[400]. В целом основная масса немцев относилась к французам со сдержанным уважением, которое можно проиллюстрировать забавной бытовой сценкой.
«Берлин, жаркий летний день 1942 года; длинная очередь за мороженым… К мороженщице подходят два француза, без очереди берут по порции заветного лакомства и удаляются — никакого протеста ни из-за прилавка, ни от очереди». Современник писал, что «если бы на месте французов оказались русские или поляки и даже если бы они просто стояли в очереди — поднялся бы невообразимый скандал»[401].
На Востоке в это время происходил не скандал. Там происходил геноцид.
Часть вторая. Зло на свободе: уничтожение народов СССР
План голода и совещание в Вевельсбурге
В 1912 году один из вождей германских националистов, глава Пангерманского союза и приятель Хьюстона Стюарта Чемберлена Генрих Класс написал статью «Если бы я был кайзером». В ней он начертал программу, которой, по его мнению, должен следовать Второй рейх.
Если Германия со всеми её колониями не сможет удовлетворить потребности немецкого народа, то, полагал Класс, ей придётся «приобрести территорию». Естественно, это возможно только в результате победоносной войны, по окончании которой в составе империи окажутся земли, населённые враждебным «русским или французским населением». Дойдя до этого логического вывода, Класс пускался в пространные рассуждения о том, имеет ли Германия право депортировать это население, чтобы улучшить своё положение. Соблюдая приличия, он называл это возможным, только если его родина станет жертвой агрессии. «Мы должны привыкнуть думать о такой мере как о допустимом ответе на иностранное нападение, — писал Класс. — Грабительская война противоречит нашим принципам. Но безжалостное нападение оправдывает нас, даже если мы поступим столь сурово, ибо существует такая вещь, как “железная необходимость”»[402].
Чего здесь было больше: искренности или лукавства? Если учесть, что в ходе обеих мировых войн Германия провозглашала себя защищающейся стороной, выбор надо скорее сделать в пользу второго. Во всяком случае, когда в 1914 году Германия объявила войну России и Франции, Пангерманский союз позволил себе заявить откровенно: «“Русского врага” необходимо ослабить путём сокращения численности его населения и предотвращения в дальнейшем самой возможности её роста, чтобы он никогда в будущем не был бы в состоянии аналогичным образом угрожать нам»[403].
Иными словами, в среде ближайших предшественников нацизма уже циркулировали идеи захвата Lebensraum на Востоке и геноцида коренного населения этих земель. Однако тогда мнение влиятельных националистических кругов всё же не возводилось в ранг государственной политики. Уверенный поворот в эту сторону был сделан уже при Гитлере.
Риторика о неизбежности движения на Восток, в пределы Советского Союза, сопровождала немецкую политику с 1933-го и вплоть до заключения пакта Молотова—Риббентропа, после которого Берлин стал гораздо сдержаннее в публичных высказываниях. В ноябре 1940 года Гитлер даже лицемерно уверял советского наркома Молотова, что Германия уже запаслась жизненным пространством на сто лет вперёд[404]. Конечно же, он лгал: пока фюрер соблазнял кремлёвского гостя перспективами раздела Британской империи, его штабисты дорабатывали план нападения на СССР, приказ о создании которого был отдан ещё 31 июля. В тот день лидер Германии сообщил высшему руководству вермахта: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: в соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года. Чем скорее мы разобьём Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно… Это необходимо также, учитывая положение на Балтийском море. Существование второй великой державы [России] на Балтийском море нетерпимо. Начало [военной кампании] — май 1941 года. Продолжительность операции — пять месяцев. Было бы лучше начать уже в этом году, однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России»[405].
18 декабря 1940 года очередной вариант наконец удовлетворил фюрера, и он подписал директиву № 21, известную также как план «Барбаросса».
Спустя три месяца, 30 марта 1941 года, Гитлер известил командование вооружённых сил, что поход на Восток будет cерьёзно отличаться от кампании на Западе. Краткий конспект двухчасового выступления фюрера, составленный Гальдером по горячим следам, зафиксировал такие установки: «Борьба против России: истребление большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции…. На Востоке сама жестокость — благо для будущего. Командиры должны пожертвовать многим, чтобы преодолеть свои колебания»[406]. Грядущую войну, по словам Гитлера, следовало вести на уничтожение[407].
Но фюрер поделился с военными отнюдь не всеми планами. После разгрома противника нацисты не собирались создавать новую, небольшевистскую Россию; они, в полном соответствии с предшествующей пропагандой, шли на Восток за Lebensraum. Сама логика поселенческого колониализма подводила гитлеровцев к мысли, что на захваченных землях им придётся планомерно менять соотношение немецкого и местного населения в пользу первого. Кроме того, их (как и их предтеч тридцатью годами ранее) пугала громадная численность восточных соседей, в самом факте которой виделась угроза германской гегемонии в Европе. К 1941 году в Советском Союзе проживало 198 712 000 человек, причём за последние предвоенные годы это число росло в основном за счёт снижения смертности[408]. В рейхе было всего девяносто миллионов немцев, и фюрера это соотношение категорически не устраивало[409].
Сразу после подписания «Барбароссы» руководство Германии потребовало от нацистской медицины найти быстрый, дешёвый и незаметный способ стерилизации крупных людских масс. Первые опыты по тайному провоцированию бесплодия с помощью облучения были проведены на узниках Освенцима под руководством оберфюрера СС Виктора Германа Брака: пока люди заполняли анкету у конторки, их незаметно обрабатывали рентгеном. Уже 28 марта 1941 года рейхсфюрер СС получил первый, довольно оптимистичный отчёт. По словам личного референта Гиммлера Рудольфа Брандта, его шеф был очень заинтересован в этих экспериментах и жаждал получить инструмент, «который можно было бы применить против врагов Германии, таких как русские, поляки и евреи…. Рабочая сила стерилизованных людей могла бы эксплуатироваться Германией, в то время как угроза их размножения была бы пресечена».[410]
Естественно, эта программа была запущена с ведома и одобрения фюрера. Осенью 1941 года Гитлер прямо заявил одному из своих ближайших союзников вице-премьеру Румынии Михаю Антонеску на официальных переговорах: «Моя миссия, если мне удастся, — уничтожить славян». Собеседник на это заметил, что «славянские народы являются для Европы не политической или духовной проблемой, а серьёзным биологическим вопросом, связанным с рождаемостью в Европе. Этот вопрос должен быть серьёзно и радикально разрешён…. По отношению к славянам необходимо занять непоколебимую позицию». Это, как свидетельствует протокол встречи, нашло полное понимание у Гитлера: «Вы правы, славянство представляет собой биологический вопрос, а не идеологический…. В будущем в Европе должны быть две расы: германская и латинская. Эти две расы должны сообща работать в России для того, чтобы уменьшить количество славян. К России нельзя подходить с юридическими или политическими формулами, так как русский вопрос гораздо опаснее, чем это кажется, и мы должны применить колонизаторские и биологические средства для уничтожения славян»[411].
Прагматичные намерения нацистских элит сокращать коренные народы Востока отразились в известной записке статс-секретаря министерства восточных территорий Эрхарда Ветцеля «Предложения и замечания по плану OST», составленной в апреле 1942 года. В ней, в частности, говорилось:
«В этих областях мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т.п., мы должны постоянно внушать населению мысль, что вредно иметь много детей». Ветцель предлагал убеждать «туземцев» в опасности деторождения для здоровья, широко рекламировать противозачаточные средства, добровольную стерилизацию и аборты, а также «не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней».
«Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям»[412].
Ещё одним красноречивым пунктом программы было поощрение разводов, отсутствие поддержки внебрачных детей и привилегий для многодетных.
«Для нас, немцев, — писал Ветцель, — важно ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе. Этой цели мы можем добиться вышеуказанными путями»