Именно в работах Шварца-Бостунича мы находим утверждение, что глава Временного правительства был сыном помилованной царём еврейки. Придумал ли он это сам или почерпнул в черносотенных разговорах, но широкая аудитория узнала об этом из его книг. Уже в сочинении «Масонство и русская революция», рассказывая об убийстве Александра II, Шварц-Бостунич сообщает, что хотя покушение было спланировано евреями Либерманом, Гольденбергом и Цукерманом, но его непосредственными исполнителями стали фанатики Желябов, Кибальчич и в том числе единственная среди них еврейка Геся Гельфман, «мать Керенского»[275]. Далее он останавливается на этом сюжете подробнее: «Когда в 1881 году, исполняя приказ центральной масонской штаб-квартиры, как я говорил выше, фанатики Желябовы и К убили Царя-Освободителя, в числе активных участников этого злодеяния была и еврейка Геся Гельфман. Осуждённая на виселицу, она, однако, в виду своей беременности, повешена не была, разрешилась в тюремной больнице от бремени младенцем и — отдала Вельзевулу свою душу. Этот иудейский младенец, родившийся на полпути к виселице, и был будущий гробовщик Великой России. Доброта Александра III дала жизнь тюремщику его сына — какая злая ирония судьбы!…»[276] Спустя тринадцать лет в «Еврейском империализме» Бостунич также напишет о террористке Гесе Гельфман как матери Керенского[277].
Сравним это с пассажем Гиммлера: «…Еврей Керенский — персонаж, рассказать о котором — значит привести по-школьному наглядный и прямо-таки классический пример арийского добродушия. Его еврейская мать — и я позволю себе включить сюда этот поучительный эпизод — была, вследствие своего участия в анархистских заговорах, приговорена к смертной казни, но, поскольку она была, что называется, в положении и собиралась стать матерью (матерью этого самого Керенского!), отец последнего царя милостиво дарует ей жизнь! И — вот злая ирония судьбы! — этот Керенский, и появившийся-то, собственно, на свет благодаря арийскому добродушию, свергает с трона последнего царя…»[278] Представляется более чем вероятным, что данный антисемитский сюжет Гиммлер позаимствовал из «откровений» своего подчинённого[279].
Конечно же, это вымысел. Активистка «Народной воли» Геся Мироновна Гельфман действительно принимала участие в подготовке убийства Александра II. Она действительно была приговорена к смерти и помилована с заменой казни пожизненной каторгой из-за своей беременности. Но в заключении женщина родила вовсе не мальчика, а девочку. Вскоре ребёнка забрали у матери и отдали в воспитательный дом как дитя неизвестных родителей. Спустя год дочь террористки и её возлюбленного, революционера Николая Колодкевича, умерла[280]. Скончались и родители — Гельфман от перитонита после родов, Колодкевич через несколько лет от цинги. Развязка истории оказалась максимально трагической. Однако эти события легли в основу черносотенной легенды в духе бульварного романа, согласно которой отпрыск бунтарей выжил и «вернулся, чтобы отомстить».
Интересно, что Гиммлер закончил на этом свой рассказ, а вот Бостунич, видимо, желая максимально демонизировать главу Временного правительства, продолжал повествование в своём «Масонстве». Завязку он эффектно объединял с уже известной нам легендой об Аароне Кирбице. Якобы евреи, конечно, не оставили в беде «своего» осиротевшего младенца — в скором времени его усыновила чета Кирбицов. После смерти супруга вдова Кирбиц вышла замуж за действительного статского советника Фёдора Керенского, и Аарончик, как вальяжно называет своего героя автор, превратился в Александра[281].
Но и это ещё не всё. По Бостуничу, выходит, что евреем был и отчим политика. Родителя Фёдора, прохвоста-фальшивомонетчика Мойшу, якобы при Николае I сослали в сибирский город Керенск. Отбыв срок, мошенник взял себе новую фамилию по названию этого населённого пункта. Там у него родился сын Хаим Керенский, который перешёл в православие и стал Фёдором Михайловичем[282].
Надо сказать, что Шварц-Бостунич вообще проявлял незаурядную изобретательность в назначении евреями своих политических противников. Так, в дебютной книге он призывал читателей не доверять древней русской дворянской фамилии советского наркома иностранных дел Георгия Чичерина, уверяя, что его мать — еврейка. Знакомство с реальным положением дел могло вызвать у правоверного нациста серьёзный когнитивный диссонанс, ведь настоящая матушка знаменитого дипломата была остзейской немкой и баронессой Жоржиной Егоровной Мейендорф. О наркоме просвещения Анатолии Луначарском (внебрачном сыне действительного статского советника Антонова и дворянки Ростовцевой) автор сообщал, что «замечательное американское издание Who rules Russia» уверено, будто он — еврей-выкрест Мандельштам. Правда, Шварц делал оговорку: «Мне думается, что это не так, но что в нём течёт еврейская кровь — несомненно». Зато по поводу лидера партии эсеров у него сомнений не было. Под пером Бостунича Виктор Чернов легко превращался в еврея Либермана. Досталось и либералам: мать главного октябриста, отпрыска семьи купцов-старообрядцев Александра Гучкова тоже провозглашалась еврейкой, хотя в реальности Кароли Петровна Вакье была француженкой и католичкой. Ну и, пожалуй, дальше всего Бостунич зашёл в случае с малороссом Николаем Васильевичем Крыленко: в книге о масонстве первый советский главковерх без каких-либо дополнительных пометок называется Абрамом Крыленко, он же Аарон Брам[283].
В «Еврейском империализме» Шварц-Бостунич также прибегал к испытанному способу записать врага в этнические евреи, «найдя» у него семитскую мать. На этот раз приём был использован по отношению к Иосифу Сталину, якобы рождённому от еврейки[284]. Еврейский след автор пытался найти и в известных советских аббревиатурах: «Слово Чека на древнееврейском означает “забой скотины”, как объяснил известный антисемит граф Артемий Череп-Спиридович. Потом кто-то другой разъяснил, что забой скота будет “шекат”, но тут дело не в написании, а в произношении. Большевики специально выбрали такое название, потому что оно так произносится»[285].
Это нагромождение курьёзов и выдумок может показаться смешным. «Помню, как нас веселила книга некоего Бостунича “Масонство и русская революция”, в которой говорилось, что эсер Чернов на самом деле Либерман, а октябрист Гучков — масон и еврей по имени Вакье», — замечал в мемуарах известный советский писатель Илья Эренбург[286]. Однако следует учитывать, что подобные измышления выходили большими тиражами и поощрялись нацистским руководством. Судя по тому, что Гиммлер почти дословно воспроизвёл в своей брошюре рассказ Шварца-Бостунича о «жидовстве» Керенского и его матери, он сам вполне ему верил и проверять его не собирался. Точно так же он верил в «Протоколы сионских мудрецов», доставленные в Германию русским белоэмигрантом Сергеем Таборицким[287] и распропагандированные тем же Бостуничем. Своему врачу Керстену рейхсфюрер внушал: «…Высокопоставленные масоны идентичны с внутренним кругом сионских мудрецов… С масонской помощью сионские мудрецы намереваются сокрушить сопротивление интеллектуального и духовного правящего класса германского мира»[288]. Таким образом антисемитские стереотипы и конспирологические бредни черносотенцев оказывали влияние на умонастроения нацистов, переплетаясь с их собственными фобиями и добавляя аргументов в пользу того, чтобы применить самые суровые меры, когда дело дойдёт до войны с СССР.
Шварц-Бостунич писал, что революцию в России сделали 60 % семитов, 20 % сознательных и 20 % несознательных шабесгоев[289]. Таким образом, советскую власть поддерживали не только евреи, но и подонки общества из коренных народов, действующие либо из корысти, либо из глупости. Гиммлер также рассуждал о противнике германского народа «в лице еврея и недочеловека, повязанных между собой не на жизнь, а на смерть»[290]. Соответственно СССР в нацистской пропаганде представал уродливым еврейским государством, от которого цивилизации исходила смертельная угроза, и сражаться за этот Мордор нормальный нееврей просто не мог. Тот, кто выступал на его защиту, самим этим фактом обнаруживал в себе унтерменша, которого следует стереть с лица земли. Следовательно, в ходе войны на востоке любое сопротивление германскому господину автоматически становилось в глазах агрессоров явным маркером недочеловечности, которая в свою очередь проистекала из расовой неполноценности.
Последнее очень важно. Великая французская революция c её эгалитарным началом стала толчком не только к развитию глобальной конспирологии, но и к распространению расовых теорий. Европейский расизм нового времени во многом был болезненной реакцией феодальной аристократии на утрату своего положения в обществе. Не случайно в среде французских роялистов-эмигрантов большую популярность приобрела «теория завоевания» графа Анри де Буленвилье, который вывел её ещё в начале XVIII века. Согласно ей, правящий класс Франции составляли потомки германцев, а низшие классы происходили от покорённых галлов. Соответственно, революция 1789 года трактовалась свергнутой знатью как бунт иноплеменных рабов против германской расы. Бежавшие от народного гнева дворяне искали поддержки у аристократии других государств, которая, как им тогда казалось, была родственна им не только по духу, но и по крови.