На следующий день этот приговор утвердил Л. Мехлис, а 29 сентября генерала Качанова расстреляли.
Определением Военной коллегии от 19 декабря 1957 г. генерал-майор К. М. Качанов был полностью реабилитирован.
Из заключения Генерального штаба, составленного в 1957 году по запросу Главной военной прокуратуры, видно, что принятое Качановым, как командующим армией «решение соответствовало обстановке», что командующий «при отсутствии связи со штабом фронта и в условиях ведения боя при угрозе окружения войск армии, имел право принять решение на перегруппировку вверенных ему сил с целью создания более устойчивого положения войск в обороне и разгрома вклинившейся группировки противника, что он и сделал»[175].
Генерал-майор В. С. Гончаров был реабилитирован Главной военной прокуратурой только 15 октября 2002 года.
Бывшего командующего фронтом генерал-майора П. П. Собенникова военная Фемида настигла уже под Москвой, в феврале 1942 года. Он был осужден Военной коллегией после прорыва немцами Можайской линии обороны, в том числе и за провал старорусского контрудара, о чем расскажем в главе «На подступах к Москве».
7. Причастен ли адмирал Самойлов к катастрофе на Ладоге?
Известно, что Военно-морской флот в годы войны был несколько обособлен от сухопутных частей. Флот имел свой наркомат, свою авиацию, разведку и даже собственные отдел, а затем и Управление военно-морских трибуналов, которые корректировали судебную практику. Эта практика также имела ряд отличий от общевойсковой. При ее формировании в некоторой степени сказалась позиция наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. Он не очень верил в эффективность насаждения системы страха среди подчиненных. А главное ценил людей, уважал их достоинство и нередко спасал от судебных и внесудебных расправ. В частности. Кузнецов не допустил в июле 1941 года расстрела командира Азовской военной флотилии А. П. Александрова, в 1942 году — спас от расстрела командира Керченской военно-морской базы А. С. Фролова, добился возвращения на флот осужденного трибуналом вице-адмирала Г. И. Левченко[176]. Главком не побоялся напомнить Сталину о том. что именно по его распоряжению в 1941 году произвел минирование кораблей Балтийского флота вице-адмирал В. Ф. Трибуц, когда последнего в этой связи через год обвинили в паникерстве.
По причине некоторой обособленности военно-морских трибуналов, информации об их деятельности в начальный период войны немного. Эту информацию, в частности, можно почерпнуть из приказов и директив, издававшихся тогда командованием ВМФ СССР.
Так, в совершенно секретной директиве начальника Главного политического управления ВМФ от 8 августа 1941 года № 51 «О повышении передовой роли коммунистов и комсомольцев в боях с врагом и усилении борьбы против трусов и паникеров» говорилось: «Бывший командир Либавской ВМБ контр-адмирал Трайнин. бывший начальник штаба Либавской ВМБ капитан 1 ранга Клевенский[177] и командир Виндавского укрепсектора полковник Герасимов проявили позорящую звание командира трусость и паникерство, преступное бездействие власти, допустили развал управления частями базы. Трайнин. Клевенский и Герасимов отданы под суд военного трибунала…»[178].
Капитан 1 ранга М. С. Клевенский и его предшественник на посту командира Либавской военно-морской базы контр-адмирал П. А. Трайнин. командовавший Ладожской военной флотилией, были осуждены 12 августа 1941 года выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР по статьям 193—17 п. «б» и 193—20 п. «б» УК РСФСР. Трайнин обвинялся в беспорядочной эвакуации Либавы и Виндавы и оставлении части военно-морского имущества в г. Риге. Он был приговорен к лишению свободы сроком на 10 лет. М. С. Клевенский был привлечен к суду «за действия способствовавшие оставлению пунктов, которыми командовал». Его осудили к лишению свободы на 8 лет. Герасимов также был осужден и «получил» 5 лет. Однако через месяц в соответствии с примечанием 2 к статье 28 Уголовного кодекса к ним была применена отсрочка исполнения наказания с направлением в действующую армию.
Известно, что в начальный период войны Военно-морской флот СССР потерял два корабля (пароход и эсминец), носивших имя вождя мирового пролетариата. Это обстоятельство обязывало следствие найти виновных. И их нашли.
Командир эсминца «Ленин» капитан-лейтенант Ю. М. Афанасьев 23 июня 1941 года, предварительно согласовав вопрос с командиром Либавской военно-морской базы капитаном 1 ранга М. С. Клевенским и получив его устный приказ действовать по обстановке, принял тогда единственно правильное решение — взорвать эсминец, находившийся в ремонте на судостроительном заводе в Либаве (ныне — Лиепая). Тем не менее, по прибытии в Таллин по указанию командующего флотом В. Ф. Трибуца он был предан суду и приговорен 19 июля 1941 г. военным трибуналом Балтийского флота по ст. 193—20. п. «б», УК РСФСР к расстрелу[179]. Эта трагическая история автором подробно описана в одной из ранее изданных книг[180].
19 мая 1956 года дело в отношении Ю. М. Афанасьева было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.
По мистическому совпадению через несколько часов после подрыва капитан-лейтенантом Афанасьевым эсминца, на другом море — Черном — отправился в свой последний рейс один из лучших пароходов, также носивший имя «Ленин». Взяв на борт более четырех тысяч человек, пароход, видимо, подорвался на мине и затонул.
Виновниками трагедии были определены лоцманы лейтенант И. И. Свистун и старший лейтенант И. А. Штепенко[181]. 12 августа 1941 года они были осуждены военным трибуналом Черноморского флота под председательством бригвоенюриста Лебедева. Свистуна приговорили к расстрелу. Его вину трибунал усмотрел в том, что из-за приблизительной и неточной прокладки курса пароход мог «задеть» у мыса Сарыч край минных заграждений. Штепенко суд приговорил к 8 годам тюрьмы, с отбытием наказания после войны[182].
И. И. Свистун был посмертно реабилитирован только в 1992 году.
Немало военных моряков в 1941 году подвергли репрессиям за пораженческие настроения. которые квалифицировались следствием как антисоветская агитация и пропаганда.
Член Военного совета Балтийского флота дивизионный комиссар М. Г. Яковенко в июле 1941 года был понижен в воинском звании до бригадного комиссара, освобождён от должности и назначен с понижением «за примиренческое отношение к крупным недостаткам на Балтийском флоте, проявленную личную панику в первые дни войны и непринятие им решительных мер по ликвидации панических настроений у подчинённых».
О наличии таких настроений свидетельствует ряд архивных документов (в том числе — приговоров военного трибунала) об осуждении в начальный период войны моряков Балтийского флота, которые опубликованы авторами книги «Подводник № 1 Александр Маринеско»[183].
Фамилии морских офицеров-«антисоветчиков» можно также встретить в абакумов-ских списках высшего и старшего комначсостава, необоснованно арестованных в годы войны по контрреволюционным статьям. Они находились в заключении, без суда и следствия, до начала 50-х годов[184]. Среди них — бывшие преподаватели Военно-морской академии имени Ворошилова инженер-капитан 1 ранга профессор В. Л. Сурвилло и доктор технических наук бригадный инженер Н. А. Шапошников. Их арестовали в начальный период войны[185] и обвинили в антисоветских разговорах. Всю войну Сурвилло и Шапошников провели в тюремных застенках и были освобождены только в начале 1946 года.
Иная участь была уготована арестованным в начале войны бывшему начальнику военно-морских учебных заведений наркомата Военно-Морского флота СССР контр-адмиралу К. И. Самойлову и бывшему командующему Военно-морским флотом Эстонии, а при Советской власти — командиру посыльного судна «Пиккер» капитану 3-го ранга И. И. Сант-панку[186]. После Победы они попали в другой абакумовский список — тех, кто подлежал суду военного трибунала.
К. И. Самойлов был изобличен показаниями ряда репрессированных до войны сослуживцев как участник антисоветской морской офицерской организации, которая занималась на флоте вредительской деятельностью. Соответствующий компромат на него сотрудники ОГПУ собрали еще в начале 30-х годов, при проведении операции «Весна». В частности, были получены данные, что командующий морскими силами Каспийского моря Михайлов «вместе со служившим там Самойловым, создали группировку офицеров из командиров Каспийского флота, который они связали с Персидским консулом в Баку, а также с лицами, занимающимися разведывательной работой в пользу Англии»[187].
Свое участие в заговоре Самойлов не признал. Но у него выбили показания о том. что в 20-е годы он общался в Баку с консулом Персии Мирза-ханом и был завербован последним для шпионской деятельности.
У Сантпанка же вырвали признательные показания в контрреволюционной связи с английской разведкой, сотрудникам которой он. якобы, вплоть до 1941 года, передавал секретные сведения «об эстонском военно-морском флоте и степени подготовленности эстонского плацдарма для вооруженного нападения на СССР».
С началом войны Самойлова и Сантпанка вообще забыли. Сведения о их дальнейшей судьбе крайне скупы и противоречивы. По этой причине до сего времени имя К. И. Самойлова ошибочно связывают с одной из самых крупных морских катастроф начального периода войны.