17 августа 1941 года НКВД СССР направило в ГКО, Генштаб и Наркомат обороны очередное спецсообщение № 41/303. В нем указывалось, что расследование произведено, командир дивизии полковник А. Н. Алексеев, заместитель командира дивизии по политчасти полковой комиссар К. В. Коржов и начальник штаба подполковник С. В. Герман арестованы и преданы суду военного трибунала[206].
Генерал Алексеев избежал расстрельного приговора. Видимо, разобрались.
49-й стрелковый корпус генерал-майора И. А. Корнилова, в состав которого входила дивизия Алексеева, в августе был окружен под Уманью. И лишь в октябре генералы И. А. Корнилов и К. Л. Добросердов, командир 7-го стрелкового корпуса, попали в плен. Поэтому, не исключено, что генерал Добросердов успел подтвердить следователям, что действительно (а не якобы) отдавал устный приказ на отход. Во всяком случае, уже сентябре 1941 года генерал-майор А. Н. Алексеев был освобожден от наказания и продолжил службу[207]. Если же вышестоящее командование, как это было в деле генерала Гловацкого, не подтверждало показания подсудимого, вынесение сурового приговора было обеспечено. И это, несмотря на то. что в начальный период войны такие приказы зачастую отличались противоречивостью или были изначально невыполнимыми.
Маршал К. К. Рокоссовский в своих мемуарах подвергнул вышестоящее командование резкой критике за постановку заведомо невыполнимых задач: «.. их распоряжения были явно нереальными. Зная об этом, они всё же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь на то, что приказ для „решительных“ действий таким-то войскам ими был отдан»[208].
Командир 77-й смешанной авиадивизии Герой Советского Союза полковник И. Д. Антошкин, получавший противоречивые боевые задачи сразу из трех штабов (ВВС. ВВС МВО и ВВС Западного фронта) в одном из своих донесений написал: «решите, наконец, вопрос, кому мне подчиняться, чьи приказы выполнять»[209].
Иногда противоречивость и нереальность отдаваемых приказов являлись основанием для прекращения уголовного преследования. Известно, например, что Г. К. Жуков распорядился отдать под суд военного трибунала генерал-майора Ф. Д. Захарова за то, что возглавляемая им группа войск не удержала оборону Клина. Однако военная прокуратура пришла к выводу, что в его действиях нет состава преступления: «Тройственное управление некоторыми частями группы (командарм-16, командарм-30 и генерал Захаров), естественно, внесло путаницу в управление ими, что, в свою очередь, повлекло за собой нецелесообразные перемещения частей в ответственный период боев»[210].
Нередки были попытки командиров свалить вину друг на друга. Например, в период боев под Москвой начальник артиллерии 5-й армии генерал-майор И. П. Камера в своем объяснении на имя генерала армии Г. К. Жукова по поводу потери артиллерии возлагал вину за это на командира 50-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. Ф. Лебеденко и комиссара дивизии полкового комиссара Дородного. Те, в свою очередь, писали Жукову, что «Камера в самую трудную минуту вместо оказания помощи в организации артиллерии бежал с поля боя»[211].
Есть основания утверждать, что изначально невыполнимые приказы вышестоящих командиров привели на скамью подсудимых командира 48-й танковой дивизии полковника Д. Я. Яковлева, командира 80-й стрелковой дивизии полковника И. М. Фролова и ряд других командиров.
48-я танковая дивизия полковника Дмитрия Яковлевича Яковлева дралась с врагом героически. В первый бой вступили 6 июля под Невелем. еще не успев разгрузиться с железнодорожных платформ. Потом почти месяц отчаянно оборонялись, сдерживая немцев у Великих Лук. С трудом вырвались из наметившегося окружения. Город оставили 24 августа. Причем, по приказу командования.
Генерал-майор танковых войск И. А. Вовченко (в 1941 г. — командир разведбата 48-й ТД) оставил мемуары, в которых писал: «48-я дивизия под Великими Луками сделала все, что было в ее силах. Возможно, даже больше. И вел нас полковник Яковлев. У комдива была забинтована голова и рука на перевязи. Я никогда не забуду его взгляда. Командир 48-й танковой дивизии полковник Яковлев был способный и смелый военачальник, один из организаторов героической обороны Великих Лук»[212]…
Однако 28 августа 1941 года полковник Яковлев был отстранен от должности и арестован по распоряжению представителя Западного фронта (командира группы войск) полковника А. М. Кузнецова.
В этом необычном деле до сего времени есть белые пятна.
Во-первых, не совсем ясны обстоятельства, которые послужили непосредственной причиной ареста Яковлева. В очерке А. И. Сизова, директора великолукского государственного архива, приведены воспоминания бывшего начальника штаба дивизии генерал-майора И. И. Ющука о его разговоре с Яковлевым уже после ареста:
«В два часа ночи, когда ты отдыхал, — сказал Дмитрий Яковлевич, — меня вызвал к себе полковник, представитель командования Запфронтом для наведения порядка в частях и соединениях 22-й армии, который приказал:
— С утра сегодня (28 августа 1941 г.) контратаковать противника всеми частями 48-й танковой дивизии в юго-западном направлении, нанести удар по тылам противника и занять станцию Назимово и оборонять ее до особого распоряжения.
Я ему пытался доказать, что в нашей дивизии отсутствуют танки, артиллерия и другие средства усиления. Кроме того, 48-я танковая дивизия при выходе из окружения понесла значительные потери людьми, и с одними винтовками, голодными, измученными бойцами против танков врага да еще на глубину 30 км. контратака невозможна. Эта затея, сказал я, кроме напрасной гибели людей, не даст никаких результатов. Несмотря на мои доводы, полковник повторил свой приказ в категорической форме. Видя явный абсурд его приказа, я также в категорической форме отказался его выполнить»[213].
При пересмотре этого дела Главной военной прокуратурой по вновь открывшимся обстоятельствам было установлено, что распоряжение о выполнении этого приказа Яковлев все же отдал. Но от трибунала это его не спасло, поскольку основанием для его ареста послужило, вероятно, невыполнение другого приказа. Или — нескольких приказов. Приказ же о занятии остатками танковой дивизии станции Назимово и ее удержании до особого распоряжения полковником А. М. Кузнецовым Яковлеву вообще не отдавался.
Во-вторых, в докладе Военного совета Западного фронта Верховному Главнокомандующему от 30 августа 1941 г. о положении на фронте 22-й армии речь шла о предании суду не только полковника Яковлева, но и командира 186-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. И. Бирюкова. В этом докладе сказано: «Приняты строгие меры по восстановлению порядка и дисциплины в частях 22-й армии. Командиры 186 сд и 48 сд (опечатка, правильно — 48-я тд) за самовольное оставление позиций преданы суду военного трибунала»[214].
Между тем, по воспоминаниям генерала Н. И. Бирюкова. 28 августа в бою у станции Скворцово он и комиссар дивизии были ранены и отправлены в госпиталь г. Калинина[215]. До ноября Бирюков лечился, после выздоровления возглавил дивизию, потом корпус, был удостоен звания Героя Советского Союза. Командовал сводным полком на Параде Победы. После войны написал три книги. Но ни в одной из них нет ни слова о предании его суду военного трибунала. Нет таких данных и в архивах Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного Суда РФ.
Выходит, что под трибунал пошел только Д. Я. Яковлев. 1 сентября 1941 года военный трибунал Западного фронта приговорил его по статьям 193—2 п. «д» и 193—17 п. «б» УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией имущества и лишением воинского звания «полковник».
Яковлев был признан виновным в том, что, являясь командиром 48-й танковой дивизии, преступно-халатно относился к исполнению своих служебных обязанностей и не выполнил ряд боевых приказов вышестоящего командования. Расстреляли его 5 сентября перед строем командно-политического состава 214-й стрелковой дивизии.
При пересмотре дела в 1958 году было установлено, что обвинения Д. Я. Яковлева основывались только на докладной записке командира группы войск Кузнецова и рапорте начальника особого отдела 48-й дивизии. В частности, согласно этим документам, 27 августа Яковлев должным образом не выполнил приказ полковника Кузнецова о занятии дивизией рубежа в районе селения Озерец. Части дивизии заняли его с опозданием, в бой были введены несвоевременно, а затем без приказа беспорядочно отошли на новый рубеж. В результате противнику был облегчен прорыв в направлении города Торопец. Кроме того. Яковлев был обвинен в том, что длительное время не принимал должных мер к установлению связи с вышестоящими штабами, а также неоднократно в расположении штаба устраивал выпивки.
В связи с тем, что каких-либо объективных доказательств вины командира дивизии собрано не было, дело в отношении Д. Я. Яковлева 18 декабря 1958 года было прекращено Военной коллегией за отсутствием в его действиях состава преступления[216].
В процессе послевоенной реабилитации было установлено, что не имелось таких доказательств и по делу командира 80-й стрелковой дивизии полковника И. М. Фролова и комиссара той же дивизии К. Д. Иванова, которые были расстреляны за невыполнение приказа о прорыве блокады г. Ленинграда. Комдив усомнился в возможности выполнения этого авантюрного приказа, рожденного в кабинете партийного хозяина Ленинграда А. А. Жданова, и был отстранен от должности. А когда вновь назначенное командование дивизии провалило наступление, ответственность за невыполнение приказа все равно возложили на прежнее руководство.