Например, высказано мнение, что расстрел Козлова, его побег и пленение были инсценировкой особого отдела 43-й армии, с целью оперативного внедрения (по мнению автора, эта версия является надуманной и маловероятной).
Судя по материалам, исследованным прокурорами Главной военной прокуратуры, Козлов. оказавшись в плену, пошел на сотрудничество с Абвером, в 1942 году под псевдонимом «Быков» преподавал в Варшавской разведшколе, затем был переведён в Полтавскую школу для подготовки к переброске в тыл Красной Армии[287]. Можно предположить, что эти материалы поступили в распоряжение военных прокуроров всего несколько лет назад, поскольку еще в октябре 2005 года по результатам рассмотрения ходатайства Совета ветеранов 17-й стрелковой дивизии П. С. Козлов и С. И. Яковлев были реабилитированы. Тогда Главная военная прокуратура опиралась в основном на заключение Института военной истории, которое было подвергнуто рядом историков обоснованной критике. В отличие, например, от заключения Военно-научного управления Генерального штаба по делу Н. М. Гловацкого, это заключение базировалось на одном лишь несоответствии расположения и боевых возможностей дивизии действовавшим в то время нормативам плотности стрелковых батальонов и приданной боевой техники на 1 километр фронта, что в 1941 году наблюдалось практически повсеместно. А вывод историков о том. что в действиях командира 17-й стрелковой дивизии полковника П. С. Козлова «состава преступления нет», вообще является недопустимым. Это исключительно прокурорско-трибунальская прерогатива.
Уже после состоявшейся реабилитации в Главную военную прокуратуру поступили из ФСБ России документы, которые требовали проведения дополнительного расследования. По его результатам 18 июня 2009 года постановление о реабилитации было отменено, так как «дополнительной проверкой установлено, что Козлов П. С. в указанное время расстрелян не был. поскольку бежал из-под стражи и впоследствии перешёл на сторону врага».
Логика понятна — раз не был расстрелян, значит — нет оснований для реабилитации.
Что касается вопроса о сотрудничестве П. С. Козлова с Абвером, то он пока остается открытым. Полной уверенности в этом, похоже, нет ни у ФСБ. ни у военных прокуроров.
И последнее — согласно записям в недавно обнаруженной карте военнопленного Петра Сергеевича Козлова, он в конце 1942 года содержался в лагере офлаг 13 (Нюрнберг-Лангвассер). затем был передан СС и 5 января 1943 года расстрелян.
Но тот ли это Козлов? Ведь фамилия довольно распространенная. Так что вопросы пока остаются… Схема строительства оборонительных рубежей Можайской линии обороны, утвержденная 23.8.41. Красная линия тылового рубежа проходит через Угодский Завод, оборону которого с 14 по 20.10.41 занимала 17 стрелковая дивизия под командованием П. С. Козлова. Нарский рубеж обороны обозначен только от Наро-Фоминска до Варшавского шоссе. Юго-восточнее Варшавского шоссе (на Лопасню-Серпухов) линия обороны в августе 1941 г. еще не планировалась, но именно она стала непреодолимым рубежом для немецкой армии. Бои на этом участке шли в течение 2-х месяцев с 20-х чисел октября 1941 г., отсюда с 25.12.41 фашисты были изгнаны безвозвратно. Символично, что именно с этого же рубежа началось и изгнание армии Наполеона в 1812 году в ходе битвы на р. Чернишня, впоследствии названного историками Тарутинским сражением.
3. Репрессивный меч навис над командармами
До 9 октября 1941 года судьба была благосклонна к генерал-майору П. П. Собенникову. Несколько раз он чудом избегал трибунальского суда. В июле — когда командовал войсками Северо-Западного фронта. И в августе — когда в первый раз был назначен командовать 43-й армией Резервного фронта. Во второй раз он принял командование этой армией 5 сентября и находился в этой должности до 9 октября 1941 года. А 16 октября было оформлено постановление на его арест. Как и во многих других случаях — задним числом.
В действительности генерала арестовали неделей раньше. Это видно из донесения Л. 3. Мехлиса: «Товарищу Сталину. В связи с Вашим поручением докладываю, что командующий 43-й армией генерал-майор Собенников мною арестован и 9 октября отправлен в Москву. Собенников преступно руководил войсками, не выполнил приказа фронта от 2 октября о контратаке противника..»[288].
2 октября — это день, когда в рамках начавшейся операции «Тайфун» на боевые порядки армии генерала Собенникова обрушилась вся мощь 4-й танковой группы Гёпнера. Достоверно установлено, что на этом участке фронта (на Спас-Деменском направлении) части Вермахта превосходили советские войска: по численности — в 3 раза, по орудиям и минометам — в 7 раз, по танкам — в 8 раз…
Во исполнение приказа командующий пытался, конечно, контратаковать, маневрировал полками и батальонами, пытаясь удержать занимаемые рубежи. Но при таком перевесе сил удержать их было невозможно.
Существенно поредевшие дивизии с тяжёлыми боями отходили на Можайскую линию обороны. А затем — на реку Нара, северо-западнее Серпухова.
Военный прокурор 43-й армии Б. И. Алексеев в своей докладной записке на имя заместителя Главного военного прокурора «О причинах поражения 43-й армии» от 10 октября 1941 года отмечал: «…Значительную роль в создавшейся трудной обстановке сыграло и то обстоятельство, что командарм Собенников. хороший штабной работник, но не являющийся боевым бесстрашным командиром, который в решающую минуту не растерялся бы и мог вдохнуть в своих бойцов дух победы и уверенности. Привожу такой пример: В ночь на 4 октября 1941 года противник, подойдя на приличное расстояние к нашему командному пункту, начал его обстреливать из дальнобойной артиллерии. Командарм вместе с членом Военного Совета, проживающие в соседней деревне, стремглав, не поставив в известность начальника штаба армии полковника Зуева, укатили на запасной командный пункт в Парфенове у Спас-Деменска, с которым связь не была установлена. Это привело к тому, что начштаба вызвал к себе группу руководящих работников и вынужден был заявить, что он не знает, где Военный Совет. Только через два часа Собенников позвонил, сообщив, что он находится в Парфенове»[289].
Итак. П. П. Собенников был арестован 9 октября, хотя никаких документов для производства ареста еще не было составлено. Цепь процессуальных нарушений закона на этом не закончилась. С постановлением об аресте П. П. Собенникова ознакомили только 8 ноября.
Следствие по делу командующего 43-й армией тянулось четыре месяца. Хотя, за период между праздниками (с 7 ноября по 31 декабря) ни одного следственного действия произведено не было.
Вначале генералу вменили две контрреволюционные статьи 58–16 и 58–11 УК РСФСР (измена родине и участие в контрреволюционной организации). Но кто-то из вышестоящего начальства объяснил следователям, что в конце 41-го года уже не актуально «выезжать» на старом компромате о принадлежности обвиняемых к военно-фашистскому заговору в РККА. Поэтому следствие сосредоточилось на преступных просчетах в руководстве войсками Северо-Западного фронта, а затем 43-й армии Резервного фронта, квалифицированных по статье 193 —21 п. «б» УК РСФСР.
В ходе судебного разбирательства Военной коллегии, состоявшегося 6 февраля 1942 года, подсудимый Собенников признал допущенные им промахи и недостатки в управлении войсками, но заявил, что они не были вызваны предательством или трусостью как с его стороны, так и со стороны его подчиненных.
В результате П. П. Собенников был оправдан судом по контрреволюционным статьям и осужден по воинской статье на 5 лет исправительно-трудовых лагерей, с лишением воинского звания «генерал-майор» и наград (ордена Красной Звезды и медали «XX лет РККА»).
На следующий день осужденный командарм был помилован Президиумом Верховного Совета СССР со снятием судимости, восстановлен в кадрах РККА в звании полковника и направлен на фронт с формулировкой «для использования на низшей военной работе».
В ноябре 1942 года П. П. Собенников был назначен заместителем командующего 3-й армией и находился в этой должности до конца войны. В 1943 году вновь стал генерал-майором.
Полная реабилитация П. П. Собенникова состоялась только в 2010 году. Рассмотрев представление Главного военного прокурора С. Н. Фридинского. Президиум Верховного Суда Российской Федерации отменил неправосудный приговор Военной коллегии, вынесенный в 1942 году, и прекратил уголовное дело за отсутствием состава преступления…
В критические дни октября 1941 года репрессивный меч был занесен не только над Собенниковым, но и над другими командармами. Среди них — командующий 49-й армией генерал-лейтенант И. Г. Захаркин и командующий 31-й армией генерал-майор В. Н. Далматов (Долматов). Однако суровых репрессий они избежали. Отношение к высшему начсоставу, по сравнению с первыми месяцами войны, стало меняться. Ощущался острый дефицит командиров, обладавших боевым опытом, твердой волей и высокими организаторскими способностями. Значительная их часть оказалась в гигантских котлах под Вязьмой, Рославлем и Брянском…
13 октября комфронта Г. К. Жуков направил генералу И. Г. Захаркину (а копию — т. Сталину) следующую телеграмму: «Немедленно дать объяснение, на каком основании Вы бросили Калугу без разрешения Ставки и Военного Совета фронта и со штабом сами уехали в Тарусу. Переходом в контрнаступление восстановить положение: в противном случае за самовольный отход от г. Калуга не только командование частей, но и Вы будете расстреляны…»[290].
Калугу генерал Захаркин не вернул. А вскоре оставил и Тарусу. Но расстрелян не был. И даже — не арестован.
Состоявшийся 26 октября между ним и Г. К. Жуковым разговор приведен в книге С. Михеенкова[291]: