Что касается Сталинграда, то И. Н. Рухле вменялась в вину отдача неправильных распоряжений о перенесении командного пункта 4-й танковой армии на западный берег Дона и о направлении в разведку подразделений этой армии.
Отрицая указанное обвинение. Рухле показал в суде, что исполнявший обязанности начальника штаба 4-й танковой армии Полозов[421] самостоятельно перенес командный пункт на восточный берег реки. Выяснив у командующего фронтом генерал — полковника А. И. Еременко, что последний такого распоряжения не отдавал, Рухле потребовал от Полозова перенести командный пункт танковой армии снова на западный берег. Утверждение же Полозова о том. что такое перемещение командного пункта армии привело к потере управления войсками. Рухле назвал оговором.
Отвергая обвинения в отдаче неправильного распоряжения о направлении в разведку подразделений 4-й танковой армии, подсудимый Рухле заявил, что это было распоряжение командующего фронтом, а он лишь передал его исполнителям.
Военная коллегия Верховного Суда СССР, признав доводы подсудимого убедительными, направила дело на дополнительное расследование.
В определении суда отмечалось, что показания свидетелей Полозова и Бокова, положенные в основу обвинения Рухле. «дефектны, малоубедительны» и основывать на них обвинение Рухле в провале Харьковской операции нельзя; показания Полозова о том. что он отдавал неправильные приказания по штабу фронта, не внушают доверия и требуют проверки, поскольку эти показания не подкреплены другими материалами дела. Что касается показаний Бокова, то они неконкретны и не уличают Рухле «ни в одном преступном факте»[422].
Сделав вывод о том. что доказательств для обвинения Рухле в провале Харьковской операции недостаточно. Военная коллегия предлагала следственным органам допросить в качестве свидетелей маршала С. К. Тимошенко, генералов И. X. Баграмяна. А. И. Еременко, Д. Н. Никишова[423]. а также исследовать подлинные документы Юго-Западного фронта и Генерального штаба, связанные с проведением Харьковской наступательной операцией 1942 года.
Когда в январе 1953 года дело после дополнительного расследования вновь поступило в Военную коллегию, то оказалось, что вместо пункта «б» следствие вменило Рухле на этот раз более «мягкий» п. «а» ст. 193—17 УК РСФСР, а все эпизоды обвинения генерала в провале Харьковской операции вообще были исключены. Оставили лишь эпизоды, связанные с халатным исполнением им обязанностей начальника оперативного отдела штаба Сталинградского фронта. Хотя, в чем выразилась эта халатность было не ясно. В частности, голословно утверждалось, что генерал Рухле несвоевременно выполнял указания командования фронта и это приводило к срыву отдельных боевых операций. А вот каких именно операций — ни слова не говорилось.
Военная коллегия рассмотрела это дело в закрытом заседании 23 марта 1953 года. И. Н. Рухле вновь не признал себя виновным. Вызванные в суд свидетели Е. Полозов, Д. Никишов. И. Глебов и К. Коваленко также ничего конкретного не сказали по обстоятельствам вмененных подсудимому преступных действий. Тем не менее, обработанные соответствующим образом судьи вынесли обвинительный приговор. Рухле назначили 10 лет лишения свободы и тут же освободили его из-под стражи в связи с полным отбытием этого срока наказания.
Согласно приговору генерал-майор И. Н. Рухле. являясь начальником оперативного отдела штаба Сталинградского фронта, в период с июля по сентябрь 1942 года, преступно-халатно относился к выполнению своих служебных обязанностей, несвоевременно выполнял указания начальника штаба фронта по организации четкой работы оперативного отдела, не осуществлял должного контроля за ходом подготовки к боевым действиям и за ходом боевых действий войск фронта, что вредно отражалось на выполнении войсками отдельных боевых задач. Так. утверждалось далее в приговоре, в июле 1942 года, получив донесение о прорыве через линию фронта на участке 62-й армии пяти немецких танков и нескольких мотоциклистов, Рухле не проверил правильность этого донесения и указанные сведения нанес на оперативную карту, о чем и доложил начальнику штаба фронта. Фактически же через линию фронта прорвались две танковые и одна моторизованная дивизии немцев. В июле 1942 года Рухле не принял всех возможных мер к розыску и установлению связи с тремя дивизиями 62-й армии, попавшими в окружение войск противника, и, кроме того, не проследил за прибытием к месту назначения стрелковой дивизии, специально выделенной для выполнения боевого задания в районе Вертячий — Песковатка[424].
Через месяц Военная коллегия вынесла определение, в котором признала И. Н. Рухле не имеющим судимости на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии». А еще через десять дней Генеральный прокурор СССР Сафонов, утверждавший обвинительное заключение по этому делу, подписал протест, предлагая прекратить дело за отсутствием в действиях И. Н. Рухле состава преступления.
29 мая 1953 года Пленум Верховного Суда СССР удовлетворил этот протест и полностью реабилитировал генерала.
Парадокс истории в том. что через несколько лет после этого именно И. Н. Рухле, как один из лучших штабистов, был включен в состав исследовательской группы по разработке научного труда «Сталинградская битва».
4. «Не позорьте старого воина»
Эти слова из рапорта, написанного генерал-майором А. А. Вольхиным[425] после войны на имя Главнокомандующего Сухопутными войсками Маршала Советского Союза И. С. Конева. «Никто меня не защитил от произвола. — писал он — Плакал, умолял — не губите солдата, не позорьте старого воина. Всё тщетно». Старый солдат имел в виду события 42-го года, его арест на Сталинградском фронте, вскоре после издания приказа Сталина «Ни шагу назад» и суровый приговор Военной коллегии. И это было не единственное испытание в его непростой жизни.
Повоевать Александру Алексеевичу Вольхину довелось не только в Красной армии. Он прошел Первую мировую, воевал у Колчака. Потом в Красной армии. Неоднократно был ранен. Перед войной стал генерал-майором. А в годы войны вынужден был начинать свою военную карьеру практически заново — дивизией ему довелось командовать не генерал-майором, а просто майором. В отношении Вольхина не раз возбуждали уголовные дела, а в 1942 году приговорили к расстрелу за проявленную трусость и позорное бегство с поля боя в ходе Сталинградской битвы.
Началась она 17 июля 1942 года в большой излучине Дона, в том месте, где он ближе всего подходит к Волге. В этот день завязались первые бои наших частей с наступающими войсками 6-й полевой армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота. Им противостояли спешно переброшенные в излучину Дона и не до конца сформированные 62-я и 64-я армии под командованием генералов В. Колпакчи и В. Чуйкова. Фашисты нанесли два фланговых, охватывающих удара, имея намерение соединиться в район Калача и оттуда двигаться на Сталинград.
В телефонограмме Сталина, направленной 26 июля командованию Сталинградского фронта, говорилось: «Действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки возмущение. У фронта перевес в танках втрое, абсолютное преобладание в авиации. При желании и умении можно было вдребезги разбить противника. Ставка требует, чтобы в ближайшие дни рубеж обороны от Клетской до Калмыкова был бы. безусловно, восстановлен, чтобы противник был оттеснен на линию реки Чир. Если Военный совет Сталинградского фронта не способен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно».
Военный совет промолчал о том, что на направлениях главного удара противника перевес явно был на их стороне. Враг имел преимущество в личном составе в 1.2 раза, танков — в 2 раза, самолётов более чем в 3,5 раза. В полосе 62-й армии превосходство врага было ещё большим. Командование же Сталинградского фронта приказало нашим частям, в силу нехватки сил и средств, организовать одноэшелонное оперативное построение войск. Уже 23 июля 1942 года, после мощного удара наступавшей на севере группировки 6-й немецкой армии, две наших дивизии, находившиеся на правом фланге 62-й армии, оказались в окружении. А 8 августа передовые части 14-го и 24-го немецких танковых корпусов соединились западнее Калача. В течение недели они расчленили и разгромили окруженные части 7 стрелковых дивизий, а также 2-х механизированных и 7 танковых бригад. В плену оказалось около 57 тысяч военнослужащих Красной армии, было захвачено более 1000 танков и бронемашин, более 700 артиллерийских систем и более 600 самолетов.
В. Колпакчи и В. Чуйкова сняли с должностей. Некоторых командиров рангом пониже предали суду военного трибунала. Одним из них и был командир 147-й стрелковой дивизии генерал-майор А. А. Вольхин. Дивизию он принял под свое командование только 12 июля 1942 года. А 9 августа новый командующий 62-й армии генерал А. И. Лопатин приказал Воль-хину организовать и нанести контрудар по войскам противника в направлении селения Верхний Чир. Однако выполнить этот приказ было уже невозможно, так как находившуюся в кольце дивизию враг практически уничтожил.
Первое, что узнал Вольхин, когда добрался с отрядом бойцов до своих — И. Сталин издал приказ № 227 «Ни шагу назад»[426]. Генерал понял, что в его боевой биографии наступают черные дни.
15 августа 1942 года военный совет 62-й армии принял постановление, в котором командир 147-й стрелковой дивизии был назван «трусом, позорно бежавшим с поля боя». А через день появился приказ № 0141 по Сталинградскому фронту, подписанный новым руководством фронта — А. И. Еременко и Н. С. Хрущёвым. Приказ предписывал «командира 147-й СД генерал-майора Вольхина за потерю управления дивизией, невыполнение приказа по армии и позорное бегство с поля боя отстранить от занимаемой должности и предать суду военного трибунала»