Доводы, которые привел в своем протесте прокурор, сводились к следующему. Обвинение Мавлютова в измене Родине основано только на его противоречивых показаниях. Действительно, на допросе 8 февраля 1943 года он показывал, что бежал из плена и был ранен во время побега. На допросе 10 февраля того же года, который длился всю ночь, с 23 часов до 6 часов утра. Мавлютов впервые заявил следователю, что в плену был завербован немецким офицером и специально переброшен в расположение Красной Армии для проведения антисоветской работы. Аналогичные показания дал он и в судебном заседании, где подтвердил, что вовлек для перехода на сторону немцев других военнослужащих, рассказывая им о своем нахождении в плену и о доброжелательном отношении немцев к русским военнопленным и к населению.
Из показаний Мавлютова, Швеца, Грязнова и других осужденных по этому делу усматривалось, что между ними действительно велись разговоры о переходе на сторону противника. Однако, по мнению прокурора, никаких конкретных действий по осуществлению такого перехода никем из них предпринято не было. Поэтому все разговоры осужденных о переходе на сторону противника в протесте предлагалось расценивать «лишь как обнаружение умысла, что само по себе не может служить доказательством покушения на измену Родине и создания группы для совершения этого преступления»[253].
Что касается обвинения Мавлютова и Швеца в антисоветской агитации, то как видно из материалов дела, высказывания этих лиц не содержали призывов к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, предусмотренных ст. ст. 58—2 и 58—9 УК РСФСР, а потому состава преступления, предусмотренного ст. 58–10 ч,2 УК РСФСР не образуют.
Рассмотрев материалы дела и согласившись с доводами протеста, военный трибунал округа прекратил это дело.
Думаю, что у некоторых читателей зародились сомнения в правильности такого решения, хотя этот типичный для времен войны пример вовсе не сложен с юридической точки зрения. В последующих главах мы расскажем о военнослужащих, которые не на словах, а реально сотрудничали с врагом. Однако и по таким делам, когда состав преступления, предусмотренного ст. 58—1 п. «б» УК РСФСР, был налицо, не всегда применимы резкие и однозначные оценки.
Надо сказать, что в числе «лидеров» по количеству выявленных и обезвреженных антисоветских групп был блокадный Ленинград. Об одной из таких групп, именуемой «Союз старой русской интеллигенции» и объединявшей научных работников, мы уже рассказали. Анализ обнародованных документов подталкивает к мысли, что и некоторые другие антисоветские группы могли быть созданы чекистами искусственно.
Так, в спецсообщении Управления НКВД по Ленинградской области и городу Ленинграду № 9746 от 6 ноября 1941 года говорилось:
«.. По вскрытым за последнее время контрреволюционным формированиям также получены сигналы о готовящемся перевороте и стремлении враждебных элементов оказывать практическую помощь войскам.
1. Контрреволюционная группа из бывших людей, возглавляемая б. бароном Штакельбергом, готовится к приходу немцев и в этом направлении проводит антисоветскую работу. Один из участников группы художник Афанасиу нашему агенту сообщил, что он является сторонником поражения СССР и готовится принять участие в терроре против коммунистов. Для этой цели изыскивает оружие. Афанасиу рассказал агенту, что в октябре в поселке Ольгино он встретился с командиром воинской части, который сообщил ему об отрицательных настроениях в армии и возможном военном перевороте к 24-й годовщине Октябрьской Революции.
Афанасиу арестован. Производим аресты остальных участников группы.
2. Родственники белоэмигрантов Зайцевых — Бочагова и ее муж Соколов (сын б. директора царскосельской гимназии, в данное время командир взвода 26 полка связи) группируют вокруг себя б. офицеров царской армии и командиров Красной Армии. Участники группы устраивают сборища и обсуждают, вопросы, связанные с приходом в Ленинград немецких войск. В конце октября Бочагова сообщила нашему агенту, что к Октябрьским праздникам готовится вооруженное выступление военных и открытие фронта немцам. Участники группы Соколов и Невский (командир взвода отд. ж.д. батальона) готовятся перейти на сторону врага.
Бочагова и Соколов арестованы. Следствие форсируем.
3. Контрреволюционная группа, возглавляемая художником Быковым, ставила перед собой задачу создания повстанческой фашистской организации «Нацист». Организация должна была оказывать вооруженную помощь немецко-фашистским войскам для захвата Ленинграда.
Осуществлению вражеских замыслов помешал их арест…»[254].
В обобщенном донесении, которое Л. Берия направил 20 августа 1941 года руководителям Государственного комитета обороны, отмечалось, что с начала войны и до 1 августа 1942 года в Красной армии было обезврежено 20794 чел., изменивших или пытавшихся изменить Родине, в том числе 550 изменнических групп[255]. В эти группы входило более 2,5 военнослужащих.
В этом донесении приведено немало примеров осуждения трибуналами руководителей и членов заговорщических групп, но ни одного крупного военачальника среди них нет.
Действовали такие группы не только на фронте. Например, в отчете руководства ГУЛАГа отмечалось: «В течение 1941–1944 гг. в лагерях и колониях вскрыто и ликвидировано 603 повстанческих организаций и групп, активными участниками которых являлись 4640 человек». Большинство таких организаций были мифическими. Но в отдельных колониях действительно были созданы подпольные организации. Например, «Железная гвардия», «Русское общество мщения большевикам» и др[256].
Одно из отличий «заговорщических групп», действовавших в годы войны, от довоенных антисоветских военных организаций заключалось в том, что нередко это были не мифические. сфабрикованные по сценарию НКВД организации, а реально действовавшие общества и группы. Правда, не все из них преследовали контрреволюционные цели. Поэтому в отдельных случаях действия «заговорщиков» квалифицировали по другим статьям.
Например, летом 1944 года в 268-м батальоне авиационного обслуживания сотрудниками «Смерша» была выявлена созданная молодыми офицерами еще в апреле «хулиганская организация «Союз холостяков авиационных военных лейтенантов».
Этот «Союз» учредили десять лейтенантов. Их сборища, по докладу начальника Особого отдела 2-го Белорусского фронта «сопровождались коллективными пьянками, нецензурной бранью и другими хулиганскими действиями». В числе основных пунктов обвинения фигурировал и такой — «участниками этой организации была составлена хулиганская песенка на мотив Государственного гимна СССР»[257]. Особисты по этому поводу сокрушались:
— В 37-м за это всех бы к стенке поставили. А теперь приходится мелочевку вменять.
Мелочевкой была часть 2 ст. 74 УК РСФСР, предусматривавшая наказание за буйное хулиганство до 5 лет лишения свободы. Главные инициаторы созданного «Союза холостяков» лейтенанты Воронов и Исаков были преданы суду по этой статье, а остальных разжаловали в рядовые и направили исправлять вину на передовую.
В том же докладе председателя военного трибунала 2-го Белорусского фронта о судимости офицеров за 1944 год было приведено еще одно аналогичное дело. Разница лишь в том, что этому делу все же удалось придать контрреволюционную окраску.
Инженер-дорожник 104-го ОДЭБ капитан Бородкин и офицер того же батальона Шапиро создали тайную организацию, которая называлась «Общество оболтусов с высшим образованием». В нее вошло 9 офицеров. Было установлено, что «общество развивало существующие в офицерской среде нездоровые настроения — недовольство службой, неправильным использованием специалистов». Выяснилось и то, что Шапиро ранее уже был осужден за антисоветскую деятельность. Этого оказалось достаточным для того, чтобы действия всех членов «Общества оболтусов», проводивших «в течение года контрреволюционную агитацию», квалифицировать по ст. 58–10 УК РСФСР. Досталось и партийным органам. В донесении председателя трибунала фронта отмечалось: «Парторганизация не знала о существовании общества и в апреле 1944 года предложила Бородкину вступить в партию. Он ответил контрреволюционным клеветническим выпадом против партии и ее руководителей, заявив, что в партию вступать не желает[258].
Глава 7. Плата за предательство
1. Плен равносилен предательству
Высказываются разные мнения по поводу того, заявляли или нет руководители советского государства о том, что в СССР не существует понятия «военнопленные» — есть лишь «дезертиры, предатели Родины и враги народа». Но то, что фактически действовала формула — плен равносилен предательству — фронтовики знали хорошо. И это была одна из основных причин, по которой многие военнопленные стали сотрудничать с врагом. Подсчитать точное их число практически невозможно. По разным оценкам, на стороне немцев воевало или оказывало им различную помощь от 800 тысяч до 1 миллиона человек. Значительную их часть составляли «хиви»[259], включая тех, кто служил во вспомогательной полиции, охранных командах и восточных батальонах, а также — «власовцы» и военнослужащие казачьих, национальных и некоторых других формирований[260]. В свою очередь, большинство из них были набрано немцами на службу из числа граждан оккупированных областей и военнопленных. Как принудительно. так и добровольно. История сохранила примеры, когда в начальный период войны убегали целыми подразделениями. Так, в августе 1941 года на сторону врага перешел командир 436-го полка Красной армии майор И. Н. Кононов вместе с большой группой военнослужащих этого полка, включая заместителя командира по политчасти батальонного комиссара Д. Панченко. Кононов записал в своем дневнике: «22 августа 1941 года 436-й стрелковый полк, 155-й стрелковой дивизии, под командованием майора И. Н. Кононова, вступил в открытую борьбу против советской власти, перейд