«…Характерно, что военный комиссар дивизии Л. систематически пьянствовал и мало уделял внимания руководству. В результате чего ПК при ПУ ЮЗФ[135] исключено за дезертирство 10 человек из этой части, т. е. 60 % всех исключенных за служебные проступки… Характерен факт по командиру роты М., политруку У., которые при следовании по служебным делам в паровозной будке организовали пьянку и споили машиниста паровоза 3., а когда паровоз заглох, они его выбросили с паровоза и застрелили. Политрук Б., напившись пьяным, начал проверять работу кухни и за неизготовление 2-го блюда повел на расстрел дежурного по части сержанта В. Расстрел был предотвращен подоспевшим командиром части»[136].
Ответственный секретарь той же парткомиссии полковой комиссар Добряков докладывал 10 марта 1942 г. начальнику политуправления дивизионному комиссару Галаджеву:
«Наиболее характерным является дело на члена ВКП (б) X., военкома 564 стрелкового полка 195 СД 5 армии. X. скрыл от ПК то, что он вместе с командиром капитаном Р. систематически пьянствовал на командном пункте, открывал бесцельную стрельбу из автомата и дело дошло до того, что в сторону стрелявшего в пьяном виде из автомата военкома X. командир полка Р. бросил две гранаты, думая, что стреляют немцы. Кроме того, и военком X. и командир полка Р. не выполнили приказа командования по прикрытию полком отходящих частей и 4 дня отсутствовали в полку. Военком X. исключен из партии»[137].
Сейчас уже трудно установить, кто из этих лиц пошел под трибунал. А вот следующий пример приводится из вынесенного после суда приказа войскам 37-й армии от 17 мая 1944 года № 00191 «О мерах борьбы с чрезвычайными происшествиями и аморальными явлениями среди офицеров»
В приказе говорилось следующее. Командир 96-й отдельной разведроты 92-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии старший лейтенант Чунин 6 апреля 1944 года получил приказание выдвинуться с ротой на высоту 127,9 для уничтожения отходящей группы противника. Вместо этого он стал пьянствовать с гражданскими лицами и только 7 апреля в 2 часа дал соответствующую команду командиру взвода младшему лейтенанту Яковлеву. Яковлев был также пьян, довел бойцов до населенного пункта и отдал приказание остановиться там на отдых. Боевая задача не была выполнена.
Кроме того, благодаря попустительству Чунина и Яковлева, их подчиненные, в их присутствии «использовали в половом отношении хозяйку квартиры, предварительно напоив ее мужа»[138].
О масштабах распространения пьянства на флоте можно судить по следующим фактам, имеющим место в апреле-мае 1943 года, которые приведены в докладе начальника политотдела бригады подлодок Балтийского флота капитана 2 ранга Кабанова «О состоянии бригады подводных лодок КБФ»:
«а) Аморальные явления. Случаи пьянства:
1. Мыльников — капитан 3 ранга, командир ПЛ С-9, систематически пьянствует, проявляет грубость к старшим. В течение мая м [есяц] а не менее 5 раз замечен в нетрезвом виде, и даже во время выхода на погружение.
2. Гладилин — командир ПЛ М-102. капитан-лейтенант Маринеско — командир ПЛ С-13. так же систематически пьют и имеют самовольные отлучки. Командир Маринеско 29.05 ушел в город без разрешения.
После предупреждения Военного Совета КБФ от 30.05 случаев пьянства не замечалось.
3. Осипов — Герой Советского Союза, командир ПЛ Щ-406. капитан 3 ранга, вместе с Гладилиным — командиром ПЛ М-102 и с участием пропагандиста 5-го ДПЛ Молокина 4.05 распили спирт, который похитили (около 10 литров) в каюте помощника командира ПЛ Щ-З0З. сломали замок у каюты. Были в сильном опьянении.
4. Юнаков — капитан 2 ранга, бывший командир 1-го ДПЛ. неоднократно за последнее время был замечен в нетрезвом состоянии. Имеет ряд отрицательных настроений в связи со снятием его с должности и семейными обстоятельствами.
5. Муравьев — капитан-лейтенант, помощник командира ПБ «Иртыш», систематически пьянствует, изо дня в день, за что был списан в штрафную роту. По возвращении продолжает пьянствовать. Направлен материал в Военный Совет КБФ на предмет разжалования и отправки в штрафную роту»[139].
В отдельных случаях факты непомерного употребления спиртного квалифицировались в условиях военного времени как дискредитация воинского звания. Например. 20 февраля 1945 года Военная коллегия вынесла секретный приговор по делу начальника штаба отряда учебных кораблей военно-морских учебных заведений ВМФ контр-адмирала Д. Д. Вдовиченко. Он был осужден по ст. 113 УК РСФСР на два года лишения свободы условно, поскольку систематически пьянствовал и постоянно появлялся в общественных местах в состоянии сильного подпития, «дискредитируя звание контр-адмирала». Вдовиченко неоднократно снимали с различных должностей. Но пагубное пристрастие к зеленому змию не смог преодолеть. Так, например. 11 декабря 1944 года адмирал в состоянии сильного опьянения появился при полном параде на улицах Ленинграда. Но до дома так и не дошел. Свалился в одном из переулков и был подобран работниками милиции[140].
Это. пожалуй, самый безобидный факт из практики осуждения начальников высокого ранга за преступления, связанные с пьянством. Например, в том же архиве Военной коллегии мне довелось найти приговор от 17 февраля 1943 года, вынесенный в отношении командира 9-й горно-стрелковой дивизии полковника М. В. Евстигнеева (в приговоре — Евстегнеева) и его адъютанта старшего лейтенанта Г. Косенкова. В ночь на 25 февраля 1943 года, находясь в состоянии опьянения, комдив отдал своему адъютанту «преступное приказание о расстреле двух ни в чем не повинных граждан станицы Ново-Мышастовской». Косенков расстрелял их, а документы сжег[141].
В том же наряде хранится приговор в отношении командира 93-й стрелковой дивизии (2 формирования) полковника С. Е. Исаева. Он был приговорен военным трибуналом Калининского фронта по ст. 193—17 УК РСФСР к 8 годам лишения свободы. Но с применением отсрочки. В приговоре сказано, что. получив 25 ноября 1942 года боевой приказ об овладении Н-ским населенным пунктом, Исаев в силу сильного опьянения не смог дать сигнал к наступлению. И уж тем более руководить операцией. Однако, как сказано в приговоре, комдив поручил дать сигнал к атаке военфельдшеру Ф. Она же в дальнейшем, пока Исаев спал безмятежным сном, находилась все время на связи с командирами частей и принимала от них донесения. Возможно, все бы обошлось. Но через три дня, 28 ноября, когда вторично поступил приказ об овладении тем же населенным пунктом, Исаев вновь оказался, как говорят, в стельку. И дивизия, не выполнив поставленную задачу, понесла большие потери[142].
В архивах автору не раз доводилось встречать описания подобных историй. Причем, боевые подруги отдавали команды и руководили частями и соединениями не только в экстремальных ситуациях, когда любимый был не в состоянии что-либо сделать. Но и в повседневной жизни войск. Впрочем, женская тема на войне заслуживает отдельного разговора.
2. У войны не женское лицо
Принято говорить, что у войны не женское лицо. Смысл этой фразы понятен. Война — не косметический салон, а ожесточенное противостояние вооруженных людей. Оружие же всегда считалось атрибутом мужчин. Между тем, вряд ли кто будет отрицать тот факт, что вклад наших женщин в Победу — неоценим. И ковали они ее не только в тылу. Многие женщины геройски воевали — летчиками, врачами, радистками, зенитчицами, снайперами и т. д.
Всего в армию и на флот было призвано на должности военнослужащих около полумиллиона женщин. И еще столько же участвовали в войне в качестве санитарок, прачек, поварих, официанток и т. д.[143]. 87 женщин стали Героями Советского Союза. Более половины из них удостоены этого высокого звания посмертно. Среди Героев — женщин можно встретить представительниц практически всех родов войск. Больше всего летчиц — 29 человек. Немало страхов натерпелись фашисты от «ночных ведьм» 46-го гвардейского Таманского орденов Красного Знамени и Суворова III степени авиаполка, оснащенного легкими ночными бомбардировщиками По-2. Многие летчицы этого полка были удостоены Золотых Звезд. Среди них командир полка подполковник Е. Д. Бершанская и командир эскадрильи майор М. В. Смирнова Вторую по численности группу женщин-героев составили партизанки-подпольщицы — 24 человека.
Число погибших на фронте женщин а также небоевых потерь, в состав которых входили осужденные — неизвестны. Изучая же приговоры военных лет. нетрудно убедиться, что женщин тоже судили нередко. Были и женщины-штрафники, о чем практически никто не знает. В августе 1943 года Нарком юстиции СССР вынужден был даже издать специальную секретную директиву № 0837. в которой указывалось, что по имеющимся сведениям некоторые военные трибуналы направляют в штрафные части женщин. Такая практика была признана ошибочной.
Допускались ошибки и при рассмотрении конкретных дел. В том числе с вынесением расстрельных приговоров. После соответствующей «обработки» сотрудниками «Смерша». многие подсудимые признавали в суде свою вину, давали подробные показания по обстоятельствам «совершенных» преступлений. Иногда истина открывалась неожиданно.
Осенью 1942 года в военный трибунал 2-й резервной армии поступило дело по обвинению женщины-военфельдшера в измене Родине. Она обвинялась в том. что, попав под Харьковом в окружение, сдалась в плен и в октябре 1941 года была завербована немецкой разведкой для выполнения шпионско-диверсионного задания. Способ диверсии весьма оригинальный — вывод из строя командных кадров путем заражения венерической болезнью. Собственное признание медработницы подкреплялось свидетельствами потерпевших. Все указывали на нее как на единственный источник заражения. В течение двух часов «секс-диверсантка» подробно рассказывала об обстоятельствах ее пленения и вербовки, заражения и переброски через линию фронта. А в последнем слове просила ее строго не наказывать и направить в свою часть для прохождения дальнейшей службы.