Война на пороге. Гильбертова пустыня — страница 27 из 118

— Янки! — уловил Роджер что-то вроде речи, — Русвельта! Капута! — словно в детском дурном стишке услышалось ему, стало тревожно, оболочка вокруг ядра неплотно с зазорами, но села в оборону, обнаружив даже некоторую связность, прикрывая запасы бесконечности, включив локацию, в общем, приняв тот немудреный набор мер, которому молодой небесный объект учится рефлекторно, обнаружив вокруг плотное движение и разносортное существование, небесных тел разной тяжести, плотности и амбиций.

— Поздно! Защита сработала поздно. Нырять через время он еще не умел. Во все небо распласталось перед ним изжелта туманное облако, жуткое, как раздутый под микроскопом кишечник больного дисбактериозом. Если этот музыкальный придурок носит с собой эгрегор уровня 17, то я, похоже, сейчас умру дважды. Его приняли за Рузвельта? Вот это новость. Интересно, за какого? Масса обволакивала. его, и он вспоминал машинально, обрывками, хотя ему казалось, что он снова в теле человеческого существа. Группа Лэнгли… Вот те и Лэнгли. "Вот идет веселый Дигель… вдоль по рейнским берегам". Желязны не отреагировал на то, что отсос бесконечности включился, и отростки, ставшие его временной и полюбившейся плотью, пусть и немного электрической, мягко отрывались и уползали в область громадины вселенского желудка. Правильно! Если кровь выпускать в ванную и медленно, это совсем не больно, как уснешь. Вот гады! Неужели они оставят мне сознание и память! Сволочи! Кто ж это, черт вас возьми, и разнеси в прах эту мерзятину! Азии — и — мо-о-о-в, где ты, старый пердун, ты что нам обещал Второе, мать твою, основание и-и-и…

Эгрегор, который объект "Адмирал" 1943-го года издания, призвал на деструктуризацию зазнавшегося янки, в сущности, представлял собой японскую национальную идею, обросшую за годы пребывания в стратосфере моллюскообразным панцирем из бесконечностей случайных лохов, которые, балансируя на обрывках воспоминаний о своих жизнях на земле, стремились всю свою бесконечность утилизировать на пользу какого-нибудь знакового ряда, который вдруг да и проявится озарением на грешной планете Земля. Эгрегор собирал души без особого разбора. Национальный признак интересовал структуру в последнюю очередь. Воспоминания об американском, российском и германском прошлом падали вниз и сгорали в атмосфере, создавая в головах людей, на земле живущих, чувство обреченности за тот или иной народец. Эгрегор был коллекционером. Особливо японский. В стратосфере ему мало кто мешал. Российский брат по структуре и задачам таскался где- то по высшим сферам, возрождался и трансгрессировал сквозь черные дыры, связь с русскими душами не поддерживал и только вываливал иногда на головы несчастных "прихожан" мусорные сказки о Марсе, судьбе-индейке, миссии махатмов у Ленина и величии русского Духа.

Ямамото, став текстом музыки, давно понял, что русские победили их, японцев, и улетели полвека назад, а оставшиеся души — пусть поделят по-братски более приземленные властители. С американским нацпроектом они играли в небесный биллиард и выигрывали случайно перехваченных душ другу друга.

Азимов перестал беспокоить его. Этот четко был ориентирован на индивидуальную стратегию. А Ямамото предпочитал союзников. Он расплатился бесконечностью и стал звукорядом за то, чтобы еще раз сыграть на мировой шахматной доске этой цивилизации за Японию, и его не интересовал результат; победы и поражения казались одинаковыми выбросами энергии, а вот игра и ее ход, структура и эстетика завораживала, оставляла нечто срединное между жизнью и смертью себя и целых народов и не могло не вдохновлять, как вдохновляет развитие во имя чистоты эксперимента. Жителей нет, но законы вашего мира неукоснительно соблюдаются". Ямамото не боялся слиться в общий котел, стать половинкой чужого пазла, забыть, реструктуризироваться, он пока избегал всего этого и готовил свой план, отчетливо сознавая себя мальчишкой, сидящим в песочнице с деревянными солдатиками. В небесной песочнице. Девочка-медиум вполне сносно транслировала его музыку в управление войсками. За последние 5 лет, очень короткий для небес срок, он внедрил свою музыку в каждую из земных стай. Коллективный разум земных существ при жизни ему был чужд, но он забыл об этом. И композитная психика его вооруженных группировок воспринималась им как обычное явление. Мелочь. Должны же они достигать чего-то сами. Вот — придумали игрушку.

Азимов явился. Ямамото прятался за плотным ковром со- телодвиж'ений японского эгрегора и наблюдал, как тот осторожно пытается отщипнуть у Монстра то, что осталось от товарища".

В его "умном танке" не хватало нескольких позиций. А без них танк, вестимо, не поедет. Не было также и осмысленных команд относительно направления движения. А время разбрасывать заколдованные камни в чужие вотчины стремительно проходило. А собирать нужно было сразу несколько разных аналитических групп с их же "рабочими лошадками", то есть терра-группами. "Лошадки" должны были пастись до времени: учиться, работать, расшифровывать тексты и считать балансы, рисовать графики и лепить политические бюсты, а потом вдруг повернуться всем вместе — и в галоп, куда велят аналитики. При этом бесшумно и тайно.

Группа Горского фактически работала на него. Там только Гном гнул свою линию, и на него не было авторитета возраста или служебного положения. Не хватало пророков и менеджеров по пророчествам. Не хватало банальных адъютантов всем аналитикам, желательно "преданных без лести". Не хватало времени на латание общего информационного поля и подтягивание нижегородских, которые все время отставали. Не хватало транспортного мобильного ресурса и денег. Все время. Не хватало культуры привлечения разовых "спецов" и механизма их отправки обратно на их рабочие места без стресса: "никуда не уйду, глоток воздуха дали, сволочи, и выгоняете!" Не хватало глотков воздуха и дыхания "рот в рот" с другими группами. Не хватало других групп с другими ответственными за их жизнь и спокойствие. Не хватало спокойствия. Не хватало Машки на все города и все командировки. То есть не хватало клонирования. Не хватало узлов должностной решетки, пропускающей "свои потоки".

Была музыка. Самодействие. Игра. Юмор. Доверие и огромное количество совершенно ядерных мозговых извилин. Были книги, связи, нити, тризовские способы преобразования информации в приказы, несколько приличных должностей и статусов и несколько по-настоящему живых отцов.


2006 год

Сначала умрет Шекли. За ним Лем. Китайцы устроят беспорядки, используя телефоны, и термины "мобильная революция" и "флеш-моб" станут частью демократии в действии. Демократий разовьется много: полевая, кочевая, электронная и "от сохи". В этом мире Первому останется стиснуть зубы и шагнуть вверх по служебной лестнице, бросая трофеи своим, чтоб сохранили до времени. Свой отдел он сохранит, Маша вернется, а питерская "Леди-Мэр" за- сотрудничает с Китаем, как родная династии Ли. С китайцами мы всей страной вдруг резко задружим, "н на этом мысль останавливается"… Потребуется срочно разбавить отдел, пренебречь институализацией и уйти в некое странное подполье при живых свидетелях, охране и встречах в казенных помещениях с подслушивающими жучками.

Где-то в этом междуречье структурных преобразований и должностей Сергей Николаевич как раз и сойдется накоротке с группой Горского.

В череде смертей, архивы которых приволокла эта странная компания, выделялась подгруппа тех, кто соприкоснулся с Россией и умер при странных обстоятельствах — как сказали бы детективщики. Первый считал, что все мировые сюжеты так или иначе детективны, а мелодраматичность — не обязательная их черта. Как правильно вещала Маринка, сюжет "Тристана и Изольды" и отдаленно не напоминает версии американского кинематографа, равно как и не повторяет вполне классическую "байку из склепа" про Ромео и про Джульетту. Но материал был у ребят подобран основательно и развилки всех Сценарных Теней уложены в блок- схему. Да и у Машки он давеча, в прошлом сезоне охоты на самураев, прочел про Азимова…

Итак, Пол Андерсон, написавший в свое время "Войну крылатых людей", вышедшую в бытность Первого старшим школьником и притащенную ему Вторым в бумажной обложке на предмет "происков Будущего", умер. В 2001 году, 1 августа, что подозрительно совпадает по времени с тем инцидентом в Торонто, в котором пострадал Кирилл из группы Горского. И с автомобильной катастрофой, в которой едва не погибла жена Горского… тогда они еще не были женаты? Или уже были?

Первый листал материалы и думал о новых людях, которые маячили — близко, но деликатно. Он был подозрителен. Он искал Второго в каждом партнере, но не находил, и наконец, согласился, что в нем их просто осталось двое, как в том романе Симонова "Живые и мертвые".

Этот Андерсон приехал в Россию на безумный конгресс футурологов "Странник" с молодой красавицей-женой, ящиком виски и еще ящиком отличного вина, но вскоре умер без всяких на то оснований, отравлений и японцев, причастных к этому делу. Удивительно тупо. Джордан — ветеран Вьетнамской войны, где его ранил какой-то известный летчик Лиси-Цын, — выжил, а вот Андерсон ушел, вложив в инфомационное пространство бумажку: не ходите, дети, в Россию гулять — там будущее гуляет само по себе и выбирает жертвы из приезжих.

С Шекли вообще случилась засада, напоминающая заговор. Он умер на Украине — заболел, и они не вылечили его от воспаления легких, когда вся страна была готова помочь этому русскому душой американцу за то, что он сумел победить старость своим юмором и собирался протянуть покрывало своей харизмы над Россией, заключив контракт с издателями о новой книге. Еще один ком грязи в наше пространство, а что теперь украинское оно, так что за беда — все равно нам припишут… Хохлы, конечно, нынче американам пятки лижут. Маринка расстраивается. Она выросла в Киеве.

Про Джордана этот их Гном сказал, что он, как фигура, побольше своего творчества будет. Так что если объединить в аффинную оболочку автора и творчество, то, оказывается, имеет значение, кто сильнее — человек или его инсталляция в текстах или картинках? Творчество более уязвимо, но убивают все равно человека…