Сдержать натиск немецкой группы армий «Север» и части сил группы армий «Центр»[148]не удалось. 4-я танковая группа врага в первый же день войны расколола фронт и пробила глубокую брешь в обороне на стыке 8-й и 11-й армий. Передовые части переправились через Неман и продвинулись за день на 60 км. в глубь нашей территории.
Командование Северо-Западного фронта из-за отсутствия связи не имело полного представления о положении дел и, по сути, потеряло управление основными силами фронта. 130-километровую брешь нечем было закрыть. Многие соединения понесли тяжёлые потери по причине полного превосходства противника в воздухе. Авиация фронта за первые три дня войны потеряла 921 самолет. За три недели боевых действий Северо-Западный фронт оставил почти всю Прибалтику. С форсированием немцами реки Великая и захватом Острова и Пскова, к 10 июля создалась реальная угроза их прорыва к Ленинграду.
В этот день командующему войсками Северо-Западного фронта была направлена директива Ставки ВГК, в которой отмечалось, что Ставка не удовлетворена работой командования и штаба Северо-Западного фронта:
«Во-первых, до сих пор не наказаны командиры, не выполняющие Ваши приказы и как предатели бросающие позиции и без приказа отходящие с оборонительных рубежей. При таком либеральном отношения к трусости ничего с обороной у Вас не получится…
Командующему и члену военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями…»[149].
Директива была подписана Г. К. Жуковым, но, по мнению историка Д. А. Волкогонова, этот текст ему продиктовал И. Сталин.
Директива была адресована новому командующему фронтом генерал-майору П. П. Собенникову. Прежний командующий генерал-полковник Ф. И. Кузнецов был уже смещен с должности за неумелое управление войсками фронта. А начальник штаба генерал-лейтенант П. С. Кленов находился в заключении.
Надо сказать, что смена командования не улучшила положения дел. Скорее, наоборот. И опять, в числе ключевых мер по исправлению тяжелой ситуации были задействованы репрессии и грозные предупреждения о их применении.
14 июля 1941 года Главком Северо-Западного направления К. Е. Ворошилов подписал в Ленинграде приказ № 3, в котором героически сражающиеся войска Северного фронта противопоставлялись войскам Северо-Западного фронта, которые «часто оставляют свои позиции. даже не вступая в решительное сражение.
Приказ предписывал: «провести строжайшее расследование всех преступных случаев самовольного оставления фронта отдельными частями, командирами и бойцами и всех виновных. невзирая на ранги и старые заслуги, предать суду Полевых Военных Трибуналов с применением самого сурового наказания, вплоть до расстрела»[150].
Упоминание полевых трибуналов, которых в 1941 году не было, показывает, что маршал продолжал пользоваться лексиконом времен гражданской войны.
Через два дня, 16 июля 1941 года, было принято уже известное нам постановление ГКО, в котором фигурировала всего одна фамилия применительно к войскам Северо-Западного фронта. Это был командир 41-го стрелкового корпуса генерал-майор И. С. Кособуцкий.
Между тем, репрессии на северо-западе не ограничились только Кособуцким и ранее названными генералами Кленовым и Ионовым. Репрессивный меч работал постоянно, ежемесячно выкашивая командирские кадры. Надо заметить, что в начале июля решением Ставки ВТК Особый отдел Северо-Западного фронта возглавил опытный «особист» и по совместительству прокурор СССР генерал-майор В. М. Бочков[151].
В июле был арестован и осужден к расстрелу командир 118-й стрелковой дивизии генерал-майор Н.М. Гловацкий.
В августе оказался в заключении командующий 8-й армией (до 27 июля) генерал-лейтенант Ф. С. Иванов.
В сентябре последовали аресты заместителя командующего ЛенВО, командующего Лужской оперативной группой и кингисеппского сектора генерал-лейтенанта К. И. Пядышева, заместителя интенданта Северо-Западного фронта дивизионного комиссара С. И. Карманова[152], командира 10-й стрелковой дивизии (с 1 сентября — в составе Ленинградского фронта) генерал-майора И. И. Фадеева.
Тогда же, в сентябре, были арестованы и расстреляны командующий 34-й армии генерал-майор К. М. Качанов и начальник артиллерии этой армии генерал-майор В. С. Гончаров.
В ноябре подвергли аресту командира 80-й стрелковой дивизии полковника И. М. Фролова и комиссара той же дивизии К. Д. Иванова…
Обстоятельства, приведшие к осуждению командира 118-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. М. Гловацкого, до сего времени вызывают неоднозначные оценки.
Его дивизия входила в состав 41-го стрелкового корпуса, части которого в начале июля вели тяжёлые оборонительные бои. отходя от реки Западная Двина к Псковско-Островскому укрепленному району.
Упоминание в постановлении ГКО от 16 июля 1941 года о предании суду за развал управления войсками командира корпуса генерал-майора И. С. Кособуцкого давало органам следствия основания именно его признать основным виновником сдачи врагу г. Пскова. Однако состоявшееся через десять дней выездное судебное заседание Военной коллегии признало таковым Н. М. Гловацкого.
До войны он полтора года уже провел в тюрьмах НКВД г. Хабаровска и Ворошилова Уссурийского.
В феврале 1938 года 26-я стрелковая дивизия, которой Гловацкий командовал, заняла первое место по всем видам боевой подготовки в войсках ОКДВА. А вскоре после этого комдив был неожиданно репрессирован за «участие в военно-фашистском заговоре и проведение в РККА вредительской и диверсионной работы». Полтора года находился в заключении. Осенью 1939 года был освобожден в связи с прекращением дела и назначен помощником командира 43-го стрелкового корпуса. Осенью 1940 года принял командование 118-й стрелковой дивизией.
Прибыв из г. Костромы, части дивизии в первых числах июля, прямо с колес, стали занимать укрепрайон, прикрывавший Псков с запада. Это делалось в целях стабилизации фронта по приказу Ставки ВГК от 29 июня 1941 года о занятии рубежа по реке Великой, опираясь при этом на ранее созданные укрепленные районы. Однако стабилизировать ситуацию не удалось. Во многом, из-за противоречивых или несвоевременных приказов командования, которые зачастую объективно не могли быть выполнены, затрудняли ведение боевых действий и приводили к многочисленным жертвам. Неразбериху усиливала постоянная перетасовка командиров. Их меняли прямо таки с калейдоскопической быстротой.
Действия командования в эти дни очень напоминали сюжет из басни — «Лебедь, Рак, да Щука». Уходивший с должности командующего фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов[153], как уже сказано, считал необходимым оставить рубеж обороны по Западной Двине и отвести все соединения на линию старой границы. Ставка же требовала задержать противника в течение ближайших трех-четырех дней на рубеже Западной Двины. А Военный совет фронта в ночь на 2 июля принял решение утром переходить в контрнаступление. Причем, Военный совет действовал таким образом, поскольку у него «появилось сомнение в правильности приказов формально уже бывшего командующего»[154].
Между тем, Ф. И. Кузнецов вновь подтвердил свое решение об отводе войск с рубежа реки Западная Двина в Островский. Псковский и Себежский укрепрайоны. Тут вмешался И. Сталин. Он приказал новому командующему генерал-майору П. П. Собенникову: «Восстановить прежнее положение: вернуться на рубеж реки Западная Двина».
В результате такой неразберихи дезорганизованные части и соединения оказались не в состоянии ни наступать, ни обороняться.
Фронт был прорван.
Удар войска Вермахта нанесли встык 8-й и 27-й армиям. Воспользовавшись неприкрытым направлением на Остров, немецкие части 4 июля подошли к реке Великой. 41-й танковый корпус беспрепятственно преодолел реку и 6 июля передовые части 4-й танковой группы захватили Остров.
5 июля у деревни Филатова гора противник атаковал Псковский укрепрайон. Части дивизии Словацкого приняли бой и удерживали оборону двое суток.
Встретив упорное сопротивление, немцы обошли город с востока. В ночь с 7 на 8 июля, когда прорвавшиеся немецкие танки вышли к южной окраине Пскова, стало ясно, что налицо реальная угроза окружения наших частей, дислоцированных за рекой Великой. Понимая это, генерал Н. Словацкий, обратился в штаб 41-го корпуса с просьбой разрешить отвод войск из-за реки в город.
Вопрос о том, разрешил ли командир корпуса генерал-майор Кособуцкий отойти дивизии на правый берег, до сих пор остается открытым.
В ходе скоротечного следствия Словацкий утверждал, что такой приказ был отдан. Кособуцкий это отрицал. Фактом является лишь то. что в ситуации неразберихи и хаоса мост через реку был взорван, хотя значительная часть наших частей находилась еще на западном берегу. Переправлялись, как говорится, на чем придется. Потери оказались значительными. После отхода за реку Гловацкий предпринимал шаги по организации обороны, но это обстоятельство, а также деморализация остатков частей дивизии и потеря связи со штабом корпуса не привели к желаемому результату.
Фактически Псков был сдан врагу 9 июля без серьезного сопротивления.
19 июля 1941 года Н. М. Гловацкий был арестован. Его допрос следователь Особого отдела ЛенВО старший политрук Поляков начал с вопроса:
— За что Вы арестовывались органами НКВД в 1938 году?
Генерал подробно рассказал, что его арестовали сотрудники Особого отдела 26-й стрелковой дивизии НКВД по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре и во вредительстве и что это дело было сфабриковано, поскольку никакого заговора не существовало. На этом основании он, Гловацкий. был оправдан военным трибуналом 1-й Особой Краснознаменной армии.