера» в качестве военнопленного, что он мог легко потопить все корабли конвоя, однако оставил три из них нетронутыми, чтобы они могли поднять на борт уцелевших с других транспортов.

После потопления «Варлаби» и гибели капитана Мюррея капитан «Маргота» Айвор Прайс вступил в командование тем, что осталось от конвоя SLS 64. Уцелевшие транспорты рассеялись на большом пространстве, и Прайсу удалось собрать вместе только «Вольтурно», «Клунпарк», «Блэйрафол», «Анну Мазараки» и «Поликтор». Капитан «Блэйрафола» доложил, что на борту его корабля находятся 86 спасенных с «Варлаби», «Шрусбери», «Освестри Грэнж» и «Вестбери». На борту «Поликтора» находился 21 спасенный с «Персеуса». От других кораблей, которые, как считали, сумели уйти от снарядов «Хиппера» — «Айндерби», «Лорнастона», «Эмпайр Энерджи», «Варангберга», «Бура» и «Каллиопи», — никаких известий не поступало. Прайс решил, что их капитаны, по всей видимости, решили двигаться в северном направлении самостоятельно — вряд ли стоило удерживать их от такого решения в свете последних событий.

Прежде чем уйти из этого района, Прайс провел поиск тех, кто мог уцелеть. 6 кораблей, выстроившись в линию, шли в обратном направлении, придерживаясь курса, которым шел конвой. После трех часов безуспешных поисков Прайс стал совещаться с другими капитанами. Все согласились с мнением, что, поскольку «Вольтурно» необходим срочный ремонт, а на некоторых кораблях не осталось ни одной шлюпки, остаткам конвоя следует направиться в ближайший нейтральный порт. Необходимо было выбрать между Фуншалом на острове Мадейра и Понта-Делгада на Азорских островах. В этих портах, хотя они и принадлежали государствам, нейтралитет которых являлся скорее формальным, можно было укрыться на какое-то время. Большинство капитанов высказались за Фуншал, и транспорты направились в сторону Мадейры.

Англичанам удалось расшифровать донесение, в котором сообщалось, что «Хиппер» пришел в Брест 14 февраля. Его запасы горючего были на исходе, возникли неполадки с гребным винтом, также была израсходована половина боезапаса и 12 торпед. В выпущенном в тот же день коммюнике германского верховного командования содержалось следующее заявление:

На следующий день верховное командование увеличило количество потопленных Мейзелем кораблей до 14, заявляя о том, что общий тоннаж отправленных на дно судов составил 82 000 тонн.

Глава 13

Рейд против морских коммуникаций союзников едва ли прибавил славы «Адмиралу Хипперу». В то же время его младший «коллега», «Пингвин», продолжал завоевывать новые лавры. После захвата норвежского китобойного флота капитан рейдера готовился к возвращению на просторы Индийского океана.

19 января старший офицер военно-морской базы на Фолклендских островах узнал, что «Оле Веггер», «Солглимт» и суда-китобойцы потоплены немецким рейдером в районе острова Буве. Единственный крупный английский военный корабль в этом районе океана, вспомогательный крейсер «Куин оф Бермуда», немедленно направили на поиски рейдера. 22 января крейсер достиг острова Южная Георгия, где капитан получил уточненные сведения о дерзкой акции Крюдера. Все выглядело намного хуже, чем это представляли себе первоначально. Норвежские корабли были не потоплены, а захвачены немцами. 3 китобойные плавбазы, 11 китобойных судов, 150 000 баррелей ценного китового жира, 6000 тонн высококачественного топлива, значительное количество продовольствия и пресной воды, 700 моряков — все это оказалось в руках противника. То была катастрофа крупного масштаба.

На острове Южная Георгия в основном придерживались мнения, что норвежский флот скорее всего уведут в южную часть Индийского океана, где китовый жир почти наверняка переправят на японские торговые суда. Сами же китобойные суда после этого немцы или потопят, или же передадут японцам, которые будут использовать их в составе своего китобойного флота.

Получив такие сведения, капитан «Куин оф Бермуда» продолжил поиски рейдера в южном и восточном направлениях, дойдя до Южного Полярного круга, однако эти поиски оказались безуспешными. Затем, в соответствии с приказами Адмиралтейства, вспомогательный крейсер занялся уничтожением всех пустовавших китобойных баз на близлежащих островах, чтобы они не достались противнику.

Но в действительности Эрнст Крюдер не собирался передавать захваченные им суда японцам — да и вообще никому. Китовый жир, который легко можно было переработать в горюче-смазочные вещества, также используемые при изготовлении взрывчатки, являлся стратегически важным материалом для германской промышленности. Китобойные базы, скорее всего, пришлось бы держать в укромном месте до окончания войны, в то время как суда-китобойцы идеально подходили для сопровождения подводных лодок. Поэтому Крюдер намеревался отправить домой всю флотилию. Он прекрасно понимал, что подобный переход — весьма рискованное предприятие, поскольку судам в основном пришлось бы идти через районы океана, контролируемые союзниками. Однако он был уверен в экипажах этих кораблей, даже несмотря на то, что находившиеся на борту пленные норвежцы значительно превосходили немцев численно. Крюдер мог выделить лишь по 4 своих охранника на каждый китобоец, и этим четверым приходилось присматривать за норвежским экипажем, который составлял 12 человек.

Захваченные плавбазы — «Оле Веггер» и «Пелагос», а также вспомогательное судно «Солглимт», 11 китобойцев сначала отвели в пустынный район океана в 200 милях к северо-западу от островов Тристан-да-Кунья. Здесь они получили запас топлива и провизии с танкера «Нордмарк». «Пелагос», командование которым принял обер-лейтенант Кюстер, отправился в путь 25 января. Ему предстояло добраться до порта назначения Бордо. На следующий день за ним последовал «Солглимт» под командованием лейтенанта Баха. Каждое судно должно было достичь Бискайского залива разными маршрутами.

Подготовка к отплытию «Оле Веггера» заняла больше времени, и лишь 20 февраля эта флотилия была готова отправиться в путь. Следуя в кильватере «Оле Веггера», которым командовал лейтенант Блау, суда-китобойцы выстроились в колонну, идя на некотором расстоянии один от другого. Следующая встреча была намечена в Северной Атлантике между 5 и 7 марта. Там китобойные суда должны были заправиться топливом с танкера «Спихен». До определенного времени плавание проходило без всяких происшествий, так могло продолжаться и дальше. Но два китобойца, «Стар 19» и «Стар 24», неожиданно встретились с британскими военными кораблями. 13 марта неподалеку от Гибралтарского пролива их перехватил вспомогательный корабль «Скарборо», который патрулировал этот район. Первым англичане остановили «Стар 24», однако на его борту им ничего не показалось подозрительным, а потому он продолжил свой путь. Оба китобойца могли избежать опасности, если бы немецкий экипаж «Стар 19» не запаниковал и не затопил судно, когда к нему приблизилась шлюпка со «Скарборо». Игра была окончена, и немцам на борту «Стар 24» не оставалось ничего другого, как последовать примеру их товарищей на «Стар 19».

Китобойные плавбазы «Пелагос» и «Оле Веггер» с ценным грузом на борту, а также вспомогательное судно «Солглимт» избежав встречи с английскими кораблями, по очереди прибывали в Бордо в период с 11 по 20 марта. Им не довелось выйти в море под германским флагом, однако потеря была серьезным ударом для союзников. Столь же серьезные последствия потеря имела и для страховой компании Ллойда, поскольку каждое из этих судов было застраховано на сумму более 300 000 фунтов стерлингов. Что касается 8 китобойцев, то после удачного завершения перехода в порты, находившиеся под немецким контролем, их переоборудовали в противолодочные корабли и минные заградители.

Однако самый лучший из них, 354-тонный «Пол 9», Крюдер оставил при «Пингвине», возложив на него выполнение разведывательных функций. Корабль получил новое название — «Адъютант», и экипаж его теперь состоял исключительно из немцев под командованием лейтенанта Ганса Карла Хеммера. Затем все 3 корабля взяли курс на восток к острову Кергелен, где была намечена встреча со вспомогательным судном «Альстертор», вышедшим из германского порта 18 февраля.

Остров Кергелен, к которому «Пингвин» и его вспомогательные суда прибыли 12 марта, является, вероятно, одним из самых удаленных и безлюдных мест, какие только можно найти в Мировом океане. Находящийся в южной части Индийского океана, в 3300 милях к юго-востоку от мыса Доброй Надежды, остров весьма точно был назван открывшим его в 1772 году французским мореплавателем Ивом де Кергуленом-Тремареком «безлюдным» островом. Это самый крупный участок суши в составе архипелага из 300 маленьких островков и скал. Гористый, покрытый многочисленными ледниками и торфяными болотами, он представляет собой довольно мрачное и негостеприимное место. В 40-х годах XX столетия остров считался необитаемым, однако в его северной части имелась довольно крупная естественная гавань. Здесь «Пингвин» и сопровождавшие его суда встали на якорь. Со стороны моря заметить их было невозможно — впрочем, и сама вероятность появления здесь британских военных кораблей была невелика. На протяжении последующих двух недель команды трех кораблей занимались подготовкой «Пингвина» и «Адъютанта» к предстоящим операциям в Индийском океане. Машины и палубные механизмы рейдера подверглись тщательному ремонту, а корпус перекрашен. Затем на его борт переправили груз с «Альстертора», в том числе и новый разведывательный самолет Хе-59. В то же самое время «Адъютант» переоборудовали для постановки минных заграждений и переправили на его борт 40 мин из тех, что были на «Пингвине». Теперь на борту рейдера оставалось 130 мин.

После выполнения своей задачи «Альстертор» отправился в обратный путь. 25 марта «Пингвин», теперь замаскированный под лайнер «Тамерлан» компании «Вильхельмсен Лайн», под норвежским флагом покинул бухту острова Кергелен в компании «Адъютанта». Согласно полученным Крюдером приказам, ему надлежало отправиться на встречу с танкером «Кетти Бровиг» — норвежским кораблем, захваченным «Атлантисом». Рандеву должно было состояться у Сайа де Мальха — кораллового рифа недалеко от острова Маврикий. Находившееся на борту «Кетти Бровиг» топливо надлежало переправить на «Пингвин» и «Адъютант», а затем «Кетти Бровиг» должна была сопровождать их в качестве вспомогательного танкера и постановщика минных заграждений. Дальнейшей задачей трех кораблей являлась постановка минных заграждений у западного побережья Индии на подходах к Карачи и Бомбею.

«Пингвин» и «Адъютант» достигли 75 градуса восточной долготы 1 апреля и затем продолжили движение вдоль этого меридиана на север. Рано утром 2 апреля, дойдя до 25 градуса южной широты, они повстречали танкер «Оле Якоб». Последний также был ранее захвачен «Атлантисом». Капитан «Оле Якоба» сообщил Крюдеру, что, по первоначальному плану, его танкеру надлежало встретиться с «Кетти Бровиг», но он не сумел обнаружить судно. То был тревожный знак, и, пополнив свои запасы топлива с «Оле Якоба», Крюдер устремился на север. Его опасения за судьбу «Кетти Бровиг» возрастали с каждой минутой. Когда рейдер прибыл к Сайа де Мальха пятью днями позже, в этом районе не оказалось ни одного судна. Самолет «Пингвина» совершил несколько разведывательных полетов, но летчики так и не обнаружили танкер. 12 апреля, когда судьба «Кетти Бровиг» по-прежнему оставалась неизвестной, Крюдер пришел к заключению, что бывший норвежский корабль был или потоплен, или захвачен противником. И это его предположение оказалось довольно близким к истине.

В конце февраля 1941 года 8000-тонный пароход компании «Северогерманский Ллойд» «Кобург» укрывался в порту Массава на Красном море, находившемся под контролем итальянцев. Капитан ожидал первой возможности выйти в море и отправиться в один из германских портов. К этому времени английские войска уже заняли значительную часть территории Итальянского Сомали и вступили в Эритрею. 5 марта, когда возникла непосредственная угроза уже и порту Массава, «Кобургу» пришлось выйти в море. Вскоре после этого капитан немецкого корабля получил указания провести рандеву с «Кетти Бровиг» у рифа Сайа де Мальха, чтобы пополнить свои запасы топлива и продовольствия перед долгим переходом в Европу. Но этот приказ был передан с использованием итальянского кода, который англичане расшифровали некоторое время тому назад. Поэтому в месте встречи оба немецких корабля были перехвачены австралийским крейсером «Канберра» и новозеландским «Линдером». Во избежание захвата добычи противником немцы затопили их.

Проведя в районе Сайа де Мальха времени больше, чем он считал необходимым, Крюдер окончательно укрепился во мнении, что «Кетти Бровиг» скорее всего потоплена или же попала в руки врага. После этого он вновь двинулся в северном направлении, чтобы продолжить кампанию против торговых кораблей союзников. Впрочем, теперь ему приходилось соблюдать особую осторожность, поскольку в результате действий немецких рейдеров английские военные корабли усилили патрулирование отдельных участков Индийского океана. Когда рейдер достиг северной части Мозамбикского пролива, Крюдер приступил к планомерному прочесыванию этого района в поисках транспортов, шедших в Англию из индийских портов. Днем Крюдер вел «Пингвин» в северо-восточном направлении, а ночью ложился на юго-западный курс. Видимость была в этот период года просто великолепной. Поскольку «Адъютант» также вел патрулирование, идя параллельным с «Пингвином» курсом, а днем разведывательный самолет постоянно находился в воздухе, в поле зрения капитана рейдера находился довольно обширный район океана.

Но все эти усилия не давали никаких результатов. За шесть дней монотонного патрулирования «Хейнкель» совершил не менее 35 вылетов, но была замечена лишь какая-то арабская лодка. Тогда Крюдер решил двинуться в восточном направлении. Утром 24 апреля, когда рейдер находился в 360 милях к северо-востоку от Сейшельских островов, терпение Крюдера наконец-то было вознаграждено. В 8 часов утра на «Адъютанте», действовавшем самостоятельно, заметили корабль, шедший курсом на сближение. Он явно направлялся к Мозамбикскому проливу. Лейтенант Хеммер лег на параллельный курс, держась от незнакомого судна на приличном расстоянии. По коротковолновой радиостанции «Хагенук» он сообщил Крюдеру о том, что следует за транспортом водоизмещением 6000–8000 тонн, вероятнее всего, британским.

Этим транспортом был «Эмпайр Лайт» водоизмещением 6828 тонн. Судно, построенное в военное время, принадлежало Британско-Индийской пароходной компании. В данный момент оно направлялось из Мадраса в Англию с заходом в Дурбан. На борту заметили «Адъютант» рано утром, но из-за размера и необычного внешнего вида его приняли за вспомогательный британский военный корабль, патрулировавший эти воды. Когда «Адъютант» изменил курс и исчез из виду, на «Эмпайр Лайт» посчитали, что тот отправился патрулировать другой район. Поэтому капитан транспорта не изменил курса и скорости своего корабля, совершенно не подозревая об угрожавшей ему опасности.

Получив донесение от Хеммера, Крюдер немедленно отдал пилоту «Хейнкеля», находившегося в воздухе с самого рассвета, приказ возвращаться. Погодные условия были довольно хорошими, но все же на море наблюдалось некоторое волнение. Поэтому, хотя гидросамолет вполне удачно сел на воду, на борт рейдера его удалось поднять лишь к полудню. После этого «Пингвин» на полной скорости устремился к точке, указанной командиром «Адъютанта».

Хеммер по-прежнему следовал за транспортом, принадлежность которого ему точно определить не удалось. В 19 часов уже стемнело, но «Пингвин» все еще не появлялся. Под покровом темноты Хеммер решил приблизиться к преследуемому кораблю, опасаясь, что тот может оторваться от преследователя. К 23 часам «Пингвин» по-прежнему не появился, и командир «Адъютанта» начал опасаться, что рейдер в темноте мог пройти мимо. Поэтому, нарушая радиомолчание, он по радио запросил у Крюдера позицию рейдера. Капитан ответил, что его отделяют от «Адъютанта» примерно 10 миль и ему понадобится примерно 3 часа, чтобы догнать разведывательное судно. Получив такие сведения, Хеммер распорядился через короткие интервалы времени подавать с кормы «Адъютанта» световые сигналы.

Примерно в 2 часа ночи 25 апреля показавшийся за кормой разведчика темный силуэт возвестил о прибытии «Пингвина». Рейдер на полной скорости шел мимо «Адъютанта», словно ночной призрак, и лишь мерцающие брызги воды, вылетавшие из-под носа корабля, и мерный рокот работавших машин выдавали его присутствие.

В 5 часов 15 минут, когда в слабом свете наступающего дня начал прорисовываться пока еще неясный силуэт «Эмпайр Лайт», Крюдер приказал открыть огонь, чтобы захватить англичан врасплох. Комендоры «Пингвина» проявили, как всегда, великолепную точность стрельбы, первым же залпом сбив мачту и антенну британского корабля. Вторым залпом была уничтожена труба и выведен из строя рулевой механизм. Вскоре английский транспорт беспомощно замер, а его экипаж ожидал прибытия группы захвата с рейдера. Все 70 его членов в течение часа были переправлены на борт «Пингвина». Когда все ценное с борта «Эмпайр Лайт», включая кодовые книги, которые не успели уничтожить, перегрузили на рейдер, транспорт был затоплен при помощи взрывчатки. Операция была проведена практически идеально: ни один человек не погиб, преследуемый транспорт даже не успел отправить в эфир сигнал SOS.

Хотя уничтожение «Эмпайр Лайт» и прибавило Крюдеру уверенности, он понимал, что без танкера невозможно будет в дальнейшем проводить успешные операции. К тому же ему было необходимо еще одно вспомогательное судно для постановки минных заграждений. Поэтому немецкий капитан устремился на север, где проходили маршруты следования танкеров, направлявшихся в Персидский залив и обратно.

На протяжении последующих двух дней «Пингвин» и «Адъютант» шли курсом на север, держась друг от друга на расстоянии 50 миль. Разведывательный самолет поднимался в воздух при первой возможности, однако горизонт по-прежнему оставался пустым, даже когда оба судна пересекли экватор. Крюдер уже решил было, что англичане запретили всем своим кораблям в этом районе выходить в море, когда в полдень 27 апреля в одно и то же время были замечены три судна, два из которых шли курсом на юг и одно на север. Ни один из этих кораблей не являлся танкером, который был столь необходим Крюдеру. Однако поскольку в его основные обязанности входило уничтожение торговых кораблей противника, то даже если бы он и не смог потопить все три, то хотя бы один из них необходимо было добавить в список пущенных ко дну английских транспортов. Крюдер выбрал самый крупный из трех, шедший курсом на север, скорее всего направлявшийся в Коломбо.

Выбор Крюдера оказался верным. Рейдер преследовал 7266-тонный «Клан Бьюкенен», один из лучших торговых кораблей, бороздивших просторы Индийского океана. Он принадлежал компании «Кэйзер Ирвин», одной из крупнейших судоходных компаний мира. Благодаря активному сотрудничеству с военно-морским флотом в период Первой мировой войны компания получила неофициальное название «ВМФ Шотландии». «Клан Бьюкенен», построенный на собственной верфи «Кэйзер Ирвин» в Гриноке в 1938 году, являлся первоклассным транспортом, приспособленным к перевозке любого типа грузов. Его паровые двигатели, дополненные турбиной низкого давления, обеспечивали судну максимальную скорость 17,5 узла, что являлось почти недостижимым результатом для подавляющего большинства торговых кораблей того времени. Командовал кораблем капитан Д. Дэвенпорт-Джонс, а экипаж состоял из 25 офицеров-англичан и 96 матросов-индийцев. Традиционная для судов компании пропорция в таком составе диктовалась давними торговыми связями с Индией. На борту корабля также служили два профессиональных военно-морских артиллериста, возглавлявших артиллерийский расчет транспорта, состоявший из англичан. Большинство из них прошли краткие артиллерийские курсы перед отплытием из Англии. Вооружение же корабля состояло из 120-миллиметрового орудия и 2 пулеметов «Гочкис».

«Клан Бьюкенен» отплыл из Ливерпуля в конце марта 1941 года. На борту находилось 6000 тонн военных грузов и снаряжения, предназначавшихся для английских войск в Индии. В тот момент уже шли активные приготовления к отражению возможной японской агрессии. Расстояние в 7000 миль через Атлантику и вдоль мыса Доброй Надежды транспорт преодолел в одиночку. Ему посчастливилось избежать встреч с немецкими подводными лодками, «Кондорами» и надводными рейдерами. И это в то время, когда немцы топили в среднем 20 союзных транспортов в неделю. Идя на полной скорости, «Клан Бьюкенен» благополучно достиг Дурбана 18 апреля. Приняв на борт запас топлива, пресной воды и продовольствия, а также значительное количество армейской почты, транспорт вновь вышел в море 19 апреля.

В этот период войны немецкие подводные лодки еще не патрулировали в Индийском океане, а потому «Клан Бьюкенен» направлялся в Индию кратчайшим маршрутом через Мозамбикский пролив. Дэвенпорт-Джонс знал, что в Индийском океане действуют по меньшей мере два немецких надводных рейдера, однако об их точном местоположении в данный момент можно было лишь догадываться. Используя великолепные ходовые характеристики корабля, Дэвенпорт-Джонс совершил быстрый переход через Мозамбикский пролив, миновав Коморские острова 23 апреля.

Еще через два дня, утром 25 апреля, когда «Эмпайр Лайт» шел ко дну, «Клан Бьюкенен» находился рядом с Сейшельскими островами. На борту «Клана Бьюкенена» находилось три радиста, которые, сменяя друг друга, круглосуточно прослушивали эфир. Однако благодаря смертоносной точности комендоров «Пингвина» судьба «Эмпайр Лайт» осталась неизвестной остальному миру. Идя северо-восточным курсом, Дэвенпорт-Джонс намеревался пройти между Лаккадивскими и Мальдивскими островами через пролив Восьмого градуса. После того, как корабль прошел путь длиной 9000 миль и теперь входил в зону оперативных действий английской флотилии восточного побережья Индии, базировавшейся в портах Цейлона, его капитану можно было простить некоторую степень благодушия. Он не забросил целиком выполнение своих служебных обязанностей, однако, по всей видимости, почувствовал, что теперь можно несколько ослабить бдительность.

После того как «Клан Бьюкенен» был обнаружен, Крюдер прибег к своей испытанной тактике. Он лег на параллельный с транспортом курс, держась от него на некотором расстоянии. В полночь он повел рейдер сходящимся курсом, рассчитывая при первых проблесках солнца начать атаку. Два судна, в довоенные годы плававшие в этих водах в качестве торговых кораблей, медленно и неумолимо сближались. Их встреча могла привести лишь к одному результату.

Рассвет 28 апреля наступил со стремительностью, присущей низким широтам. Полный мрак уступил место утреннему свету в течение нескольких минут. Погода стояла прекрасная, дул легкий ветер, предвещая наступление еще одного знойного дня. «Клан Бьюкенен» в этот момент находился в 600 милях к юго-западу от острова Миникои, самой северной точки пролива Восьмого градуса. Транспорт двигался таким курсом, чтобы пройти в 10 милях южнее этого острова со скоростью 15 узлов.

Старший помощник Стэнли Дэвидсон, несший вахту на мостике, как раз закончил утренние наблюдения за звездами и готовился нанести на карту текущую позицию корабля. В этот момент сразу несколько снарядов пронеслись над транспортом и взорвались рядом с судном. Дэвидсон замер на месте и увидел вспышки выстрелов по правому борту — как ему показалось, на расстоянии 3–4 миль. Вбегая в рулевую рубку, чтобы включить сигнал боевой тревоги, старший помощник услышал, как еще несколько снарядов просвистели в воздухе и взорвались в воде перед самым носом корабля.

Впрочем, не было особой необходимости включать сигнал боевой тревоги, поскольку мало кто из экипажа «Клана Бьюкенена» в тот момент не находился уже на логах. Капитан Дэвенпорт-Джонс прибежал на мостик через несколько секунд после первого залпа рейдера. Внешне он сохранял спокойствие, хотя в глубине души досадовал, что противнику удалось перехватить корабль в тот момент, когда он уже приближался к концу своего долгого пути. Капитан распорядился подготовить к уничтожению всю секретную документацию и кодовые книги и приготовить шлюпки к спуску на воду. Какое-то время он испытывал искушение все же попытаться оказать сопротивление с помощью своего орудия, но время уже было упущено. В этот самый момент орудие оказалось сметенным с палубы точным залпом с «Пингвина». Пролетев в воздухе, оно с грохотом врезалось в обшивку в районе машинного отделения. Дэвенпорт-Джонс поблагодарил судьбу за то, что еще не успел послать к орудию артиллеристов.

Снаряды продолжали градом сыпаться на палубу транспорта, наполняя воздух бесчисленными осколками шрапнели. И посреди всего этого хаоса второй офицер-радист Уолтер Кларк упорно отстукивал на своем радиопередатчике сигнал SOS. Когда с рейдера просигналили: «Прекратите использовать свой радиопередатчик, в противном случае будем продолжать обстрел» — Дэвенпорт-Джонс понял, что пришло время принимать не самое легкое решение. Офицеры транспорта сохраняли присутствие духа, но матросы-индийцы уже запаниковали и начали покидать машинное отделение. В этот момент один из снарядов угодил в мостик. Понимая, что дальнейшее сопротивление приведет лишь к ненужным жертвам, капитан приказал Кларку прекратить передачу призыва о помощи и полностью отключить передатчик. Затем он поставил ручку машинного телеграфа в положение «стоп». Старший помощник Дэвидсон так описывал то, что происходило далее:

«Клан Бьюкенен» пустили ко дну с помощью взрывчатки в 7 часов, после чего «Пингвин» вновь двинулся вперед. Крюдер по-прежнему был преисполнен решимости найти столь необходимый для проведения дальнейших операций танкер, а потому приготовился в случае необходимости углубиться в просторы Аравийского моря. Это само по себе представляло немалый риск. Хотя на сигнал SOS, отправленный с «Клана Бьюкенена», и не поступило ответа от какой-либо береговой или корабельной радиостанции, все равно оставалась немалая вероятность того, что этот сигнал мог быть кем-то принят. В этом районе находилось множество английских военно-морских баз — в Адене, Карачи, Бомбее, Коломбо и Момбасе, — а охота за «Пингвином» уже могла идти полным ходом. И все же Крюдер не утратил веры в свою способность переиграть противника. Он отправил радиограмму в Берлин, в которой потребовал, чтобы «Альстертор» ждал его к югу от Диего-Гарсиа 8 мая — капитан рейдера планировал там переправить пленных на борт вспомогательного корабля. Также Крюдер отдал «Адъютанту» приказ идти к месту предполагаемого контакта.

Вероятно, он пересмотрел бы свои планы, если бы знал, что радиограмма с «Клана Бьюкенена» действительно была принята двумя наземными станциями радиослежения — в Адене и Коломбо. Хотя сигнал был очень слабым и искаженным, его смысл не вызывал никаких сомнений. Боевые корабли, находившиеся в портах восточного побережья Индии, уже находились в состоянии боевой готовности, и, когда сведения об атаке на «Клан Бьюкенен» получило командование флотилии восточного побережья Индии, вице-адмирал Р. Лефам приказал новозеландскому крейсеру «Линдер» выйти в море. В то же время отряд, состоявший из тяжелого крейсера «Корнуолл», легкого крейсера «Хоукинс» и авианосца «Игл», вышел из Момбасы и устремился на север. В течение очень короткого промежутка времени Индийский океан стал крайне опасным местом для «Пингвина».

Не подозревая о сгущавшихся вокруг него тучах, Крюдер углубился в просторы Аравийского моря. Рейдер крейсировал почти у самого входа в Оманский залив, где его капитан надеялся встретить столь необходимый ему танкер. Но, несмотря на то что «Хейнкель» почти непрерывно вел патрулирование в воздухе, не удалось заметить ни одного корабля. 4 мая Крюдер осознал, что он теперь находится в опасной близости к самой пасти льва, и потому приказал взять курс на юг. «Пингвин» прошел в непосредственной близости ко входу в Аденский залив, но даже здесь, на одном из самых оживленных корабельных маршрутов в мире, не обнаружил ни одного достаточно крупного судна. Продолжая идти курсом на юг, рейдер прошел мимо пустынного острова Сокотра. Теперь «Пингвин» направлялся к Мозамбикскому проливу. По-прежнему навстречу не попадалось ни одного корабля.

И лишь 6 мая, после 3 недель поисков, на горизонте показался какой-то танкер. Сначала были замечены верхушки двух мачт, затем высокая дымовая труба. Вскоре перед глазами немецких моряков предстал знакомый силуэт нефтяного танкера. Им оказался «Бритиш Имперор» водоизмещением 3663 тонны, один из самых старых и небольших судов компании «Бритиш Танкер». Командовал им капитан Э. И. Хендерсон, а экипаж состоял из 9 офицеров-англичан и 36 матросов-индийцев. Корабль направлялся из Дурбана в Абадан, трюмы его были пусты.

Ликующий Крюдер немедленно пустился в погоню, следуя за танкером параллельным курсом и с успехом используя преимущество низкого силуэта «Пингвина». На рассвете 7 мая он приблизился к английскому кораблю и приказал дать залп из орудий левого борта. Однако на этот раз, возможно, вследствие некоторой торопливости, комендоры «Пингвина» проявили удивительную неточность. Снаряды, которые должны были смести антенны «Бритиш Имперора», прошли с перелетом. Элемент внезапности был упущен, и радиопередатчик танкера практически сразу начал передавать в эфир сообщение о нападении рейдера, в котором указывались и точные координаты места боя.

Орудия «Пингвина» дали еще один залп, на этот раз взяв танкер в «вилку», поскольку Крюдер стремился оставить английский корабль неповрежденным для использования в будущем. Прожектор рейдера замигал, передавая приказ остановиться. Однако «Бритиш Имперор», из трубы которого валили клубы черного дыма, продолжал уходить от погони, а его 32-летний офицер-радист Джон Томас по-прежнему посылал в эфир призывы о помощи.

Несмотря на довольно приличный возраст — корабль был спущен на воду в 1916 году, — «Бритиш Имперор» развивал неплохую скорость. Крюдеру пришлось с неохотой констатировать, что придется вести огонь на поражение, иначе заставить танкер остановиться не удастся. Следующие два залпа вызвали пожар на борту английского корабля и вывели из строя рулевой механизм. Судно начало беспомощно кружить на месте, и немцы видели, как некоторые матросы экипажа прыгали за борт. Наконец танкер остановился, его радиопередатчик замолчал.

Но на этом все дело не закончилось. Когда шлюпки с «Пингвина» подошли к борту «Бритиш Имперора», чтобы снять с борта экипаж, радист танкера вновь начал передачу. Крюдер не мог открыть огонь, поскольку шлюпки рейдера находились у самого борта британского корабля и им требовалось какое-то время, чтобы отойти на безопасное расстояние. Когда они отошли в сторону, артиллеристы «Пингвина» вновь начали беспощадно всаживать в «Бритиш Имперор» снаряд за снарядом. И лишь когда мостик танкера оказался уничтоженным, а все надстройки охвачены огнем, Томас окончательно прекратил передачу.

Горящий танкер окутала густая пелена черного дыма, и этот дым был виден на расстоянии многих миль. Радисты рейдера докладывали, что многие корабли подтвердили получение срочных радиограмм Томаса. Крюдеру пришлось отказаться от мысли использовать танкер, и теперь он заботился лишь о том, как побыстрее пустить его ко дну и покинуть этот район. Поскольку уничтожение «Бритиш Имперора» артиллерийским огнем могло занять немало времени, командиру рейдера пришлось использовать торпеду, что он сделал с неохотой. Операция казалась довольно простой, но день для Крюдера выдался явно неудачным. Первая торпеда не попала в цель, прошла по кругу и едва не угодила в «Пингвин», вторая также прошла мимо, и лишь третья попала в танкер. Но даже после этого «Бритиш Имперор» не сразу пошел ко дну. Потопление корабля дорого обошлось немцам.

Эрнст Крюдер понял, что, поскольку ему не удалось воспрепятствовать передаче сигналов о помощи с «Клана Бьюкенена» и «Бритиш Имперора», это могло иметь для рейдера самые печальные последствия. Необходимо было прекратить поиски подходящего танкера. Поэтому он взял курс на юго-восток, к месту намеченного рандеву с «Альстертором», рассчитывая переправить на его борт 236 пленных с рейдера. Но Крюдер не знал, что он повстречает совсем другой корабль совсем в другом месте.

Глава 14

В 500 милях к югу от того места, где находился «Пингвин», крейсер «Корнуолл» пересек экватор. Корабль шел из Адена на Сейшельские острова, где командир предполагал произвести дозаправку топливом. «Корнуолл» водоизмещением 9850 тонн, вооружение которого составляли 203-мм орудия, медленно продвигался вперед со скоростью 12 узлов. В подпалубных помещениях стояла невыносимая жара. Хотя из восьми котлов корабля были задействованы только четыре, а вентиляторы работали на полную мощность, температура во внутренних помещениях превышала 100 градусов по Фаренгейту.

За полчаса до наступления рассвета капитан П. Мэнуоринг находился на мостике, наслаждаясь легким бризом, создаваемым движением корабля. Судя по всему, погода предстоящим днем обещала быть прекрасной. На море стояло лишь легкое волнение, видимость была хорошей, и беспокойство внушали лишь дождевые шквалы далеко на северо-западе.

Потягивая горячий крепкий чай, Мэнуоринг внимательно читал радиограмму с «Бритиш Имперора», в которой сообщалось о нападении рейдера. Еще несколько минут спустя пришла радиограмма от командования флотилии восточного побережья Индии. В ней содержался приказ командиру крейсера идти на полной скорости в северном направлении и попытаться перехватить немецкий рейдер. «Корнуолл» находился к этому району ближе, чем какой-либо другой английский военный корабль. Однако командование в Коломбо также приказало присоединиться к начавшейся операции командирам тяжелого крейсера «Ливерпуль» и легких крейсеров «Глазго» и «Линдер». Одновременно в этот район был направлен вспомогательный крейсер «Гектор», чтобы обеспечить прикрытие находившихся там торговых кораблей. Второй раз на протяжении недели над Крюдером сгустились тучи.

Узнав из радиограммы координаты места, в котором «Бритиш Имперор» подвергся атаке (эти данные были зафиксированы предусмотрительным радистом), Мэнуоринг приказал задействовать остальные котлы, изменил курс корабля и распорядился увеличить скорость до 25 узлов. Вообще-то, «Корнуолл» мог развить скорость 32 узла, но, поскольку запасы топлива на крейсере подходили к концу, Мэнуоринг не решился их зря расходовать. Ведь поиски рейдера могли затянуться. С восходом солнца командир приказал запустить два самолета «Уолрус», которые должны были вести воздушную разведку впереди и за кормой крейсера. Эти бипланы являлись скорее музейными экспонатами уже и в 1940 году, однако устойчивость и скорость полета делали их идеально подходящими для роли разведчиков.

Незадолго до наступления темноты самолеты вернулись из разведывательного полета. Обследовав значительные участки океанской поверхности, пилоты не обнаружили никаких следов вражеского рейдера. К этому времени «Корнуолл» прошел уже более 300 миль в северном направлении. Если «Пингвин» шел курсом на юг, размышлял Мэнуоринг, то он сейчас должен был находиться рядом. Остановив корабль на некоторое время, чтобы поднять на борт оба «Уолруса», командир крейсера начал обследовать прилегающий район на скорости 13 узлов. Он не хотел двигаться далее в северном направлении, опасаясь, что рейдер мог проскользнуть мимо незамеченным в ночной тьме. Небо было безоблачным, светила яркая луна, значительно улучшая видимость.

Опасения Мэнуоринга были не беспочвенными, однако впередсмотрящие британского крейсера не проявили должной бдительности. «Пингвин» шел юго-восточным курсом на скорости 15 узлов. В 3 часа ночи 8 мая, когда луна клонилась к западу, обер-лейтенант Левит заметил темный силуэт по левому борту. С помощью бинокля он установил, что это был не транспорт и не танкер — судя по очертаниям, сразу стало понятно, что это военный корабль. А военный корабль в этих водах мог быть только английским. Левит вызвал на мостик капитана.

Крюдер немедленно подтвердил подозрения вахтенного офицера. Он изменил курс и отдал в машинное отделение распоряжение развить максимальную скорость. «Пингвин», корпус которого начал вибрировать от усиленной работы машин, вновь ускользнул в ночную тьму. Вражеский корабль продолжал идти прежним курсом с прежней скоростью. Судя по всему, на его борту не заметили рейдер.

Утром 8 мая «Пингвин» по-прежнему мчался вперед с максимальной скоростью, какую только были способны обеспечить его машины общей мощностью 1800 лошадиных сил. Крюдер, не покидавший мостика, начинал беспокоиться о перерасходе топлива в связи с этой бешеной гонкой. Однако необходимость максимально увеличить дистанцию между его кораблем и ночным незнакомцем по-прежнему сохранялась. Впрочем, когда взошло солнце, стало видно, что море вокруг рейдера оставалось совершенно пустым. Казалось, ночной рывок «Пингвина» в сторону от незнакомого корабля оправдал себя. А затем немецкий капитан увидел то, от чего его сердце похолодело. Маленькая черная точка появилась над горизонтом, медленно перемещаясь слева направо. Крюдер поспешно навел на этот удаленный объект свой бинокль, питая иллюзорную надежду, что это могла быть какая-нибудь большая морская птица, летевшая в сторону Мальдив. Но его ждало разочарование. Мощный цейсовский бинокль позволил Крюдеру рассмотреть небольшой гидросамолет. Самолет на таком удалении от суши мог быть только разведчиком с британского военного корабля — того самого, который повстречался им ночью. Теперь прятаться было уже негде, но Крюдер оставался спокоен. Рейдер, проведший в море 328 дней и прошедший 59 000 миль, несомненно являлся удачливым кораблем. Если же удача покинула его — значит, так тому и быть.

На рассвете командир Мэнуоринг все еще не установил точную позицию преследуемого им вражеского корабля. Поэтому при первых лучах солнца он приказал запустить оба самолета, один из которых обследовал бы район к северу от «Корнуолла», а второй — к югу. «Уолрус», который изучал северный сектор, пилотировал лейтенант Уилфрид Уоллер, а наблюдение вел лейтенант Пол Уолмер. В 7 часов 7 минут утра в западной части обследуемого ими квадрата на расстоянии примерно 65 миль к западу от позиции «Корнуолла» ими был замечен торговый корабль, шедший курсом на юго-запад. Он вполне мог оказаться обычным английским транспортом, направлявшимся в сторону Мозамбикского пролива, а затем к мысу Доброй Надежды. Однако очертания его корпуса наводили летчиков на мысль, что этот корабль вполне мог быть тем самым, что они искали.

Понимая, что на неизвестном судне могли заметить самолет, Уоллер направился в сторону, противоположную позиции «Корнуолла». Затем он развернул «Уолрус» в направлении английского крейсера. Все это время английский пилот сохранял радиомолчание, как ему приказывал Мэнуоринг. Самолет сел на воду рядом с крейсером в 8 часов. Выслушав донесение пилотов, Мэнуоринг решил, что обнаружен именно рейдер. Однако английский командир не хотел вызывать по радио второй самолет и поэтому стал дожидаться его возвращения. К 9 часам 30 минутам оба «Уолруса» вновь находились на борту «Корнуолла», и крейсер на скорости 20 узлов устремился к точке, в которой обнаружен подозрительный корабль.

В 10 часов 15 минут был запущен второй самолет-разведчик, пилотируемый лейтенантом Фрэнком Фоксом. В качестве наблюдателя на борту находился лейтенант Джеффри Грув. Летчики получили приказ провести более тщательный осмотр преследуемого корабля и по возвращении подробно доложить об увиденном. Поскольку видимость была отличной, Фокс без труда обнаружил подозрительное судно. Пилот снизился над водой и прошел по кругу над кораблем, держась, впрочем, на некотором расстоянии от него. Фокс и Грув внимательно осмотрели судно.

У Фокса не было ни малейших оснований беспокоиться о безопасности своего самолета. Крюдер, как ему казалось, принял все меры к тому, чтобы ввести в заблуждение английских летчиков. Большая часть экипажа оставалась во внутренних помещениях корабля. Те немногие матросы, которые находились на палубе, были одеты так, как обычно экипированы моряки любого торгового корабля в этих широтах — в поношенные рубашки и шорты. Крюдер и находившиеся на мостике офицеры также были одеты как придется, — ни малейшего намека на униформу, как и полагалось на норвежском транспорте. На мачте «Пингвина» развевался флаг Норвегии, а его фиктивное название — «Тамерлан» — красовалось на обеих сторонах мостика.

Фокс снизился еще больше и сделал круг над кораблем. Одновременно Грув начал передавать сигналы находившимся на мостике: «Чье это судно? Куда направляется? Какой груз?»

И вот тут Крюдер совершил грубейшую ошибку, которая в конечном итоге и привела к печальному финалу. Как и большинство военно-морских офицеров, он придерживался мнения, что моряки на торговых кораблях не умеют слаженно передавать световые сигналы, а потому решил предпринять обманный маневр. Он приказал находившимся на мостике сигнальщикам поднять сигнальные флаги нарочито медленно, как это сделали бы сигнальщики большинства торговых судов. Однако немецкий капитан не учел, что «Тамерлан», за который он пытался выдать свой корабль, считался первоклассным лайнером. Соответственно, его офицеры должны были носить униформу, а передача сигналов — с помощью фонаря или флагов — должна была осуществляться безукоризненно. Нарочитая медлительность сигнальщиков выглядела слишком уж ненатурально, и Фокса это насторожило. Он пролетел над рейдером еще раз, внимательно осмотрел его, после чего развернул свою машину в противоположную сторону и улетел.

По возвращении на борт «Корнуолла» Фокс доложил Мэнуорингу, что обнаруженный им корабль внешне весьма похож на норвежский транспорт. Сейчас он идет курсом на юго-запад со скоростью 15 узлов. Сверившись с книгой кодов, Мэнуоринг убедился, что поднятые на этом корабле сигнальные флаги соответствовали сигнальным флагам «Тамерлана». Также Фокс и Грув подтвердили, что силуэт виденного ими судна соответствует силуэту «Тамерлана», изображенному в справочнике Тэлбота Буфа «Торговые корабли». Однако норвежский транспорт отсутствовал в имевшемся у Мэнуоринга списке торговых кораблей, которые находились в этом районе. С учетом сомнений, возникших у Фокса в связи с действиями экипажа этого судна, Мэнуоринг принял решение немедленно подвергнуть предполагаемый транспорт досмотру.

Он отдал команду «полный вперед», и «Корнуолл» устремился вперед со скоростью 26, а затем и 29 узлов. Командир крейсера намеренно постарался максимально задержать следующий запуск «Уолруса» — он хотел, чтобы у того хватило запаса топлива на случай возможной погони. Самолет взлетел только в 13 часов 45 минут, пилотировал его лейтенант Уоллер, наблюдение вел лейтенант Уолмер, а в качестве пулеметчика в кабине находился старший авиационный механик Нил Грегори. Мэнуоринг рассчитал, что преследуемый корабль находится на расстоянии 32 миль, если он продолжал двигаться в прежнем направлении с прежней скоростью. Расчет оказался верным, и на «Уолрусе» увидели «Пингвин», как только самолет набрал высоту.

Заметив, что вражеский самолет вернулся и вновь начал кружить рядом с кораблем, Крюдер стал раздумывать — не попытаться ли сбить эту машину, что было вполне осуществимо. Однако капитан рейдера отказался от этого замысла, поскольку понимал, что на судне, которое преследовало «Пингвин», прекрасно осведомлены о позиции немецкого корабля. Приказав сбить самолет, Крюдер терял последний шанс ввести противника в заблуждение. В любом случае, что-то предпринимать уже было поздно. Через несколько минут после появления «Уолруса» впередсмотрящие «Пингвина» заметили тонкую струю дыма за кормой, затем две струи, а потом и три. Крюдер понял, что за его рейдером идет английский тяжелый крейсер. Это предположение полностью подтвердилось, когда над горизонтом появились две тонкие мачты и три трубы британского корабля. Решающий момент в судьбе «Пингвина» стремительно приближался. Крюдер приказал команде занять места по боевому расписанию, предупредив людей, чтобы они старались не показываться на глаза противнику. Также он отдал приказ до поры до времени не выдвигать орудия на боевые позиции. Такими мерами Крюдер надеялся усыпить бдительность преследователя.

Мэнуоринг приближался к неизвестному кораблю с максимальной осторожностью. Не то чтобы английский капитан предчувствовал засаду — просто несколько дней назад, патрулируя близлежащий район, он повстречал британский транспорт. Когда с крейсера подали сигнал остановиться, капитан транспорта не подчинился. Мэнуоринг уже собирался отдать приказ открыть огонь, но в это время с транспорта начали передавать в эфир сигнал «RRRR». Поскольку данная ситуация была весьма похожа на этот недавний случай, Мэнуоринг не хотел допустить ошибку еще раз.

Его сомнения отнюдь не рассеялись, когда с преследуемого корабля начали передавать в эфир сообщение о нападении рейдера. Этот факт подтверждал, что преследуемое судно действительно являлось норвежским транспортом «Тамерлан». По мнению радистов «Корнуолла», передатчик, используемый для передачи этого сообщения, был английского производства.

Впервые с момента начала поисков рейдера Мэнуоринг нарушил радиомолчание. Он приказал лейтенанту Уоллеру, который по-прежнему кружил на своем «Уолрусе» над неустановленным кораблем, передать на него, что к нему приближается английский крейсер и транспорту надлежит остановиться. Сообщение было передано, однако вместо ответа Крюдер развернул свое судно кормой к «Корнуоллу». Впрочем, так вполне мог поступить какой-нибудь осторожный капитан торгового корабля.

В 16 часов 56 минут, когда расстояние между двумя кораблями сократилось до 19 километров, Мэнуоринг, по-прежнему соблюдая предельную осторожность, приказал передать с помощью прожектора команду: «Остановите корабль, или я вынужден буду открыть огонь». Сигнал повторяли трижды, и лишь после этого с крейсера произвели залп из 209-миллиметровых орудий выше и левее преследуемого судна.

Крюдера не особенно смутили эти выстрелы, и он продолжал вводить противника в заблуждение своими действиями. Капитан рейдера планировал заманить английский крейсер на расстояние, с которого орудия «Пингвина» могли поразить цель. Затем он намеревался нанести британскому кораблю максимальный урон одним мощным бортовым залпом или торпедировав его. Пока что, судя по всему, Мэнуоринг еще не разгадал замысла Крюдера, поскольку «Корнуолл» продолжал упорно сближаться с рейдером.

Мэнуоринг не желал открывать огонь по неустановленному кораблю, все еще боясь допустить ошибку. Кроме того, британскому командиру следовало учитывать, что если преследуемое судно действительно окажется рейдером, то на его борту должны находиться пленные с потопленных торговых кораблей. В ходе боя эти невинные люди могли погибнуть.

Чтобы как-то разрешить эту дилемму, Мэнуоринг распорядился подготовить к запуску второй «Уолрус», вооруженный двумя бомбами. Лейтенант Фокс, который должен был пилотировать этот самолет, получил от капитана приказ сбросить одну из бомб перед носом преследуемого корабля. Если он и после этого не остановится, английский летчик должен был сбросить бомбу на носовую часть судна. Все орудия «Корнуолла» — восемь 203-мм и восемь 102-мм были приведены в состояние полной боевой готовности. Артиллеристы ожидали лишь приказа открыть огонь.

На борту «Пингвина» напряжение заметно возрастало. Старший помощник «Клана Бьюкенена» Стэнли Дэвидсон свидетельствует:

В 17 часов 10 минут с «Корнуолла» вновь передали приказ: «Остановите корабль, или будем вынуждены открыть огонь». После этого еще несколько 203-мм снарядов были выпущены по «Пингвину». Они упали в воду перед самым форштевнем рейдера. Теперь расстояние между судами сократилось до 12 километров. Мэнуоринга начинал беспокоить тот факт, что он подошел слишком близко, и все же он посчитал, что необходимо продвинуться еще больше, чтобы безошибочно идентифицировать преследуемый корабль.

Крюдер же понимал, что игра близится к финалу, однако по-прежнему не отдавал приказа открыть огонь, желая дать противнику подойти еще ближе. Британский крейсер продолжал сближаться с «Пингвином», английские комендоры находились в состоянии полной боевой готовности. В 17 часов 14 минут, когда расстояние между кораблями сократилось до 8 километров, Эрнст Крюдер решил отбросить всякую маскировку.

Норвежский флаг был спущен, и его место занял красно-черный флаг со свастикой. Одновременно подняли щиты, скрывавшие 150-миллиметровые орудия. Каждый артиллерийский расчет получил с мостика данные о расстоянии до цели. Лязгнули затворы орудий, и, как только Крюдер резко развернул свой корабль влево, последовал приказ открыть огонь.

От залпа пяти орудий главного калибра «Пингвин» резко качнулся, а левый его борт окутало облако дыма и пламени. Когда дым рассеялся, на рейдере увидели, что вражеский корабль весь скрыт всплесками воды от падавших снарядов. Это был смелый поступок, однако такого рода действия могли привести к немедленному ответу британцев. Так бы, видимо, и произошло, если бы не ряд досадных случайностей, произошедших на борту «Корнуолла» именно в этот момент.

Когда крейсер начал резко поворачивать на левый борт — Мэнуоринг хотел этим маневром облегчить своим комендорам ведение прицельного огня, — перегорел один из предохранителей в электроприводе, обеспечивавшем разворот артиллерийских башен. Схема вышла из строя, и орудия главного калибра застыли в неподвижности, нацеленные в сторону от немецкого рейдера. Капитан Мэнуоринг так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Получилось так, что военный корабль под моим командованием подошел к противнику на расстояние, с которого тот мог вести эффективный артиллерийский огонь. При этом комендорам вражеского корабля удалось быстро взять мой крейсер в „вилку“, а наши орудия главного калибра оказались нацеленными куда угодно, но только не на противника».

Мэнуоринг предпринял единственный маневр, который еще можно было совершить. Он вновь повернул налево, чтобы вывести свой корабль из-под обстрела, пока не будет исправлена схема управления артиллерийским огнем. Однако на этом череда бедствий не завершилась — вскоре вышла из строя телефонная линия между мостиком и башнями главного калибра. В довершение ко всему отказала катапульта, использовавшаяся для запуска разведывательных самолетов. Мэнуорингу именно сейчас были крайне необходимы самолеты с грузом бомб, которые находились бы в воздухе. Однако посланный с мостика к катапульте офицер доложил, что один «Уолрус» поврежден осколком снаряда и потому не может быть запущен. Мэнуоринг стремительно терял контроль над ситуацией.

И в этот момент комендорам «Пингвина» удалось добиться первого попадания в крейсер. 150-мм снаряд пробил корпус немного выше ватерлинии, в районе кладовой. Обычно попадания в такого рода помещения на военном корабле не считаются критическими. Но на «Корнуолле» именно через него проходили некоторые важные электрические коммуникации. Находившиеся в кладовой мешки с мукой смягчили последствия взрыва, но осколки снаряда повредили кабели, связанные с рулевыми механизмами крейсера. Также был выведен из строя телеграф, связывавший мостик с машинным отделением. Некоторые осколки повредили рулевые механизмы, при этом три человека получили легкие ранения. В кубрике морских пехотинцев начался пожар. Лишившись на время возможности маневрировать, «Корнуолл» сбился с курса. Впрочем, потребовалось лишь несколько минут, чтобы запустить запасное устройство управления рулевыми механизмами, и маневренность крейсера была восстановлена.

Еще через 3 минуты комендорам «Пингвина» удалось добиться еще одного попадания, на этот раз в кладовую, которую использовали унтер-офицеры. Вновь начался пожар, однако вскоре он был потушен — причиненный им вред оказался минимальным.

К этому времени прошло всего лишь 7 минут после того, как перестала поступать электроэнергия в орудийные башни, — орудия «Корнуолла» вновь могли вести огонь. Эти 7 минут вполне могли закончиться для крейсера катастрофой, однако теперь его орудия главного калибра стали засыпать снарядами «Пингвин». Корректируя свой огонь по данным, передававшимся по радио с находившегося в воздухе разведывательного самолета, английские комендоры быстро пристрелялись к рейдеру. Согласно германским источникам, в этот момент Крюдер приказал произвести торпедный залп, который вполне мог отправить «Корнуолл» на дно. Этого не произошло, поскольку пилот «Уолруса» заметил следы, которые оставляли мчащиеся к цели торпеды, и поспешил по радио предупредить находившихся на мостике крейсера. Утверждалось, что одна торпеда прошла лишь в нескольких метрах от кормы британского корабля.

В своем докладе о минувшем бое Мэнуоринг заявил, что ни пилотом «Уолруса», ни кем-либо из находившихся на борту «Корнуолла» не были замечены ни торпеды, ни оставляемые ими следы.

Английским комендорам пока не удалось добиться попаданий в «Пингвин», и немецкий рейдер продолжал уходить от противника на полной скорости. Однако, поскольку Мэнуоринг старался теперь держать крейсер на достаточном расстоянии от «Пингвина», все снаряды немецкого корабля, не достигали цели. Крюдер понял, что он впустую расходует боеприпасы, и было лишь вопросом времени, когда крейсер обрушит на его рейдер всю мощь своего артиллерийского огня.

Когда один из снарядов «Корнуолла» сбил фок-мачту, немецкий капитан решил, что нет смысла продолжать дальше этот неравный бой. Он весьма неохотно отдал приказ прекратить огонь, открыть кингстоны и покинуть судно.

Но этот приказ запоздал. К тому времени английским комендорам удалось хорошо пристреляться, и залпом из четырех 203-миллиметровых орудий они накрыли «Пингвин». Один из снарядов разорвался в носовой части рейдера, второй уничтожил мостик корабля, третий попал в машинное отделение и взорвался там, причинив огромный ущерб. Смертоносным оказался четвертый снаряд. Он взорвался в трюме номер 5, где хранились 130 мин, которые предполагалось установить у побережья Индии. От последовавшей детонации рейдер взлетел на воздух.

Капитан Мэнуоринг наблюдал за тем, как тонул вражеский корабль с мостика «Корнуолла». Он вспоминал:

Стэнли Дэвидсон, находившийся в это время на борту «Пингвина» в качестве пленного, так описывает гибель рейдера:

Позднее Дэвидсон сообщил Мэнуорингу, что замеченные в носовой части рейдера яркие вспышки на деле являлись следами от взрывов снарядов, выпущенных с «Корнуолла». Они уничтожили два 150-миллиметровых орудия на баке «Пингвина» вместе с их расчетами. К несчастью это также явилось причиной гибели капитана Дэвенпорт-Джонса, которого задело обломком.

Эрнст Неймейстер был одним из тех немногих, кто уцелел при попадании снаряда в мостик «Пингвина». Неймейстер как раз перешел с левого крыла мостика в правое и во время взрыва был контужен. Очнувшись, он увидел, что левая половина мостика, в которой находились Крюдер и его офицеры, перестала существовать. К тому времени, когда Неймейстер добрался до шлюпочной палубы, «Пингвин» уже так сильно погрузился в воду, что верхняя часть дымовой трубы исчезла под волнами. Сразу после того, как Неймейстер прыгнул в воду, там же скрылись остатки мостика.

Неймейстер и Дэвидсон ожидали спасения, держась за один спасательный плот. Ждать им пришлось долго, поскольку, хотя бой и закончился, на борту «Корнуолла» вновь возникли проблемы.

Увидев, что вражеский корабль исчез в волнах, Мэнуоринг занялся первоочередными делами. Прежде всего необходимо было принять на борт находившийся в воздухе «Уолрус». По радио он передал лейтенанту Уоллеру приказ посадить свою машину на воду. Затем Мэнуоринг отправил в машинное отделение посыльного — телеграф все еще не работал, — который должен был передать механикам распоряжение капитана снизить скорость до 12 узлов, а потом остановить машины. Однако ничего не изменилось — крейсер по-прежнему мчался вперед на скорости 25 узлов по направлению к севшему на воду самолету.

А тем временем старший механик «Корнуолла» Роберт Блэкслэнд пытался разрешить проблему, вызванную попаданием снаряда с «Пингвина» в кладовую. Вследствие резких маневров крейсера во время боя это помещение оказалось полузатопленным, что привело к короткому замыканию в электросхеме, питание которой обеспечивалось основной динамо-машиной В результате она вышла из строя, а машинное отделение и котельная погрузились в темноту. В последовавшей неразберихе были по ошибке закрыты паровые клапаны, что привело к остановке двух других динамо-машин. Все втяжные вентиляторы перестали работать, и в течение нескольких минут температура в машинном отделении подскочила до 200 градусов по Фаренгейту. Человеческий организм не в силах переносить такую жару, и Блэкслэнду пришлось отдать команду покинуть машинное отделение и котельную. Несмотря на это, несколько офицеров и матросов все же получили тепловой удар. Один из них, лейтенант Джордж Уинслейд, впоследствии по этой причине скончался.

Пока в машинном отделении царила неразбериха, «Корнуолл» продолжал нестись вперед, не останавливаясь. Мэнуорингу пришлось на время оставить намерение поднять на борт свой разведывательный самолет. Когда крейсер пронесся мимо барахтавшихся в воде уцелевших моряков «Пингвина», капитан мог помочь им лишь тем, что приказал бросить спасательный плот. Крейсер описал широкую дугу и лишь затем медленно остановился посреди плававших на поверхности обломков «Пингвина». Здесь обездвиженный корабль оставался вплоть до наступления темноты.

Еще до того, как стемнело, шлюпки «Корнуолла» подняли из воды 84 человека — 60 моряков «Пингвина» и 24 пленных. Из 401 члена экипажа рейдера уцелели только 57 матросов и унтер-офицеров и 3 офицера. Среди спасенных — д-р Вернер Хассельман, один из двух хирургов, д-р Ульрих Ролл, метеоролог и лейтенант Оскар Бетчер. Из находившихся на борту немецкого рейдера 238 пленных были подняты на борт английского крейсера только второй помощник Уилфред Райт с «Бритиш Имперора», старший помощник Стэнли Дэвидсон с «Клана Бьюкенена» и еще 7 офицеров и 15 матросов-индийцев с этого транспорта. Райт, получивший серьезные ранения, скончался тремя днями позже и был похоронен на Сейшельских островах. Не считая трагической смерти лейтенанта Уинслейда, на борту «Корнуолла» только 4 человека получили легкие ранения.

Бой, закончившийся потоплением «Пингвина», длился всего лишь 29 минут. Это был ожесточенный артиллерийский поединок, в котором с немецкого рейдера было выпущено 200 снарядов, а с крейсера «Корнуолл» — 186. Несмотря на череду аварий, случившихся на борту британского корабля, в целом этот день оказался довольно удачным для капитана Мэнуоринга. Борьба с рейдерами, плававшими под видом мирных транспортов, всегда оставалась одной из наиболее сложных задач для британских ВМС. И «Пингвин» в данном случае не являлся исключением. С начала и до конца преследования неопознанного корабля Мэнуоринг опасался, что его мишенью может оказаться торговое судно дружественного государства. Дилемма разрешилась, когда Крюдер первым приказал открыть огонь. Когда же Мэнуоринг узнал, что в результате его действий погибло огромное количество английских и индийских моряков, он пережил сильнейший стресс.

Капитан-цур-зее Эрнст Феликс Крюдер, погибший на мостике «Пингвина», в знак признания его заслуг посмертно получил от фюрера Дубовые листья к своему Рыцарскому кресту. Достигнутый им успех остался непревзойденным в истории двух мировых войн. Для «Пингвина», бывшего «Кандельфельса», война теперь закончилась. Отныне он покоился на дне Индийского океана, как и многие другие торговые корабли, вместе с которыми он в мирное время бороздил эти воды. Орудия, торпеды и мины этого рейдера отправили на дно множество транспортов союзников общим водоизмещением 200 000 тонн. Выполняя возложенные на него задачи, капитан рейдера повел свой корабль даже в антарктические воды. И всегда на протяжении этого вояжа длиной 59 188 миль, продолжавшегося 328 дней, Крюдер проявлял к поверженному противнику похвальную гуманность. Спасение человеческих жизней являлось для него высшим приоритетом, и порой он даже подвергал свой корабль опасности, действуя таким образом. Возможно, именно этим Крюдер отличался от большинства германских военно-морских командиров.

11 мая крейсер королевских ВМС «Корнуолл» вошел в гавань Порт-Виктории на Сейшельских островах. Здесь спасенные были переправлены на берег, а на крейсере проведен временный ремонт. Впоследствии корабль продолжал действовать в Индийском океане. 5 апреля 1942 года «Корнуолл» и «Дорсетшир» столкнулись с мощным японским отрядом, состоявшим из 3 линкоров и 5 авианосцев, которых сопровождали крейсеры и эсминцы. Два британских крейсера, не имея прикрытия с воздуха, подверглись атаке японской палубной авиации и затонули, прежде чем смогли вступить в артиллерийскую дуэль с вражескими кораблями. Капитан Мэнуоринг остался в живых, но 198 офицеров и матросов «Корнуолла» погибли.

Судно «Адъютант» прибыло в пункт встречи с вспомогательным судном «Альстертор» 8 мая. Здесь лейтенант Хеммер, командир «Адъютанта», прослушал последнее донесение Крюдера в Главный штаб германского флота:

Затем в эфире воцарилось зловещее молчание, и Хеммер понял, что рейдер погиб. После этого командир «Адъютанта» получил приказ присоединиться к «Комет», другому немецкому рейдеру, действовавшему в Индийском океане. «Адъютант» встретился с «Комет» 21 мая, после чего действовал в качестве его разведчика вплоть до 1 июля. К тому времени двигатели судна в результате беспощадной эксплуатации и отсутствия надлежащего технического обслуживания пришли в полную негодность. Корабль был покинут экипажем и пущен ко дну. Лейтенант Хеммер и его люди вернулись домой на «Комет», благополучно прорвавшемся через кольцо блокады в Бордо 31 октября 1941 года.

Глава 15

Последняя глава саги о конвое SLS 64, шедшем из Фритауна, была завершена 1 марта 1941 года, когда изъеденная солью корабельная шлюпка пристала к полуострову Лизард.

23 дня назад, 6 февраля, 5237-тонный корабль «Гэйрсоппа», слегка покачивавшийся от находившегося в его трюмах груза чугуна из Индии, был вынужден покинуть конвой SLS 64, чтобы сохранить свои стремительно тающие запасы угля. С тех пор он постоянно подвергался риску, поскольку находился в одном из самых опасных морских путей, где безраздельно господствовали подводный флот и авиация рейха. До порта назначения оставалось еще 1700 миль, и при скорости 5 узлов, не будучи защищенным теперь бортами других судов неэскортируемого конвоя, корабль находился в крайне уязвимом положении.

Утром 15 числа «Гэйрсоппа» находилась в 315 милях к северо-западу от мыса Финистерре и попала в объятия еще одного атлантического шторма. Противник пока себя не обнаружил, но и на борту еще никто не знал о том, что недавно оставленный ими конвой подвергся яростной атаке «Адмирала Хиппера». Несмотря на полученные из-за штормовой погоды повреждения, все считали, что крепкому старому кораблю удастся благополучно вернуться домой. Этой, без сомнения оптимистичной, точки зрения не придерживался лишь капитан Джеральд Хайлэнд. Запасы угля подходили к концу. Капитан понимал, что путь через Ла-Манш или Ирландское море прегражден установленными минами, и потому готовился к долгому пути вокруг северного побережья Ирландии и через Северный пролив.

Единственным преимуществом этого маршрута было то, что в случае, если запасы угля на борту подойдут к концу, они могут зайти для дозаправки в любой порт на западном побережье Ирландии.

Утром 16 числа «Гэйрсоппа» встретилась с противником. Это произошло в тот момент, когда корабль находился западнее Ла-Манша. Заметивший его патрульный самолет, сохраняя дистанцию, около часа просто кружил над ним. Когда стало темно, а самолет исчез, все на борту вздохнули с облегчением, однако радоваться было рано.

В то время как самолет находился вне пределов досягаемости зенитных орудий «Гэйрсоппы», пилот сообщал о замеченном корабле ближайшей субмарине, что было продиктовано новой концепцией сотрудничества между люфтваффе и подводным флотом. Подводная лодка U-101 под командованием капитан-лейтенанта Эрнста Менгерсена возвращалась на базу после длительного и не очень удачного патрулирования в Атлантическом океане. За три месяца она потопила всего четыре корабля общим водоизмещением 22 500 тонн, причем последний из них (это был «Холистоун», порт приписки Ньюкасл) — всего два дня назад, чему предшествовал длительный период бесплодных скитаний. Теперь, благодаря стараниям пилота, у капитана лодки появился шанс потопить доверху загруженный британский торговый корабль, представлявший собой практически неподвижную цель. Менгерсен отдал приказ на погружение и начал охоту.

В половине девятого вечера торпеда подлодки попала в борт «Гэйрсоппы» в районе второго трюма, проделав огромную пробоину в корпусе и уничтожив фок-мачту. Утратив, таким образом, плавучесть, корабль, увлекаемый на дно тяжелым грузом, сразу же начал тонуть с дифферентом на нос. Капитан Хайлэнд приказал покинуть судно.

Спуск спасательной шлюпки на воду — задача нелегкая даже в спокойной обстановке. В тех же условиях, в которых оказалась «Гэйрсоппа», обстоятельства вряд ли могли сложиться хуже. То была темная штормовая ночь, весь корабль горел, но продолжал идти на полной скорости на одной машине, медленно, но верно погружаясь в воду. Положение экипажа гибнущего судна усугубило то, что U-101 всплыла на поверхность и обстреляла его из бортового пулемета. Трудно себе представить, что заставило капитана Менгерсена поступить столь бесчеловечно.

На борту «Гэйрсоппы» имелись в наличии четыре спасательных шлюпки, но в возникшей суматохе большую их часть волны разбили о борт корабля. На воду удалось спустить только одну лодку, но без руля. В ней находились второй помощник Эйрес, восемь матросов-англичан и двадцать пять индийцев. Только им и удалось спастись из всех 85 человек экипажа «Гэйрсоппы». Вручную сколотив руль, Эйрес поднял парус, и они поспешили убраться подальше, чтобы их не затянул водоворот от тонущего транспорта.

До того как покинуть судно, офицер-радист Роберт Хэмпшир попытался послать сигнал SOS, но торпеда уничтожила и основную, и аварийную антенны, так что передача сообщения не удалась. Мир ничего не знал о гибели «Гэйрсоппы», и до тех пор, пока не прошел бы достаточно длительный период времени, никто бы не стал искать выживших. Эйрес мог вести шлюпку лишь одним курсом — долгим и тернистым путем на север, в надежде достичь южного побережья Ирландии.

Шторм бушевал девять дней без передышки. Эйрес пытался держаться заданного курса, но в условиях сильной и постоянной штормовой болтанки, когда, как жестяную скорлупку, их лодку швыряло по волнам из стороны в сторону, компас оказался бесполезен. Солнце и звезды тоже ничем не могли помочь, поскольку небосклон был скрыт тяжелыми облаками. На третий день пресная вода закончилась, и в шлюпке, которую регулярно захлестывали потоки холодной и горькой морской воды, люди стали умирать. На двенадцатый день только Эйрес, Хэмпшир, канонир Норман Томас и еще четверо матросов-индийцев остались в живых. Эйрес обморозил ноги, все находившиеся в шлюпке сильно ослабли, и им оставалось лишь гадать, смоет ли их очередная волна или нет. И так они уходили один за другим, пока утром 1 марта не остались только Эйрес, Хэмпшир и Томас. Часы их, казалось, сочтены. Но им все-таки повезло. Руль шлюпки все еще был положен на север, но Гольфстрим отнес ее на восток, и таким образом она оказалась в Ла-Манше. На рассвете 2 марта был замечен скалистый мыс Лизард Пойнт. Эйрес попытался привести в чувство своих товарищей, чтобы грести к берегу, но было уже поздно. Шлюпку швырнуло на камни у подножия Лизард, и все трое оказались в кипящем прибое. Выжил только Эйрес. Несколько часов спустя четверо собиравших хворост детей из числа эвакуированных обнаружили его лежавшим на камнях без сознания и известили службу береговой охраны. Эйреса, единственного выжившего из 85 человек экипажа корабля «Гэйрсоппа», отвезли на берег. Тела его товарищей по несчастью; радиста Роберта Хэмпшира и канонира Нормана Томаса, позже похоронили на кладбище древней церкви Сент-Уинлоу, где можно слышать, как волны разбиваются о скалы мыса Лизард. Там они лежат и по сей день.

Место гибели «Гэйрсоппы» точно не установлено, известно только то, что оно находится где-то в 300 милях к юго-западу от Гэлуэя. Когда-нибудь в будущем охотники за сохранившимся имуществом затонувших кораблей обязательно обнаружат его. Пока судно покоится на глубине 1500 морских саженей, цена серебряных слитков, что находились на его борту, растет с каждым днем…

Справившись с грузом, загоревшимся через 24 часа после отправления из Фритауна конвоя SLS 64, к полудню 31 января «Нэйлси Лэсс» снова была в море. К этому времени транспорт из Ливерпуля находился в 60 милях от конвоя, будучи полностью предоставленным самому себе, поскольку догнать конвой не представлялось ни малейшей возможности. 2 февраля, на траверзе островов Кабо-Верде, корабль обменялся сигналами с британским крейсером, а 16-го к западу от Бискайского залива повстречал вооруженный транспорт — обе эти встречи морякам говорили о том, что они не одни в море. Погода благоприятствовала, и корабль шел вперед на скорости 6 узлов. Для этих изобилующих опасностями вод скорость казалась пугающе низкой, но и без того перегруженная машина работала на пределе своих возможностей.

Той ночью северо-западный ветер принес с собой сильный шторм, и вскоре капитану «Нэйлси Лэсс» пришлось приложить немало усилий, для того чтобы сохранить прежний курс. Транспорт продолжал медленно, но верно двигаться на север, пока 23 февраля не подошел к Ла-Маншу. Затем погода, словно приветствуя судно в родных водах, заметно улучшилась. Ветер стих, и видимость заметно улучшилась. Утром следующего дня корабль шел курсом на северо-запад по-прежнему на скорости 6 узлов, при ясной видимости, слабом ветре и легком волнении на море. Капитан Томас Брэдфорд, как и капитан «Гэйрсоппы» Хайлэнд, намеревался обогнуть Ирландию с запада, чтобы попасть в Северный пролив. Но, к несчастью, времени у «Нэйлси Лэсс» больше не оставалось.

Субмарина U-48 капитан-лейтенанта Герберта Шульце находилась в надводном положении в 60 милях от скалы Фастнет, когда в 19 часов 30 минут на горизонте показался медленно идущий в северном направлении «Нэйлси Лэсс». К тому времени на боевом счету Шульце, одного из восходящих асов Деница, уже числилось 95 000 тонн водоизмещения потопленных торговых кораблей союзников. И теперь он намеревался дополнить этот результат за счет очередной жертвы.

Младшему помощнику Эрнесту Найту, готовившемуся заступить на вахту, пришлось резко изменить свои планы:

Затем субмарина, двигатели которой уже начинали работать с перебоями, растворилась в темноте ночи. Второй помощник Эрнест Найт, оказавшийся самым старшим из оставшихся офицеров, свел вместе обе шлюпки, чтобы обсудить их плачевное состояние. Выяснилось, что компас второй шлюпки, находившейся теперь под командованием третьего помощника Дентса Гуджа, уничтожен взрывом торпеды, поэтому было особенно важно держаться вместе. Сошлись на том, что шлюпка Найта пойдет первой, а Гудж последует за ним, стараясь держаться поближе. Ветер был слишком слаб для тяжелых парусов спасательных шлюпок. Однако, поскольку до южного побережья Ирландии оставалось немногим более 60 миль, люди с энтузиазмом взялись за весла.

Шлюпки шли вместе до полуночи, но затем погода резко изменилась. Задул восточный ветер, который вскоре превратился в настоящий шторм. Найту и Гуджу пришлось порознь бороться со стихией, чтобы их шлюпки не отнесло в западном направлении. Вскоре они потеряли друг друга из виду.

Найт решил двигаться дальше в одиночку, надеясь, пристав к берегу, послать помощь потерявшимся товарищам. Земля, вероятно, мыс Мизенхед, находящийся в 12 милях к западу от скалы Фастнет, была замечена в три часа дня 25 февраля. Но уже темнело, и Найт решил переждать эту ночь в море. Бросили якорь, выжившим оставалось дожидаться рассвета. Это оказалось нелегким испытанием: волны швыряли шлюпку из стороны в сторону, ее постоянно захлестывало потоками воды и принесенного шквальным ветром ледяного дождя.

Утром 26 числа обнаружилось, что один человек погиб от переохлаждения, а на горизонте не видно земли. Дул все еще сильный восточный ветер, хотя в этих краях обычно преобладали юго-западные и западные воздушные потоки. Когда Найт понял, что их отнесло в море, это оказалось для него серьезным ударом. В отчаянии он снова поднял парус, пытаясь поймать ускользающий ветер и продолжить движение на север, но тяжелые и громоздкие шлюпки строили с расчетом на попутный ветер, и эта попытка оказалась практически бесплодной. Когда восточный ветер стих и сменился южным, на горизонте снова показалась земля. Это был остров Грейт-Бласкет, лежащий недалеко от юго-западного побережья Ирландии. Найт направил шлюпку в узкий пролив Бласкет, а затем в залив Дингл, причалив недалеко от деревушки Баллигратро. Гудж тоже пытался бороться со стихией, но ему пришлось заплатить за это большей ценой: от переохлаждения погибли четыре человека из числа находившихся в его шлюпке. 26 февраля они достигли устья реки Кенмэр, что на другой стороне полуострова Дингл, и высадились возле населенного пункта Керданэл…

Вечером 12 февраля капитан Айвор Прайс вел за собой остатки конвоя SLS 64 прочь от места столкновения с крейсером «Адмирал Хиппер». Помимо «Маргота», там было еще три британских корабля: «Вольтурно», «Клунпарк» и «Блэйрафол», а также два греческих судна — «Анна Мазараки» и «Поликтор». На борту «Блэйрафола» находились 68 спасенных с «Варлаби», «Шрусбери», «Орвестри Грэнж» и «Вестбери», а на «Поликторе» — 21 человек из тех, что подобрали со шлюпок затонувшего «Персеуса». Некоторые корабли имели повреждения, некоторые потеряли все свои спасательные шлюпки, но все безусловно нуждались в безопасной гавани, в которой можно было восстановить силы после ужасного испытания, выпавшего на их долю. Конвой находился в 200 милях к востоку от Азорских островов и в 345 милях к северо-западу от Мадейры. Обсудив ситуацию с другими капитанами, Прайс решил идти в Фуншал на острове Мадейра. Это означало возвращение, но в Фуншале, вероятно, имелись лучшие возможности для ремонта и технического обслуживания.

Шесть кораблей прибыли в Фуншал утром 14 февраля и сразу же были направлены на якорную стоянку. Бросив якорь, Прайс связался с британским консульством, где договорился о проведении всех необходимых ремонтных работ. Португальские власти, несмотря на объявленный страной ранее нейтралитет, довольно лояльно относились к британцам, а потому им было безразлично, сколько времени собирались пробыть в их водах эти суда. Мадейра — прекрасный остров в Атлантическом океане. Его теплый, благотворный климат давал уставшим морякам возможность хотя бы ненадолго забыть о войне, и они собирались воспользоваться этим шансом. Однако насладиться долгожданным отдыхом как следует не удалось. Следующим утром на Мадейру обрушился ураган, и им снова пришлось сражаться за свои жизни.

Когда задул ветер, капитан Айвор Прайс и старший помощник Д. Д. Морис находились на берегу. Уровень воды на якорной стоянке повышался настолько быстро, что они просто не могли вернуться на «Маргот». В отсутствие двух старших офицеров судна младший помощник А. М. Дэвис принял командование на себя. Ветер, дувший в направлении берега, усиливался с каждой минутой, и он решил поднять якорь и идти в море.

Туго натянутая якорная цепь «Маргота» дрожала от перегрузки. Ни работавшие на полную мощность машины, ни предельное напряжение лебедки брашпиля сперва не могли преодолеть этого сопротивления, но постепенно, звено за звеном, цепь растягивалась. Ветер завывал, обрушивавшиеся на полубак волны угрожали смести все и всех на своем пути. Затем цепь лопнула, а брашпиль заклинило. Разрыв обнаружили и сразу же предприняли все необходимые меры к тому, чтобы цепь не пошла ко дну. При ближайшем рассмотрении брашпиля выяснилось, что без капитального ремонта он больше никогда работать не будет.

Остальные корабли уже вышли в море, и «Марготу» пришлось сражаться с ураганом в одиночку. Дэвис решил сначала выпустить цепь, а затем вывести из строя запирающее устройство. По сравнению со всей остальной работой, что приходится выполнять морякам, эта представлялась относительно простой: следовало всего лишь выбить штифт, державший последнее звено цепи. Обычно этот штифт бывает покрыт ржавчиной, и поэтому цепь приходится перепиливать. К несчастью, владелец «Маргота» оказался человеком скупым — на борту не нашлось необходимых инструментов. В наличии имелась только ручная ножовка. Таким образом, невзирая на разыгравшееся не на шутку море, заливавшее водой и бросавшее из стороны в сторону болтающееся на якорной цепи судно, начались попытки освобождения. Радист Джон Кэйв был очевидцем тех событий:

Три дня спустя, когда шторм наконец-то закончился, «Маргот», тогда уже считавшийся погибшим, вернулся в Фуншал. Поскольку брашпиль был разбит, корабль не мог стать на якорь в порту, но по прошествии нескольких часов для него все-таки нашли стоянку недалеко от мола. Осмотр показал, что полученные повреждения еще тяжелее, чем казалось поначалу. Большая часть их, разумеется, поддавалась ремонту. Но волнами за борт смыло все оставшиеся спасательные плоты и шлюпки. Португальцы здесь ничем не могли помочь. Обсудив проблемы с консулом, Прайс собрал команду и поставил ее перед выбором: или моряки остаются на несколько недель, а может быть, даже месяцев, в Фуншале, пока не найдутся шлюпки взамен утерянных, или сразу же, как только будут завершены необходимые ремонтные работы, отплывают домой под эскортом. Джон Кэйв вспоминает:

Утром 25 февраля, под звуки городского оркестра и ликование толпы на пристани, «Маргот» покинул свое временное пристанище и направился в море. За пределами акватории порта к нему присоединились «Блэйрафол» и «Вольтурно», и три судна направились на встречу с ожидавшим их в условленном месте эскортом из британских эсминцев. Командам этих торговых кораблей, в недалеком прошлом так много испытавших и переживших, защита эсминцев казалась чем-то неправдоподобным. Так оно и вышло. На следующий день эсминцы исчезли, и транспорты снова остались в одиночестве. Но, несмотря ни на что, они продолжали идти прежним курсом и, благодаря удаче и плохой видимости, вернулись домой без потерь и повреждений.

У истории путешествия «Маргота» появилось интересное продолжение благодаря еще одному сотруднику компании «Кэй и сыновья» — Д. Г. Стэнли, служившему третьим помощником на судне «Мартон»:

Но все же руководство компании не учло самого главного. В хаосе, сопровождавшем атаку на конвой, вероятно, ни один, даже самый расчетливый, капитан, спасая свою жизнь и жизни своих людей, даже не задумался бы о высадке на борт другого транспорта с целью спасения его груза. Айвор Прайс проявил качества первоклассного моряка. Его быстрый, гибкий ум, несомненно, спас и команду и корабль. И даже больше, что сразу же поняли в министерстве обороны. Вот отрывок из статьи в «Лондон Газетт» от 11 июня 1941 года:

Когда Айвор Прайс 23 октября 1941 года прибыл в Лондон, чтобы получить свою награду из рук короля в Букингемском дворце, владельцы «Маргота» были немало смущены этим фактом. Потому временно занятому в офисе третьему помощнику Стэнли поручили пригласить Прайса на обед — лишь бы Том держался подальше от головного офиса. Комментарии Прайса по поводу столь «благородного» поведения судовладельцев были непечатными…

Подвергшийся нападению авиации противника транспорт «Варна» продолжал плестись в самом хвосте конвоя HG 53. Возможно, именно это и спасло корабль, когда 10 февраля субмарина U-37 атаковала конвой во второй раз, но от буйства стихии их ничто не могло спасти. На следующий день началось то, что капитан Саул назвал «умеренным штормом». Серьезно поврежденный корабль начал быстро набирать воду. Оказалось, что в главном трюме она поднялась уже на 2 метра. Следовало, выбросив в море часть груза, накренить судно на левый борт, так, чтобы пробоина в правом оказалась выше уровня моря. Только в этом случае насосы могли справиться со все прибывавшей водой.

Шторм стих утром 12 февраля, и следующие три дня держалась хорошая погода. Эта передышка позволила осушить трюмы и провести неотложные ремонтные работы по ликвидации образовавшихся течей. Чтобы уменьшить крен, в трюмах переложили уголь. Для того чтобы сделать судно хоть сколько-нибудь пригодным для продолжения плавания, делалось все возможное.

Когда погода благоволила, на «Варне» могли держать в поле зрения лишь хвост конвоя, но капитан Саул все же надеялся, что они вышли победителями из этого противостояния. Но 15 февраля, когда «Варна» вошла в полосу ураганных ветров, что едва не стали причиной гибели «Маргота», ситуация резко изменилась в худшую сторону. В конечном итоге визуальный контакт с конвоем был потерян. Вскоре после наступления темноты начался сильный шквал, пришедший с северо-запада. Судно сильно накренилось на правый борт и уже не вернулось в прежнее положение. В главный трюм снова начала поступать вода, и, хотя насосы работали, не останавливаясь ни на минуту, они уже не могли сдержать ее потока. В 22.00 из машинного отделения Саулу доложили, что из резервного трюма в котельную поступает вода. Он незамедлительно прореагировал на это сообщение и приказал задраить люк между трюмом и котельной, а также развернуть судно таким образом, чтобы ветер и волны были по левому борту. Затем, чтобы избавиться от угрожающего крена, за борт выбросили еще часть груза.

К половине первого ночи 16 февраля «Варна» вновь встала на ровный киль, хотя крен на левый борт сохранялся. Но теперь волны захлестывали палубу — это означало, что корабль погружается в воду. В 2 часа 30 минут ограждения на главной палубе по левому борту рухнули, и вода унесла с собой остатки груза. Через полчаса почти весь нос судна уже находился под водой, и тогда капитан Саул понял, что транспорт может вскоре пойти ко дну. Впрочем, он волновался не за себя, а за команду.

Но, к счастью, чудеса все еще случаются. Вскоре заметили огни другого корабля по правому борту. Саул приказал выпустить несколько ракет, а затем просигналил, чтобы тот подошел к «Варне». Этим кораблем оказался «Эмпайр Ферн» — он также отстал от HG 53.

Капитан Вэллер согласился подождать до утра, пока команда тонущего транспорта не сядет в шлюпки.

Саул приказал покинуть судно. Спасательную шлюпку по правому борту с находившимся в ней человеком унесло в море поднявшейся волной. Шлюпку с левого борта удалось спустить на воду, но в ней разместились не все. Остальные, включая капитана, воспользовались спасательным плотом. После того как они покинули судно, «Варна» повалилась на правый борт, а затем исчезла в волнах. На подобравшем Саула и его команду «Эмпайр Ферн» вели поиск упавшего за борт матроса. Его нашли вцепившимся в перевернутую шлюпку. Вэллер, несмотря на плохую погоду продемонстрировавший немалое мореходное искусство, подвел свое судно настолько близко, чтобы можно было бросить конец, и человека, промокшего, продрогшего, но выжившего, подняли на борт.

Самые тяжелые повреждения от снарядов «Хиппера» получили два корабля: 4860-тонный «Эйндерби» и 4934-тонный «Лорнастон» из Глазго. 13 февраля они достигли Понта-Делгада — главного порта острова Сен-Мигель, одного из Азорских островов. Там суда оставались почти четыре месяца, пока их ремонтировали и готовили к дороге домой. Для команд этих двух кораблей представившаяся передышка от войны на море была временем идиллическим. Местные жители, преимущественно португальцы, оказались более чем гостеприимны. Единственным, что омрачало их времяпрепровождение, было ежедневное появление на балконе консульства Германии немецкого консула, оглядывавшего гавань в подзорную трубу. Все знали, что о прибывающих и отплывающих кораблях он докладывает в Берлин, а оттуда сведения о них получают капитаны субмарин, поджидающих корабли за пределами Азорских островов.

В начале июня оба судна сочли пригодными к плаванию, и они, выйдя из гавани Понта-Делгада, взяли курс на север. «Лорнастон» успешно добрался до порта назначения. А вот «Эйндерби», направлявшемуся в Глазго, не повезло. 10 июня в 10 часов 30 минут, примерно в 200 милях к западу от побережья Ирландии, транспорт стал легкой добычей для подводной лодки U-554. От попадания торпеды судно развалилось надвое. Носовая часть, где находился 21 человек, пошла ко дну моментально. Спасшихся на следующий день подобрал британский эсминец.

Глава 16

14 февраля «Адмирал Хиппер» вернулся в Брест после рейда против конвоя SLS 64. Там он присоединился к линейным крейсерам «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Разумеется, подобная концентрация крупных немецких надводных кораблей в одном порту немедленно привлекла внимание английского командования. В течение последующих недель порт подвергался постоянным налетам дальних бомбардировщиков. Во время очередного рейда 24 февраля 15 бомб упали в каких-то 200 метрах от «Хиппера». Но, по-видимому, крейсер был кораблем со счастливой судьбой, поскольку в течение пяти недель, пока он находился в порту, он не получил ни одного повреждения. После того как подготовка к выходу в море была завершена, 15 марта капитан Мейзель вывел «Хиппер» из гавани. Заправившись топливом со вспомогательного танкера у юго-восточного побережья Гренландии, капитан крейсера, пользуясь условиями плохой видимости, 23 марта провел «Хиппер» через Датский пролив. Корабль прибыл в Киль 28 марта, и здесь на нем начали проводить капитальный ремонт.

Пока «Хиппер» находился в Киле, Адольф Гитлер начал претворение в жизнь очередного этапа своей мечты о мировом господстве. В июне 1941 года началась операция «Барбаросса», направленная против Советского Союза, по мнению Гитлера, истинного врага Германии. В 4 часа утра 22 июня 120 немецких танковых и пехотных дивизий начали наступление на фронте, протянувшемся от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге. То была операция, грандиозная по своей амбициозности и намеченным задачам. Гитлер, подобно другому знаменитому диктатору до него, уверенно заявил, что его войска будут в Москве до наступления зимы. Но он не учел, что многие миллионы советских людей были готовы отдать жизни в борьбе за свою Родину.

Русские отчаянно защищали каждый метр родной земли, однако превосходящие силы вермахта стремительно продвигались на восток. Лишь весной 1942 года линия фронта стабилизировалась в 150 километрах от Москвы. Цена достигнутых успехов оказалась, как многие и предсказывали, чрезмерно высокой. Германская армия потеряла более миллиона человек убитыми и пропавшими без вести, а еще полмиллиона выбыло из строя вследствие болезней и суровых условий русской зимы. Но Гитлер, который зашел уже слишком далеко, не допускал и мысли о какой-либо передышке, которая бы позволила ему использовать в полной мере плоды достигнутого. Он планировал стремительный бросок к нефтяным месторождениям Кавказа, а оттуда — в Иран и к Персидскому заливу, необъятные нефтяные запасы которых позволили бы поддержать функционирование немецкой военной машины.

Русские располагали почти неограниченными людскими ресурсами, однако в тот период они испытывали острую нехватку танков, орудий и самолетов для сдерживания немецкого наступления. Англичане и американцы пытались помочь своему восточному союзнику, посылая транспорты с военными грузами по длинному и опасному маршруту через арктические воды в Мурманск и Архангельск. Необходимость увеличения объема таких поставок постоянно возрастала. Однако американские ВМС были теперь целиком заняты войной на Тихоокеанском театре военных действий, а британский флот вынужден был сконцентрироваться на борьбе с германскими подлодками. В силу этих обстоятельств не представлялось возможным обеспечить арктическим конвоям надлежащее прикрытие. Суда с грузами для русского фронта начали скапливаться в британских портах.

Одновременно у Гитлера возникла навязчивая идея, что союзники намереваются в скором времени высадиться в Норвегии. Для отражения этой возможной угрозы он приказал адмиралу Редеру перевести крупные немецкие надводные корабли в норвежские воды. К тому времени ремонт «Адмирала Хиппера» завершился. 22 марта 1942 года, теперь уже под командованием капитана-цур-зее Ханса Хартманна, он вышел из Киля и взял курс на Тронхейм. В этом порту рейдер присоединился к линейному кораблю «Тирпиц» водоизмещением 42 900 тонн, «карманному линкору» «Лютцов» и «Адмиралу Шееру». Защищенные от торпедных атак противолодочными сетями, а от воздушных — высокими горами, окружавшими Тронхеймс-фьорд, корабли стояли на якоре, а их капитаны ожидали приказа выйти в море. Когда же такой приказ поступил, это было вызвано не совсем обычными причинами.

В начале лета требования русской стороны об увеличении поставок военных материалов становились все более настойчивыми. Было решено, несмотря на то что солнце в Арктике в это время года почти не заходит, послать очередной конвой. PQ 17 являлся крупнейшим конвоем из всех, когда-либо отправлявшихся в Россию на протяжении войны. Его выход намечался на конец июня. В состав входило 35 торговых кораблей, 22 из которых — под американским флагом. На их борту находилось в общей сложности 200 000 тонн военных грузов. В состав конвоя также входили 2 танкера, задачей которых являлось пополнение запасов топлива на кораблях эскорта, и 3 спасательных корабля. Это были английские паромы, ранее плававшие в Северном море, специально предназначенные для проведения спасательных операций, на их борту находилось все необходимое медицинское оборудование. Они представляли собой печальное, но крайне необходимое дополнение к конвою, подвергавшемуся столь большому риску.

Главные штабы флотов в Лондоне и Вашингтоне сошлись во мнении, что конвою необходимо обеспечить мощное эскортное прикрытие. Для выполнения этой задачи было привлечено 62 военных корабля. Непосредственный эскорт PQ 17 состоял из 6 эсминцев, 4 корветов, 2 подлодок, 3 минных заградителей, 2 судов ПВО и 4 противолодочных тральщиков. Все эти корабли были английскими. На некотором расстоянии от конвоя следовал отряд прикрытия, в который входили английские тяжелые крейсеры «Лондон» и «Норфолк», американские крейсеры «Уичита» и «Тускалуза», английский эсминец «Сомали» и американские эсминцы «Уэйнрайт» и «Роуэн». А немного далее шел отряд дальнего прикрытия в составе двух линкоров — английского «Дюк-оф-Йорк» и американского «Вашингтон», авианосца «Викториес», английских тяжелых крейсеров «Нигерия» и «Камберлэнд», 12 английских эсминцев и американских быстроходных эсминцев «Мэйрант» и «Райнд». Разведывательные силы составляли британские подлодки «Сахиб», «Сивулф», «Старджеон», «Трибьюн», «Трайдент», «Анрайвэллид», «Аншэйкен» и «Урсула», подлодка сил «Свободная Франция» «Минерв» и 6 советских субмарин. Эскортным отрядом и отрядом прикрытия командовал английский контр-адмирал сэр Луис Хэмилтон, а командование силами дальнего прикрытия осуществлял командующий флотом метрополии адмирал сэр Джон Товэй. О политической значимости конвоя PQ 17 можно судить хотя бы по тому беспрецедентно мощному эскорту, который он получил.

Основной причиной такого усиления сил эскорта несомненно являлись сведения о нахождении в арктических водах крупных надводных единиц германского флота. «Тирпиц», «Лютцов», «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хиппер» базировались в Тронхейме, то есть в 24 часах хода от мыса Нордкап. На этих кораблях находилось в общей сложности 8 — 380-мм, 12 — 280-мм, 8 — 203-мм, 28 — 150-мм и 40 — 105-мм орудий. Они представляли собой серьезную силу, способную уничтожить конвой PQ 17 и его эскорт при условии умелого использования этой силы. Но Адольф Гитлер все еще находился под впечатлением гибели линкора «Бисмарк» в мае 1941 года, последовавшей лишь через несколько недель после его первого выхода в море. Поэтому он неохотно давал санкцию на применение крупных кораблей до тех пор, пока не становилось очевидным, что обстоятельства складываются в пользу германского флота. Когда немецкая военно-морская разведка перехватила сообщение о том, что конвой PQ 17 вскоре выйдет в море, адмирал Редер решил, что представляется прекрасная возможность использовать крупные военные корабли, базировавшиеся в Тронхейме. Он доложил фюреру план операции «Ход конем», суть которой состояла из ряда комбинированных атак надводных кораблей, подводных лодок и авиации, базировавшейся на аэродромах в районе Нордкапа, против конвоя PQ 17. Потребовалось немало времени, чтобы убедить Гитлера дать согласие на проведение этой операции и санкцию на участие в ней крупных надводных кораблей.

Конвой PQ 17 отплыл из Хваль-фьорда на западном побережье Исландии 27 июня. Его дальнейший маршрут пролегал через Датский пролив, затем южнее острова Ян-Майен, севернее острова Медвежий, потом — на юго-восток по Белому морю в Архангельск. Этот маршрут протяженностью 2000 миль транспортам предстояло преодолевать на скорости 8 узлов в условиях арктического лета с его незаходящим солнцем и в опасной близости от арктического ледяного поля. Таким образом, путь был опасен сам по себе, даже без учета противодействия со стороны противника. Это стало очевидным уже вскоре после отплытия PQ 17, когда три корабля сели на мель в тумане и два из них были вынуждены вернуться в Исландию.

Для того чтобы заранее знать о приближении конвоя 17, командование германского флота выслало к северному выходу из Датского пролива группу из 6 подводных лодок. Эта группа получила кодовое наименование «Ледяные дьяволы». Но их патрулирование не принесло ожидаемого результата. В условиях плохой видимости корабли конвоя незамеченными прошли мимо развернутой цепи подводных лодок 29 июня. Первый визуальный контакт с конвоем был установлен лишь на рассвете 1 июля, когда PQ 17 находился уже в 50 милях к востоку от острова Ян-Майен. Конвой был замечен с борта подлодки U-456 под командованием капитан-лейтенанта Макса Мартина Тейхерта. Вскоре к ней присоединились U-408 капитан-лейтенанта Рейнхарда фон Химмена и U-255 капитан-лейтенанта Рейнхарда Рехе. Три субмарины последовали за конвоем, по радио сообщая в Главный штаб ВМФ о его координатах через регулярные промежутки времени.

Операция «Ход конем» началась 2 июля, когда еще несколько немецких подлодок выдвинулись в район прохождения конвоя, а торпедоносцы Хе-115 поднялись с аэродромов в Северной Норвегии. Несколькими часами позже «Тирпиц» и «Хиппер» вышли из Тронхейма в сопровождении флотилии из 6 эсминцев и направились к Альтен-фьорду. Адмирал Отто Шнивинд, начальник штаба Редера, командовавший этой операцией, держал свой флаг на «Хиппере». Согласно полученным Шнивиндом приказам, «Тирпицу» и «Хипперу» надлежало уничтожить или рассеять эскорт конвоя PQ 17, а тем временем следовавшие за ними «Лютцов» и «Шеер» должны были атаковать беззащитные транспорты. То был смелый план, но его исполнение оказалось поставленным под угрозу с самого начала.

«Тирпиц», «Хиппер» и эскортировавшие их эсминцы достигли Альтен-фьорда уже на следующий день, но со вторым отрядом германских кораблей произошло непредвиденное несчастье. Шедшие на полной скорости в условиях плохой видимости «Лютцов» и 3 из 6 эскортных эсминцев наскочили на камни и получили настолько серьезные повреждения, что командование приказало им вернуться в Тронхейм. Причиной этого инцидента послужило то, что капитаны немецких кораблей пользовались норвежскими картами, отличавшимися исключительной неточностью. 4 июля в полдень «Шеер» и 3 остальных эсминца прибыли в Альтен-фьорд. Хотя находившиеся под командованием Шнивинда силы и уменьшились, они по-прежнему представляли серьезную угрозу для союзников. Теперь немецкие корабли, находившиеся под прикрытием цепи островов, окружавшей фьорд, были отделены лишь несколькими часами хода от маршрута транспортов, следовавших в Россию.

Утром этого дня конвой PQ 17 прошел севернее острова Медвежий в густом тумане. К тому времени уже были отражены без потери единого корабля атаки торпедоносцев и подлодок, и флотилия быстро шла в восточном направлении, пользуясь преимуществом условий плохой видимости. Однако примерно в 2 часа туман внезапно рассеялся, и уже через несколько минут конвой был замечен с летающей лодки «Блом унд Фосс». Донесение ее пилота привело к скорому появлению целой стаи «Хейнкелей», «Фокке-Вульфов» и «Юнкерсов», которые обрушились на корабли конвоя. Стена зенитного огня с транспортов и кораблей эскорта заставила вражеские самолеты держаться какое-то время на расстоянии. Однако некоторым из них все же удалось прорваться через заградительный огонь, и в результате 4 корабля получили повреждения. Позднее 2 из них были потоплены немецкими подлодками, а 2 других — кораблями эскорта.

Вечером этого дня PQ 17, идя юго-восточным курсом, находился уже в 700 милях от советских вод. Как предполагалось, там его защиту уже могли обеспечить русские истребители. Морякам на кораблях конвоя, несмотря на потерю 5 судов, перспектива благополучного окончания перехода казалась весьма вероятной. Однако в Лондоне по какой-то причине придерживались намного более пессимистичной точки зрения. Первый лорд Адмиралтейства, адмирал сэр Дадли Паунд, получил от норвежского движения Сопротивления сведения о передислокации крупных кораблей германского флота в Альтен-фьорд. Из этого он справедливо заключил, что в скором времени они атакуют PQ 17. По мнению Паунда, отряд Шнивинда мог приблизиться к конвою раньше, чем туда подоспели бы линкоры Товэя. В таком случае не только транспорты, но и корабли эскорта оказывались под угрозой уничтожения. Паунд не мог пойти на такой риск, а потому вечером того же дня отдал отряду крейсеров контр-адмирала Хэмилтона приказ взять обратный курс. Кораблям конвоя было приказано рассеяться и поодиночке следовать в русские порты. В последовавшей сумятице эсминцы непосредственного эскорта конвоя также легли на обратный курс, и транспорты оказались предоставленными самим себе.

По иронии судьбы, приказ кораблям конвоя рассеяться и следовать в русские порты поодиночке оказался преждевременным. В 11 часов 5 июля «Тирпиц», «Шеер» и «Хиппер» вышли из Альтен-фьорда в сопровождении 7 эсминцев и 2 торпедных катеров. Адмирал Шнивинд знал, что его отряду, возможно, предстоит бой с крупным соединением союзных кораблей, в которое входили 2 линкора и авианосец. Потому он отнюдь не рвался в бой. Его беспокойство только увеличилось, когда сразу после выхода в открытое море отряд был замечен русской подводной лодкой, а еще через час — летающей лодкой «Каталина». Эффект внезапности был утерян, и в 22 часа Шнивинд доложил вышестоящему командованию, что на эсминцах его отряда запасы топлива подходят к концу, а потому он принял решение вернуться в Альтен-фьорд. Согласно более поздним свидетельствам, приказ о возвращении исходил от адмирала Редера. Последний опасался, что какие-нибудь из крупных кораблей могут быть торпедированы самолетами с авианосца «Викториес», что неминуемо навлекло бы на гросс-адмирала гнев фюрера.

Отход немецких надводных кораблей не спас конвой PQ 17. Оставшиеся без эскорта транспорты, рассеянные по бескрайним просторам моря, становились легкой добычей немецких подлодок и авиации. Из 38 кораблей, отплывших из Исландии, только 11 добрались до Архангельска. Из 200 000 тонн военных грузов в порт назначения попали лишь 70 000. Утешало то, что из находившихся на борту кораблей моряков погибло только 153 человека. Немецкие потери составили 5 сбитых самолетов и 2 поврежденные подлодки — последние подверглись атаке собственной авиации. Впрочем, важнее был тот факт, что репутация английского военно-морского флота оказалась серьезно подорванной в результате ошибочного решения, принятого кабинетными стратегами. А для «Адмирала Хиппера» случай с конвоем PQ 17 явился лишь очередным эпизодом в длинном списке упущенных возможностей.

После разгрома PQ 17 было принято решение прекратить посылку конвоев в Россию до окончания арктического лета. В этот период туда направлялись лишь отдельные быстроходные транспорты. И только в середине сентября была предпринята еще одна попытка отправить целый конвой. PQ 18 имел довольно грозный эскорт, однако он подвергся сильнейшим атакам вражеских подлодок и авиации на траверзе острова Медвежий. Из 39 кораблей конвоя потопленными оказались 13. Неделей позже столь же серьезным атакам подвергся конвой QP 14, состоявший из транспортов, направлявшихся домой уже с пустыми трюмами. Потери составили 4 грузовых судна, 1 минный заградитель и 1 эсминец. Переброска морем грузов вновь была приостановлена.

Тем временем адмирал Редер, невзирая на неудачу с операцией «Ход конем», продолжал строить планы по использованию крупных надводных кораблей против конвоев, когда будет возобновлена их отправка — а это, вероятно, должно было произойти с наступлением арктической ночи. В операции «Радуга» предполагалось задействовать «карманный линкор» «Лютцов», легкий крейсер «Кёльн», а также «Адмирала Хиппера». Эти корабли находились на якорной стоянке в Альтен-фьорде под командованием контр-адмирала Оскара Кумметца. 17 ноября, после получения сведений об отплытии из Архангельска конвоя QP 15, они были приведены в состояние полной боевой готовности. В самый последний момент Редер отменил операцию ввиду того, что не представлялось возможным обеспечить авиационное прикрытие. Гросс-адмирал вновь проявил нежелание рисковать крупными кораблями. Действовавшие самостоятельно немецкие подлодки потопили лишь 2 судна из состава конвоя.

Не испытывая надлежащего противодействия с вражеской стороны, Адмиралтейство решило отправить в Россию конвой JW 51 (нумерацию направлявшихся в Россию конвоев изменили, чтобы ввести в заблуждение немецкую разведку). Первая половина конвоя отплыла в Архангельск 15 декабря. В состав этого отряда входили 15 транспортов и 1 танкер, а эскорт состоял из 7 эсминцев и 5 более мелких военных кораблей. Легкие крейсеры «Шеффилд» и «Ямайка», а также 2 эсминца составляли отряд прикрытия. Незамеченный противником конвой прибыл в Кольский залив 25 декабря, что явилось прекрасным рождественским подарком для моряков союзных кораблей после напряженного перехода.

Вторая половина конвоя JW 51 отплыла с западного побережья Шотландии 22 декабря. В состав этой группы входили 14 английских и американских транспортов, на борту которых находилось в общей сложности 100 000 тонн грузов, в том числе танки, самолеты, автомобили, горючее, авиационный бензин и т. д. Эскорт этого отряда (получившего наименование JW 51B) составляли 6 эсминцев 7-й флотилии — «Онслоу», «Оруэлл», «Ориби», «Обидиент», «Одюрэйт» и «Экэйтс», корветы «Хайдерабад» и «Рододендрон», минный заградитель «Брэмбл» и тральщики «Нортерн Джем» и «Визалма». Командир эскортного отряда Роберт Винсент Шербрук обосновался на «Онслоу».

Конвой продвигался вперед без каких-либо происшествий вплоть до вечера 27 декабря. В этот день находившиеся юго-восточнее острова Ян-Майен корабли попали в жестокий шторм. Уже вскоре под воздействием штормовых валов, слепящих шквалов снега и града состоявший из упорядоченных колонн кораблей конвой превратился в сборище судов, упорно пытавшихся держаться прежнего курса. Некоторые транспорты были вынуждены остановиться, поскольку размещенные на их палубах самолеты смывало за борт. В течение ночи от конвоя отстали «Ориби», американский транспорт «Честер Вэлли», «Брэмбл» и «Визалма». К утру они так и не присоединились к остальной флотилии.

Шторм постепенно утих, и к полудню 30 декабря конвой находился уже в 50 милях к югу от острова Медвежий. Насколько было известно Шербруку, противник пока еще не обнаружил его корабли. Но вскоре ситуация изменилась. Улучшение погоды стало настоящим подарком для капитана U-354 Карла Хайнца Хербшлеба, который уже несколько дней патрулировал этот район. Хербшлеб атаковал конвой, но эскортные эсминцы отогнали лодку. Отойдя на безопасное расстояние, капитан подлодки послал в эфир радиограмму с просьбой о подкреплении.

Эту радиограмму приняли немецкие радисты в Нарвике и передали ее в Альтен-фьорд. Той же ночью контр-адмирал Кумметц вывел в море отряд в составе «Лютцова», «Хиппера», эсминцев «Рихард Бейтцен», «Фридрих Экхольдт», «Теодор Ридель», Z-29, Z-30 и Z-31. Отряд устремился на север, чтобы перехватить конвой JW 51B. Эсминцы и сами по себе представляли серьезную силу — водоизмещение каждого из них составляло 2500 тонн, а вооружение — из пяти 150-миллиметровых орудий. Они значительно превосходили эсминцы, находившиеся в распоряжении Шербрука — водоизмещение последних составляло 1500 тонн, а на их вооружении находились 102-и 120-мм орудия.

В последний день старого, 1942, года установилась хорошая погода, что значительно улучшило настроение моряков. При легком северо-западном ветре и спокойном море конвой шел курсом на восток на скорости 9 узлов. Оставшиеся в распоряжении Шербрука малые корабли — «Хайдерабад», «Рододендрон» и тральщик «Нортерн Джем» шли впереди конвоя, выполняя функции разведчиков. «Экэйтс» составлял арьергард, а остальные эсминцы охраняли фланги. Теперь, когда до Мурманска оставалось лишь 300 миль, Шербрук ожидал, что русские военные корабли могут прийти к нему на помощь уже в течение этого дня. Судя по всем признакам, вторая половина конвоя JW 51 вполне могла повторить успех первого отряда.

Но Шербрук не знал, что субмарина U-354 по-прежнему следовала за его кораблями, и теперь к ней присоединилась U-626. Капитаны субмарин каждые 2 часа сообщали Кумметцу о текущей позиции конвоя. Тем временем немецкий отряд мчался в северном направлении на полной скорости. Кумметц планировал приблизиться к конвою с тыла, после чего разделить свои силы и атаковать с обоих флангов. «Хиппер», «Фридрих Экхольдт», «Рихард Бейтцен» и Z-29 должны были провести атаку с левого фланга, а «Лютцов», «Теодор Ридель», Z-30 и Z-31 — с правого. По замыслу немецкого командующего, «Хиппер» и приданные ему эсминцы должны были взять на себя эскорт, а тем временем «Лютцов» разделался бы с беззащитными транспортами.

Примерно в 8 часов 30 минут, когда видимость составляла 10 миль, на «Хайдерабаде» заметили два неизвестных эсминца, подходивших с юга. На корвете решили, что это авангард ожидавшегося русского отряда, и об обнаружении неизвестных кораблей не сообщили Шербруку. Еще через несколько минут с «Одюрэйта», шедшего на правом фланге, фонарем просигналили на «Онслоу» об обнаружении двух неизвестных эсминцев, подходивших с юго-запада. Шербрук приказал командиру эсминцев установить принадлежность этих кораблей. «Одюрэпт» лег на обратный курс, и вскоре на его борту заметили еще три эсминца, приближавшиеся к конвою со стороны кормы. В ответ на переданный с британского корабля сигнальным фонарем запрос на конвой посыпался град снарядов.

Видя орудийные вспышки, Шербрук приказал «Экэйтсу», «Хайдерабаду», «Рододендрону» и «Нортерн Джему» прикрывать транспорты, а «Оруэллу» и «Обидиенту» — присоединиться к его кораблю. В тот момент, когда эсминцы ринулись навстречу противнику на скорости 20 узлов, из снежного шквала в 8 милях к северо-западу внезапно показался «Хиппер». Шербрук немедленно идентифицировал немецкий тяжелый крейсер и сразу же приказал отправить радиограмму Адмиралтейству. Затем он устремился вперед, приказав открыть огонь по «Хипперу» с расстояния 9 километров. «Обидиент» присоединился к флагману, а «Одюрэйт», выполняя приказ Шербрука, начал постановку дымовой завесы, которая должна была прикрыть транспорты.

«Хиппер» трижды пытался прорваться к грузовым судам, однако каждый раз «Онслоу» и «Обидиент», удачно маневрируя на полной скорости под огнем, отгоняли его. Комендоры эсминцев отвечали на залпы 203-мм орудий главного калибра крейсера выстрелами из своих 120-мм пушек.

Правда, снаряды такого калибра не причиняли крейсеру практически никакого вреда. Но каждый раз эсминцы устремлялись в атаку столь стремительно, что Кумметц принимал это за прелюдию к торпедной атаке — единственное, что могло представлять серьезную угрозу для крейсера.

Однако превосходство немецкого корабля в артиллерийском вооружении начинало сказываться. «Экэйтс», присоединившийся к двум ведущим бой эсминцам, был накрыт залпом из 8-дюймовых орудий и получил серьезные повреждения. Он вышел из боя, снизив скорость до 15 узлов. Следующий залп немецкого крейсера пришелся по «Онслоу». 8-дюймовый снаряд разорвался над самой дымовой трубой, осыпав мостик градом стальных осколков. Капитан Шербрук лишился глаза, но остался на своем посту. Следующим залпом были уничтожены два 120-мм орудия вместе с их расчетами. Личный состав дивизиона оказался практически полностью уничтоженным, все коммуникации были нарушены. По палубе стремительно распространялся огонь, а из разорванных паропроводов били струи горячего пара. Несмотря на полученные повреждения, «Онслоу» не вышел из боя. Остававшиеся в строю орудия по-прежнему вели огонь по противнику.

И в этот момент, несмотря на то что обстоятельства явно складывались в пользу немцев, Кумметц решил прекратить бой. Он приказал командиру «Хиппера» и немецким эсминцам отходить в северо-восточном направлении. По-видимому, адмирал решил переложить задачу уничтожения конвоя на «Лютцов», приближавшийся с юга. В 10 часов 36 минут Кумметцу представился шанс сорвать зло на «Брэмбле», который все еще искал конвой. Крохотный транспорт отважно защищался огнем из единственного 4-дюймового орудия, но вскоре снаряды «Хиппера» превратили его в груду искореженного металла. «Фридрих Экхольдт» отправил судно на дно. Из его экипажа не спасся ни один человек.

Тяжело раненного Шербрука наконец убедили отправиться в лазарет, и в командование эскортом вступил следующий по старшинству офицер — лейтенант-командор Дэвид Кинлок с «Обидиента». Кинлок не знал о приближении «Лютцова» и потому оставил на южном направлении только «Рододендрон». Остальные эсминцы прикрывали конвой от возможной новой атаки «Хиппера». Поэтому, когда «Лютцов» приблизился к конвою, между крейсером и транспортами находился только корвет, вооруженный лишь 102-мм орудием. Только он и мог противостоять «карманному линкору», вооруженному 11-дюймовыми орудиями, и сопровождавшим его эсминцам. Экипаж «Рододендрона» уже приготовился к тому, чтобы заставить противника дорого заплатить за свою жизнь. Но «Лютцов» и сопровождавшие его эсминцы пересекли маршрут конвоя, затем повернули на запад и исчезли во мраке арктической ночи. В свете того факта, что судьба конвоя целиком находилась в руках командира линкора, данный поступок мог служить примером вопиющей неспособности воспользоваться благоприятной ситуацией. Капитан «Лютцова» Штанге объяснял свое решение не предпринимать атаку наступлением полной темноты и исключительно плохой видимостью ввиду установленной дымовой завесы и снежных шквалов.

Кумметц, который не знал о действиях Штанге, в 11 часов предпринял вторую попытку атаковать конвой. Кинлок немедленно развернул «Обидиент» в сторону противника, за ним последовали «Экэйтс», «Оруэлл» и «Одюрэйт». Англичане вновь начали постановку дымовой завесы. Четыре британских эсминца мчались на врага на предельной скорости, их орудия вели бешеный огонь, но все же силы были явно неравными.

Первой жертвой оказался «Экэйтс». До определенного момента командиру эсминца Джонсу удавалось удачно маневрировать под огнем противника. Но затем, допустив ошибку при расчете расстояния до вражеского корабля, он подвел эсминец прямо под залп 8-дюймовых орудий главного калибра крейсера. Один из снарядов угодил точно в мостик «Экэйтса», при этом погибли командир Джонс и все старшие офицеры. Все системы управления оказались нарушенными, руль вышел из строя. Эсминец начал беспомощно кружить на месте на скорости 28 узлов. В командование кораблем вступил 24-летний лейтенант Лофтус Пейтон-Джонс. Он распорядился поставить дымовую завесу и попытался увести эсминец в юго-восточном направлении.

Но попытка оказалась тщетной, поскольку комендорам «Хиппера» уже удалось хорошо пристреляться. Вскоре английский корабль превратился в груду горящего металла под градом немецких снарядов. «Экэйтс» перевернулся и затонул. «Нортерн Джем» подобрал 80 моряков из состава его экипажа, оказавшихся в воде.

Теперь только три английских эсминца — «Обидиент», «Оруэлл» и «Одюрэйт» — преграждали отряду Кумметца путь к транспортам. Эсминцы продолжали вести бой, но победа противника, имевшего громадное превосходство в артиллерии, была лишь вопросом времени. И вдруг произошло чудо. Внезапно прогремел залп из двадцати четырех 6-дюймовых орудий. «Хиппер» на мгновение оказался весь закрыт всплесками воды от падавших вокруг него снарядов.

Когда капитан Шербрук отправил в эфир радиограмму об обнаружении противника, отряд, состоявший из легких крейсеров «Шеффилд» и «Ямайка» и 2 эсминцев, находился в 30 милях к северу от конвоя. Завершив сопровождение в Архангельск первой половины конвоя JW 51, он возвращался в Англию. Из-за сильной облачности на крейсерах не велось наблюдений за звездами с момента выхода из Кольского залива. Поэтому, когда была получена радиограмма Шербрука, командиры крейсеров не могли сразу точно определить местонахождение своих кораблей в данный момент. Им потребовалось какое-то время, чтобы найти JW 51, но, когда крейсеры прибыли к месту боя, чаша весов моментально склонилась в пользу англичан. Кумметц был застигнут врасплох, поскольку все свое внимание он сконцентрировал на борьбе с эсминцами эскорта. «Хиппер» получил много повреждений. Котельная по правому борту оказалась выведенной из строя. Крейсер стремительно вышел из боя и направился в западном направлении, сопровождавшие его немецкие эсминцы начали постановку дымовой завесы, стремясь прикрыть его отход. Ситуация приняла еще более драматический оборот, когда «Фридрих Экхольдт» взлетел на воздух, попав под шквальный огонь «Шеффилда» и «Ямайки». Кумметц, решив, что против него действует флот метрополии в полном составе, приказал всем своим кораблям выйти из боя и идти в Альтен-фьорд на полной скорости. «Шеффилд» и «Ямайка» преследовали противника еще какое-то время, но вскоре более быстроходные немецкие корабли оставили их далеко за кормой.

Уцелевший после атаки многократно превосходящих сил противника конвой JW 51B благополучно прибыл в порт назначения, не потеряв ни одного транспорта. Они доставили в Россию еще 100 000 тонн столь необходимых военных грузов. Но королевские ВМС заплатили за это дорогую цену — на затонувших кораблях «Экэйтс» и «Брэмбл» погибло в общей сложности 193 человека. Отважные действия капитана Роберта Шербрука — за что он получил Крест Виктории — имели и намного более далеко идущие последствия, чем спасение конвоя JW 51. Повреждения, полученные «Хиппером» в результате боя с английскими легкими крейсерами, оказались столь серьезными, что боеспособность корабля так и не была полностью восстановлена. Более того, когда Гитлер узнал о поражении отряда Кумметца, он приказал разобрать на металлолом все крупные немецкие военные корабли.

После завершения временного ремонта в конце января 1943 года «Хиппер» направился в Вильгемсхафен, где его 28 февраля поставили в сухой док. После принятия Гитлером решения о разборе на металлолом всех крупных кораблей ремонтные работы на крейсере прекратили, а сам корабль перевели в порт Пиллау в Восточной Пруссии. Впрочем, когда Гитлер в конце 1943 года изменил свое решение относительно надводного флота, на крейсере произвели мелкий ремонт, и в конце апреля 1944 года он вновь был введен в строй, но уже в качестве вспомогательного корабля. К тому времени лучшие времена Третьего рейха давно миновали. До начала операции «Оверлорд» (высадки союзников в Нормандии) оставалось лишь шесть недель. На Восточном фронте русские армии приближались к границам Польши. «Хиппер» направили в учебную флотилию.

В январе 1945 года «Хиппер» базировался в Готенхафене. Его якорная стоянка находилась совсем недалеко от того места, где в июне 1940 года началась блестящая карьера рейдера «Пингвин». Но для «Хиппера» это уже было началом конца: русские стояли у ворот Варшавы, а американские и английские танки приближались к западной границе Германии. Варшава пала 17 января. После этого русские армии, по численности втрое превосходившие измотанные немецкие формирования, прорвались в Восточную Пруссию, окружив к концу месяца Кенигсберг. Готенхафен находился лишь в 60 милях от Кенигсберга на противоположной стороне Данцигской бухты. «Хипперу» вновь пришлось покинуть свое пристанище, увозя на своих палубах 1500 немецких беженцев от возможной мести русских. Крейсер вернулся в Киль. Здесь его окрасили в черный и красно-кирпичный цвета, стремясь сделать судно похожим на портовое здание. Но этот камуфляж не спас корабль: в последние дни войны он получил множественные повреждения в результате массированных налетов союзной авиации на Киль. Особенно сильно крейсеру досталось во время последнего рейда над Германией, предпринятого 3 мая 1945 года бомбардировочным командованием. После этого корабль вывели в море и бесславно затопили в бухте Нейнхендорфер.

То был печальный, но, вероятно, закономерный финал для этого корабля. Его построили для великих свершений, но единственное, в чем он преуспел, — это умаление славы германского флота. Обладая значительной скоростью, солидным артиллерийским вооружением и сложнейшими современными механизмами, за три года «Адмирал Хиппер» отправил на дно союзных кораблей общим водоизмещением лишь 69 000 тонн. Некоторым подлодкам Деница удавалось потопить больше за время одного патрулирования. Но нельзя объяснить столь скромные достижения лишь особенностями конструкции крейсера или действиями его экипажа. Судьба «Хиппера» явилась типичным примером нежелания Адольфа Гитлера рисковать своими крупными кораблями, если только им не предстояло вести бой против заведомо уступающего им в силе противника.