избыточного насилия. Уничтожение «чужих» формально осуществляется в рамках возмездия, но масштабы этого возмездия многократно превосходят как сам ущерб, так и меру необходимого устрашения.
Н. Н. Миклухо-Маклай писал корреспондентам в Петербурге: «В северной Австралии, где туземцы ещё довольно многочисленны, в возмездие убитой лошади или коровы белые колонисты собираются партиями на людскую охоту и убивают сколько удастся чёрных…»[153].
Очень скоро этот подход начинает применяться даже тогда, когда вина туземца ничтожна или не доказана ничем, кроме предубеждений колонизатора. Так, в Калифорнии «каждый раз, когда что-то было украдено, старатели, называвшие себя христианами, без тени сомнения говорили: “Убивайте каждого индейца, которого найдёте”»[154]. Бенджамен Мэдли справедливо указывает, что калифорнийские рейнджеры почему-то «не устраивали бойню в белых деревнях, если лошадей или крупный рогатый скот крали белые… Очень трудно вообще представить белых, которые таким образом реагируют на преступление белого. Тем не менее почти любой предлог мог спровоцировать массовое убийство калифорнийских индейцев, из чего следует, что обыденная резня в ответ на простую кражу была частью более крупного проекта с целью завладения их землями и природными ресурсами… Многие использовали сопротивление калифорнийских индейцев, чтобы замаскировать геноцид военной риторикой…» Однако «взятые вместе многочисленные акты геноцида… указывают на широкомасштабный проект, поддержанный государством и направленный на… физическое уничтожение»[155].
Признаком избыточного насилия часто выступает пересчёт жизни одного высшего человека или даже его имущества на значительное число жизней представителей низшей расы. Когда Вильгельм Кейтель предложил расстреливать за каждого убитого советскими партизанами немца по пять гражданских лиц, Гитлер возмутился и поднял планку до 50–100 подлежащих казни[156]. Этот лимит — прямая отсылка к зверствам, учинённым первой, колумбовой, администрацией в Новом Свете: именно она впервые оценила жизнь одного христианина в сто индейских[157]. Стоит добавить, что политика Колумба была откровенно тиранической: первооткрыватель Америки обязал всех взрослых индейцев острова Эспаньола каждые три месяца платить ему специальный налог — напёрсток золотого песка или двадцать пять фунтов хлопка. На шею несчастным данникам вешали медный жетон с датой последней выплаты. Тем, кому не удавалось сделать очередной «взнос» в срок, отрубали кисти рук, обрекая на мучительную смерть от голода. Естественно, что любви к колонизаторам этот закон не прибавил и случаи отчаянного сопротивления туземцев были не так уж редки, как и карательные экспедиции.
Особенно важную роль в депопуляции коренного населения на «жизненном пространстве» играют массовые убийства женщин и детей, так как они больше, чем убийства мужчин, подрывают биологическую силу противника. Последствия таких действий проанализировал профессор Дэвид Стэннард на американском материале:
«Европейская привычка без разбора убивать индейских женщин и детей во время войн с коренными американцами была не просто зверством. Это был категорический и намеренный геноцид. Рассмотрим в этом смысле влияние самых тяжёлых современных войн. В июле 1916 года генерал Дуглас Хейг отправил британские войска сражаться с немцами в битву при Сомме. Он потерял 60 000 человек в первый же день — 21 000 в первый же час! — включая половину офицеров. Когда сражение закончилось, потери Хейга составили 420 000. Между тем война продолжалась ещё два года. Справедливо считать, что это была самая тяжёлая война в английской истории. Ухудшали положение и отток населения из страны, и смертельная пандемия гриппа, случившаяся в конце десятых годов. Однако между 1911 и 1921 годом население Британии выросло почти на два миллиона человек»[158].
Та же самая динамика роста наблюдалась, скажем, в Японии во время Второй мировой войны. По обоснованному мнению Стэннарда, «причиной того, что население могло расти в военных условиях, была непропорциональность гибели мужского и женского населения. Но совсем иначе обстояли дела на Карибах, в Мезоамерике, Южной Америке, на территории современных США и Канады. Там произошло ни что иное, как преднамеренное убиение невинных….»[159].
Впрочем, колониальный геноцид мог осуществляться и в формах, которые не требовали прямого насилия над аборигенами. Речь идёт о колонизаторской деятельности, которая просто не учитывала жизненных интересов туземцев и тем самым создавала условия для вымирания. Относительно укрепившись на новой территории, белые начинали вести себя по принципу «мы здесь одни»: так, будто коренного населения просто не существует. Самым ярким проявлением этой поведенческой стратегии были действия, отторгающие местное население от критических для его выживания ресурсов.
Захватывая самые лучшие и плодородные земли, лишая коренные народы кормовой базы, колонизаторы приближали их вымирание. Эта схема была общей для всех рассматриваемых регионов. Один из современников писал, что пространство, где тасманийские аборигены добывают пищу охотой и рыболовством, сужается с каждым годом в связи с тем, что по острову распространяются поселенческие фермы; «менее чем через одно поколение здесь не останется ни одного незанятого [белыми] места. Они не смирятся с вымиранием от голода, поэтому грядёт война на уничтожение»[160].
Н. Н. Миклухо-Маклай описывал австралийские порядки: «…вытесняя каждый день туземцев из более плодородных областей, они [колонизаторы] ставят их в положение или голодать, или убивать скот белых взамен растений и животных, уничтоженных или редеющих вследствие овцеводства и плантаций у белых»[161]. Голод был одним из самых дешёвых и мощных средств истребления. В Калифорнии его также применяли весьма активно. «Губернатор Макдугал… указывал на масштабы иммигрантской приливной волны, которая всё глубже проникала в земли калифорнийских индейцев, перехватывая традиционные источники питания коренного населения. Индейцы Калифорнии отступали всё дальше в горы, где пищи было меньше, а условия жизни — хуже. Чтобы прокормить себя и свои семьи, всё больше и больше местных жителей совершали набеги на долины, забирая еду и запасы у белых. Эти набеги, в свою очередь, приводили к новым кампаниям линчевателей… и они ещё больше лишали индейцев пищи»[162]. По информации американского политика Уильяма Себастьяна, сообщённой 3 марта 1852 года в Сенате США, чудовищный голод только за последние месяцы убил около 15 000 калифорнийских индейцев[163].
О том, чтобы лишить индейцев источников питания, говорил на слушаниях в Конгрессе в 1875 году американский генерал Филип Шеридан:
«Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев. Пошлите им порох и свинец, коли угодно, и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов!»[164]
Форсированное истребление бизонов привело к тому, что индейцы в прериях стали голодать, и породило эсхатологические представления в среде туземных народов. Симптоматично, что Сенат США проголосовал за принятие закона о защите бизоньего поголовья, но президент Грант наложил на него вето. Правда, Белый дом в 1867 году заключил с индейцами Нерушимый договор, известный также как Договор, скреплённый клятвами в вигваме шамана. Согласно ему, на обширных равнинных территориях коренные американцы получали исключительное право охотиться на бизонов. Однако этот Нерушимый договор очень скоро был нарушен самым бессовестным образом. Как пишет исследователь Дж. М. Уайт, «на закреплённую за индейцами территорию ринулись белые охотники, в основном такие же грубые и бессердечные негодяи и головорезы, как и калифорнийские золотоискатели. Они полностью истребили животных, к которым индейцы относились с трепетом и поклонением в течение столетий»[165]. Хотя поголовье бизонов после приобщения индейцев к огнестрельному оружию уменьшилось и без белых охотников, но именно они ускорили и завершили процесс практически полного уничтожения этих животных. Особо характерная деталь: на бизонов, отмечает патриарх французской зоологии Жан Дорст, часто «охотились ради развлечения, о чём свидетельствуют рекламы железнодорожных компаний, привлекавшие пассажиров возможностью стрелять в бизонов прямо из окна вагона!»[166] Очевидно, железнодорожные магнаты или вообще не задумывались о последствиях этого для индейцев, или не считали это хоть сколько-то важным.
Интересно, что принцип исключения коренных народов распространяется и на политику памяти. Тема геноцида и массовых убийств долгое время оставалась на периферии нарративов национальной истории Австралии и США. Знаменитый французский историк Марк Ферро, написавший книгу «Как преподают историю детям разных стран», горько иронизировал относительно этих умолчаний: «В высшей степени серьёзный труд профессора А.П. Эткина об аборигенах содержит в себе целый параграф о…. “демографическом приросте” у туземцев начиная с 1930 года. Французское издание этой книжки насчитывает 452 страницы. Я напрасно искал на них хоть малейшее указание на демографический спад предшествующего столетия…. В конечном счёте больше всего об этом узнаёшь, читая “Детей капитана Гранта”