…
И. Сталин в ответной телеграмме приветствовал предание военнослужащих суду, назвав предпринятые Л. Мехлисом меры одним из верных способов оздоровления фронта.
Чем же был «болен» Западный фронт и как проводилось его оздоровление?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо хотя бы вкратце дать общую панораму драматических событий 22 июня 1941 года, развернувшихся на центральном участке советско-германской границы.
Западный особый военный округ прикрывал ее на протяжении 470 километров — от Гродно до Бреста. На правом фланге были сосредоточены войска 3-й армии, возглавляемой генерал-лейтенантом В. Кузнецовым. В центре — 10-я армия под командованием генерал-майора К. Голубева. На левом фланге дислоцировалась 4-я армия генерала А. Коробкова[83]. В ее состав входили 14-й мехкорпус генерала С. Оборина со штабом в г. Кобрине и 42-я дивизия И. Лазаренко, находившаяся в Бресте.
Каждой армии была придана сводная (смешанная) авиадивизия. Причем, 10-й армии придавалась наиболее мощная 9-я САД генерала С. Черных. Штаб армии и штаб этой авиадивизии находились в г. Белостоке.
Наиболее мощные удары были нанесены немцами как раз по указанным частям и соединениям. На войска ЗапОВО обрушила свою мощь группа немецко-фашистских армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока. Молниеносность первого удара обеспечили организационно входившие в ее состав танковые группы генерал-полковников Гота и Гудериана, а также осуществлявший поддержку группы армий «Центр» 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала Кессельринга. Эти немецкие генералы и явились главными «виновниками» состоявшихся судебных разбирательств.
Среди множества факторов и причин, приведших к катастрофе лета 1941 года, надо назвать серьезное отставание командования РККА от реалий времени в вопросах организации управления войсками. И в тактическом отношении, и в вопросах оперативного и стратегического планирования генералы Вермахта были подготовлены лучше и имели большой боевой опыт.
Проблему нехватки подготовленных командных кадров РККА обострили предвоенные репрессии на фоне бурного роста численности Красной армии. Многие командиры находились в плену устаревших представлений о ведении войны, продолжали мыслить категориями Первой мировой войны, гражданской войны и локальных конфликтов, в которых они участвовали. Так, высшее командование полагало, что главные силы противника вступят в войну не сразу, а после двухнедельного развертывания и проведения приграничных сражений. Маршал Г. Жуков и другие военачальники в своих мемуарах отмечали, что никто из них не учитывал накануне войны возможность столь внезапного вторжения в нашу страну фашистской Германии, не рассчитывал, что противник сосредоточит громадную массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день боев компактными группировками на всех стратегических направлениях.
Между тем, командир 14-го механизированного корпуса генерал-майор С. И. Оборин относился к числу толковых и инициативных командиров. В апреле 1940 года на совещании в Кремле по итогам «зимней» войны он говорил, что «нас избаловал несерьезный противник» и предлагал использовать незаслуженно забытый опыт боевой подготовки в царской армии. В этой связи И. Сталин спросил его мнение о восстановлении генеральских званий. Комбриг Оборин ответил:
— Для поддержания авторитета нашей Красной Армии и великой страны считаю, что нужно ввести генеральское звание. Чем мы хуже других?
Дело генерал-майора С. И. Оборина Военная коллегия рассматривала 13 августа 1941 года. Следствие вменило ему в вину две статьи — 193—17 п. «б» и 193—22 УК РСФСР[84]. Обвинение сводилось к тому, что генерал, как командир корпуса, преступно-халатно отнесся к исполнению своих служебных обязанностей. Выразилось это. по версии следствия, в том. что войска корпуса к моменту нападения Вермахта на Советский Союз не были приведены в боевую готовность и не полностью были укомплектованы материальной частью, в том числе средствами связи. Далее отмечалось, что Оборин, поддавшись панике, при наличии всех возможностей. не только не организовал сопротивление врагу, но и сам без разрешения вышестоящего командования бросил части корпуса и бежал в штаб фронта. В результате значительная часть личного состава и боевой техники корпуса в течение первых дней войны была уничтожена.
Как на следствии, так и в суде Оборин отрицал свою вину. Он утверждал:
— Должного сопротивления противнику мой корпус не смог оказать по причине своей небоеспособности. Корпус был укомплектован рядовым, средним и старшим командным составом всего лишь на 50 %, а младшим командным составом на 25 %. Кроме того, корпус не имел положенной ему по штату техники, необходимого количества транспортных машин, а также винтовок, патронов, снарядов для зенитной артиллерии, топографических карт. Вовсе не было у нас средств связи.
Из материалов дела видно, что. несмотря на это. генерал Оборин не растерялся и принимал все возможные в тех условиях меры к организации сопротивления врагу. Однако силы оказались неравными. В течение двух суток корпус был разбит. Уцелели, как указано в материалах дела, всего 16 танков, которые по приказу командующего армией были переданы 55-й стрелковой дивизии. Сам же Оборин 25 июня в ходе боев был ранен. Он прибыл в штаб фронта. А откуда уже по указанию командующего фронтом направлен в госпиталь.
Суд приговорил генерал-майора С. И. Оборина к расстрелу.
11 января 1957 года Пленум Верховного Суда СССР, рассмотрев протест заместителя Генерального прокурора СССР, констатировал, что С. И. Оборин осужден и расстрелян необоснованно. Дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. В постановлении пленума указывалось, что отсутствуют какие-либо доказательства виновности генерала в совершении вмененных ему тяжких преступлений.
Следующий заход «по оздоровлению фронта» Военная коллегия сделала 17 сентября 1941 года, рассмотрев дела генералов Н. А. Клича и И. С. Лазаренко[85].
Начальник артиллерии Западного фронта генерал-майор Н. И. Клич был одним из наиболее опытных и хорошо подготовленных как в теоретическом, так и в практическом отношении командиром. Между тем, его обвинили в преступной бездеятельности (ст. 193—17 и. «б» УК РСФСР), в результате чего артиллерия округа оказалась не подготовленной к ведению боевых действий.
В обвинительном заключении подчеркивалось, что Клич «проявил растерянность и не осуществлял руководства артиллерией войсковых соединений, входивших в состав Западного фронта, и не принял надлежащих мер к эвакуации боеприпасов из тыловых складов, в связи с чем значительная часть артиллерии и боеприпасов была захвачена врагом»[86].
Генерал Клич свою вину в инкриминируемом ему воинском преступлении также не признал. Тем не менее. Военная коллегия при отсутствии каких-либо объективных данных, подтверждающих выводы органов следствия, вынесла ему смертный приговор.
В 1957 году, при рассмотрении протеста Генерального прокурора СССР, этот факт подтвержден документально. Отменяя приговор в отношении генерала в связи с отсутствием в его действиях состава преступления, Военная коллегия, как и в деле Павлова, сослалась на заключение Генерального штаба, согласно которому «Клич Н. А. к исполнению своих служебных обязанностей, в том числе и за время военных действий, относился добросовестно»[87].
Дело командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора Ивана Сидоровича Лазаренко Военная коллегия тоже рассмотрела 17 сентября. Его обвиняли по тем же воинским статьям 193—17 и. «б» и 193—20 и. «б» УК РСФСР. И тоже приговорили к расстрелу. Об этом деле хотелось бы рассказать подробнее, поскольку книга автора «Война на весах Фемиды» (М. Терра-Книжный клуб. 2006) сыграла свою роль в решении вопроса о его полной реабилитации.
Необычна судьба этого боевого генерала, прошедшего четыре войны и еще в Первую мировую удостоенного четырёх георгиевских крестов.
3. «Дайте в руки оружие — и вы еще услышите обо мне»
И. С. Лазаренко был несправедливо обвинен в том, что «проявил растерянность и бездействие, оставил в Брестской крепости часть войск дивизии, вооружение, продовольственные и вещевые склады»[88].
На самом деле это обвинение не соответствовало действительности.
О том, что генерал Лазаренко в первые дни войны вовсе не «проявил растерянности и бездействия», свидетельствуют несколько источников. Можно, например, просмотреть фронтовые дневники К. М. Симонова[89], где И. С. Лазаренко упоминается как отважный генерал, с которым писателя свела судьба в июле сорок первого. Или привести отрывок из воспоминаний Л. М. Сандалова, который, к слову, неоднократно ставил перед командованием округа вопрос о выводе 42-й дивизии из Бреста в район Жабники: «Под утро (25 июня — авт.) в район Синявки вышли с северо-запада часть сил 42-й дивизии во главе с генерал-майором И. С. Лазаренко… Лазаренко привел с собой несколько сотен мобилизованных военкоматами граждан; значительная часть этих людей были на лошадях…»[90]. Сам И. С. Лазаренко, вступив в командование 42-й дивизией 12 мая 1941 года, трижды обращался к вышестоящему командованию с предложением о выводе дивизии из крепости.
В ходе допроса генерала армии Д. Г. Павлова, он показал, что им «был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагерь еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста»[91]. И далее: «Я этого приказа не проверял, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения, не существовали».