Обвинение же в безответственном командовании отрядом, бездействии и пьянстве было надуманным. Основывалось оно на показаниях работников НКВД Н. Комарчука и В. Жабо, а также местных партийных руководителей М. Лукьянова и П. Шматкова, которые опровергались показаниями других свидетелей.
О некоторых существенных деталях, дополняющих дело М. Г. Кириллова, автору стало известно уже после издания книги «Война на весах Фемиды». Детали эти основаны на архивных документах, обнаруженных энтузиастами-поисковиками и позволяющих реконструировать не только боевой путь 38-й стрелковой дивизии и возглавляемого Кирилловым партизанского отряда, но и уточнить причины, по которым он оказался под следствием.
В частности, установлено, что возглавивший после Кириллова созданный им отряд[310]майор В. В. Жабо в докладной записке на имя начальника особого отдела Западного фронта отмечал: «У Кириллова нет ни одной положительной черты, присущей советскому человеку. Он вреден для партии и всего советского народа. Он лично виновен в окружении дивизии, которой командовал, которую впоследствии бросил, лично виновен в гибели многих солдат и офицеров дивизии, лично виновен в дезорганизации партизанского движения в Знаменском и Семлевском районах Смоленской области».
Те же самые слова — «он вреден для партии и народа» — можно прочесть в доносах секретарей Семлевского и Знаменского райкомов партии М. Лукьянова и П. Шматкова (в некоторых документах — Шматко), которые они направляли в ЦК партии и Смоленский обком ВКП (б), находившийся тогда в столице.
Первые трения между ними и Кирилловым возникли по причине того, что в его отряд входили оказавшиеся в окружении и бежавшие из немецкого плена бойцы и командиры. В соответствии с линией партии ее представители должны были относиться к таким бойцам с большим недоверием. Но главная причина, судя по всему, лежала в иной плоскости.
П. К. Шматков был оставлен в тылу для организации партизанского движения, но после катастрофы под Вязьмой свой отряд распустил. После того как в феврале 1942 года 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора П. А. Белова и 4-й воздушно-десантный корпус генерал-майора А. Ф. Левашова прорвали оборону немцев южнее Вязьмы, пришло время отчитываться о проделанной работе. А ее не было. Реальную боевую деятельность вел отряд Кириллова. Поэтому, по одной из версий, партийные вожаки решили его дискредитировать. рассчитывая таким образом приписать себе его заслуги в борьбе с фашистами[311]. Полное понимание в этом вопросе они нашли у работников НКВД.
В последних числах февраля 1942 года в Знаменский район Смоленской области был переправлен на самолёте майор В. В. Жабо. Имея задание на базе отряда Кириллова сформировать партизанский полк, он передал Максиму Гавриловичу благодарность командования и предписание прибыть в Москву для нового назначения — командиром 238-й стрелковой дивизии. 1 марта Кириллов вылетел в столицу, вероятно, на том же самолете, где и был арестован. По документам — в мае. На самом деле, вероятно, вскоре после прилета. В этой связи высказывается мнение, что вызов в Москву являлся ловушкой с целью «выманить» комдива из партизанского края. Арестовали и О. П. Орлову.
П. К. Шматков в это время начал переписывать историю «под себя», Уже 15 мая 1942 года было принято постановление бюро Смоленского обкома ВКП (б), в котором говорилось: «Заслушав секретаря Знаменского РК ВКП (б) тов. Шматкова, бюро обкома ВКП (б) отмечает, что райпарторганизация во главе с бюро РК ВКП (б), находясь на территории противника, проделала большую работу по организации и сплочению трудящихся вокруг парторганизации на борьбу с немецкими захватчиками…»[312]. А далее шло детальное перечисление заслуг — сколько создано партизанских групп, занято населенных пунктов, уничтожено захватчиков и предателей Родины, железнодорожных эшелонов и обозов.
Потом стали издаваться воспоминания и документальные очерки, в которых умалялась либо вообще замалчивалась роль первого командира партизанского отряда «Смерть фашизму» и возвеличивались заслуги партийных лидеров.
В 1980 году вышла книга «Угранский набат», которая начиналась такими словами: «Угранская земля!.. Здесь действовал партизанский отряд. Смерть фашизму!“, руководимый первым секретарем Знаменского райкома партии П. К. Шматковым. преобразованный в последующем в отдельный партизанский полк, которым командовал майор В. В. Жабо»[313].
Далее рассказывалось, как 25 октября 1941 года на заседании бюро подпольного райкома партии по инициативе П. К. Шматкова был создан объединенный партизанский отряд, названный «Смерть фашизму!», командиром которого райком опять же утвердил П. К. Шматкова, а комиссаром — К. А. Селиверстова.
Полковник М. Г. Кириллов появляется на страницах этой книги только в конце января 1942 года, как командир одной из партизанских групп, которому Шматков передал общее командование отрядом, так как Кириллов был «опытный в военном отношении человек… показал, что умеет работать с людьми: его группа отличалась от других более крепкой дисциплиной. в бою зарекомендовала себя с лучшей стороны».
Надо отдать должное авторам книги — далее они объективно описывают боевую деятельность М. Г. Кириллова и его отряда, закончив это описание убытием «полковника Кириллова и старшего политрука Микрюкова в Москву.
Несколько лет назад поисковиками была обнаружена в архиве и опубликована докладная записка военкома отряда А. И. Микрюкова на имя начальника политуправления Западного фронта бригадного комиссара Макарова. Она датирована 6 марта 1942 года, то есть составлена накануне ареста Кириллова, что, вероятно, и наложило свой отпечаток на стиль изложения. И тем не менее, документ этот представляет большой интерес. Вначале Микрюков сообщал, что по состоянию на 23 января 1942 года (после объединения нескольких партизанских отрядов и диверсионной группы лейтенанта Черчикова под общим командованием Кириллова) отряд насчитывал 1263 человека. Затем военком отмечал: «Товарищ Кириллов взял на себя командование группой партизанских отрядов, сумел организованно закрепить партизанское движение в Знаменском р-не. Мелкие отряды объединить в крупную воинскую часть, которая занимала обширный район в тылу врага. Однако товарищ Кириллов Максим Гаврилович в своем руководстве, по моему личному мнению, имеет ряд недостатков…».
Недостатки эти те же, что и в обвинительном заключении: во-первых, «не обеспечил тщательной подготовки и проведения боя за деревню Михали…»: во-вторых, «излишне бахва-ляется своими мнимыми заслугами по организации партизанского движения в Семлевском и Знаменском районах». Тогда как — «на самом деле решающую роль в организации партизанского движения в этих районах принадлежит местным Советским и партийным руководителям и отдельным товарищам из первых руководителей отрядов, что тов. Кириллов пытается отрицать»[314].
Как видим, фактуры в докладных записках партийных работников и сотрудников НКВД было маловато. Она явно не тянула на измену родине. Поэтому следствие пошло проверенным путем — для получения «царицы доказательств» М. Г. Кириллова начали методично и жестоко избивать, держа в перерывах между допросами на собачьей цепи.
В ходе дополнительного расследования было установлено, что старший следователь Особого отдела Западного фронта лейтенант госбезопасности Крупенков, проводивший в 1942 году следственные действия по делу М. Г. Кириллова, применял к нему «физическое насилие с целью получения нужных показаний[315]. Утверждение о том, что комдив «бросил руководство соединением» и бежал, также оказалось голословным, так как «в связи с отсутствием сведений о конкретных действиях 38 СД и ее командования нельзя достоверно и полно оценить обоснованность действий Кириллова по командованию дивизией в окружении» [316].
В итоге Главная военная прокуратура пришла к выводу, что М. Г. Кириллов был обвинен и осужден необоснованно, поскольку добросовестно исполнял свой воинский долг, как командир дивизии действовал в соответствии с реально складывавшейся обстановкой, предпринял все исчерпывающие меры по организации сопротивлению противнику и выводу своего соединения из окружения.
22 июля 1991 года на основании заключения Главной военной прокуратуры приговор по делу М. Г. Кириллова и О. П. Орловой был судом отменен и они полностью реабилитированы.
5. Оставившие рубеж без приказа подлежат расстрелу
В критические дни октября 1941 года, когда борьба за подступы к столице приняла решающий характер, командование Западного фронта практически ежедневно бомбардировало подчиненные войска крайне жесткими приказами и распоряжениями, предписывавшими стоять насмерть на занятых рубежах.
Так, Военному совету 5-й армии была передана шифротелеграмма командующего фронтом Г. К. Жукова о том, что если отдельные части армии самовольно оставят фронт, то необходимо «безжалостно расстрелять виновных, не останавливаясь перед полным уничтожением всех бросивших фронт»[317]. 13 октября приказом войскам Западного фронта № 0346 было объявлено «всему комсоставу до отделения включительно» о категорическом запрещении отходить с рубежа: «Все отошедшие без письменного приказа Военсовета фронта и армии подлежат расстрелу»[318].
Такие приказы издавались не только в целях устрашения. Они реально исполнялись. Всего лишь несколько примеров.
21 октября 1941 года командующий 43-й армии генерал-майор К. Д. Голубев доложил командующему Западным фронтом генералу армии Г. К. Жукову, что по приказу № 270 расстреляны перед строем 20 человек, включая командира и военкома 223-го полка: «223 стрелковый полк 16.10 самовольно оставил фронт и вошел в Доброе, восточнее г. Малоярославец. Командир полка и комиссар полка расстреляны»