Во время переговоров 4 сентября уже И. Сталин поинтересовался у командующего Резервным фронтом: «А прославленная 211-я дивизия долго будет спать?». На что Жуков ответил: «211-я сейчас формируется, будет готова не раньше 10-го. Я ее подтяну в качестве резерва, спать ей не дам. Прошу Вас разрешить немедленно арестовать и судить всех паникеров, о которых докладывал». Сталин дал добро: «Мы приветствуем и разрешаем судить их по всей строгости»[266].
К числу паникеров Г. К. Жуков, судя по всему, относил не только упомянутых в его донесении командиров 211-й стрелковой дивизии. Но и командование 43-й армии.
Сегодня точно установлено, что в эти дни (с 22 августа по 2 сентября) 43-й армией командовал генерал-майор Дмитрий Михайлович Селезнев, хотя соответствующей отметки о прохождении службы в этой должности в его учётно-послужной карте не имеется[267].
Известно, что за неудачные действия 43-й армии в ходе контрудара под Ельней генерал Селезнев был также отстранен от командования и. по мнению старшего научного сотрудника Рославльского историко-художественного музея С. Александрова, подвергнут аресту 8 сентября 1941 года[268]. Вероятно, так и было. Хотя документальных подтверждений этому в ведомственных архивах Главной военной прокуратуры и Военной коллегии не обнаружено.
Перспектива суда над генералом была вполне реальной. А вот избежать трибунала ему. видимо, удалось по причине перевода Г. К. Жукова в Ленинград. Писатель С. Е. Михеенков высказал такое мнение: «Разбираться с делом генерала Селезнева поручили его преемнику (генерал-майору И. А. Богданову — авт.). В архивах сохранились документы той поры, и среди них приказ, подписанный новым командармом, с требованиями прокурорского расследования „событий 30.08.41—2.09.41 в полосе действий 211-й сд. приведших к невыполнению задач, поставленных перед войсками 43-й армии Ставкой и Резервным фронтом"… по одной из версий, которая наиболее правдоподобна, новый командующий спустил дело генерала Селезнева на тормозах. Дело в том, что ВРИД командующего 43-й армией генерал И. А. Богданов поступил весьма мудро: он отстранил командира 211-й стрелковой дивизии и назначил на нее генерала Селезнева с приказом — собрать бросившие свои позиции полки и батальоны и срочно восстановить положение, что и было исполнено в самый кратчайший период. Это спасло генерала Селезнева от военного трибунала, а генералу Собенникову дало законный повод не доводить дело до суда»[269].
Полагают, что по той же причине избежал суда и командир 211-й стрелковой дивизии И. Я. Фурсин. Впрочем, судя по воспоминаниям военного прокурора 43-й армии Б. И. Алексеева, окончательную точку в этом деле поставил сам Г. К. Жуков. Прокурор писал, что расследование причин постигших дивизию неудач было проведено оперативно. Комдив не отрицал допущенных просчетов и в своем объяснении признавал, что. находясь на КП. в решающий момент недостаточно мог влиять на ход боя в связи с потерей управления и утратой боеспособности дивизии. Алексеев понимал — чтобы не вызывать гнев Жукова, намного проще было утвердить обвинительное заключение по этому делу и направить его в военный трибунал. Но он поступил иначе. Назначил проведение оперативно-тактической экспертизы, выяснил ряд других существенных вопросов. Заключение экспертов было в пользу Фурсова. При таких обстоятельствах было вынесено постановление о прекращении уголовного дела[270]. Но его еще надо было утвердить.
Б. И. Алексеев вспоминал: «Жуков размещался в большой палатке. Принял меня он одетым в спортивный костюм. Здесь же за столом сидели члены Военного совета Булганин, Круглов и Хохлов. Я доложил о цели моего прибытия, результатах расследования и положил на стол представление. Прочитав его и не задавая никаких вопросов, Жуков написал на нем: „Согласен". Затем он передал это представление членам Военного совета, и они также поставили на нем свои подписи»[271].
Так полковник И. Я. Фурсин был признан невиновным. В мае 1942 года он стал начальником штаба 1-й ударной армии.
Избежал суда и упомянутый в донесении Жукова начальник штаба дивизии полковник Борис Никитович Аршинцев. Он стал генерал-майором, командовал дивизией и корпусом, за форсирование Керченского пролива был удостоен звания Героя Советского Союза[272].
Имя генерал-майора Д. М. Селезнёва, командовавшего в августе-сентябре 1941 года как 43-й армией, так и 211-й стрелковой дивизией, сохранится в историческом формуляре битвы под Москвой как имя командира 17-й стрелковой дивизии народного ополчения. В состав этой дивизии влились остатки разбитой 211-й. А должность комдива-17 Селезнев займет 24 октября 1941 года, после расстрела предыдущего командира — полковника Петра Сергеевича Козлова. В этой трагической и крайне запутанной истории также будет упомянуто имя полковника И. Я. Фурсина. уже как офицера штаба 43-й армии.
2. «Немедленно арестовать и перед строем расстрелять»
По воспоминаниям военного прокурора 43-й армии Б. И. Алексеева, узнав, что с санкции Военного совета армии за несколько дней были расстреляны во внесудебном порядке, без возбуждения уголовных дел, около 30 человек красноармейцев и командиров, дезертировавших с поля боя. он решил покончить с этой порочной практикой (хотя, как ранее отмечалось, определенные правовые основания для таких расстрелов имелись — авт.).
Сохранился текст телеграммы, направленной Алексеевым в Главную военную прокуратуру:
«В связи со значительным количеством случаев применения расстрелов внесудебным порядком, мною обращено внимание командования армии и начальника особого отдела НКВД на необходимость упорядочения вопроса применения этой меры наказания и усиления массово-разъяснительной работы в частях армии согласно последних приказов Наркома Обороны.
Военным прокурорам дивизий даны указания о тщательном наблюдении за применением несудебных репрессий и о недопущении искажений в этой области»[273]…
Б. И. Алексеев вспоминал, что ночью К) октября 1941 года его вызвал к себе командующий 43-й армией генерал-лейтенант С. Д. Акимов и молча протянул телеграмму Г. К. Жукова. В ней говорилось: «За отступление без моего приказа из района Угодского завода в район Тарутино командира 17-й стрелковой дивизии полковника Козлова и комиссара дивизии Яковлева завтра утром 11 октября 1941 года расстрелять перед строем. Об исполнении донесите. Жуков».
Прокурор, судя по всему, воспроизводил текст телеграммы по памяти. А память, спустя годы, может подвести. В действительности, решение о расстреле командира 17-й стрелковой дивизии (2-го формирования) полковника Петра Сергеевича Козлова командующий фронтом принял не 10, а 22 октября, и командармом тогда был уже не Акимов, а Голубев.
Вот что было сказано в приказе Г. К. Жукова:
«ГОЛУБЕВУ. 43-я армия.
1) Отходить с занимаемого рубежа до 23.10 еще раз категорически запрещаю.
2) На 17 дивизию немедленно послать Селезнева, командира 17 сд немедленно арестовать и перед строем расстрелять…
Жуков. Булганин. Передано 4.45 22.10.41»[274].
Между тем. П. С. Козлов расстрелян не был. Но вовсе не потому, что приказ Жукова был отменен. Козлов бежал из-под стражи.
Эта необычная история, во многих отношениях напоминающая детективную, в последние годы постоянно всплывает в исследованиях, посвященных начальному периоду войны. Однако историкам пока не удалось полностью реконструировать драматическую цепь событий, связанных с действиями 17-й дивизии в последнюю декаду октября, а также — с дальнейшей судьбой ее командира. По-прежнему остается немало неясных вопросов. Высказываются полярные мнения о комдиве и причинах, послуживших основанием для его расстрела.
В одних публикациях полковник П. С. Козлов — герой, заслуживающий высшей награды[275]. В других — трус и предатель.
Полемика обострилась после обнаружения в одном из архивов немецкого документа, датированного 24 октября, в котором записано — «Взят в плен командир 17 стрелковой дивизии»[276].
В настоящее время, по результатам проведенного дополнительного расследования. Главная военная прокуратура считает достоверно установленным не только факт нахождения П. С. Козлова в плену, но и факт его сотрудничества с врагом.
Напомню читателю в хронологической последовательности события, предшествующие аресту полковника П. С. Козлова. Они основаны на архивных документах, приведенных в публикациях сотрудника Центрального музея Великой Отечественной войны Г. Я. Грин[277], внучки П. С. Козлова — О. В. Семеновой[278] и некоторых других источниках, например, в историко-документальном очерке Г. И. Чугунова[279].
3—4 октября в рамках начавшейся операции «Тайфун» на позиции 17-й стрелковой дивизии, сформированной из народных ополченцев Замоскворечья и ряда других районов Москвы и Московской области, было направлено острие наступавших на Москву частей Вермахта.
Надо отметить, что для ополченцев это были первые бои. И они проявили себя геройски, оказывая врагу в течение нескольких дней ожесточенное сопротивление. В результате дивизия оказалась в оперативном окружении и потеряла до 80 % личного состава. 10 октября ее остатки вышли в район Наро-Фоминска.