Ещё один американец, наставник нацистов Лотрап Стоддарт, уже в XX веке заявлял: «Встаёт вопрос о русской народной природе. Русский народ состоит в основном из примитивных расовых групп, некоторые из которых (особенно татары и другие азиатские кочевые элементы) являются явно “дикими” племенами, которые всегда проявляли инстинктивную враждебность к цивилизации. Русская история показывает серию вулканических извержений врожденного варварства… Не случайно русские были первыми во всех крайних формах революционных волнений: не случайно “нигилизм” был исконно русским изобретением; Бакунин — гением анархизма, а Ленин — мозгом международного большевизма»[341]. По Стоддарту, большевизм — религия современного недочеловека — восторжествовал в России именно по причине расовой неполноценности её народа.
Кстати, другие славянские народы также не избежали обвинений в низкой одарённости, обусловленной расово. О ней якобы свидетельствовал тот факт, что никто из славянской семьи, кроме русских, которыми, по мнению расистов, руководили германцы, не создал или не сохранил свою государственность до середины XIX века. Интересно, что после того, как Болгария, Черногория и особенно Сербия обрели независимость, германский мир захлестнула волна славянофобии: в балканских славянах под покровительством русского царя немецко-австрийские элиты неожиданно увидели политических конкурентов. Старое пренебрежение слилось с новой ненавистью. В первые дни Великой войны кайзер Вильгельм II сказал одному из приближённых: «Я ненавижу славян. Я знаю, что это грешно, но ничего не могу с собой поделать»[342].
Другим проявлением дикарской сущности русского народа считалась его низкая образованность и культура. Мало внимания обращалось на то, что в XVIII–XIX веках эпизодический синтез просвещения с русской народной натурой давал результаты мирового значения; в конце концов именно сын холмогорского помора Михаил Ломоносов открыл существование атмосферы у планеты Венера и впервые получил в лабораторных условиях замерзшую ртуть, доказав, что это металл; бывший крепостной графа Строганова Андрей Воронихин построил один из самых величественных соборов Петербурга — Казанский; крепостной графа Шереметьева Даниил Бокарёв разработал технологию добычи масла из подсолнечника и тем самым произвёл революцию в кулинарии. Тем не менее основная масса населения действительно не могла раскрыть свои таланты, так как была лишена возможности полноценно учиться. К 1917 году Россия оставалась единственной европейской страной, в которой не было законодательно введено всеобщее бесплатное начальное образование. Николай II планировал такую реформу с 1906 года, однако её проекты утонули в бюрократическом болоте.
В этих условиях часть отечественных элит западнического толка воспринимала непросвещённое русское крестьянство как другой народ. Не зная колониального расизма, она открыто исповедовала расизм социальный, ненависть высших слоёв общества к низшим. Красноречиво об этом писал Лев Толстой:
«Зачем скрывать то, что мы все знаем, что между нами, господами, и мужиками лежит пропасть? Есть господа и мужики, чёрный народ. Одни уважаемы, другие презираемы, и между теми и другими нет соединения. Господа никогда не женятся на мужичках, не выдают за мужиков своих дочерей, господа не общаются как знакомые с мужиками, не едят вместе, не сидят даже рядом; господа говорят рабочим ты, рабочие говорят господам вы. Одних пускают в чистые места и вперёд в соборы, других не пускают и толкают в шею; одних секут, других не секут.
Это две различные касты. Хотя переход из одной в другую и возможен, но до тех пор, пока переход не совершился, разделение существует самое резкое, и между господином и мужиком такая же пропасть, как между кшетрием и парием.
Вольтер говорил, что если бы возможно было, пожав шишечку в Париже, этим пожатием убить мандарина в Китае, то редкий парижанин лишил бы себя этого удовольствия.
Отчего же не говорить правду? Если бы, пожавши пуговку в Москве или Петербурге, этим пожатием можно было бы убить мужика в Царевококшайском уезде и никто бы не узнал про это, я думаю, что нашлось бы мало людей из нашего сословия, которые воздержались бы от пожатия пуговки, если б это могло им доставить хоть малейшее удовольствие.
И это не предположение только. Подтверждением этого служит вся русская жизнь, всё то, что не переставая происходит по всей России»[343].
Если уж собственные элитарии так мало ценили жизнь русского крестьянства, нет ничего удивительного, что подобные оценки стали общим местом на Западе. Но там они были ещё радикальнее: иностранцы отказывали русским не только в культуре, но и в элементарной смекалке, а иногда и в наличии души. Русских откровенно считали не равными, менее ценными. Французский посол в России Морис Палеолог в разгар Первой мировой предельно цинично написал о становом хребте русской армии:
«По культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран на свете. Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утончённые; это сливки и цвет человечества…. С этой точки зрения наши потери будут чувствительнее русских потерь»[344].
Здесь мы видим расизм в чистом виде, причём, что особенно не красит Палеолога, — расизм по отношению к верному и самоотверженному союзнику. С тем же столкнулся и русский военный агент во Франции полковник граф А.А. Игнатьев, когда в 1916 году по просьбе Парижа на Западный фронт прибыл русский экспедиционный корпус. Инспектировать царских солдат приехал генерал Петэн, будущий глава прогитлеровского правительства в Виши. Встречу с ним Игнатьев описал в своих мемуарах:
«…Петэн подозвал одного из встреченных нами солдат и предложил мне приказать ему зарядить и разрядить ружье. Из дальнейших вопросов стало ясно, что Петэн принимал нас за дикарей, обнаруживая то, что сделало его впоследствии единомышленником нацизма»[345].
Ещё более расиcтские установки во время Первой мировой войны были выражены в стане противника — кайзеровской Германии. Антирусские настроения пышным цветом расцветали в шовинистической немецкой среде. Немецкий школьный учебник 1908 года внушал будущим солдатам: «Русские — это полуазиатские племена. Их дух не является самостоятельным, чувство справедливости и реальности заменены слепой верой, им не хватает страсти к исследованиям. Раболепие, продажность и нечистоплотность — это чисто азиатские черты характера»[346]. В первые дни войны в Германии появились сатирические открытки, на которых Вильгельм II говорил своему родственнику Николаю II: «Кузенчик, в твоей стране чудовищное свинство. Мы идём, чтобы вас окультурить и наконец-то хорошенько продезинфицировать»[347]. Как справедливо отмечают Д. Жуков и И. Ковтун, «через обвинение русских в нежелании навести порядок в собственном государстве многие авторы внушали мысль о высшем предназначении германской нации для России, о колониальной миссии, несущей кардинальные преобразования»[348].
Таков был багаж представлений о России, которым воспользовался Гитлер, планируя нападение на СССР. Еретики, азиаты, рабы, дикари — весь этот набор уничижительных характеристик русских оказался востребован пропагандой Третьего рейха, а приятие межэтнических браков в российской культурной традиции стало обвинением России в русле расовых теорий. Если раньше Европа объясняла изъяны русских отступлением от истинной веры, схизмой, то начиная с середины XIX века идеологемы Гобино, развитые Чемберленом, Розенбергом и Гитлером, поставили русских на низкие ступени иерархии народов из-за их смешанной, разнордизированной крови. Все недостатки России были объяснены биологически, что в кальвинистском духе закрывало для неё возможность «исправиться» и «спастись».
Национал-социализм и коммунизм, безусловно, воспринимали друг друга как смертельные враги. Вторгаясь в СССР, Гитлер хотел разгрома большевиков. Но логика борьбы за жизненное пространство неизбежно приводила Германию и к конфликту с тем народом, который занимал вожделенные для нацистов земли, вне зависимости от политических пристрастий этого народа. Поэтому, будучи войной с коммунизмом, война с самого начала была и войной против России, Украины, Белоруссии, других республик Советского Союза, против русского, украинского, белорусского и других советских народов, что бы в отдельных случаях ни говорила по этому поводу гитлеровская пропаганда.
Внимательный анализ мышления нацистских лидеров и пропаганды, направленной против СССР, показывает, что расовые и идеологические вопросы были тесно связаны в идеологии рейха. Собственно, эту связь Гитлер сформулировал ещё в библии нацизма — «Майн кампф». Проследим за ходом его рассуждений. Обосновывая план захвата территорий на Востоке («сама судьба указывает нам перстом»), он пишет о дикой большевистской идеологии, которая установилась в России:
«Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось её государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства»[349].
Но тут же будущий фюрер обосновывает и расовую неполноценность русских:
«Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам — превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую